Бабушка-невеста

Они стояли рядом в глубине коридора, возле тускло освещённого аквариума с задумчивыми рыбками – возрастные, невысокие. Она – чуть за полтора метра, почти гротескно полная, в звоне колец на пухлых, но красивых руках, с брошью-стрекозой на внушительном, туго затянутом в чёрное бюсте, в шпильках-лодочках крошечного по нынешним временам размера.

Он лысый, как коленка, с покрытой пятнами – знаками прожитых лет сияющей головой, носом "уточкой" и такой же утиной походкой враскачку. Выше жены, дай бог, на половину ладони. К тому же худой до щуплости, как часто бывает с тонкими в кости мужчинами за шестьдесят.
– Юрочка, а ты помнишь, как мы сюда в театр ходили, – она улыбнулась, ища его руку в полутьме.
– Помню. А помнишь, как от здешней остановки с профсоюзом за грибами уезжали? – он сжал её ладонь своей, суховатой и почти такой же маленькой, отвечая на привычную ласку.
– Точно! А потом в лесу заблудились и я тебя ругала, что ты не знаешь, где север. И вообще ничего не знаешь. И что я больше никуда с тобой не поеду. А потом убежала от тебя в лес и выскочила прямо к автобусу!
Она смеётся, как героини старых фильмов – высоко, заливаясь колокольчиком. И стрекоза на груди подпрыгивает, танцуя.
– А я тогда обиделся, Танюшка. Так обиделся, что всю дорогу молчал. А ты ещё девочкам на меня до города жаловалась. И я ещё больше надулся. А потом дома ты дверью хлопнула и спать ушла. И я до утра один грибы чистил и думал, что такого не бывает – жена спит, а муж грибы обрабатывает.
– А помнишь, как в Анапу ездили? Ребятам было всего ничего: Светке двенадцать, а Ваньке – пять. А ты в Кирове выскочил на платформе, была длинная стоянка. За картошкой и огурчиками. И чуть не опоздал к поезду.
– Да не в Кирове, а я не помню где, и не за картошкой, а за мороженым. Я за вокзал побежал, был там уже, знал, где ларёк. Отстоял очередь, рванул обратно и заблудился на перроне. Сам не понял, где не туда свернул. Вагон уже тронулся, когда запрыгнул.
– Ух, я тебе тогда устроила!
– Это точно. А помнишь, как ты в Прибалтику в командировку ездила, и я попросил тебя рубашки нейлоновые купить, а ты только с поезда сошла и миксер, чистый дефицит тогда, в магазине увидела? Рассказывала, что ревела, так хотела на него всё истратить. А привезла мне рубашки – зелёную, жёлтую и белую. И потом лет пять меня этим попрекала!
– А помнишь, как Светка картошку жарила и сковороду на пол уронила? Весь линолеум спалила на кухне! И вы от меня к маме сбежали, чтобы не пришибла?
– А как Ванька женился? И не сказал, стервец, что внучка уже на подходе! А мы все деньги на свадьбу спустили. А он потом такой приходит и просит занять на коляску, балбес.
– А светкину учительницу по музыке помнишь: "А вы знаете, что ваша девочка дружит с хулиганом?" Кто тогда ей сказал, что привычку ябедничать большие девочки оставляют в начальной школе?
– А кто в Москве спустил все деньги на мохеровую кофту и купленную у цыган косметику? И мы последнюю ночь мыкались по вокзалу?
– А кто забрал Светку из пионерлагеря до срока и обругал воспитателя и вожатого так, что нам потом написали в профсоюз?
– А тот, чью дочь наказывали, выставляя на полночи в трусиках кормить комаров, потому что не спала!
– Всю жизнь ты мне, старый хрен, испортил. – она улыбнулась, прижалась мощным плечом к плечику. Он обнял столько её талии, сколько смог.

По ДК Ленина горохом рассыпался детский топоток. Из толпы юных танцоров в перетянутых по поясу резинками трико выскочила девчушка лет восьми от роду – худющая, ушастая, с причёской-кукишем на русой головёнке:
– Деда, бабуля, мы всё! А ужинать у вас можно?
– Можно, проволока ты егоза, можно. Сейчас маме позвоним, одевайся скоренько, бегом давай, ну! – он глянул на часы, вытянул из кармана ключи от машины. – Мать, у нас варенье есть?
– Малиновое откроем, сладкоежки вы оба, старый не лучше малой, зубы бы берегли!
– Танцуй, Катька, бабушка блинов нажарит!
– Блинов им, ишь! Да нажарю, нажарю, давайте побыстрее. Юр, а ты про годовщину-то забыл, гад, да? Помнишь – "Жили-были старик со старухой тридцать лет и три года", тридцать три, Юр!
– Помню, Танюшка, помню. Это женаты тридцать три. Вместе-то сколько? Сорок? Дай в щёку-то полюбаю, новобрачная! У нас ж как в анекдоте – столько прожил, а развестись не хотел, вот убить – да. Ну не дуйся, иди сюда, бабуля. Я и розы купил, в машине, под газетой лежат. Белые, как ты любишь. Ну что это, а? Бабушка, а сырость развела! Катька увидит! Люблю тебя, слышишь, заноза моя!
– А я тебя, козёл старый.
– Дедка, а почему бабушка плачет, ты её обидел?
– Что ты, заинька моя, она не плачет, она радуется, она у меня невеста сегодня.
– Фу, невесты такими старыми не бывают!
– Кто старый? Бабушка старая?! Да она у нас самая молодая! А ну, кто первый до машины?