Проклятие красного пятна

 ... Костёр сполохами  огня высвечивал из темноты покосившиеся кресты и лица странных фигур неподвижно сидевших на скамеечке у кладбищенского столика возле старой разрытой могилы. Рядом в длиннополом, почти до земли, тёмном плаще стоял вампир Петрович. Лица его не было видно из-за накинутого поверх капюшона, в руках же он держал палку, которой время от времени шевелил в костре горящие угли. Порой он подкидывал туда ветки, и тогда  все заворожённо смотрели, как ненасытный огонь с жадностью набрасывается на них и пожирает с тихим шипением и треском, пока те рассыпаются на крохотные угольки с мерцающими язычками пламени и яркими искорками исчезают в темноте ночного неба.

Самый маленький, вампирёныш Ярек, крепко прижимался к вампирёнке Любе и сидел так совершенно отрешённый. На вид ему было шесть лет, на нём были большие башмаки, шнурки которых он никогда не завязывал,  большие же не по размеру штаны с множеством замков и карманов, и непромокаемая курточка с клетчатой рубашкой под ней и тоже с кармашками. Когда он о чём-то задумывался, а задумывался он всегда, то открывал рот и тогда можно было увидеть все два его белых, острых зуба.

Вампирёнке Любе было уже девять лет и одета она была в кружевное чёрное платье и ажурные чёрные чулки. Её холодную бледность не могла скрыть ни кромешная темнота августовской ночи, ни даже огонь от костра не придавал ей тёплых живых оттенков, она казалась красивой фарфоровой куклой с большими чёрными глазами и чёрными же губами на застывшем без тени эмоций лице, ногти на руках тоже были накрашены в чёрный цвет. В одной руке она держала букетик сухих белых цветов, другой куталась в прозрачный бесцветный саван накинутый ей на плечи.

Кузёныш Марина, напротив, так разомлел возле костра, что даже снял свою джинсовую курточку и остался в одной только цветастой футболке. Он был ничуть не младше Любы но, в отличии от неё, не казался таким серьёзным, а только и думал, как бы ещё созорничать. Вот и сейчас единственное, что его занимало, так это мысль, как лучше напугать наивных и по его убеждению совсем ещё бестолковых вампирёныша и гнома.

Гном же Викентий ни о чём таком думать ещё не умел, он умел и любил мечтать. О том, что он мечтает, можно было догадаться по тому, как он ковырялся у себя в носу, самозабвенно и отрешённо. В такие минуты казалось, что он ничего не видит и не слышит вокруг, что так и было на самом деле. Но больше всего он любил бояться и предавался бы этому занятию всё время, если бы иногда при этом случайно не писался. Штанишки его были чуть коротковаты, впрочем как и курточка, но сидели на нём очень аккуратно, отчего он выглядел совсем как маленький взрослый человечек, если бы не огромный помпон на его шапочке, какой бывает только у детей.

Рядом, в разрытой могиле, возился с лопатой упырь Вовчик. Его дешёвый чёрный костюм из пиджака и брюк со стрелками почти не мялся, а лишь немного пачкался и был Вовчику настолько мал,  что ему даже не пришлось засучивать для удобства работы рукава, он только снял свой галстук-"селёдку" на резинке, - Вовчик не умел завязывать галстучный узел, - и запихал его в нагрудный карман пиджака. Молодой, но уже заметно лысеющий, с некрасивыми, постоянно бегающими близкопосаженными рачьими глазками, всегда ссутулившийся, он казался робким и даже стеснительным, если бы не его взгляд. За бесцветными, как будто остекленевшими глазами упыря, скрывалась зияющая пустота мертвенного холода, от чего любой, кто их видел, испытывал безотчётный страх и отвращение.

