Позёмка

 
Сухая редкая позёмка, нанесённая ветром, повымела с дорожек парка всю живность. Куда пропали голуби, грачи и галки? Исчезли, не оставив адреса. Не видно голодных котов. Лежат себе, свернувшись в комочек, в укромном тёплом месте. Красно солнышко где-то далеко за горами, за долами. Одни люди, одетые в зимние пуховики, снуют туда-сюда между домами. Группками идут из школы милиции молодые охранители порядка. В руках у них новомодные портфельчики, папочки, кейсы, набитые бумагами. Милиция учится составлять документы. Преступность, устрашённая массовой грамотностью, никнет к земле. Квартирных краж всё меньше. О нападениях на улицах вообще не слыхать. Разве что в Москве да в Питере, да в других цветущих городах-мегаполисах. Талибы там ходят по улицам, китаянки возят детские колясочки по аллейкам парков и скверов и вообще масса всякого непонятного разноликого народа .попадается на каждом шагу. Что поделать, столицы принадлежат всем, да и вообще всякое место на земле. Индейцы, правда, протестуют, требуют вернуть отнятую у них белыми переселенцами землю, да кто их слушает?
Я покинул Москву много лет назад. Обстоятельства выдавили меня из родного города. Теперь, изредка наведываясь в парадиз моего детства, я с трудом узнаю знакомые улицы, переулки, проходные дворы. Линии между домами кое-где остались прежними. Неснятые трамвайные пути  ведут в далёкое счастливое прошлое. Но дома почти все новые, красивые, свежие, радующие глаз, но не сердце. Да и в старых многое изменилось. Коренные москвичи под давлением властей перебрались из центра, из старых, но крепких домов абрикосовской, шехтелевской, мамонтовской постройки на окраины. В дореволюционных доходных домах живут «новые русские», а по большей части инородцы. Тяжёлые резные двери парадных кое-где ещё те же. Заменить их ампирную красоту новомодными уродами не поднялась рука даже у новых владельцев. Зато двери  многих квартир глядят белоснежными красавицами. К ним страшно подойти, не то что поднять руку к звонку. Кто знает, не ударит ли ток из кнопки звонка, не выстрелит ли из золотого глазка струя кислоты. Не хочу никого обидеть, но всё же как-то странно, обидно.
В общем, как вы поняли, я чужой в этом городе. Получается, что меня лишили родины дважды. И вот я хожу в час утреннего моциона по пустынным дорожкам небольшого уютного скверика в другом городе, вспоминаю прошлое, а небольшой едкий ветерок, который здесь почему-то называют «знойным», гуляет вместе со мной, забирается под укороченную дублёнку, выдувая последние остатки жизненного тепла, и учит смотреть на всё с надличной, надмирной, почти надчеловеческой высоты.
Но ладно. Что это меня повело бог знает куда? Наверно, у кого что болит, тот о том и говорит.