7. 3 Путь преображения - окончание...

ОСЕННИЕ ПИСЬМА.

ПУТЬ  ПРЕОБРАЖЕНИЯ - ОКОНЧАНИЕ.

ЧТО НАС  ОЖИДАЕТ?

Странно, но говорить о религии гораздо проще, чем о религиозности. Ибо последняя - это «особое качество лица или группы лиц, проявляющееся в вере и поклонении священному и/или сверхъестественному на уровне сознания, поведения и отношений как в религиозных, так и нерелигиозной сферах».

Задача эта особенно трудна, когда дело касается такого сложного образования, как Россия. Понять современную российскую религиозность очень непросто. Мировоззрение современного русского человека по-прежнему носит скорее идеологический, нежели религиозный характер. Эти ценности, в большинстве своем принадлежащие советской ментальности, сочетаются с религиозностью и во многом определяют ее. Происходит ли это независимо от политических симпатий наших сограждан или во многом определяются ими - вопрос весьма спорный.

Тезис "бытие определяет сознание" каждый всегда определял по-своему. Однако  именно сейчас, как никогда, ясно: отделять одно от другого и уж тем более противопоставлять одно другому - грубейшая методологическая ошибка.
 
Во-первых, это динамическое и непрерывно меняющееся сочетание.

Во-вторых, оно по-разному проявляет себя в разных областях нашей жизни - как в личной, так и в общественной.

Третье - не следует путать высшие философские категории с абсолютно объективными экономическими, политическими и социальными реальностями.

Четвертое - нельзя безответственно игнорировать идеологию и ее информационную составляющую, ибо «что посеешь, то и пожнешь».

Пятое - необходимо совершенно точное и недвусмысленное понимание того, что есть «бытие», а что «сознание».

В начале 90-х  «бытие» по-прежнему понималось как в первую очередь система общественно-политических и экономических отношений с его неизбежной дихотомией «базис-надстройка». Основополагающей, практически новой национальной идеей стало утверждение:

"Если мы признаем прошлое тяжелой ошибкой, губительным заблуждением, если навсегда откажемся от него, если признаем бедность патологией, а материальный достаток нормой, если разбогатеем, создадим правильные социально-экономические отношения, то станем честнее, культурнее, гуманнее, уладим национальные и прочие конфликты, обретем долгожданную свободу, уважение и признание в мире».

Что же касается сознания, то здесь самые радужные надежды возлагались на возрождение церкви и возврат к религиозным (православным) ценностям, значительное возрастание роли церкви в делах государства и общества. Соединенные в одно целое, эти два основания - бытие и сознание - породили весьма причудливый общественный проект:

«Демократия, права человека, правовое государство, справедливость, духовность и культура - все эти блага могут быть получены в результате экономического спасения». А для этого необходимо было решить задачу немыслимой сложности - объединить народ, общество, государство и церковь в единое целое. То есть сделать то, что до этого никому не удавалось и что, безусловно, не получилось у первого (и единственного) в истории рабоче-крестьянского государства  СССР.

Что здесь смущает?  Многое, и в первую очередь, опасная привычка мыслить оппозициями. Если перенести лозунг «экономического спасения» (если мы признаем прошлое тяжелой ошибкой, губительным заблуждением, если навсегда откажемся от него, если признаем бедность патологией, а материальный достаток нормой, если разбогатеем, создадим правильные социально-экономические отношения, то станем честнее, культурнее, гуманнее, уладим национальные и прочие конфликты, обретем долгожданную свободу, уважение и признание в мире) на религиозную почву, то обязательно получится его зеркальное отображение:

«Если мы вернемся к утраченным христианским ценностям, если вернем народ в лоно церкви, а Христа в наш мир, если поверим, что русский народ по-прежнему несет в себе высокую нравственность и религиозность, то спасение станет возможным. Если мы, наконец, осознаем это, то «станем честнее, культурнее, гуманнее, уладим национальные и прочие конфликты, обретем долгожданную свободу, уважение и признание в мире».

Как видим, речь здесь не идет о закономерностях исторического процесса, об эволюции общественно-экономических формаций и наших представлений о мире, о системных, политических и информационных процессах, в нем происходящих. Во всем повинен процесс дехристианизации, и только он. Однако этот процесс отнюдь не причина, а следствие куда более серьезного общецивилизационного кризиса с далеко идущими последствиями.

Нельзя сказать, что православная церковь не осознает этого. Она неоднократно заявляла: «Западная цивилизация  уверенно катится в пропасть; ее дни практически сочтены, а гибель неизбежна». Однако в этом случае просто необходимо добавить: «ХРИСТИАНСКАЯ ЗАПАДНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ». А заодно и задуматься над тем, вследствие каких процессов «христианское» отделилось от «цивилизационного» и как могло случиться такое, что прежние ценности оказались отброшены как не оправдавшие себя и поэтому излишние.