Вампир Петрович подбросил в костёр истлевшие от времени венки из бумажных цветов, они ярко вспыхнули озарив всё вокруг и сразу же огромные тени отделились от мрака и начали свой бесноватый безмолвный танец на могилах и ветвях деревьев то прыгая, то кружась в кроваво-красных отблесках разгорающегося огня. Петрович скинул капюшон открыв лицо навстречу мечущимся языкам пламени и очарованный оглянулся вокруг. Глаза его обычно умные и строгие, наполненные добротой твёрдой и сильной, сейчас светились безумным восторгом и дикой радостью.

     - Страшно то как! - сказал он довольный, но никто ему не ответил, вся компания молча ждала, когда же наконец покажется Дедушка, того всё ещё не было.

   - Никак ушёл? - упырь Вовчик выглянул снизу из могилы, для вида ещё немного пошебуршил там, но дальше копать не хотел, а больше искал повод, чтобы отлынить. Не столько вопросительно, сколько с надеждой, он посмотрел на Петровича. Тот пошевелил волосами в носу, помолчал немного о чём-то задумавшись, потом глядя в никуда чуть слышно произнёс:

    - Здесь он, я его чую...

     Левый глаз упыря налился кровью, недобро сверкнул в темноте, а клыки заблестели сильнее, только он сам  оставался как вкопанный.

    - Копай! Немного осталось, - приказал Петрович и, чтобы упырь уже совсем не сомневался, склонился над могилой, достал оттуда что-то прямое с одной стороны заострённое и сунул тому под нос:

    - Кол это! Его кол, осиновый... Начальник КГБ лично Дедушке вбил, будь он неладен, атеист проклятый. Копай скорее!

     Упырь налёг на лопату, а вампирёныш Ярек так и не поняв кто такой атеист, а кто неладен, на всякий случай испугался, прижался ещё сильнее к вампирёнке Любе и вместе они с кузёнышем Мариной и с гномом Викентием заканючили:

    - Сказку! Хотим сказку! Ты обещал сказку!

     И только небольшой собака Чип породы лунный душегуб, двоюродный сын Петровича, молча лежал возле костра и терпеливо дожидался Дедушки, ему уже обещали его кости.

    - Ладно, ладно, не галдите! Время есть, расскажу...

      Где-то вдалеке завыла лесная мышь, в кромешной темноте громко застучали зубами зайцы, Петрович начал свой страшный рассказ...


   ПРОКЛЯТИЕ КРАСНОГО ПЯТНА

    Давно это было... Тогда ещё были пионерские лагеря, где летом отдыхали дети, где было весело и интересно. Молод я был и работал в одном таком лагере пионервожатым. А, надо вам сказать,  место, где стоял лагерь, было чудесное, - на самой горе, возле реки, вокруг тёмный лес, а сразу за калиткой кладбище. Здесь раньше древние вотяки жили, их потом новгородские ушкуйники, - ну, речные пираты, по-нашему, - истребили. Вотяков истребили, а вот духи вотяцкие остались. До сих пор по ночам слышно, как они плачут и воют, крови назад своей просят, что ушкуйники тогда у них забрали.

     "Ласточка" тот лагерь назывался, по удмуртски "Ваебышка" значит. Это духи вотяцкие над потомками ушкуйников так посмеялись. Отомстили, стало быть, сделали, чтоб уже совсем неблагозвучно название лагеря по ихнему было. Пионерам, как только они в лагерь приезжали, сразу про кладбище рассказывали и строго-настрого за территорию выходить запрещали, особенно по ночам, когда как никогда сильна нечистая сила. А она там везде: и в омутах речных, - детей то сколько там потонуло! - и в логах глубоких, непроходимых, сплошь елями заросших, - людей то сколько там сгинуло! - так про то даже и не знает никто! В общем места страшней и ужасней, в смысле сказочней, я ещё не встречал.

