Весёлые гастроли

Этой истории исполнилось 50 лет, и она вспомнилась мне, теперь уже 58-летнему, убеленному сединами дядьке, при встрече с мадам Шушаник Эгмонтовной Тер-Крикорян – моей партнершей по купле-продаже квартиры однушки на южной окраине Петербурга.
Эта самая Шушаник в узких кругах родственников и друзей-армян звалась Шушей. Она прибыла в Северную Пальмиру в конце 80-х годов из Баку, ибо там случились армянские погромы по причине захвата Арменией азербайджанского Карабаха. И Шуша убежала от погромов, но не в Армению, а в тогда еще «ЛеЛинград» (правильно выговаривать это название она так и не научилась). Ведь «рвать когти» в ЛеЛинград-матах или в Москву-джан у бакинских армян всегда считалось делом особенно престижным.

Вернемся, однако, в более-менее благополучный 1967-й год, знаменательный для бакинцев выступлениями гениального сатирика Аркадия Райкина. Спектакли его «Театра эстрадных миниатюр» произвели в Баку настоящий фурор, а истинные знатоки и поклонники творчества великого артиста, такие как мой отец, служивший в «Русском драматическом театре», были просто потрясены!

Поэтому папа решил, во что бы то ни стало, создать свой «Театр миниатюр», по типу райкинского. К лету новоявленная труппа была практически готова к гастролям по соседней Грузии. Весёлый концерт-спектакль отец назвал «Смех, любовь и фантазия». Он же стал худруком крохотного коллектива, состоящего, кроме него самого, еще из двух актеров «Русской драмы» – супругов  Гиги (Гагика) и Эси (Эсмеральды) Аракелян, а также эстрадника-самоучки Лёвы Шимшелова.

Было решено ехать поездом до Тбилиси, а там нанять небольшой автобус, на котором предстояло колесить по грузинским городам и весям. Для лучшего контакта с местным зрителем был принят на работу весьма энергичный и темпераментный администратор Вахтанг.

Да, забыл главное! С отцом и его коллективом увязалась моя мама, конечно же, вместе со мной – тогда толстым и неуклюжим мальчуганом 8-ми лет. Супруги Аракелян тоже решили взять в поедку 18-летнюю дочь Арлекину. Короче, видавший виды старенький ПАЗик оказался набитым до отказа.

По дороге в коллективе завязались любовные отношения. Проказник и весельчак Лёва приударил за круглой дурой Арлекиной, а Вахтанг… за моей мамой, из-за чего разгневанный папа сказал:
; Товарищ Вахтанг, настоятельно рекомендую забыть о моей супруге как женщине, но разрешаю использовать её в качестве помощницы!
И администратор тут же решил отправить маму как «вперёд смотрящую разведчицу» в начальный пункт гастролей – Боржоми-парк двумя сутками раньше труппы. В мамину задачу входило подготовить приезд артистов в курортный городок, определив недорогое место для постоя, затем расклеить афиши и встретиться с руководством ДК, где намечалось играть спектакль. Несмотря на всё это, мама решила взять с собой меня, и, благополучно сев в ночной поезд «Тбилиси – Боржоми», мы отправились «в неведомое».

Поезд прибыл на станцию назначения ранним утром, и мама, развернув бешеную деятельность, выполнила все поручения Вахтанга к двум часам дня, после чего мы отправились пить всемирно известную целебную воду прямо из источника и осматривать изумительно красивые окрестности.

Лично я выпил на радостях этой самой воды слишком много. Поэтому, когда мы с мамой усталые, но довольные пришли под вечер в общежитие, где для нас была забронирована отдельная комнатушка на две койки, я сильно захотел «по-маленькому». Туалет оказался в дальнем углу неосвещенного двора общаги, и мама не решилась провожать меня туда, тем более, отпускать одного.

ПИсИть хотелось всё сильней, мучительней. Рядом с койками стоял чахлый столик о трёх ножках, на котором находился металлический поднос с двумя гранеными стаканами. Схватив один из них, мама поднесла его ко мне – пониже живота и скомандовала: «Делай!». Казалось, весь выпитый «Боржом» вырвался из меня и до краев наполнил спасительный стакан.