О том, что нынешняя русская цивилизация, пусть более медленно и не столь катастрофически, сползает в ту же пропасть, что она неотделима от общемирового процесса и не может претендовать на абсолютную исключительность, предпочитают не говорить. Не замечают и того, что «бытие» в рамках существующего ныне общественно-политического и экономического устройства порождает целый ряд законов и правил, принципиально не совместимых не только с христианскими, но и общечеловеческими ценностями.

Осознание этого происходит медленно и с большими задержками, но все-таки происходит. Уже нет истерической черносотенной злобы и ненависти начала
90-х ко всему советскому и коммунистическому, нет горького библейского плача по «России, которую мы потеряли», но все больше серьезных и глубоких размышлений о нашем недавнем прошлом, о великой возможности, которую мы проболтали, промитинговали, предали, пропили и продали за миску чечевичной похлебки. Нет сусально-карамельного умиления перед ликом «доброго богоносного народа» и счастливой, законопослушной и благополучной России дореволюционных времен.

Вот уж действительно: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии». Плохо лишь одно - ЛИЦ, КОТОРЫЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ СТОЯЛИ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ВРЕМЕНЕМ, ОСТАЛОСЬ СОВСЕМ НЕМНОГО…

Родившихся в годы войны, например, менее 1%. Но ведь это МЫ тогда жили, МЫ все это видели, это была НАША жизнь, и именно с НАМИ случилось все то, что случилось. Поэтому многие откровения про «те времена» нам представляются по  меньшей мере странными, если не сказать больше. Есть и историческая недобросовестность, и неумение видеть общее за частным, и явная дезинформация. Оно и понятно - большинство пишущих не жили в это время, не знают и не понимают его. Точно так же, как наше поколение практически ничего не знало о дореволюционной России и предшествующей ей эпохе.

Та же интеллигенция. Почему-то именно ее принято обвинять во всех смертных грехах и в первую очередь - в организации и поддержке революции 1917 г. С другой стороны, умной, образованной и культурной части русского народа интеллигенции образца 1920-1980 г. как бы вообще отказано в существовании; вместо нее фигурирует некая «советская интеллигенция». И, наконец, с конца 80-х обозначение это стало неприличным, сменившись оскорбительным "совки", "образованщина".

Уже одно это свидетельствует о серьезной методологической ошибке - забвении принципа исторической цикличности и диалектики социальных процессов. Не было единого государства под названием СССР, не было единого советского народа и не было единой политической системы. Здесь, как минимум, следует говорить о трех или четырех общественно-политических и исторических образованиях: России времен военного коммунизма, СССР образца 1924-1941 г.г., СССР периода Великой Отечественной Войны, вообще не вмещающийся ни в какие рамки, СССР 1945-1965 г.г. и, наконец, СССР 1965-1985 годов.

Каждый этап и жизнь в нем разительно отличались друг от друга, и в каждом были свои серьезнейшие проблемы, требовавшие немедленного решения. Точно так же менялась и общественно-политическая ситуация. КПСС довоенного, послевоенного, образца 60-х и 80-х г.г. – это весьма разные партии. Рабочий класс  60-7х и 70-90-х г.г. - это разный классы, а интеллигенция 60-х в корне отличается от таковой середины 80-х. Тоталитарное государство сталинских времен и выросшая из его недр бюрократическая административно-командная система - далеко не одно и то же.

Говоря проще, в России, а затем и в СССР одновременно прослеживалось несколько планов, уровней и даже времен существования, во многом противоречивых и конкурентных, однако умевших находить общий язык и избегать острых конфликтов ради достижения единой цели. Как же мы жили?

В феврале 2018 года мне исполнится 74 года. Не мафусаиловский, но вполне почтенный возраст. Забылось несущественное, главное же сохранилось. Магаданское детство… Голодное, трудное, неспокойное. Наши родители - врачи, учителя, производственники, инженеры, рабочие, моряки, военнослужащие - честно и самоотверженно исполнявшие свой долг и верящие в светлое будущее. Их религией была дисциплина, служение, труд, основой - идея.

О политике в те времена разговоров не было - по разным причинам. Радости? Самые простые, но зато настоящие. Книги, незатейливые игрушки, тайга, море, сопки, порт,приходящие пароходы, рыбалка. Первые, еще плохонькие радиоприемники и доисторическое радио. Лагеря, колонны заключенных, кладбища…

Детей ограждали от калечащей реальности, хотя родители и знали, и понимали, и видели очень многое. К сожалению, расспросить их о тех временах уже невозможно… Вспоминая те далекие сороковые и пятидесятые, я прихожу к парадоксальному выводу: в сознании большинства народа произошло странное и малообъяснимое разделение на три взаимоисключающие реальности - неприглядное и мрачное прошлое, трудное, но вполне приемлемое настоящее и прекрасное, не подлежащее никакому сомнению будущее…

Не припоминаю никакой пропаганды, никакой «идеологической накачки», никакой навязываемой сверху идеологии. В них, опять-таки, не было жесткой необходимости, потому что нет смысла изобретать искусственную жизнь в то время, когда есть настоящая, вполне понятная, интересная и весьма неплохая.

