Курортный роман

Поезд в ночной тишине уносил меня все дальше и дальше от той катастрофической воронки, оставшейся внутри меня после событий последнего года. Преимущество СВ не только в комфортном индивидуальном пространстве, но и в том, что оно достаточно защищено. Никто не орет тебе среди ночи в ухо, предлагая хрусталь, платки и прочую лабуду. Никто не мешает просто молчать, думать и смотреть за окно. Даже если за ним немая, кромешная тьма. Стук вагонных колес гулким эхом отзывается в ночной тишине, и на колеса вместе с километрами накручивается нить моих воспоминаний.
Замуж я вышла за горячо любимого человека. Все что он не делал, казалось очень правильным и единственно верным только потому, что это делал он. Но очевидно он не разделял моей восторженной любви, иначе не послал бы меня к черту сразу же после того как узнал о моем бесплодии. Ничего. Раны на молодом сильном дереве легко рубцуются. Да, к сожалению - рубцуются, а не исчезают бесследно. Немного погоревав, собрала сопли и слюни в кулак, вытерла нос рукавом и вцепилась двумя руками за шиворот служебной карьеры. Норовистая особа. Но именно она стала моим лекарем, другом, подругой и развлечением на весьма продолжительное время. Своим упорством, преданностью, я покорила ее, и она, в мои неполные 27 лет, предоставила мне перспективную должность заместителя директора крупного предприятия. Тогда же встретила Алексея Николаевича, заместителя мэра нашего города. Огромный дядька, практически холостяк, теоретически женатый, старше меня на десять лет, после непродолжительных ухаживаний заявил - "Пора нам жениться!" Сразу стало ясно, что мое мнение, как таковое, значения не имеет, хотя если очень хочется, я могу его озвучить. Было понятно, что, выйдя замуж за Алексея, я обрекаю себя на жизнь без любви. Взамен - связи, карьерный рост, власть. Ну что ж, решила я, - если после того, что произошло со мной, я уже не способна любить и верить мужчине, почему бы и нет? В конце концов – думала я - стерпится - слюбится, бабки говорят. Сказано, сделано. Как можно описать семь лет моей жизни до того как случилось то, что случилось? Если вы сможете представить жизнь секретарши и босса под одной крышей, то это будет именно то, что я вам хотела бы рассказать. Днем на работе я пуп Земли, вечером дома – ученица и обслуживающий персонал. Ночью – тест на выживание под подпрыгивающим двустворчатым шкафом. Очевидно, судьба готовила меня к тяжелым испытаниям не только психологически, но и физически. В конечном итоге мой организм, боясь однажды быть раздавленным, выдвинул защитную функцию – беременность. – «Господи, наверно ты есть на самом деле, если самая сокровенная мечта сбылась! Спасибо тебе, господи!». На радостях я даже чуть- чуть полюбила свою преобладающую половину.
Вот теперь, вдруг неожиданно «громко» подумала я о первом муже, - когда ты узнаешь чего я добилась в жизни, и что у меня есть ребенок, ты поймешь, как много ты потерял... И совсем не важно что у меня нет бабьего счастья, об этом ведь ты не узнаешь, - совсем  «тихо» добавила я. Оказывается, беременность не только мобилизует силы организма, она еще и срывает замки с того, что похоронить навеки велено.
Роды были тяжелыми, затяжными. Девочка в тяжелом состоянии была отправлена в детскую клинику, а я должна была, как минимум, три недели проваляться в роддоме. Но как только мои ноги стали меня держать, а в голове остановилась карусель, я самовольно ушла из больницы к своей долгожданной мечте, к своей капельке. – Боже милостивый, в чем же я так провинилась перед тобой, за что же ты так меня наказываешь? Неужели за то, что попрала свою женскую сущность в угоду холодному разуму? Но неужели так тяжек грех мой, чтобы ты такое испытание мне приготовил. Пусть меня наказал ты, коль тебе это необходимо было, но в чем виновата эта кроха, которую наш жестокий мир встретил холодными тисками родовых клещей. Боже, боже…- шептали мои покусанные при родах, еще не зажившие губы Я сидела над детской кроваткой в клинике. Слезы крупными каплями падали на конверт, в котором едва- едва теплилось мое материнское счастье. Девочка была необычайно красива. В отличие от большинства новорожденных с темными густыми волосами, через которые, - господи, как тяжело. Лучше не вспоминать - явно выступали кости черепа, как карточный домик в некоторых местах наехавшие друг на друга. За счет этих смещений череп был жутко деформирован. Я трогала своими распухшими пальцами выпирающие кости черепа, и катилась в пустоту. – Не плачь, милая. Смирись. Роды тяжелые были, сама знаешь, – врач стояла рядом. Было видно, что не очерствела душа ее, и сочувствует она искренне. - Хорошо тебя спасли. А она не жилец, очень сильная травма черепа. Кушать не кушает, многих рефлексов нет. Наверно господь бог и дал ей такую красоту, чтоб ее короткую жизнь скрасить.
Алексей сидел в больничном садике. Я опустилась рядом. Толи небо стало такое низкое, серое, толи свет внутри меня погас. – Алеша, у нас будет больной, очень больной ребенок. - Наверно это сказала я. Непродолжительное молчание взорвал вопль мужа – «Дура, как ты посмела мне такое сказать, такого не может быть. Никогда, слышишь – никогда, не смей мне это говорить!». Он что-то кричал еще, мне было все равно. Я поняла, и приняла, тогда очень важную вещь – мне предстоит одной, только одной противостоять беде.
