Ходячее ЧП

   Караул по охране ракетных шахт вывозили километров за двадцать отчасти. Выдавали сухой паек на неделю и семь дней солдаты несли караульную службу.

   Жизнь в карауле скучна и однообразна. А к концу недели еще и сухой паек в глотку не лезет. Но и в безвыходном положении всегда есть выход. Приловчились, солдаты часть пайка меняли у гражданского населения на картошку.

   Так было и в этот раз.

   Погрузив в вещмешок консервы и концентраты, отправили двух солдат в близлежащее село. Идти вызвался Корешок, взяв с собой солдата помоложе, чтобы не нести тяжелую поклажу.

   - Если шагать по дороге — это почти пять километров, а если напрямик, через овраг, то три. Разница есть. И большая. Тем более - зимой.

   А зима в этот год выдалась снежная. Снега выпало очень много.

   -  Пойдем через овраг, — скомандовал, как старший группы ефрейтор Беспалый, — лишних два километра мотать, только валенки снашивать.

   Солдат Семенов моложе и решающего голоса не имеет. Предложение старослужащего — почти неоспоримый закон. На Семенове рюкзак с провиантом, а нести такую тяжесть никому лишнее расстояние не хочется.

   Беспалый бодро идет командиром впереди. Он всегда о чем-то думает, шевеля губами. Порой, даже видно как от этих дум под его шапкой, туго завязанной под челюстью (чтобы не простыть), шевелятся волосы. Сгорбившись, Семенов молча бредет сзади.

   До оврага дошли без приключений. Тот полностью занесен снегом, но наст твердый. Теперь осталось только перейти его — и до деревни рукой подать.

   Корешок, что-то бормоча себе под нос, ускорил шаг, что для него не характерно. Вдруг, метров через семь, под ним хрустнул лед, и он скрылся под снегом. Вслед за ним провалился и Семенов.

   - Вот и приехали! Дернуло меня пойти за этой картошкой, — разгребая перед собой руками снег и выплевывая его изо рта, ворчал Корешок, — Ишачишь за всех, ишачишь, а они в тепле сидят. Эй! Как тебя? Семенов! Ты живой? — голос был глух и проникал как сквозь вату.

   - Жив, товарищ ефрейтор.

   - Давай уже, рой! Не сдыхать же здесь! Ты знаешь, куда нам идти?

   - Знаю,  за картошкой.

   - Вот бестолочь! За картошкой пусть теперь ходят другие. Я свое отходил. Давай рой. В караулку пойдем. Я уже мерзнуть начинаю. Сволочи все! На погибель нас послали!

   Руками, мешком, телом, ногами Семенов пробивал дорогу к жизни, к свету. От него валил пар. Сзади, матерясь, съежившись и засунув руки в рукава, брел Беспалый. Он проклинал всё и всех.

   Через час они поднялись на склон оврага. Витя от холода был синим. Семенов — мокрый и красный — улыбался.

   - Что смеешься? Пошли быстрее. Я уже простыл. Все в тепле сидят, а я чуть не погиб!

   Через час страдальцы вернулись обратно.

   - Принесли картошку? — спросил старший лейтенант.

   - Я чуть не погиб из-за этой картошки. Теперь пусть другие ходят. Умники все! А я болеть буду, — и Беспалый, не раздеваясь, лег на топчан.

   Каждая инициатива, каждый душевный порыв Витюши заканчивался трагически. Он был пиратской копией рыцаря печального образа. При его жуткой исполнительности командиры всегда ждали от него ЧП. Это было ходячее ворчащее несчастье. Таким он и остался в жизни, выходя из трудностей с помощью чужих рук, сгорбившись и засунув руки в рукава.