Так было и в школе, и в институте, и в первые годы самостоятельной работы.  Власть, государство, партия - для большинства это было нечто абстрактное, запредельное и малопонятное. С тем же, что имело место быть, приходилось сотрудничать - "плетью обуха не перешибешь"…

Для этого была создана целая система правил и уловок, позволяющая противостоять тому, против чего бороться не столько невозможно, сколько глупо. Потому что это была НЕПРАВИЛЬНОСТЬ. В настоящей же - "правильной" - жизни же все было организовано на «честной, разумной и справедливой основе» - основе в первую очередь личностной, на определенных нравственных принципах, убеждениях и негласных правилах.

Шло время, и всем были отчетливо видны огромные успехи и достижения страны практически во всех областях жизни. Определенные «ухабы» просто не замечались. Хорошо помню - были процессы Синявского и Даниэля, знаменитый хрущевский разгром выставки современного искусства, дело Бориса Пастернака, суд над «тунеядцем» Иосифом Бродским, изгнание Александра Галича, травля Александра Солженицына, позже - начало диссидентского и правозащитного движения, дело Андрея Дмитриевича Сахарова и многое другое.

Однако для большинства народа (или точнее, советского народа) все это не имело особого значения. Потому что народ есть народ, а общество есть общество. И это далеко не однозначные понятия.

Так же, как и интеллигенция. Она тоже разная. И совсем уже особая часть людской общности - это люди искусства. К ним вообще неприменимы или трудно применимы любые критерии, позволяющие отнести их именно к интеллигенции. Они носители сверхредкого качества, которое акад. Ю. Лотман отнес к внутренней органической интеллигентности и к тому, что наиболее близко к духовному чувству и сознанию.

Именно такие люди являются носителями двух видов свободы - безусловной, внутренней духовной, и условной, ограниченной, договорной свободой наружной. Первая всегда порождала пророков, заступников, мучеников, юродивых, вторая - бунтарей, авантюристов, ниспровергателей всего и вся, революционеров и заговорщиков. К первым вполне можно отнести А. Сахарова, Б.Окуджаву, И.Бродского, Д.Андреева, Л.Гумилева. Вторым нет числа; их всегда было намного больше. Но именно они присвоили себе право говорить от имени народа, к которому имели самое малое отношение. Из них же сформировался подкласс так называемых пассионарных личностей.

«Пассионарность, – писал Лев Гумилёв, – это необоримое внутреннее стремление (чаще подсознательное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо великой цели. Цель эта представляется пассионарной личности ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни соплеменников и современников.

Пассионарность отдельного человека может сочетаться с любыми способностями: высокими, средними, малыми, она не зависит от уровня интеллекта и внешних воздействий, являясь чертой психики данного человека. Она не имеет отношения к морали и этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушения, благо и зло, исключая только бездействие и равнодушие».

Классический пример пассионарной личности новейшего времени - первый президент России Б.Н. Ельцин. А что же «народ»? В первую очередь, это стихия.
В большинстве своем темная, скрытная, непредсказуемая и опасная. Это почти физическая, плохо осознающая себя сила. Достаточно в плотине, ее сдерживающей, пробить достаточную дыру, и она сметет все, что попадет на ее пути, и не остановится, пока не исчерпает жажду свободы через разрушение.

Чем же был советский народ? Такой же стихией, как и сто, и двести, и пятьсот лет назад? Да и был ли он вообще как прннципиально новая общность в истории человечества? Смею утверждать - ДА, БЫЛ.

Теперь он устал, ушел в себя, но не уснул и не умер. Просто ждет своего часа, пока вокруг него возводятся невиданные плотины глупости, досужих измышлений, лжи, фальшивых ценностей и навязанных правил. Ибо то, что было создано таким огромным трудом и такими невероятными жертвами, не может быть ни забыто, ни уничтожено. Ибо, как сказано в Библии: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным». Достаточно скоро люди поймут всю ложь и глубину пропасти, куда их насильственно толкают. Поймут и в очередной раз серьезно задумаются.

В этом многое может помочь - та же церковь. Однако, многие из нас весьма сомневаются в том, что религиозная идея способна заменить собой идею национальную и государственную. Зато абсолютно уверены: необходимо окончательно избавиться от историческая слепоты и прежнего, не поддающегося никакой критике преклонения перед всем западным, «демократическим», «свободным», «благополучным». И хотя надежда на то, что «Запад нам поможет» с треском провалилась, сама идея европеизации России никуда не делась.

В религиозной жизни значительно усилилось влияние так называемой «дикорастущей религиозности снизу» - весьма странного, но очень характерного для России процесса. Суть его в сакрализации силы и неконтролируемой власти, причем свободной от каких-либо моральных ограничений, тоска по «сильной руке», без которой существование любого государства немыслимо. Такая рабская психология известна с глубокой древности, однако в современной жизни обрела новые и весьма странные черты.

