Глава 8. В штрафном изоляторе

               
                ГЛАВА ВОСЬМАЯ.


Камера штрафного изолятора (ШИЗО), куда поместили Виктора, была маленькая – два с половиной метра в длину и столько же, в ширину. Крошечное окошко находилось под самым потолком, а матовая, забранная в сетку, лампочка, упрятанная в нишу над дверью, еле освещала помещение, но всё-таки позволяла рассмотреть бугристые, «под шубу» бетонные стены, (чтобы арестанты не делали надписей на стенах) и в углу, парашу - накрытый деревянной крышкой алюминиевый бачок. Всякие «излишества», в виде топчана и скамьи, в камере отсутствовали.

- Номер одноместный, по гостиничным меркам – люкс, - засмеялся прапорщик, закрывая за Виктором тяжёлую металлическую дверь.

- Благодарю за заботу и внимание, землячок, - усмехнулся Виктор.

- Тамбовский волк, тебе земляк, - отозвался за дверью прапорщик.

- Сучара, - скрипнул зубами Виктор. – Тебя бы сюда, закрыть на пару дней, взвыл бы, как тот волк.

О том, что его с первых же дней начнут «прессовать» в отряде, он понял ещё в кабинете начальника колонии. Видимо, "кум" очень не любил тех, кто не прогибается перед ним, и решил любым способом согнуть непокорного зэка.

Измерив шагами вдоль и поперёк несколько раз камеру, Виктор присел на пол и прислонился спиной к шершавой стене.

- Ничего, мы ещё пободаемся, - усмехнулся он, и сжал кулаки. – Посмотрим, что будет дальше.

Остаток дня и первая ночь в ШИЗО, прошли относительно спокойно, если не считать того, что ночью Виктор несколько раз вскакивал с холодного пола, и пытался интенсивными гимнастическими упражнениями, согреться, ночи в начале октября на Дальнем Востоке, уже довольно холодные. Утро было зеркальным отражением ночи, Виктор вставал и мерил шагами камеру, снова садился, и снова вставал. Так прошли сутки.


Начальник санчасти, вошла в дежурную комнату штрафного изолятора.

- Покажи мне список штрафников, - приказала женщина дежурному прапорщику. – Кто и в какой камере находится?

- В четвёртой – девки...

- Какие ещё, к чёрту, девки! – повысила голос начальник санчасти. – Развели здесь бардак! Стань, как положено и докладывай, как учили!

- Извините, Екатерина Александровна, оговорился, - вытянулся в струнку побледневший и не на шутку испугавшийся прапорщик. Крутой нрав Императрицы знали все и, горе тому, кто попадал под её горячую руку.

- Докладывай, - погасив гнев, сказала начальник санчасти уже спокойным голосом.

- В четвёртой камере – двое «опущенных», в шестой камере – Сергеев, отказник от работы, в девятой сидит команда Шамана. В изоляторе - Ермаков...

- Это, какой Ермаков? Что-то фамилия знакомая.

- Из нового этапа.

- Теперь вспомнила. За что его?

- Ежова - бригадира двадцатой бригады и ещё двоих...поломал.

- Проводи меня в карцер, я должна осмотреть заключённого.

- Екатерина Александровна, если товарищ полковник узнает, у меня будут большие неприятности.

- Они у вас и так будут, - пообещала начальник санчасти. – Почему заключённого, без медицинского осмотра, в холодильник поместили?

- Не знаю, я сегодня утром заступил на дежурство. По смене передали, что в холодном «боксике», злостный нарушитель режима сидит.

- Веди меня, а с полковником я потом буду иметь разговор.

- Слушаюсь, - приложив ладонь к козырьку фуражки, сказал прапорщик и, вздохнув, забренчал связкой ключей.



Виктор услышал приближающиеся шаги за дверью его камеры. Забренчала связка ключей и через секунду дверь камеры распахнулась.

- Можешь идти, - сказала прапорщику вошедшая в камеру начальник санчасти. - Вернёшься через...пятнадцать минут.

- Слушаюсь, - козырнул прапорщик и, плотно прикрыв дверь камеры, поспешно удалился.

- Как чувствуете себя, молодой человек? – спросила начальник санчасти, как только они остались в камере одни. – Жалобы на здоровье есть?

- Жалоб нет, - усмехнулся Виктор. – Здоров и готов выполнить любое задание Родины.

- Это хорошо, что здоров, и что готов...Мне нравятся сильные, смелые и решительные мужчины, - сказала начальник санчасти и вплотную приблизилась к Виктору.

- А мне нравятся вот такие женщины, как вы, - сказал Виктор и, обхватив двумя руками её за талию, прижал к себе.

- А добавку к сроку, не боишься получить?

- За что?

- За нападение, на сотрудника администрации колонии.

- Не боюсь.

- Это очень хорошо, что не боишься. Меня зовут Екатерина Александровна, но, если мы подружимся, я разрешу тебе называть меня Катей.

- А мы подружимся? - почувствовав на своей щеке её горячее дыхание, спросил Виктор.

- Я на это надеюсь. Скажи, а та женщина - врач из СИЗО, красивее меня? - тихо спросила Екатерина Александровна.

- Я никогда, и ни с кем, не обсуждаю, и никому не рассказываю, о своих сексуальных связях с женщинами, - тоже, тихо проговорил Виктор.

- А вот это качество в мужчине, я ценю больше всего, - заглядывая Виктору в глаза, сказала Екатерина Александровна. - Значит, на тебя можно положиться?

- Можно положиться...я никому не расскажу, - проговорил Виктор и приподнял подол её юбки.