     Местный сторож Веня рассказывал, как однажды по весне в лагерь из леса чёрт приходил. Маленький такой, с рожками, нос пятачком, хвост длинный, кисточкой, идёт на копытцах не на всех четырёх сразу, а как мы, на двух. И вот, выходит чёрт из леса прямо на футбольное поле, - а туда, как снег сошёл, Веня барашков пастись по первой травке выпустил. А чтоб волки, или кто другой, не баловались и бяшек не обижали, он двух огромных волкодавов к ним приставил, любого вмиг разорвут, такие злые.  Чёрт, представляете, прямо к волкодавам бочком-бочком идёт и хоть бы что ему, те его словно не видят. Так он от вратарской, по правому флангу через всё поле к штрафной и прошёл, и никто ему помешать не смог, представляете? Думаете, так не бывает? Только Веня сам это видел! А потом чёрт так же, спокойненько, к себе в лес ушёл.

    Веня испугался, потому что умный был очень, сразу за ним не кинулся, а сначала домой вернулся, для храбрости водички принял, грибочками закусил. Ой, а грибов то там, - видимо-невидимо! Да, так много, что никто их и не знает, а собирают все подряд, даже поганки. А не травятся потому, как не знают от каких травиться положено. Просто запивают побольше водичкой, чтобы уже если травиться, так от неё, а никак не от грибов, - ведь, зная от чего отравился, потом и лечиться легче. Веня в тот день, когда чёрта встретил, с утра уже лечился водичкой, потому как накануне перебрал её малость, ну и травонулся. В лесу он потом самого чёрта не нашёл, но следы его видел. Значит, не привиделся тот ему, а точно был. Хоть один чёрт, а в нашем лесу есть, - истинно говорю вам я, Петрович.

    И вот, приехал в этот сказочный лагерь мальчик Вася, Вася Клюковкин. Мальчик как мальчик, в меру непослушен, в меру шаловлив. Ну, а если чем и отличался от остальных, так это когда однажды накакал в школьном спортзале, - а с кем не бывает? - тем более, что давно это было, там уже почти и не пахнет. А спортзала, чтобы какать, в лагере всё равно нет, зато туалетов типа сортир хоть под каждым кустом найти можно. Вот с ним и случилась вся эта история.

    Жили пионеры в корпусах, вдоль которых с солнечной стороны на всю длину шла веранда. На неё выходили двери спален, - две мальчиков и две девочек. Окна спален выходили на сторону леса, а рос лес так близко, что ветви елей при малейшем ветре стучали в окно. Днём ещё ничего, а вот ночью было очень страшно, - деревьев не видно, одна темень, казалось , что кто-то стучит и всё хочет влезть через окно в спальню.

    Потому пионеры с вечера перед сном закрывали все окна на шпингалеты не столько от комаров, сколько от этого "кто-то". Особенно боялись те, кто ближе был к окну, они тщательнее других всегда проверяли запоры. Васе, можно сказать, повезло, - он спал у самой двери, то есть дальше всех от окна. Если бы не одно "но"...

    Сразу тогда никто внимания не обратил и ничего не заметил. Все ещё завидовали Васе, предлагали поменяться местами, - только, кто же согласится? Заметили уже потом, когда всё случилось. И было это Красное пятно над его кроватью. Странно было, что особенно большим и чётким оно становилось всякий раз после дождя, когда в лесу за окном по ночам раздавался крик неизвестной птицы. Потому неизвестной, что птицу эту никто никогда не видел, а крик её слышал.  А вот птица ли это была? Что птица, говорили вожатые, чтобы пионеры не боялись напрасно, только крик тот был вовсе не птичий! Так плачет маленький ребёнок, когда плакать у него больше нет сил, тихо и жалобно.

    Вслух все молчали, слишком страшно было поверить, что где-то в лесу бродит неприкаянный дух однажды убитого мальчика. Сразу после отбоя все старались спрятаться под одеяла и быстрее уснуть. Ведь будет хуже, если встретить духа, рассказать всем об этом, а тебе потом не поверят, ещё посмеются и трусом  назовут. Вот и Вася испугался, когда однажды заметил, что Красное пятно над его кроватью вдруг стало больше, сказать об этом он никому не решился, а постарался скорее уснуть как и все. Только сон всё не шёл и не шёл...