Каждое утро, ни свет, ни заря, подкупая сестричек, я приходила намного раньше пропускного времени к своей крошке. – Я назову тебя Вика, Виктория это значит – победа, в переводе с греческого. Мы обязательно с тобой победим, мы сильные. Ты слышишь, красавица моя – шептала я, вливая по одной капельке молоко. Весь мир сжался до молочных капелек, которые я целыми днями капала в рот своей крошке.
К удивлению врачей нас выписали не в морг, как ожидалось, а домой. Я помнила свою задачу. «У меня все хорошо, все прекрасно. Любящий муж и здоровый ребенок, ну немного отстает в развитии». Эта была роль, которую я должна была играть в обществе и перед мужем. Итак, днем я была вполне благополучная женщина, а ночью… Как только муж засыпал, я склонялась над кроваткой и искала эти чертовы «условно-безусловные» рефлексы. Каждый раз успокаивала себя тем, что сегодня уже лучше, сегодня - уже совсем хорошо, хотя на самом деле это было совсем не так. Массировала, как показывал врач, нажимала на какие-то точки, которые вычитывала в китайской медицине, делала какие-то травки, мази от народной медицины. Использовала все, что казалось действенным. Ночи были мои. Муж спал. Исключались бесконечные дневные посещения. Сослуживцы за консультациями, подруги за душевной поддержкой, или просто поболтать. Я снимала дневную маску и оставалась наедине со своей бедой. Засыпала над кроваткой под утро. Со временем моя жизнь разделилась на строго определенные две задачи. Днем – спектакль, и он должен быть хорошо сыгран, ночью - моя настоящая жизнь. Природа создала человека по своему образу и подобию, вложила в него свою мудрость. И получился совершеннейший организм, познавать который человеческий разум должен по индивидуально заданной структуре. Мой разум, такой несовершенный, по сравнению с вечностью, вдруг понял, что я погибаю, не только для общества, но и как биологический организм. Он из последних сил старался замещать мою умирающую душу По мере того как отчаяние, боль выжигали внутри меня все живое, я становилась отдушиной для всех страждущих. Улыбкой, добрым словом, шуткой могла с легкостью разогнать проблемы собеседника, ободрить любого дутыша. Конечно муж уже все смекнул что к чему, но и он и я усиленно врали друг другу что все наладится. Через пять месяцев  у меня начались галлюцинации. Появилась еще одна задача- не потерять рассудок. Как только перед глазами начинали строем ходить шкафы, или пауки танцевать ломбаду, я сосредотачивалась и начинала собственную обработку. – «Это все мне кажется. Потому что я очень устала. Это все пройдет. 15 минут полного отдыха. Я сильная. Я умная. Я адекватно реагирую на раздражители». Я боролась за свой разум, за себя, за свое несбывшееся материнское счастье.
Так прошло еще три месяца. Однажды под утро забывшись у кроватки, я увидела - нет это был не сон, это было видение, это была явь, потому что я не только видела, но и чувствовала все до мелочей. По светлому лучу, откуда-то сверху ко мне подходит моя девочка. Моя Вика. Моя Победа. Ей лет 5. Пушистые волосы подвязаны каким-то изумительным, воздушным бантом, платьице цвета мягкого голубого неба. Она теплыми мягкими ладошками берет меня за щеки, смотрит в глаза и тихо-тихо говорит – «Прости меня, мамочка, Победу свою… Прости, родная». Какие у нее славные, мягкие ладошки. И какие красивые глазки. Я открыла глаза. Тельце было уже почти холодным.
Месяц в клинике неврозов, месяц лечения у китайских эскулапов, вернули обществу прекрасно адаптированного трезво мыслящего человека. Но это был робот, не человек. Человеками нас делают эмоции.  Способность чувствовать, это значит - черно-белое кино нашей жизни раскрашивать разноцветными красками и вдыхать их ароматы. Внутри меня не было красок, не было желания  их иметь, была пустота. Ощущение жуткой пустоты было не только духовным, это ощущалось и физически. Вихри человеческих эмоций могли тайфунами, циклонами кружить внутри меня, вокруг, но ничего кроме легкого пепла на пепелище моей души поднять не могли
Первые лучи нового дня , прогнали остатки черной ночи, а вместе с ними и воспоминания. Я сняла бетонные глыбы воспоминаний с плеч, аккуратно поставила на полочку в кладовую памяти и заперла дверь на амбарный, тяжелый замок. Не вскрывать, не заглядывать. Все- таки я еду в престижный санаторий, с какими-то потрясающими радоновыми ваннами. Главный человек в санатории кто? Кто больше шутит, улыбается, у кого всегда хорошее настроение. Люди едут на отдых, чтоб забыть о своих проблемах. Если вдруг попадается идиот, который на вопрос – «Как твои дела»? - начинает в самом деле рассказывать о своих недугах, он становится изгоем. Я всегда была душою компаний, а теперь сыграть эту роль совсем не сложно. Хорошо шутит и смеется тот, кто однажды очень горько плакал Главное чтобы замок на двери не открылся.