Теперь надо было как-то избавиться от жидкости чайного цвета, и мама отправилась по коридору общаги в поисках хоть какого-нибудь умывальника, чтобы стакан опорожнить. К её величайшему удивлению все встречные спрашивали: ; Дама, где вам удалось купить такой чудесный чай?
И мама, ничуть не смущаясь, отвечала: ; Там уже нету!
Она поняла, что в Грузии в те времена, вроде бы славившейся своим рассыпным чаем в пачках, заваривать и пить этот напиток вовсе не принято, а потому ни в буфетах, ни в столовых купить его невозможно.

Утром труппа в полном составе прибыла в Боржоми-парк, а вечером смешной спектакль про «любовь и фантазию» прошел с большим успехом. Вахтанг подобострастно хвалил маму, а она горделиво молвила:
; Кроме всего прочего, я совершила настоящий подвиг – нашла-таки в этом убогом общежитии умывальник…

Следующим пунктом гастролей был горняцкий городок Ткварчели. Здесь тоже не было чая. Вместо него в рабочей столовой  подавали красное крепленое вино, а из еды - только одно блюдо: сильно зажаренную и густо наперченную печенку. Питаться этим я не смог, а чтобы не помер с голоду, папа купил в единственной на весь Ткварчели продуктовой лавке черствое печенье под названием «Привет Октябрю». И мне пришлось жевать похожие на картон галеты, давясь и запивая водой из-под крана.
Ткварчельцы, как и боржомцы, приняли спектакль «на ура», однако наряду с радостью от успеха у труппы возникло большое огорчение: сломался наш «верный конь» ПАЗик.

Пока водитель его реанимировал, у артистов образовалась масса свободного времени, и все отправились гулять. Всеобщее внимание привлек магазин хозяйственных товаров, вернее, его пышно оформленная витрина. В верхней части на каком-то немыслимом постаменте стоял белоснежный ночной горшок, увитый разноцветными шелковыми лентами. Ниже виднелась броская надпись: «НОЧЬНОЙ ВИАЗА». Еще ниже стояли три алюминиевые кастрюли – очень большая, чуть поменьше и совсем маленькая. Их венчала надпись: «ГАСТРУЛ, ГАСТРУЛКА, ГАСТРУЛЧИК».
Разумеется, никто не стал покупать ни ночной горшок, ни «кастрюльную семью». Зато Арлекина приобрела ярко-красное пластиковое сидение для унитаза и кинулась к матери с восторженным криком:
; Мамочка, джан-джаночка, глянь, какую роскошную рамку я купила для бабушкиного портрета!

И вот теперь, спустя полвека я стоял перед Шушаник Эгмонтовной Тер-Крикорян и слушал её бестолковую болтовню. Единственно, что было понятно из потока никчемно жеманных слов: Шуше жутко надоел Петербург с его «кошмарным климатом» и демагогическим менталитетом «трёх революций». Поэтому она решила «отчалить» в мировую цитадель истинно шикарных армян – "великолепно-дивный и роскошно-пикантный американский Лос–Анжелес, где с некоторых пор проживала её племянница Арлекина Аракелян с мужем Лёвой Шимшеловым".

Услышав эти до боли знакомые имена, я спросил:
; Милая Шушаник, быть может, родителями вашей племянницы были бакинские актеры Гига и Эся Аракелян?
; Да, мой дорогой, именно они...
Как раз в этот самый момент мы остановились у порога совмещенного санузла, и я буквально замер от удивления. Поразило не столько банальное подтверждение общеизвестной мудрости «Как тесен мир!», сколько отделка санузла. От пола до потолка он был облицован черным кафелем. Унитаз же оказался ядовито зеленым, причем его пластиковое сидение имело алый цвет свежей крови, и всё это напоминало жуткую «камеру пыток».

Однако Шуша реагировала резко контрастно такому моему восприятию. Она вдруг бурно зарыдала, и её грузное тело в результате этого стало вибрировать и колыхаться. Не понимая, как её успокоить, я тихо спросил:
; Где у вас валокордин?

Вдруг Шуша перестала рыдать и тихим бесстрастным голосом молвила:
; Милый друг, этот красный стульчак живо напоминает мне покойную сестренку Эсмеральду. Поэтому после продажи квартиры я всё содержимое оставлю вам, но сидение от унитаза заберу с собой в Лос-Анжелес. Пусть оно и там живо напоминать мне с Арлекиночкой о её покойных родителях…

Покинув мадам Тер-Крикорян, я тоже поддался нахлынувшим воспоминаниям. Подумалось и о судьбоносном пути красного стульчака – от Ткварчели, через Петербург, до Лос-Анжелеса.