Началом ее послужило признание «царскими страстотерпцами» (на западе - причисление к лику святых мучеников) семьи последнего русского царя Николая Второго. Прошло совсем немного времени, и в комиссию по канонизации начали поступать обращения о причислении к лику святых столь неоднозначных личностей, как Иван Грозный, И. Сталин, К.Жуков, А. Сахаров, А. Солженицын и ряда других.

Все это свидетельствует о том, что в головах наших граждан по-прежнему царит основательная неразбериха. Вследствие этого вопрос о трезвой и беспристрастной оценке исторических событий ХХ и начала ХХ1 века так и остается нерешенным. В обществе наряду с требованием восстановления правды и исторической справедливости существует и другая тенденция - стремление все понять, простить и никогда больше не возвращаться к прошлому, начав все «с чистого листа». Особенно четко эта тенденция прослеживается в образовании. Чтобы понять это, достаточно ознакомиться с результатами некоторых социологических опросов. Приведу пример.

Б.М., ученик 4 класса.

«Бабушка рассказывала мне кое-что про Ленина. Это, кажется, был вождь, однако в школе мы ничего такого не проходили. А про революцию я вообще ничего не знаю, первый раз слышу такое слово».

Р.С., ученица 4 класса.

«Революция - это когда происходят какие-то изменения. А Ленин в Москве, в мавзолее лежит, но почему он там лежит, не знаю».

В.Г., 6 класс.

«Ленин был президентом России, а сейчас в мавзолее лежит».

К. Б., 7 класс.

«Конечно, я знаю, кто такой Ленин, нам в школе про него рассказывали. Это писатель, но что он написал, не знаю. А революция - это когда кто-то кого-то убивает. По ТВ говорили, что последний раз убивали 100 лет назад».

М. З., 9 класс.

«Ленин управлял революцией из лагеря. У него, как и у Сталина, не было опыта. Он устроил революцию и сверг царя. Но мы на уроках истории еще не дошли до Ленина, сейчас как раз проходим Сталина».

Что это? «Новому времени - новые песни»? А заказывает их тот, кто платит? Логика здесь прости и безыскусна - зачем современному прагматичному, деидеологизированному, деполитизированному и нерелигиозному человеку какие-то  Ленин, Сталин, религии, церкви, философии и учения, моралисты и учителя, революции, войны, бессмысленные споры и дискуссии, «дела давно минувших дней» и «преданья старины глубокой»? Ему все это неинтересно, скучно; свобода его - в первую очередь, освобождение от сомнительного и обременительного прошлого… К чему, кстати, нас упорно призывают господа психологи.

Согласитесь, в этом есть своя правда… Но есть и другая: «По делам их узнаете их». Попробуйте ответить: если величайшие жертвы Х1Х и ХХ века были только средством, то могут ли они быть оправданы целью?

Какова была эта цель? На что мы рассчитывали и что получили? Чем поступились и что получили взамен? ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ли мы уверены в том, что избранный нами путь ведет хоть куда-то? Плоды же дел наших уже сегодня видны невооруженным взглядом.

Четверть века - совсем небольшой срок. Однако за это время родилось и выросло новое поколение и за этот же исторически ничтожный период общественное сознание скатилось от невероятно мощного, мистического и запредельно правдивого «Цареубийцы» А.Шахназарова  до примитивной, глупой и пошлой «Матильды» А.Учителя, от гениального «Андрея Рублева» А. Тарковского до скандального «Тангейзера» Т. Кулябина. Прекрасно сказал об этом А. Кончаловский:

«Когда ты берешь Чехова, Шекспира, Вагнера, Чайковского, не надо заниматься эксгумацией и некрофилией. Нужно бережно относиться к источнику. Сейчас же серьезная проблема наметилась у представителей современного искусства: желание скандала, желание эпатировать за счет великих авторов. Молодые объявили войну авторитетам. Думаю, это от страха остаться незамеченными и из желания стать очень модными.

Но в искусстве мода быстро умирает, остается лишь то, что вечно. Думаю, что режиссер, который пытается так выражать себя, «смотрится в себя как в зеркало». Это неискренне. Это путь от «Черного квадрата» к «черной дыре». "Черный квадрат" Казимира Малевича, который считается классикой авангардизма - это не искусство, а пиар-ход. Но теперь в искусстве это тенденция. В итоге все провалилось в черную дыру»...

Церковь тоже не смогла пройти мимо этой тенденции и вполне ожидаемо была освистана и оплевана. Все же у нас светское государство, и большинство считают недопустимым вмешательство религии в дела государства и общества. Однако позиция ее за прошедшее десятилетие разительно изменилась.

Как известно, у церкви не только есть «голова и тело», но и два лика. Один обращен к Богу, другой - к человеку. Споры о сути этих двух ипостасей начались в первые века существования христианства и выражались в так называемой монофизитской ереси (доктрина в христианстве, постулирующая наличие только одной-единственной Божественной природы (естества) в Иисусе Христе и отвергающая Его человеческую составляющую). И пока церковь занималась делами божественными, они  мало кого интересовали. Еще были верующие, была христианская община и христианская семья.