Часть 2
Санаторий располагался в гористой местности среди живописной природы. Корпуса санатория едва просвечивались сквозь деревья, и без путеводителя было очень трудно сориентироваться на местности или что-либо отыскать. Четыре корпуса санатория были разбросаны по территории и имели свои специфические названия. Первый Решето, второй – перехватчики. Все отдыхающие первого корпуса проходили в столовую мимо второго. К этому времени, незанятая половина населения перехватчиков, размещалась на лавочках у корпуса и отфильтровывала сливки  вновь прибывших первого корпуса. Отсюда и названия.  Третий корпус –*Их знали только в лицо,* находился в таких дебрях, что без надобности и компаса туда идти совсем было необязательно. Наконец четвертый –*Дворянское гнездо,* для лиц высшего состава власти. Таким образом, жизнь в санатории кипела вокруг первых двух корпусов. Разместившись в номере у перехватчиков, я отправилась на прием к главврачу. Сидорчук Опанас Трофимович. Я изучала табличку на двери главврача, в ожидании приема.
- Ты крайняя? – тетка, килограмм сто восемьдесят, заняла позицию слева. Что-то типа, -Мы с вами не родственники, элементарная вежливость, - готовы, нет уже почти сорвались с уст, но жалость зарыла словесный фонтан. Бедная тетка пыхтела как паровоз на пенсии, обливалась потом. Платье из натурального шелка было мокрым от пота, сквозь запах которого пробивался тонкий аромат французских духов. – Бедная тетка, - подумала я. – Какая уж тут вежливость. В конце концов - все люди братья.* - Лида, из Магадана, - отпыхтев, представилась тетка. Мы познакомились. Оказалась – соседка. Напротив моего номера располагался двухместный номер, в котором она и поселилась. Мы проговорили минут 10. Оказалось, что тетке нет еще пятидесяти, она неисправимый юморист-оптимист, и вообще классный собеседник. Меня пригласили в кабинет. При первом взгляде на Сидорчука  Опанаса Трофимовича стало ясно – это Пацюк. Живет на хуторе близ Диканьки и его папа - Гоголь. Я даже огляделась, наверно таз с варениками искала.  – Ну, шо дочка, я тут все прочитал в твоей карте. Отдыхать будем так. Он долго и обстоятельно рассказывал мне о моих процедурах, расспрашивал обо мне. Причем, казалось, что его вопросы отношения к делу это не имеют. Он говорил, тембр голоса его периодически менялся. А я, не отрываясь, смотрела на его усы. Они напоминали оббитый веник, топорщились во все стороны. Во время речи каждый волосок жил сам по себе. Я почувствовала что засыпаю. Очнулась от тишины. Пацюк смотрел на меня в упор и молчал. – Вести тебя буду я - прервал он молчание. - Специфика нашего санатория, дочка, позволяет на некоторые пункты режима смотреть условно. Главное, снова научиться чувствовать вкус жизни так, чтобы слюна до колен текла при одном  только воспоминании.*
После ужина, ну не сидеть же в номере, я отправилась наращивать знакомства и собирать информацию об окружающей среде и ее окрестностях. Постучала в номер к Лиде.
-Заходи, третей будешь. – Лида с соседкой сидели у пятилитрового бочонка и пили вино. -А я грешным делом подумала, что  погнушаешься дружиться с нами смертными. Это –Валя, из Омска.
Валя, худощавая женщина, лет 30 улыбалась во весь рот. Но видать еще не совсем винные градусы набрали силу, чтобы прорвать плотину, сдерживающую словесный поток. Часа через два мы уважали друг друга до беспамятства, а атмосфера в номере потребовала добавочных оборотов кондиционера. Валя приехала в санаторий вчера и знала уже все то, что положено знать отдыхающим. Заезд только начался, народ в основном еще бесхозный, поэтому сейчас важно подсуетиться. Если в нашем корпусе никто не глянулся, нужно «идти на перехват», т.е. дежурить до и после ужина на лавочках у корпуса, когда жильцы соседнего корпуса идут мимо. А вечером на дискотеке подсекать жертву. Корпус закрывается в 23 часа, но это условно. На первом этаже открыты окна в ванной, туалете, но не совсем удобно в них лезть – высоко. Гораздо лучше – зеленый коридор. Один из номеров первого этажа всегда открыт, в нем живет  Костик. Схема прохода проста. Очень легко проникаешь на лоджию номера, проходишь через номер мимо храпящего Костика и стола, на котором оставляешь плату. Бутылку пива, банку тоника или отливаешь стакан чего покрепче. Вот странно, вековая мечта цивилизации вывести в России общество честных людей, терпит крах и очевидно останется утопией, потому что в России воруют все. Даже самый честный человек при определенных условиях впадает в искушение, оправдываясь тем, что гены – вещь упрямая. А здесь… Вот где пища для исследования социологам и психологам. Проходную у Костика никто не контролировал, но как я потом убедилась, никто не проходил с пустыми руками. Оставляли с вечера НЗ, в четыре утра бежали в ресторан, но пройти с пустыми руками через зеленый коридор, не приходило в голову никому. Утром если кому было очень лихо, знали, что у Костика есть стабилизатор. Если  Костик спал, обслуживались самостоятельно, но как только открывался магазин, долг возвращали.  Обсудить международное положение и состояние здоровья папы римского. после закрытия корпуса, можно было в «шалашиках». Нижние лапы огромнейших, голубых елей, склоняясь до самой земли, действительно создавали у основания нечто похожее на просторный шалаш. В течении ночи веселые шалашики оживали, и становилась понятной шифровка  главврача о некоторых условностях  режима. Валя рассказывала еще что-то, но основные моменты, позднее нашедшее подтверждение в действительности, требовалось, по ее словам взять на вооружение немедленно.
