Жизнь...

               
    Юля держала в руках газету, присланную подружкой из родного города и, запивая бутерброд чаем, просматривала местные новости.  В этом номере был напечатан  рассказ  из цикла о животных,  автором которого и была одноклассница. На последней странице взгляд задержался на том месте внизу, где обычно печатали соболезнования по причине  кончины сослуживцев, родных и близких.  В некрологе говорилось о некоем Андрееве Иване Николаевиче, ушедшем из жизни несколько дней назад.
    Она не сразу сообразила, что речь шла о нём,  о человеке, чьё отчество она носила. Почему-то сразу стало холодно и захотелось накинуть на плечи что-то тёплое, чтоб согреться. Столько лет она ждала встречи с ним,  придумывая одну картинку за другой! Сколько она себя помнила, она всегда знала, что там, за рекой, в деревне под названием Верхняя, живёт он, неизвестный ей человек, который и есть её неведомый отец.
     Из памяти выплыл эпизод, когда ей было годика два.  Она сидела на одном из наваленных как попало стульев, которые громоздились вдоль стен. Играла музыка. На середине большой комнаты танцевали взрослые.  Мама стояла рядом с ней и держала дочь за руку. Потом к ней подошёл какой-то дядя и увёл маму за дверь.  Рядом с Юлей оказалась чужая тётя. Юле  сильно хотелось плакать, но она боялась это делать при чужой тёте и поэтому терпеливо ждала маму. Подошла ещё одна тётя и, кивнув на девочку, спросила,  где мать. «Иван пришёл, пусть поговорят»,- ответила  первая тётя. Потом, повзрослев, Юля вспомнила это и спросила маму, что это был за дядя.   «Ванька Андреев!»,- коротко бросила та.
    Позже, зимой, когда Юля гостила у бабушки в деревне под чудным названием Выставка, та оставила её в избушке, в которой жила, а сама ушла на птичник кормить кур, с которыми в то время водилась. Юля же закрыв дверь на крючок, смотрела в окно и видела, как на дороге со стороны города показался человек. Длинный тулуп едва не волочился по земле, на голове была большущая шапка, а лицо закрывал огромный воротник. Человек подошёл к избушке, в которой сидела испуганная малышка, и постучал в дверь. В голове девочки промелькнули страшные картины из русских сказок про бабу Ягу и Кащея Бессмертного,  охочих до маленьких детей. Она ещё не понимала, что  если она видит через окно, то и её тоже прекрасно видно. Дядя постучал ещё немного, сходил в дом напротив, вернулся обратно к двери: «Внука, открой! Открой, внука!» Но она так испугалась, что едва тот страшный человек скрылся из виду, кое-как оделась и прибежала на птичник. Бабушка потом сказала, что это был её дед, Николай Иванович.
    А ещё через год по дороге в садик зимним морозным утром произошла ещё одна встреча. Мама убирала тогда в ветлечебнице, что была около рынка по дороге на городское кладбище, и за это ей было дозволено жить в маленькой конурке при конюшне. Всё убранство комнатки состояло из маленькой печурки и двух солдатских коек, между которыми стоял ящик вместо стола. Через несколько лет, когда Юля спросила, кто же спал на второй койке, мама ответила, что сдавала это койко-место студентке из педагогического техникума. Когда мама брала дочку из сада на воскресенье, девушка уезжала к родителям, поэтому Юля её и не запомнила.
    Вот в один из понедельников и встретились мама с Юлей и дядя. Он был в сапогах. Одна рука была засунута за борт шинели, а вторая – в карман. Мама подтолкнула девочку навстречу  человеку в шинели и сказала:  «Забирай своего сколотка!»   Сколотками в то время в северных деревнях называли незаконнорожденных детей.  Уже когда Юля стала взрослой, одна знакомая женщина рассказывала, что её бабушка, будучи крайне несдержанной на язык, кричала на маму, когда стала заметна её беременность: «У тебя же нечистый дух родится! Рожа с гузно да голова с бочку!»,-намекая на крупную голову и открытое лицо маминого кавалера.
    Папенька спешил на работу, ему было не до разборок. Он попросту развернул девочку по направлению к саду и со словами:«Иди, Юленька, иди!»,-зашагал дальше. Юля потом спросила маму, неужели бы отдала?  «Да сейчас! Конечно же нет!»