    Вася повернулся на другой бок и взглядом упёрся в окно, - темень в нём была непроглядная. Только, что это? Ему показалось, как если бы темень чуть шевельнулась, как если бы вдруг у неё появилася плоть, как если бы она сама не была пустотой, а чем-то вполне осязаемым. Только вот чем? Ему так сильно захотелось потрогать её, так к ней потянуло, что он испугался, что вот ещё чуть-чуть и он бросится в неё и уже без оглядки. Дрожь холодком пробежала по телу, но он её не почувствовал. Он не мог пошевелиться, словно не было рук, он не мог убежать, словно не было ног, он оцепенел. Это его и спасло.

    Недвижим он пролежал до утра. А утром тьма рассеялась, а с нею наваждение. Держать в себе всё, что случилось с ним ночью, он не мог, хотелось поделиться с кем-то, но только не с ребятами. И он рассказал всё Вожатому. Вожатый ему не поверил, а посмеялся. Хуже, это узнали ребята. Вася замкнулся, со страхом ждал следующего вечера, и тот наступил...

    Красное пятно над кроватью набухло и, казалось, вот-вот потечёт. Все давно уже спали, только Вася не спал, - лежал спиною к окну и боялся снова увидеть прошлый ночной кошмар. И тут он услышал голос тихий и настойчивый: "Вася! Вася, иди ко мне...".  Голос звучал где-то рядом, всюду там, где была тьма, словно не было окна и расстояния между ними: "Вася, иди ко мне! Ну, что же ты? Я тебя жду...". Ему захотелось не слышать этот голос, спрятаться от этой тьмы, убежать куда-то... Он было рванулся, при этом машинально повернулся к окну, и тут же испустил громкий и отчаянный вопль, - ни спальни не увидел он, ни окна, ничего кроме мрака. Там, где должны были стоять кровати ребят, где должно было быть окно, а в нём лес, - всё вдруг исчезло в непроглядной черноте, как будто утонуло, как если б и не было никогда.
    От его крика проснулись все. Спросонок никто ничего не понял, а когда поняли, то долго ругались, обещали поколотить Васю, если он будет мешать спать, назвали его больным, психом и трусом. Больше всех возмущался Вожатый, - с утра ему надо было идти на планёрку и он боялся, что уже не сможет как следует выспаться. Потом все угомонились, а вскоре наступило утро.

   Утром все были невыспавшиеся и хмурые, словно встали с левой ноги. Весь день с Васей никто не хотел играть, ни даже разговаривать. Он и сам старался не попадаться никому на глаза. С одной стороны ему было стыдно, с другой он чувствовал, что с ним что-то происходит, и этого "что-то" он ужасно боялся. Он понял вдруг, что был уже в этом мраке, чувствовал его, почти осязал. И, если всё это повторится снова, ничто уже не сможет его остановить, - он просто уйдёт туда весь. Зачем? - он не знал. Знал только, что именно так всё и будет. Из-за этой своей обречённости он стал каким-то мягким, податливым, безнадёжным, как если бы ничего уже было нельзя изменить, да он и сам не хотел.

    И наступила ночь...

    ...Утром никто ничего не заметил. Все бегали на зарядку, ходили в туалет, потом долго плескались в умывальниках, долго строились на завтрак, пока наконец собрались. И только в столовой все вдруг увидели, что Васи Клюковкина нет, - пустовало его место, а порция стояла нетронутой.

    - Дети, а где Вася? - спросил Вожатый.

    Никто не знал, никто не отозвался. Вожатый забеспокоился и уже обходя всех, заглядывая каждому в лицо спрашивал:

    - Вы не видели Васю? Он был с вами на зарядке? Может вы его встречали около умывальников?