Очевидно, Валя была очень деятельный человек, у которого слово с делом не расходятся. На следующий день, после ужина, она меня знакомила со своим бойфрендом в образе невысокого лысеющего мужичка - Володя, - представился он. Я нарисовала на лице самую обаятельную из всех улыбок. Мне нужно было обязательно понравиться, потому что я собиралась намертво к ним приклеится до конца сезона. Мне нужна была хоть какая-нибудь, ни к чему не обязывающая, компания. Конечно, если бы Валя подозревала о моих намерениях, она бы так опрометчиво не поступила.
Последующие семь дней основная задача Вали и Володи состояла в том, чтобы от меня отделаться. Моя задача была обратного направления – постараться удержаться в их компании подольше. Мне казалось зазорным находится в одиночестве, тем более на танцполе, поэтому когда я слышала очередное – «Сегодня мы с Володей решили погулять по городу…», я делала абсолютно тупое лицо и спрашивала – «Во сколько собираемся»? Если я видела, что ситуация складывается так, что они ускользают от меня, я начинала канючить – «Ну давайте погуляем часик вместе»... Скрепя сердце, они соглашались. Выгуливая меня эти долгие 60 секунд, Володя постоянно поглядывал на часы. У бедолаги так сильно чесалось между большими пальцами ног, что потели даже очки. Не задерживаясь особо, провожали меня к корпусу, после чего, немедленно исчезали. Остаток вечера я проводила в обществе Лиды. Она была прекрасным собеседником. Неунывающие, как она выражалась, пара центнеров бекона. Она могла обмануть кого угодно, только не меня. В глазах была глубокая тоска, замешанная на отчаянии и зависти. Особенно когда говорили о вечеринках, внимании мужчин, танцах. Совсем недавно она была душой компании, объектом повсеместного мужского внимания, с девичьей фигурой. После удаления желчного пузыря, все осталось в прошлом. Верно говорят – нет ничего лишнего в теле человека. Тело – это как вселенная, созданная по образу и подобию. Любое вмешательство нарушает гармоничную композицию божественного творения и пусть не сразу, позже, дисгармония отразится в теле или в духе человека. Хорошо если это будет не так  ужасно, как в Лидином случае. Так прошла неделя. Но однажды, ах, это однажды… После обеда я сидела в холле столовой, ожидая Валю. Когда не нужно было с кем-либо общаться, я становилась сама собой. Пальмы, цветы, отдыхающие - все вымещалось за стеклянный колпак, внутри которого я оставалась наедине со своей пустотой. Неожиданно мое сознание вырывается из-под колпака и фиксирует лестницу напротив, ступеньки, бежевые туфли, размер 43-44, -интересно на кой ляд, размер? - что-то там еще было, и глаза, голубые глаза. Я начала медленно вставать с кресла. Этим глазам навстречу. Все. Больше ничего в памяти не осталось Странные ощущения – сначала вакуум, тишина, до звона во всем теле. Потом – я, санаторий, середина июля, день в котором много-много света. Солнечные лучи как красиво в фонтане переливаются, а воздух- какой свежий! И глаза, глаза в бежевых ботинках. Фонтан, пальмы и птички опять куда-то провалились, остались во весь экран глаза, только глаза в бежевых ботинках. – Валя, - я кинулась навстречу Вале и Володе,- я влюбилась!
«Как, когда, кто он наш отец-избавитель»? - кажется, они обрадовались этому событию больше чем я.
- Не знаю. Голубые глаза в бежевых ботинках. Больше ничего не помню.
А как же мы его найдем? – радость у Вали исчезала как воздух из дырявого шарика.
- Я его узнаю. Идем вечером на танцы.
В номере я впервые заметила зеркало. Боже мой! Кто там эта толстая тетка с замученным лицом. А сколько мелких морщинок у глаз появилось! А брови… Тату на губах почти исчезла, а я не замечала. У меня в запасе 3 часа. Ничего, деловые люди за 10 минут до канадской границы добегают, а тут куча времени. Все что можно было сделать за это время в салоне красоты, было сделано, осталось только выбрать наряд. Я заглянула в шкаф, немного постояла, тупо уставившись на пустые вешалки, заглянула в дорожную сумку, почему-то только одну, как же я поехала? Кроссовки, джинсы, майки, купальник, какой ужас! А платья, туфли, украшения – как же я поехала? Мне очень надо сегодня выглядеть красивой, очень надо. Гораздо позже, неоднократно вспоминая это время, я делаю вывод, что тогда я находилась в самом эпицентре любовной горячки, потому что мои незыблемые принципы полетели к чертовой матери. Никогда не говори никогда. Принципы действуют только тогда, когда человек находится в привычном для него режиме, в контролируемых ситуациях. Но как только ситуация выходит из-под контроля и программу задает сама жизнь, человек может проявить себя с самой неожиданной стороны. Неожиданность моего Я проявилась в том, что я перешагнула через брезгливость к чужим вещам и тем, кто пользуется чужими шмотками, попросила у Вали понравившуюся мне кофточку. Хорошо выглядеть сегодня, сейчас, было гораздо важнее, чем многолетние жизненные принципы.