    А ещё Юля запомнила, как однажды мама долго-долго что-то писала, рвала, потом снова писала… Став постарше, Юля спросила, что это было. «Отец женился!»,- ответила мама.
    Прошло ещё несколько лет. Юля с мамой  жили тогда около железной дороги, a Юля слышала от деревенских, что её отец ездит  домой  в деревню  по путям на велосипеде.  И она часто по вечерам приходила к линии,  чтобы хотя бы издали посмотреть на него. 
     Мама вышла к тому времени замуж.  Новый муж относился к девочке очень даже   неплохо.  Не обижал. А если и не гладил по голове, так это же такие пустяки…
     Опять прошло несколько лет.   После окончания школы Юля стала работать в соседнем районе.  Уж что на неё вдруг нашло, но она написала  отцу письмо с просьбой о встрече.  Адрес было узнать нетрудно, ибо он работал на почте, а узел связи в городе был один. Ответ пришёл где-то через месяц. И когда Юля вскрыла конверт, не сразу поняла, о чём речь. Он писал, что если Юля хочет, то пусть приходит, но, хотя отношения и были, к её рождению он не причастен. «Как же так,-  думала Юля,- никто не сомневается, а он…»  Дрожащей рукой она нацарапала на листе бумаги: «Спасибо, «папочка!»,- и бросила письмо в почтовый ящик. Через неделю в конце рабочего дня она стояла у ворот почты, смотрела на выходящих людей и гадала:  «Этот – не этот…»  Она не собиралась с ним ни разговаривать, ни спрашивать ни о чём.   А просто посмотреть ему в глаза.  Он же был уже взрослый мужчина, а она в свои семнадцать совсем ребёнок. Он не мог, не должен был писать так! Позже она пыталась понять его.  И не могла. Юля вспомнила, как на улице, когда они шли с мамой из сада, к ним подбежал какой-то дядька и с обидой прокричал маме в лицо: «Вы с Танькой нам с Ванькой всю жизнь сломали!»   Когда через годы Юля опять спросила, что это было, мама объяснила, что это был Арсений, Ивана друг, а Таня - его подруга, которая тоже осталась одна с ребёнком, потому что Арсений женился на другой.  То есть у мужиков жизнь сложилась не так, как хотелось бы, а они обвинили в этом своих бывших подруг, которых сами же и бросили беременными!
       Тогда у Юли ничего не вышло.  Папенька  увидел её раньше, чем она его, и успел быстро перебежать на другую сторону дороги. Выходит, он знал её в лицо?
      А эта история имела продолжение. В новой маминой семье подрастала девочка, которую надо было сопровождать в музыкальную школу. И эта школа, как на грех, располагалась по соседству с домом, где и проживал папенька со своей семьёй.
     Юля не стала скрывать от мамы полученное письмо. И когда зимним вечером, идя с младшей дочерью из музыкальной школы, мама увидела идущую навстречу знакомую фигуру, то отправила дочку к своей подруге, что жила неподалёку, сказав, что скоро придёт. А та просто спряталась за углом и видела, как матушка хлестала мужика по лицу и кричала на всю улицу:  «Что хочешь говори, но только правду!» А тот лишь уворачивался да бормотал: «Тише ты, тише!»
       Прошло ещё несколько лет. У Юли подрастал сын, которого она отправляла на лето к родителям. Приходилось беспокоить соседей, чтобы те позвали маму или отчима на разговор. И Юля, скрепя сердце и переступив через гордыню, попросила «отца» посодействовать в установке телефона. В ответном письме тот сослался на невозможность выполнения просьбы, однако через пару месяцев, хоть и спаренный, но телефон был установлен.
     А тут состарившаяся бывшая деревенская молодёжь по инициативе одной подруги    стала устраивать ежегодные общие посиделки. В этой обшей компании  и встретились мама Юли с Иваном. И когда стали рассматривать фотографии детей и внуков, кто-то спросил: "Так что, Ванька, девка-то чья?"  "Да моя, наверно…",- было сказано в ответ.
     А Юле так и не довелось ни увидеть его, ни поговорить… Однажды она даже целых два года ходила в один дом в гости к подружке, пока случайно не узнала, что этажом ниже живёт семья отца. И перестала туда ходить.
      А теперь вот эта газета…  Неожиданно защипало в глазах. Юля подумала, что у  неё  ведь даже нет ни одной его фотографии, и что она никогда не сможет прийти на его могилку, чтоб положить хотя бы цветы…