Шло время, и все больее становилось ясным - опоры на одних только святых, праведников и истинно верующих явно недостаточно. Отсюда и поворот в сторону человека как такового, независимо от того, христианин ли он, неверующий или еще не определившийся в вере.

Родилось новое понимание: Иисус - Бог не только согрешающих и кающихся, но и ищущих, а к словам «Приходящего же ко Мне не изгоню вон» все чаще добавляется: «Приходящего ко Мне за помощью, советом и наставлением». Отсюда и то огромное внимание, которое уделяет ныне православная церковь социальной стороне служения и подготовке нового типа служителей - катехизаторов.

Все чаще вместо так и не получившего всеобщего признания обращения «господин» начало употребляться почти забытое «гражданин», что означает наличие равноправных субъектов – общества и государства. А вот с «народом» все намного сложнее. Частое и беспредметное употребление этого термина -  непременная принадлежность неприкрытой и бесстыдной демагогии, где «народ» по-прежнему означает безликие и невежественные «трудящиеся массы», управляемые некой «интеллектуальной элитой». С последней же у нас вечные российские проблемы.

«Обе катастрофы, которые постигли нашу страну в начале и в конце XX века, были вызваны тем, что национальная элита оказалась неспособна адекватно ответить на вызовы времени. Дали о себе знать и отрыв от народа, и увлечение идеями, не имеющими корней в русской действительности. Невозможно «назначить» элиту искусственно: нужна база, из которой можно черпать сегодняшнее элиту. Чтобы воспитать элиту, нужно воспитать народ, воспитать общество, вкладывать в него ресурсы. Если мы не сделаем этого, народ  будут воспитывать другие».

Эти слова патриарха  Московского и всея Руси расцениваются обществом как некая «декларация о намерениях», но не более. Многие предпочитают успокаивать себя традиционным «история рассудит», «время все поставит на свои места», забывая о том, что нет у нас уже этого времени…

Будущее рождается из правильно осознанного прошлого и безошибочной работы настоящего. И если именно сейчас мы не сделаем правильного выбора, то судьба наша, и не только судьба отдельно взятой страны, но и всего человечества будет весьма незавидной.

Интересна в этом смысле судьба главного лозунга французской буржуазной революции – «Свобода, Равенство, Братство». Будучи истинным по сути и выражающим многовековые чаяния человека, он так и остался недостижимым идеалом. Точно так же не смог он быть воплощен в советском государстве. Именно об этом говорил святейший патриарх подчеркивая, однако:

«Невозможность воплощения этого великого лозунга на нынешнем этапе ничуть не означает принципиального от него отказа. Ибо это будет равнозначно краху всех наших устремлений и ожиданий, что мы и видим в значительной части современного мира. Нам предстоит более широкое и полное осмысление этих понятий. Того же равенства. Очень легко и достаточно безболезненно можно подстричь все под одну гребенку, но тогда цветущее поле превратится в однообразный и скучный газон».

Совершенно верно. Ибо на цветущем поле нет ни сорняков, ни некрасивых или ненужных растений, но все есть ЖИЗНЬ… И возделывать это поле необходимо именно с позиций жизни, а не бездумной  и калечащей селекции.

Что же представляет собой наше нынешнее «поле»? Вот что пишет об этом декан философского факультета МГУ, доктор политических и общественных наук, первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ  А. Щипков:

«Сформулировать доктрину постсоветской «демократии» можно следующим образом: полностью избавленное от любой идеологии общество дает возможность каждому добыть столько денег, сколько он может. Государство представляет собой совокупность коммерческих организаций с исключительно финансовыми взаимоотношениями. К субъектам относятся и завод, и музей, и шашлычная, и религиозная община, и футбольная команда. Все равны на старте, и пусть выживает сильнейший.

Роль государства в этой схеме стремится к нулю. Неизбежный рост цинизма, страсти к наживе и безыдейности легко переходит в прямую преступность. Такое духовное состояние можно назвать "духовным монетаризмом". На сегодня это массовая идеология, подразумевающая снятие внешних и внутренних оков с человека, и чем больше свободы он при этом получает, тем лучше. Однако  свобода в ее истинном понимании - это не вседозволенность, эпатажность и попирание нравственности.

Это свобода думающей и морально ответственной личности. Многие проявления безнравственности и вандализма, если они и не запрещены законом, должны  осуждаться общественным мнением. У нас же все нездоровое и извращенное часто становится нормой, с легкостью принимаемой обществом. Любые духовные ценности, накладываясь на эту убогую, опасную и бесчеловечную идеологию, трансформируются, опустошаются и перестают быть тем, что они есть.

В нашем обществе возвращение к православию происходит в ситуации, когда несколько поколений в своем подавляющем большинстве не имели никаких связей с церковной организацией и официальной религиозной идеологией. В большевистскую эпоху посещение немногих открытых для богослужения храмов само по себе не включало человека в реальную церковную жизнь и лишь в минимальной степени знакомило с религиозным мировоззрением.