Он появился тогда, когда я уже отчаялась. С правой стороны на нем висела парочка девиц, слева наблюдалось то же самое. Я толкнула Валю, она сделала заключение сразу же. – Милая, это кабель Вася. Забудь.
- Ну уж нет. Вы с этого момента свободны. Совсем – ответила я. Он будет мой. Гранит по сравнению с моей решимостью и уверенностью был ничем. Я нашла позицию, которая позволяла мне смотреть на него в упор.  Я поняла, почему  амур швырнул в меня гранату при одном появлении ЕГО на горизонте. Это был эталон моего мужчины, моего кумира, который воплотился в общих чертах сначала в моем первом муже, а теперь в нем. Он был высок, метр восемьдесят пять, поджарый, с развитыми плечами, Эрик Робертсон  отдаленно напоминает идеал моего мужчины, это чтоб было понятно о чем я толкую. Не отрывая глаз, я упорно продолжала сверлить дыру во лбу моего кумира. Беглый взгляд в мою сторону - заметил. Еще раз - уже с интересом. Еще - через несколько минут. Очевидно, девицы заметили наглую бабу, компашка сменила позицию. Я сменила тоже. Оказалась еще ближе к ним. На этот раз,  он повернулся ко мне и, уже с интересом, уставился на меня. Музыка звучала, продолжался танец и наша молчаливая дуэль  Танец закончился, он отвел глаза.
- На следующий день после ужина, было решено, что я с Валентиной жду на лавочке, а Володя идет за Ним
- Ты просто ему скажи – «С тобой хотят познакомиться и все, не говори кто». – напутствовала я Володю. Теперь в его ожидании, я выворачивалась наизнанку от кипящей во мне лавы чувств.
- Придет, не придет. Пошлет, не пошлет. Вот если сейчас дать свободу коленям они дробь будут выбивать кое-как или согласно музыкальному ритму. В конце аллеи показались мужчины. Состояние паники, напряженности сменилось эйфорией.
- Я так и знал что это - она,- он улыбался, смотрел только на меня.
- А если знал, то где был целый день? Я тут со вчерашнего вечера тебя ожидаю. – ответила я.
- Ну, ладно, вы знакомьтесь, а мы пошли. Кажется кроме меня с Ним, здесь кто-то был.
- Знакомиться будем? –спросил он.
- Деньги есть? – спросила я.
- Есть,- судя по выражению глаз, его компьютер давал сбой.
- Тогда идем в ресторанчик, знакомиться за столом приятнее. Не сговариваясь, мы выбрали заочно известный ему и мне, ресторан Лесной. Он находился в пяти километрах от города в хвойном лесу. Мы заказали то, что затем стало неизменным ежевечерним ужином. Сто пятьдесят водки, фрукты, кофе, мороженое.  Время летело незаметно. Любое слово могло вызвать веселый смех. Атмосфера была наполнена флюидами любви, нежности, я качалась в ней как на волнах. Мы понимали друг друга с полуслова. Стас  был командиром воинской части, имел звание полковника. Женат, растет сын. В общем, все как у всех.  Мы не задавали вопросов друг другу о той, большой, за пределами санаторской путевки, жизни. Я так хотела,  и он интуитивно это понял. Мы говорили обо всем и ни о чем. Все было неважно, важно было то, что он здесь, напротив. Я прыгнула в него как в омут и растворилась.
- В полночь администратор ресторана, объявил
- Через 10 минут отходит последняя маршрутка в город, транспорт на этой трассе проезжает ночью очень редко.
- Пять км, ты как? – спросил Стас. Я пошевелила босой ногой под столом, подумала о своих новых туфлях и о том , что вечер может  быть или короче или длиннее.
- Запросто, с тобой хоть на край света. На край света мы пошли часа через два. Мы шли босяком, я по необходимости, он ради солидарности. Не успели пройти и одного километра, как резко зашумели верхушки деревьев, налетел порыв ветра.
- Похоже на ураган, неплохо было бы доехать на чем-нибудь, -сказал Стас. Наверное амуру, который запустил в меня гранату, приказали не только реанимировать мою чувственную сферу, но и отследить благополучное ее развитие, потому что в этот поздний час на пустынной трассе замаячил свет фар.
- За то короткое время, что мы ехали на машине, поднялся страшный ураган. Деревья трещали и стонали. Ветер завывал так, что становилось жутко. На выезде из леса рядом с машиной  упало дерево. Водитель вел машину осторожно, посередине дороги. Первые капли дождя упали на землю с нашими первыми шагами из машины. Мы успели забежать в автобусную остановку. Стас прижал меня к себе.