    Никто не видел, - это легко заметить только тех, кто есть, а вот кого нет заметить гораздо труднее. Отряд после завтрака сразу вернулся в свой корпус. И здесь все испытали шок, - кровать Васи единственная не была заправлена. Хуже, на его стульчике, стоявшем рядом с кроватью висела его одежда. Вожатый наклонился, чтобы проверить, что именно из одежды там осталось, чтобы понять, в чём Вася ушёл. А в том, что он ушёл, уже никто не сомневался, все только думали "Куда?". Всё оказалось на месте: и шорты, и рубашка, и кофта, и носки. Вожатый зачем-то полез смотреть в карманах, как вдруг большая липкая капля упала прямо на белую Васину рубашку и расплылась большим красным пятном, словно это была чья-то кровь.

   - Проклятие! - выругался Вожатый, -  Ещё  бы чуть-чуть и точно бы на меня, и фиг его потом отстираешь!

     Вожатый зачем-то потрогал Красное пятно на стене, потом такое же пятно на рубашке, - но это на самом деле была чья-то кровь! И тут Вожатый вспомнил всё, - и как прошлой ночью Вася всех разбудил своим пронзительным криком, и как до этого рассказывал про голоса из темноты, и это Красное пятно, - всё вдруг стало на свои места, всё вдруг стало понятно. Вожатый побледнел, потом попросил всех выйти из спальни, а дежурному проследить, чтобы без его распоряжения никто туда не входил, а сам быстро собрался к Начальнику лагеря.

     Начальник лагеря, не старый ещё мужчина, выслушал вожатого с вниманием, ничуть не подвергнув сомнению его слова, какими бы нелепыми они при этом ему не показались. Оставалась ещё слабая  надежда, что Вася с утра убежал один купаться на речку.

    - Да нет, не может быть, - говорил Вожатый, - когда все вышли, я проверил в спальне окно...
    - Ну? Ну и что? - заёрзал Начальник.
    - Окно было открыто...
    - ?
    - В смысле шпингалет на нём не был заперт.
    - Ну и что? Зашёл дежурный, открыл окно чтобы проветрить, ну и что?
    - Нет, я вошёл первый. Дежурный к окну вообще не подходил, я потом его спрашивал. Только дело не в этом...
    - В чём же? В чём?
    - На подоконнике остался след детской ноги, Васиной ноги. Цепочка точно таких же следов была за окном, и она уходила в лес. Туда не каждый взрослый решится днём один пойти, а тут детские следы, да ещё ночью... Это Вася, он ушёл туда.

    У Начальника уже собрались все мужчины лагеря кроме обслуги и кухни: вожатые,  физрук, завхоз, всего человек двенадцать. Назначили группу из шести человек, которая должна была пройти по следу через лес. Двух человек на всякий случай отправили к омуту, проверить. Остальных послали по дорогам, что вели из лагеря в город. Я попал в основную группу. Мы тут же вышли с заданием проследить след до конца или как можно дальше и, если Васю не найдём, вернуться не раньше вечера, всё светлое время использовать на поиски. Мы верили в скорый успех своих поисков и вышли не взяв с собой даже немного воды, не говоря уже ни о чём другом. И, как показали дальнейшие события, здорово просчитались, о чём потом сильно жалели.

    Лес в тот день в логу был особенно мрачен. Накануне ночью прошёл дождь, во всём ещё оставалась сырость. Ветви елей плотным пологом закрывали землю даже от лучика солнечного света, на ней не росла трава. Потому Васины следы было хорошо видны и мы скорым шагом направились по ним. Быстро шли мы недолго, - там, где запросто пройдёт ребёнок, не всегда протиснется взрослый, - приходилось часто обходить и петлять. В один из таких обходов мы следы потеряли. Вернулись к месту, где их оставили, - идти прямо по ним мы никак не могли, - решили описать большой круг. В любом случае, думали мы, где-то же должны мы были снова их пересечь. Но не тут-то было, уже заканчивался очередной круг, а следов никто из нас ещё и не пересекал. Получалось, что Вася в этом месте вошёл в очерченный нами круг, а выходить из него так и не выходил.

