Рудольф

Вчера совсем не было времени. Даже не написал письма домой. Некогда было. Сейчас тоже некогда писать. Только что примчался с ОЦМ (аббревиатура завода по обработке цветных металлов), замерз. Каменск-Уральский такой растянутый город, что не мудрено и замерзнуть, пока из одного конца города едешь в другой. Ехали еще с одним снабженцем. Вместе в очереди стояли в проходной завода за пропуском на склад. Рудольфом представился. Какое-то имя необычное.
По дороге рассказывал ему о КУМЗе (Каменск – Уральском металлургическом заводе),  вообще о Каменск-Уральском. Я уже здесь в десятой, наверное, командировке. Почти родной город. Порасспрашивал и его. Он москвич. Культурный, в белой рубашке  с галстуком.  Первый раз здесь. И вообще, похоже, снабженец неопытный. О предприятии своем что-то невнятное порассказывал  неохотно. Вертится. Ну это его дело. От природы есть в нем что-то хитро-снабженческо- иезуитское. Будет, как Вовка, но похоже, похитрей, поумней, поделикатнее. Хотя как он в снабжении со своей деликатностью работать будет, не понимаю.
И голос у него какой — то сверхвежливый. Сверхинтеллигентное отношение ко всему. Как-то  он в столовой рассказывал: 
- Я в первую же командировку познакомился с таким хорошим парнем. Он журналист. Работает в Комитете по печати и радио при нашем Совете Министров.
«И что? - думаю,- зачем он хвастается передо мной. Вид что-ли у меня грубовато-простецки-рабочий что ли? Да здесь на КУМЗе полно представителей Министерств. И что за доблесть такая? Такие же снабженцы, как мы - с предприятий. Не прочь и в кампании посидеть, и в карты сыграть, и, если делать нечего, то и скидываться не стесняются, наравне со всеми выпивают. Снабженцы как снабженцы».
- А ты как попал в снабжение?- спрашиваю, расставляя тарелки с подноса.
- Я случайно, - садится он на стул, - Здесь мне нравится. Люди новые. Связи деловые.
Это мы в столовой. И когда в очереди стояли, я показал ему глазами кассиршу и шепнул на ушко:
- Вот эта ведьма всегда обсчитывает. Смотри внимательнее.
- Да? – и улыбочка такая невинно-интеллигентная. Такого она точно обсчитает.
Вот Вовка так тот бы ответил:
- Да?  Сейчас мы ее проучим. Если надо, и матом покроем. Пусть только попробует меня обсчитать.
Вовка он такой. Хохмач еще тот. Мастер приколов. А этот, Рудольф, тихий какой – то. Она насчитала ему  97  копеек.  А он и не проверяет.  Он  улыбается. Ну и вежливый же. Даже сдачу не пересчитывает. Протянул свою ладошку, звякнул мелочью и, не глядя, в карман положил. Да еще и спасибо  сказал.
- Ты знаешь, - говорит он, улыбаясь, - я очень люблю музыку.
Это уже в  автобусе.
-А почему  ты  не пошел   по этой линии?
-Видишь ли, -  продолжал интеллигентничать он, - в  то время   направления  были только   или   преподавателем в сельскую школу,  или   в   деревню, в колхозный клуб.
- Да?
Автобус тряхнуло. 
- А  я ведь   хотел   по классу   вокала,   в консерваторию.- мечтательно произнес он, не обращая никакого  внимания на ухабы и тряску.
- Поступил?
- Нет.  Голос  слабоват.
Да, и с таким бесцветным голосом как это он сунулся еще   в консерваторию?
- А вообще – то  я, - делится он дальше своим  тайным желанием, -   мечтаю поступить   в   университет.
- Да? -   удивляюсь я - И кем?
- Я мечтаю поступить в Университет на искусствоведа.
Я внимательно всмотрелся в него. А, пожалуй.  Из него получится настоящий искусствовед, этакой бестелесно - бесполо – бесцветный  объект,  читающий скучным  вежливым голосом неинтересную лекцию об интересной, и нескучной вовсе музыкальной или литературной вещи. 
Вышли из автобуса.  Я, как уже  опытный снабженец, показал ему КУМЗ, заводоуправление, проходную, отдел кадров. И побежал срочно в прокатный цех, к начальнику производства.
-Пока, спасибо Вам за помощь. - вежливо улыбнувшись попрощался он. Ну и вежливый же кадр! На вы меня называет.
- Давай, пока! – и я пожал по рабоче-крестьянски его мягкую податливую ладошку московского интеллигента.