- Солнышко ты мое, кажется, мы приехали, как ты и заказывала, на край света, - его губы коснулись моего уха. В голове закружилось, господи, да какая теперь разница, хоть в преисподнюю. Губы слились в поцелуе, и меня не стало. Я растворилась во вселенной и пила, пила из нее живительную силу, пока не почувствовала что мои ноги просто отказываются меня держать. –Я люблю тебя. Никогда в жизни, ни до, ни после, никогда я не говорила  это так как тогда. – Я люблю тебя, –это на едином дыхании прошептали все мои клеточки. Мы целовались снова и снова, и наши чувства бушевали так же как стихия на улице. Ветер срывал рекламные щиты, искрились провода, что-то грохотало и падало. Дождь, град, вперемешку с  листвой  сократили видимость до минимума. В другой бы ситуации, я бы сидела где-нибудь в шкафу, или под грудой одеял тряслась от страха, а сейчас я не замечала этого. Пришлось обратить внимание на реальный мир, потому что остановка начала угрожающе трещать. Мы  побежали под дерево. Раздался страшный грохот, это рухнула  наша остановка. Где ей устоять, если стихия бушует снаружи и внутри. Ураган прекратился, стало неожиданно тихо, только стекающие капли дождя очень громко падали на землю. Первые солнечные лучи коснулись пальчиками верхушек вековых елей и заиграли бриллиантовыми капельками на хвоинках. Мы стояли, прижавшись друг к другу. Я слушала, как стучит его сердце, а может быть это стучало мое? Потому что я слышала стук одного сердца на двоих. Стас взял ладошками меня за голову, долго смотрел мне в глаза -  *Я ничего не хочу говорить. Я не знал, что так бывает,- он начал целовать мое лицо, руки, шею.
- Стас, уже утро, у тебя есть соображения на этот счет, - я говорила это, и мне было страшно, что  мы сейчас разойдемся. А вдруг это не повторится?
- Ласковая ты моя, я хожу каждое утро на озеро, это 10 километров отсюда. Затем теннис и на завтрак. Ты как на это смотришь? Если бы Стас сказал 20 километров, 30, это не произвело бы никакого впечатления. Да хоть на край света! Стас, его поцелуи, нежность, вращающаяся вселенная, единый ритм на два сердца - это как возвращение домой. После тяжких скитаний – возвращение домой!
- Все последующие дни мы со Стасом не расставались. У нас был  свой собственный распорядок дня, которого мы строго придерживались. В шесть часов утра мы шли на озеро. Сказать - * Мы шли,* это значит очень сильно приукрасить действительность. В натуре это выглядело так. Путь пролегал через три хвойных леска и два луга. В лесу тропинка была ровной, мягкой от хвойной листвы – можно было спать как боевой лошади на ходу. Стас шел впереди, держал длинную палку за один конец, я на другом конце палки, с закрытыми глазами, перебирала ногами. Когда лес заканчивался , я просыпалась, потому что на тропе было много камней. Когда мы приходили с озера, пора была идти на завтрак. Затем процедуры. После обеда мы со Стасом обходили окрестности, а после ужина он учил играть меня в теннис. Стас был спортивной натурой, он не терпел, как выражался * ни капли лишнего жира.*  Интересно, как у него хватало терпения терпеть мои лишние 5-6 килограмм. Спортивное прошлое присутствовало и в моей биографии. Но последние годы очень сильно дискредитировали мой спортивный опыт. Войти и принять режим Стаса мне помогала великая сила Любви. Ближе к ночи мы ехали в наш лесной ресторанчик, где официанты уточняли - То же самое? – и несли наш стандартный заказ. Любовь заставляет светиться человека светом, невидимым глазом, но воспринимаемым душою. К этому свету стремятся все, кто хочет прикоснуться к великой созидающей силе. Сила,  которая недостатки превращает в добродетели, скупых делает щедрыми, трусливых – смельчаками, скандалистов – миротворцами. Любовь - это центр Вселенной, ось вокруг которой вращается Земля. Везде, где мы появлялись со Стасом, нам улыбались люди, а мы улыбались им.  Нас считали супружеской парой, не только потому,  что мы не разлучались, еще потому что у нас было много общего. Мы понимали друг друга с полуслова, нас объединяли общие морально-этические принципы, понятия о ценностях. Стас, в незабвенные годы юности, играл в ВИА на танцплощадке, а я в юности пела в ВИА. Стас был старше меня на пять лет, это значит, что у нас были общие песни. В полночь мы приезжали в санаторий, где на лавочке, под запертыми дверями корпуса  нас ожидали слушатели, в том числе и дежурный персонал. Лирические, мягкие песни 80-х, как они умеют сближать тех, кто соприкасается с ними. Песня набрасывает на плечи, мягкую вуаль грусти, заставляет замирать сердечко, уводит в сокровенное. Эти песни писало время, золотое время, которое, как и водится в нашем мире, было оценено посмертно. Время, при котором любили не за деньги, а просто так. Время, при котором секс был кульминацией высших духовных отношений. Время, в котором, положа руку на сердце, хотели бы пожить и реперы и байкеры, тинейджеры и рокеры - представители нынешнего времени, в котором  *Секс, это не повод для знакомства.* Ближе к трем часам ночи народ рассасывался, кто спать, кто градусы добирать, а кто и в шалашики. Мы со Стасом шли к нему, он жил тоже в люксе. Описывать секс, точнее весь процесс, начиная от раздевания и заканчивая сладкой дремой уставшего тела, обычными словами было бы неправильным. Наш язык очень беден, он не может передать красоту и остроту ощущений. Подбирая мне пару в небесном интернете, небожитель, ответственный за мою жизнь, учел все нюансы нашей психологии и физиологии, поэтому звезды мы видели одновременно. Они были реальными, кружили в звездном хороводе вокруг нас и мы кружили вместе с ними.