- Хочешь меня трахнуть?

- Хочу.

- И я хочу, но не сейчас и не здесь. Осталось пять минут, а я люблю долго...очень долго, - бросив взгляд на наручные часы, прошептала Екатерина Александровна. - Дежурный может подойти к двери и заглянуть в дверной глазок...Выйдешь из ШИЗО, приходи в санчасть, в мой кабинет, буду ждать.

В коридоре послышались шаги. Екатерина Александровна вырвалась из объятий Виктора, торопливо поправила на себе форменную юбку, застегнула на все пуговицы китель и медицинский халат, и подошла к двери камеры.               





Остановившись возле девятой камеры, прапорщик нарочито долго перебирал связку ключей, словно искал, и никак не мог найти нужный. Наконец, вставив ключ в замок, потянул дверь на себя. Звякнув металлическими запорами, та распахнулась.

- Принимайте нового постояльца в свою компанию, - сказал прапорщик и посторонился, впуская Виктора в камеру.

- Тут и так воздуха не хватает, шестеро нас! – все, как один, возмутились в камере. - Куда же ещё седьмого!?

- Ничего, вам же теплее будет, - усмехнулся прапорщик и, выходя из камеры, захлопнул за собой дверь.

- Ну, ты посмотри, что делают, суки! Половина трюмов свободна, а они уплотняют! Мало того, что закупорили нас, как сельдь в банку, так они ещё и издеваются!

Камера, куда перевели Виктора, была размером раза в три больше «боксика», в котором он провёл сутки, и выгодно отличалась от него. Здесь был не бетонный, а деревянный пол, на ночь заключённым выдавались лежаки, за невысоким бетонным барьером, туалет – забетонированная в полу клозетная чаша и, что самое главное - в камере было тепло.

Осмотревшись, Виктор нашёл взглядом свободное место, молча опустился на корточки и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. После всего пережитого, хотелось забыться и отдохнуть. Вскоре страсти вокруг уплотнения жилплощади улеглись, и всё внимание обитателей камеры переключилось на новичка.

- Ты, кто по жизни, будешь? – обратился к Виктору с вопросом один из обитателей камеры, совсем ещё молодой, но крепкого спортивного телосложения парень, с явно выраженной, кавказской внешностью. - Какой масти?

Открыв глаза и взглянув на парня исподлобья, Виктор промолчал. Решил, что ниже его достоинства, вступать с ним в полемику, в камере были люди и постарше.

- Ты не молчи, ботало-то, открой. Или тебе западло разговаривать с нами?

- Тебе чего надо? – нахмурившись, спросил Виктор и встал.

- Когда тебя спрашивают, надо отвечать, - сказал парень и подошёл поближе.

- Слушай, иди туда, откуда пришёл, - усмехнулся Виктор.

- Братва, да что же это такое!? Какое-то чмо, будет здесь зехера выкидывать!? – с растерянным видом завопил парень и оглянулся на сокамерников, явно надеясь на поддержку. – Надо его на парашу посадить!

- Ну, так посади, - с безразличным видом сказал один из сидельцев. Остальные, с ухмылками, наблюдали за развитием событий.

- Слышал, что общество решило? – почувствовав поддержку, усилил наезд парень, - так прошу пожаловать на парашу.

Услышав эти слова, Виктор, резким, коротким ударом сбил парня с ног. Тот упал на кого-то из сокамерников, но через секунду вскочил и с криком: - «Падла! Да я тебя сейчас урою!», - бросился на Виктора.

На этот раз Виктор «успокоил» его ударом ноги.

Парень, ослеплённый яростью, попытался подняться и опять броситься на своего оппонента, но его окриком остановил сидевший в самом углу камеры, мужчина: - Сядь, Казбек, и не мельтеши перед глазами!

- Шаман, так я же по понятиям..., - начал было возражать парень, но мужчина перебил его словами: - Ты парень горячий, но рамсы сегодня попутал и, значит, рано тебе ещё блатовать в хате. Научись вначале разбираться в людях.

Парень затих и как-то сразу успокоился.

- Меня кличут - Шаман. Слышал про такого? - уже обращаясь к Виктору, сказал мужчина.

- Слышал.

- Вот и я про тебя слышал. Мы, хотя и сидим тут взаперти, слухи и до нас доходят, - негромко сказал Шаман. - Здорово ты Наркома и его шестёрок урезонил. Одобряю. Мы, ведь, тоже здесь из-за козлов паримся, глушим их по-чёрному, а хозяину это не нравится.

- Так это ты их...? – спросил Казбек Виктора и протянул руку. - Извини, братан, я же не знал.

Виктор молча пожал протянутую руку и все в камере поняли, что примирение состоялось.

- Я думаю, что хозяин тебя специально к нам забросил, - продолжил разговор Шаман. – Наверное, хотел, чтобы мы тебя «прессанули». Но он просчитался, мы на ментов не пашем. Так что, живи спокойно и не думай, будто мы твои враги, скорее наоборот. И ещё хочу тебе сказать, найди себе на зоне корешей, одному будет тяжко.

- Я воспользуюсь твоим советом, - сказал Виктор и медленно закрыл глаза. После бессонной ночи в холодном карцере, ему нестерпимо захотелось спать.

- Я, смотрю, ты уже кимаришь. Ночью не спал?

- Какой может быть сон в холодильнике, всю ночь чечётку отплясывал.

- Так ложись на свободное место и дави ухо. Как говорится - утро вечера мудренее.

Сопротивляться, и бороться со сном у Виктора не было ни сил, ни желания, и буквально, через несколько минут он уже крепко спал.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.