     Загадка какая-то! Понять мы её не могли, а что делать, мы тоже не знали. Сотовых телефонов тогда ещё не было, и спросить у кого тоже не было. Проблуждав около часа, мы обнаружили, что уже поздно, начинает смеркаться, и что нас давно ждут в лагере. Сколько мы прошли? Думаю, не так много, - в этом непроходимом лесу идти было непросто, чтобы мы ушли куда-то очень далеко. Всё же следовало вернуться, в темноте мы рисковали заблудиться совсем. Отметив место сломанными ветками, мы повернули обратно.

    Но мы ещё и трёх шагов не сделали, когда услышали это. И было это вовсе не птицей, а криком маленького мальчика, пронзительным и жутким. Не сговариваясь друг с другом мы наперегонки бросились туда. Казалось, что вот ещё чуть-чуть и мы выйдем прямо на голос, так близко он был. Но прошло полчаса, мы окончательно вымотались, а голос ближе не стал. Нет, мы по прежнему слышали его рядом, но такое ощущение, что он двигался с нами, только чуть впереди. Это было странно. Не помню кто первый, но кто-то предложил повернуть не на голос, а в сторону. Мы повернули, - голос в точности повернул за нами! Что происходит? - мы не понимали.

    Тогда мы понимали только одно, ещё минут десять этой игры в прятки с голосом и уже в сумраке нас самих придётся искать. Мы повернули к лагерю, решив обязательно вернуться, но уже завтра. Так мы шли некоторое время, голос двигался с нами, пока не начал затухать, а вскоре исчез совершенно. Впрочем, мы об этом уже не думали, торопились в лагерь, и никто заметил, когда он исчез окончательно. Но я точно помню, что его уже не было, когда мы увидели впереди в темноте белые пятна.

    Странные  пятна, - от них струился свет! Они были там, где мы прошли ещё утром, тогда мы не заметили ничего подобного. Сейчас же они вместо голоса играли с нами в прятки, так нам показалось вначале. На самом деле пятна были далеко за деревьями, и те их только порой закрывали, делая абсолютно невидимыми. Мы приближались, - пятна точно не голос, оставались на месте. Наконец мы пришли...

    Удивила не взрытая земля, вырванная и примятая всюду трава, и даже не сломанные верхушки деревьев, словно здесь проходил чей-то шабаш. Удивили сами пятна, точнее то, что мы за них принимали. Это были куски белых тряпок, которые не светились сами, а лишь отражали невидимый нам с земли лунный свет. Они в беспорядке были разбросаны на ветвях елей, как будто  специально так, чтоб на них падал этот свет. Кто-то дотянулся до одной такой тряпки и тут же с криком отбросил её, - она была густо  перепачкана чем-то вязким и липкими.

- Кровь! Это кровь! - твердил он оттирая свои руки, кровь под луной была отвратительно чёрной, только не красной, - Ещё дымится, она свежая! Хорошо, что не наступил.
- Зачем ты брал, если это кровь?
- Я, что, видел? Даже не думал... Просто там что-то было написано. Постой, я сейчас прочитаю...

    На минуту вспыхнула спичка, озарив небольшую надпись "Вася Клюковкин, 6-ой отряд", - это была метка, какую обязательно пришивают родители на всю одежду своих детей, отправляемых в лагерь. Все молчали поражённые,  так же молча мы вернулись в лагерь.

    Утром приехала милиция, Васю искали потом ещё четыре дня, но тщетно, - он как сквозь землю провалился. Не помогли ни служебные собаки, ни хитрые приборы, - разорванная майка, вот и всё, что от него осталось, тела не обнаружили. Красное пятно какое-то время ещё появлялось на стене, но вскоре поблекло, а потом исчезло вовсе.