- Семнадцать дней – как мгновение, как вспышка. Приближался день моего отъезда. Пять дней назад мы начали осознавать, то, что будет неизбежно – нам придется расстаться. Чтобы приучить себя к этому, мы приходили к выводу – нужно реже встречаться, потому что потом будет плохо, потом будет тяжело, мы понимали это, расходились по корпусам, для того чтобы через час встретиться снова. На большее нас не хватало. Немного поэкспериментировав, мы похоронили эту идею как не жизнеспособную.
- Если так случилось, нужно наслаждаться друг другом, чтобы потом не жалеть об упущенном времени, -сделал вывод Стас, и все пошло по прежнему. Нам хорошо было вместе, потому что мы жили здесь и сейчас. Мы никогда не затрагивали серьезных тем. Не говорили о жизни, которая осталась за границей санаторной путевки. Не задавали друг другу даже наводящих вопросов о той жизни. Боялись что жесткое осознание реальности, могут проникнуть через энергетику вопроса в наш сказочный мир. Любил ли он меня так же как я его. Не знаю. Но то, что он был ошарашен этой вспышкой чувств, яркостью ощущений и красок – это было несомненно .За два дня до окончания моей путевки, Стас исчез на целых три часа. -Наверное отрабатывает теорию отвыкания, подумала я и навестила своих несправедливо забытых соседок.
- Как ты похудела, -Со вздохом сказала Лида.
- Нашла чему завидовать, -ответила я. Что я мужу скажу -уехала жена толстая и веселая, приехала – худая, злая, и трусы на подтяжках. Отсмеявшись, Лида предложила меня подкормить – в ассортименте ананасы и вино. Вообще у нее относительно вина, была своя теория, послушав, которую даже самый стойкий трезвенник сменил бы воду на вино. Вкратце это звучало так. Господь дал людям алкоголь, чтобы проверить их на вшивость, в смысле разума и силы воли. Еще - чтобы они, неразумные, делали лекарственные препараты и не впадали в такой тяжкий грех – как уныние. Человек, скотское создание, извратил чрезмерным употреблением алкоголя, божественную идею. Мало того, он, как слабое, трусливое существо, ответственность за содеянное, возложил на Змея Горыныча Алкогольного. Поэтому, несчастный Змей, вместо того чтобы восседать на царственном троне, влачит жизнь изгоя. Я была не против вина, особенно сейчас, когда  тревога сжимала мое сердце. Где Стас?
- Привет, мадамки! - Стас как сюрприз из табакерки, вырос на пороге. - Люсик, быстро, ну просто очень быстро иди сюда!
- Кажется, я даже не сказала спасибо, вот невежа!- выпорхнула за дверь. Потерянные в водовороте страстей восемь килограмм фигуры, позволяли мне сейчас именно выпорхнуть за дверь. Стас был возбужден.
- Если –нет- не отвечай сразу, подумай до вечера. Если –да- говори сразу. Я предлагаю тебе остаться до моего отъезда, т.е. еще на неделю. Я нашел нам превосходную квартиру, поживем эти семь дней там. Что ты думаешь по этому поводу? Мой любимый Стас, он допускал мысль, что я могу сказать –нет.
Безжалостное время проглотило эти семь дней, еще быстрее, чем предыдущие. За день до отъезда, я видела отчетливо, Стас борется с депрессией. Ничего, думала я -ты сильный, ты умный, ты обязательно справишься, и мне поможешь пережить разлуку. Я должна была уехать на день раньше, мы решили, что так будет лучше. Мой поезд отходил в шесть часов утра. После обеда мы никуда не ходили, были дома. Стас лежал в одежде на покрывале, которым так гордилась хозяйка, смотрел в потолок и молчал. Я сидела в кресле, смотрела на Стаса и тоже молчала. Молчание не было тягостным, потому что это было прощание на уровне чувств. Я устала сидеть, прилегла к нему на кровать. Он молча гладил мои волосы, плечи. Я забылась в полусне.
- Очень плохо, что пути наши расходятся, я много думал об этом. - заговорил Стас. Не каждому дано встретить свою богом данную половину, посмотреть ей в глаза. Нам повезло, если это можно так назвать. Я могу разойтись с женой, почему-то до встречи с тобой я думал, что люблю ее. Но гарнизон закрытый, маленький. Начнутся дрязги, жена у меня дама скандальная, все это будет на глазах у сына. Причем я командир части стратегического назначения. Если бы мы жили с тобой в пустыне или в тайге, и мне предстояло за нашу любовь быть распятым на кресте, я бы выдержал. В моем случае - ее убьют люди. Во имя нашей с тобой любви, во имя того чтобы она жила, и мы рассказывали о ней детям и внукам, мы должны расстаться. До конца дней своих помни, что мы живем под одним небом и где-то есть человек, который живет только тогда, когда думает о тебе. Остальное время выполняет в жизни механические функции. Стас говорил так, как будто, он много дней с кем-то спорил, и сейчас он убеждал кого-то невидимого. Он еще говорил что-то, но я прекрасно понимала, он говорит не для меня. Он продолжает ломать себя.  Меня ломать было не надо. Разумом я была готова к разлуке. С самого начала мне был ясен исход нашего курортного романа, по - другому быть не могло. Страсть, возвышенные чувства - представители небесных дел, и холодный расчетливый разум – представитель дел земных, лежат на противоположных концах плоскости и никогда не пересекаются. Чтобы объединить эти понятия, нужно стать самому богом, хотя бы в своем отраженном мире. Это значит - не ты находишься внутри плоскости, и она управляет тобой, а плоскость находится внутри тебя, и ты властен над нею. Стас находился внутри плоскости, и, будучи человеком разумным и ответственным, иначе поступить он не мог.