В годы перестройки, когда коммунистическая идеология и ее эрзацы рухнули, наиболее естественным для русских людей религиозным выбором стало возвращение к прежнему нормальному состоянию, к истокам, к православию, к Московской Патриархии.

Нынешняя православная религиозность не является результатом "свидетельства Церкви", но в значительной степени она - следствие логики развития светской культуры и идеологии. Поэтому для основной массы верующих не характерно соблюдение традиционных церковных норм.

Их поведение не обусловлено христианской верой, а жизнь не воцерковлена. Их православие, церковность, религиозность легко сочетаются с господствующими в обществе идеологическими поветриями и множеством суеверий. Если обратиться к последнему десятилетию, можно сказать, что так называемая "нетрадиционная религиозность" для громадной части народа оказалась как раз традиционной.

Причем не следует забывать, что все эти "суеверия" отнюдь не препятствуют принятию христианства. В массовом сознании христианская вера вполне "естественно" сочетается с верой в переселение душ, колдунов, пришельцев, астрологию. В наше время все эти установки  становятся "кирпичиками" для строительства мировоззренческих систем, на основе которых, в свою очередь, возникают и формируются секты.

Возникает парадоксальная ситуация. Заявив об отказе от построения социализма, современные демократы и экономисты-рыночники начали исповедовать некие размытые идеологические принципы, некую "мерцающую" мораль, которая якобы может совершенствоваться вместе с совершенствованием экономических отношений.

Эта "мерцающая" мораль неожиданно легко соединилась с религиозной энтропией, разлитой в обществе. Она, в отличие от всех существующих мировых религий, не накладывает на человека жестких моральных обязательств. Если с этой точки зрения посмотреть на секты, выросшие на почве всеобщего духовного и культурного обнищания, то нужно признать, что они идеально вписались как в  рыночную идеологию, так и в извращенную и ни к чему не обязывающую религиозность».

Согласитесь, подобный взгляд на современное состояние России хоть и верен, но не дает оснований для беспочвенного оптимизма. Здесь нужно нечто иное,
какой-то новый подход, свежий взгляд, продуманная и крайне осторожная интеграция всего духовного опыта человечества.

Феномен религии очень сложен и неоднозначен, поэтому необходимо различать собственно религию, веру, церковь и конфессию. Религия и Церковь – это устройство, структура, форма и организация.

Понятие «вера» имеет уже двойной характер, указывая на вероисповедание и одновременно определяя особую «внутрипсихическую реальность», «надментальную убежденность» верующего. Производными от последней являются еще более тонкие структуры – религиозность и духовность. Именно из последних и складываются отношения Бога и Человека.

Можно абсолютно не сомневаться в существовании Бога, но не искать с ним близости. Можно признавать Бога, но отрицать причастность «мира богов» к «миру человеков», как это делал Эпикур. Вместе с тем вера в существование особой полноты бытия (абсолютного «я» внутри меня, Софии – Божественной Мудрости, Богоматери, либо «личного Бога») является тем основным содержанием, без которого ни одна религия не могла бы существовать вообще.

Именно поэтому есть как «наружная», так и «внутренняя» религиозность. Отношения между ними такие же, как между буквой закона и духом закона, общностью зачастую ритуальной и формальной и общностью интимной, «светоносной», объединяющий Бога и человека в его душе. Быть с Богом «один на один» – шаг величайшего мужества, после которого помощь церкви, ритуала, иерархии и символа становятся необязательными.

Несмотря на чрезвычайную сложность современного исторического периода, на непрекращающиеся споры о дореволюционном, революционном и постреволюционном, христианском и псевдохристианском, у истории, религии, науки, философии, культуры есть только один, зато вечный оппонент и противник – низшая человеческая природа и невежество. Нет «невежественной религии», «бездуховной науки», «бескультурной культуры», а есть люди, олицетворяющие примитивизм.

В религии такие люди безнадежно «застряли» в эпохе Закона – беспощадного, непрощающего и карающего. Они верят не в жизнь, а в «загробное существование»; верят догмату и канону, но не верят Христу; верят родовому укладу, идеалам патриархальной семьи, но как огня боятся любого знания, любого творчества и любых  изменений вообще.

Их позиция – вечная согбенность,  поза – поза вечного просителя; истина – «На все воля Божья». Инициатива и активность в строительстве «Царства Божия» на Земле не идут дальше «детского послушания» и скрупулезного исполнения ветхозаветных законов. Их наука ограничена в лучшем случае механикой Ньютона, а философия – схоластикой Фомы Аквинского. 
 
Ради сохранения истины следует заметить, что такое миропонимание свойственно не только религиозным людям. Оно - часть общечеловеческого и основано на стремлении к сохранению неких фундаментальных основ и традиций, на общеизвестном постулате «Лучшее - враг хорошего» и извечном страхе любых перемен. Поэтому изоляция предпочтительнее открытости, а запрещение надежнее и правильнее разрешения. Однако такая осторожность не отменяет прозелитизма - чрезмерного рвения по внедрению собственного вероучения, попыткам доказательства его полной истинности и исключительности.