Прощальный ужин мы решили устроить в ресторане старинной  крепости. Уже давно был накрыт стол, а мы сидели слушали, и не слышали скрипача. Я чувствовала, что готовый к разлуке разум, не сумел объяснить душе необходимость разлуки, и она свое несогласие в любую минуту готова выплеснуть из глаз соленой влагой.. - Надо взять себя в руки. Отвлечься. Анекдот что ли рассказать? – В голову ничего не приходило.
- Люсик, ты меня извини, - Стас очевидно решил поговорить об отвлеченных вещах,- все хотел у тебя спросить. Когда мы с тобой познакомились, у тебя было такое лицо, как будто ты беспробудная алкашка, или болела тяжело. Ни того, ни другого, как я заметил, у тебя не наблюдается. Может обьяснишь что с тобой было.
- Зря он это спросил. Слезы снесли плотину, а заодно и сорвали замки с той самой запретной двери. Я плакала горько, горько, и не пыталась говорить. Все равно не смогла бы. Я плакала очень долго, потому что сейчас во мне плакала память о той умершей, не сумевшей пережить беду, женщине, и плакала вновь родившаяся женщина, расставаясь навсегда со своим любимым. Затем я начала свой рассказ. Стас слушал меня очень внимательно. Сказать, что мой рассказ поразил его, это значит не сказать ничего. Он был потрясен.  Его сознание не могло соединить воедино беззаботную веселую женщину, которую он знал, и ту женщину из недавнего прошлого. Своим рассказом я безжалостно швырнула его в бездонную пропасть своего горя. У Стаса был настоящий шок, он сидел, не шевелясь, неестественно прямо и смотрел на меня широко раскрытыми глазами так, как будто видел меня впервые. Когда я закончила свой рассказ, он долго молчал, затем спросил:
- Как ты могла молчать об этом? Как же ты все это сумела? – Стас впервые за время нашего знакомства, налил полный фужер водки и выпил, не закусывая.
Домой мы пришли за три часа до отъезда на вокзал. Стас сел в кресло, притянул меня к себе, посадил к себе на колени. Мы сидели так очень долго. Я слушала тишину,  никакие мысли меня не отягощали. Было такое ощущение, что я переложила груз своей пережитой беды на плечи Стаса. Он даже изменился в лице. Где витали его мысли, мне было не ведомо.  Он легонько покачивал меня и иногда, очевидно,  в подтверждение своим мыслям сильно прижимал к себе. Я не знала, почему мой рассказ произвел на него такое впечатление. Может быть он не мог соединить воедино женщину, которую знал, с той которая находилась в тени, постоянно рядом , одетая в черную вуаль, а может быть у него была своя история, созвучная моей. Я об этом никогда не узнала. Мне было спокойно, я отдыхала. Как будто бетонную ношу сняли с моих плеч, переложив на другие. Я не волновалась за ее сохранность, потому что ее взял очень близкий, родной мне человек. Она находилась рядом, но уже не давила, не гнула к Земле.
- Пора, - прервал, наконец то, молчание Стас. – Я хочу, чтобы мы расстались так, как будто ты вечером приедешь обратно. Так нужно, так будет правильно.
Спустя полчаса я сидела в санаторском автобусе, и смотрела, как медленно закрываются ворота,  за  которыми стоял и смотрел вслед, мой любимый, мой горячий посланник небес, подаривший мне жизнь.
На вокзале я сразу поменяла билет на ночной поезд. Я не могла вот так сразу взять и уехать. Мне нужно было еще побыть рядом, в городе, где я оставляла свою любовь. Я должна была собрать себя , свои мысли, свою душу, которые остались там, с ним. Я с ним прощалась, а на расстоянии это сделать мне было легче. Мне не нужно было думать, как я выгляжу, что я говорю, я отдалась во власть своих чувств, для того чтобы их пережить. Я ходила по вокзалу, натыкалась на людей, на лавки, ничего не замечая вокруг. Я была там, с ним.
Поезд в ночной тишине уносил меня все дальше и дальше.
Нельзя после прекрасного отпуска на океане, забрать с собой океан.  Вы поднялись на вершину горы, внизу лежит легкое покрывало белоснежных облаков. Если приподнять краешек, можно увидеть то, что находится внизу. Непередаваемые ощущения вызывают эмоциональный экстаз. Но это все нельзя забрать с собой. Можно взять только воспоминания о прикосновении к великим ценностям земным и энергию жизни, здоровья, силы щедро подаренного тебе энергетическим резервуаром Земли. Мне было позволено окунуться в самый мощный энергетический резервуар, но унести его с собой я не могла. Я увозила с собой родившуюся от этой любви женщину, уверенную в себе, полную сил и здоровья. Женщину, перед которой лежал весь мир, и она в нем была хозяйкой. Она вступала в новую жизнь с воспоминаниями о великой любви, подаренной ей богами и великими планами на будущее. В этой жизни не было места ее нынешнему мужу. Место было вакантным, и его охраняла НАДЕЖДА.