Последнее - одна из причин того, что огромное, живое и трепетное тело Единой Мировой Религии разделено на множество регионов, областей, закутков, не желающих ничего знать друг о друге. Разве об этом мечтали те, кто на заре человеческой истории принес в мир Великое Знание? Ведь в своей истинной основе религиозное, социальное и культурно-историческое – суть отражение соборности, всеобщности, «божественности бытия»; это разные аспекты одного и того же движения от «неправедного мира» к миру «праведному».

Религия еще и особый идеологический механизм, обеспечивающий солидаризацию людей в целостном обществе. Ее ценности – это ценности вечные, спроецированные в бесконечное будущее. В этом качестве религия – родная сестра познания.

Все истинные верования в наше время испытывают истинную тягу друг к другу и остро понимают необходимость сотрудничества. Мало кто знает, что движение за объединение христианских церквей было начато еще в 1910 году, а году 1948-м, почти одновременно с созданием ООН, был создан Всемирный Совет Церквей. Его задача – выработка мер против отстранения Церкви от участия в делах государства, развитие миссионерства, противостояние «духовному материализму», разъяснение христианских ценностей, выработка общехристианской социальной программы.

Современная Церковь имеет своей целью прекращение старой и бессмысленной вражды с наукой, разумом, искусством, ее язык – это, в первую очередь, язык здравого смысла. В последней четверти XX века все яснее и отчетливее проявляется необходимость объединения мировых религий. Ряд стран уже сделали серьезные шаги в этом направлении; невозможное ранее становится возможным сегодня.

Человеческое сообщество объявило войну расизму и религиозной нетерпимости, провело четкую грань между традиционализмом  и религиозным экстремизмом, религией и сектантством.

Ученые доказали абсолютную неправомочность деления по расовому признаку, понимаемому как принадлежность к особому виду Homo Sapiens – «высшему» или «низшему». То же самое предстоит и Церкви. Однако задача у нее неизмеримо сложнее – религия, не знающая «расового разделения», имеет многотысячелетние корни в национальной культуре, ее истории, мировосприятии, мироощущении.

Задача эта может быть решена лишь при переходе общности «объединенных народов планеты Земля» в общность «Единого человечества планеты Земля». Развитие духовности не должно, не может и не будет стоять на одном месте. Потому что духовная эволюция человека неизбежно приведет не только к объединению религий, не только к появлению Религии Новой, но и к полному изменению ее сути, символа, внешней формы.

Наше время столь сложно, что предаваться унынию, отрицанию либо впадать в полное неверие мы просто не имеем права. Как, впрочем, делить единое человечество на верующих и неверующих, православных и католиков, мусульман и иудеев, бахаев и буддистов. Как и уповать на самовозрождение высокой нравственности при сохранении давно изжившего себя и ведущего к гибели общественно-политического устройства.

Именно об этом и шла речь на недавно прошедшем 21-ом Всемирном русском  народном Соборе. Были споры, были разногласия, была разная оценка дня сегодняшнего и дня завтрашнего, но было и другое - глубокое осознание судьбоносной важности принимаемых решений и выбора правильных ориентиров. Материалы Собора широко освещались в прессе, однако было бы вполне уместным изложить здесь самые основные положения из выступления патриарха Московского и всея Руси Кирилла:

«Новая эпоха неизбежно наступает в связи с тем, что пределы глобализации достигнуты, начался кризис ее унифицирующих критериев. Это не значит, что ценности демократии, гуманизма, прав человека полностью исчезнут из нашей жизни. Но они перестанут зависеть от неких абстрактных глобальных стандартов. Каждый культурно-исторический субъект будет вынужден в собственной традиции искать опору, необходимую для развития и движения вперед, искать свою модель модернизации, истоки своей системы социальных институтов.

Как в жизни отдельного человека, так и в жизни народа, вера в социальные институты и правовые механизмы мертва без нравственного делания, без умения поступать по совести. В этом случае она ведет лишь к безумной погоне за химерами, за ускользающими миражами счастья и свободы. И к неисчислимым человеческим жертвам.

Однако, несмотря на то, что революция стала обиходной технологией, ее идеологи по-прежнему опираются на квазирелигиозную риторику, пытаются оправдать революцию как духовно возвышенный, морально оправданный акт. При этом современные революционеры, как и их предшественники, самой логикой революционного процесса всегда приносят в жертву часть собственного народа ради достижения абстрактных благ.

Обе катастрофы, которые постигли нашу страну в начале и в конце XX века, были вызваны тем, что национальная элита оказалась неспособна адекватно ответить на вызовы времени. Дали о себе знать и отрыв от народа, и увлечение идеями, не имеющими корней в русской действительности. Невозможно «назначить» элиты искусственно: нужна база, из которой можно черпать сегодняшнее элиту. Чтобы воспитать элиту, нужно воспитать народ, воспитать общество, вкладывать в него ресурсы. Если мы не сделаем это, народ будут воспитывать другие.

Поэтому в такой важной сфере, как образование, важно восстанавливать и развивать собственные научные и педагогические школы, продвигать свои методологические наработки. Это будет вызывать сопротивление со стороны сторонников глобальных стандартов образования, но не нужно этого бояться, потому что одновременно с этим, это будет привлекать живой международный интерес.

Говоря об обществе, можно утверждать: общество — это тоже большая семья, «семья семей». Поэтому обществу угрожает то же самое, что угрожает и семье: крайности ювенальной юстиции, однополые браки, утверждение трансгуманизма, любые попытки дать искаженное определение понятию «человек».

Человек нуждается в заботе, самосовершенствовании, духовном развитии, но не в том, чтобы была изменена его природа. Поскольку природа эта создана по образу и подобию Божественной, изменять ее в любом другом направлении значит изменять самому Богу.

Сегодня борьба за будущее — это борьба за антропологию. Это борьба за определение того, что есть человек. Сюда входят вопросы о биотехнологиях, прогрессе человеческой природы, искусственном бессмертии.

Серьезным вызовом видится бурное развитие медицинских и генетических технологий. Футурологи уже предсказывают скорое расслоение человечества на две расы. Одним предрекается величие сверхлюдей, другим — судьба подчиненных. Представители глобальных элит мечтают за счет дорогостоящих технологий трансформировать свои тела так, что смерть для них отодвинется на многие десятилетия. А для абсолютного большинства людей это будет невозможным.

Такая страшная перспектива противоречит и христианскому взгляду на человека. Чтобы избежать воплощения антиутопии в жизнь, нужно отказаться от эгоизма и равнодушия к чужой беде. Нужно, чтобы передовые биотехнологии прежде всего служили не тем, кто больше готов заплатить, но тем, кто рискует покинуть мир слишком рано.

Общество должно стремиться к тому солидарному идеалу, идеалу, очень близкому и понятному для христиан, где царит единство и братство, где люди считают друг друга братьями и сестрами. В наиболее совершенной и возвышенной форме этот идеал был реализован в общине первых христиан, о которой св. апостол и евангелист Лука говорит так «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4:32).

Кажется, стремление к такому идеалу не должно вызывать споров. Но XXI век грозит подвергнуть сомнению даже те ценности, которые на протяжении столетий выглядели незыблемыми.

«Что ты есть, человек?» Сегодня, через три тысячи лет после того, как были сказаны эти слова, нам снова предстоит ответить на этот вопрос.

Вера в технологию сегодня — то же, чем была вера в прогресс. Это тоже своеобразная квазирелигия. Это вера человека в то, что с помощью науки и технологий можно достичь совершенства и бессмертия, полной власти над своим телом, над природой, над жизнью.

Но это невозможно, потому что источник совершенствования находится внутри человека, а не снаружи. Все это ведет в сторону от магистрального христианского пути. В конечном счете — в сторону расчеловечивания, гипертрофированной индивидуализации, а значит, и разрушению социума и концу истории.

Революции всегда претендуют на создание нового человека, стремятся сломать традиционное, христианское в нем — «перековать» человека. Отсюда борьба революционеров с традицией, религией, культурой. Но это тупиковый путь, он ведет к отрицанию и дроблению. Революции совершаются на отрицании, на сломе, а стремление к вечной жизни ничего не отрицает, но все пронизывает собой. Это — стремление к любви и к Богу.

Человечество вообще ищет общее, без некоего базисного консенсуса жить невозможно. Хорошо известно, что в какой-то период исторического европейского развития многие стали считать, что таким базисом является закон — формируется законодательный базис, и на нем развивается национальная жизнь.

Но опыт показывает, что общее законодательство, даже в условиях очень тщательного исполнения законов, не может формировать народного единства, потому что остается различный взгляд на мир, на человека, на самого себя, на своего собрата или сестру. Этот плюрализм взглядов присущ человеческому обществу, он вообще присущ каждому народу, в том числе и нашему.

Возникает самый важный вопрос: а что может всех нас соединять? И когда я сегодня слушал выступления, я понял, что при всем различии взглядов все мы — единомышленники, потому что отталкиваемся от единой нравственной системы ценностей. Вот если, не дай Бог, мы перестанем иметь эту общую нравственную основу, если у нас возникнут разные системы ценностей, тогда народ потеряет свое единство, и страну будет не удержать никакими законами и никакой силой.

Если говорить о значении Собора, то, может быть, самое главное значение как раз в том, чтобы при всем разнообразии взглядов, подходов, точек зрения мы смогли ясно демонстрировать нашему народу, что в глубинных основах своего бытия народ наш един».

На этом, пожалуй, и закончим. Остальное - уже ваша собственная работа. То есть работа вашей веры, души и разума…

***