Стать поэтом в Ялте - 6

    
    Стихи о чеховском  саде  стали своего рода  творческой  лабораторией: в каждом  из них ставится  своя  собственная  задача, отыскиваются  собственные выразительные средства. Конечная  цель каждого - раскрыть еще одну черту  личности творца  сада. Вот стихи, написанные как бы «по  случаю»: ежегодно перед началом  туристического сезона коллектив  музея  выходит на  субботник, чтобы  после зимы  привести сад и дом в  благообразный вид. Здесь явственны ялтинские приметы, которые хорошо знакомы  горожанам: нестерпимо сверкающие крыши на  Чайной горке. Когда их много - это уже почти архимедовский  сюжет: по преданию, отраженными в  металлических зеркалах солнечными зайчиками  жители Сиракуз сожгли вражеский  флот… Старый кедр, стоящий  возле  входа  в Белую дачу, возвышается в саду как патриарх... Посаженный  руками Антона Павловича, он прожил уже  более ста лет, но такие деревья, как библейские старцы, живут сотни лет…
      В саду возникает ощущение того, что прошлое и нынешнее связано незримыми узами: миф, как  духовитая  смолка, сочится из пор старых деревьев… Неуловим переход от прошлого в настоящее, и лишь шорох метлы  да  трудовые мозоли на руках возвращает чувство реальности… Есть тут  и перекличка с моими же стихами о благостном  состоянии сада в  крещенский  день, и  дендрологическая  конкретика. Это названия  чеховских пород деревьев и кустарников - начиная  от пирамидальных шелковиц,  роз, туи, кипарисов и «жасмина голоцветкового». Каждое  из них помнит прикосновения  чеховской руки… «Голоцветковый» - слово явно не поэтическое, но приходится  иногда  смиряться. Это ботаническое название кустарника, по весне покрытого ярко-желтыми цветами. Если его не  обозначить, то можно  перепутать с  душистым жасмином, бело-кремовое  сияние которого наполняет сад позднее, уже  в  мае-июне. Вообще говоря, чеховский  сад цветет круглый  год, и это одна из тайн, которая постигаема только  большим поклонником  творчества  писателя. Если ты  посетил сад  не менее десятка раз, и в  разные  времена года, тебе откроется его удивительная  прелесть. В декабре-январе  в  саду  цветет жимолость душистая  и мушмула японская. В феврале   расцветают венчики кизила, в марте  форзиция  покрывается  тысячами цветков, напоминающих крылья  ярко-желтых бабочек. В апреле и мае  цветут розы и глицинии… В августе  цветет  индийская  сирень… В сентябре сияют звездочки клеродендрона. И так  без конца - вплоть до нового года. Это и есть чеховская «вечная  весна».
Субботник в Чеховском саду
Апрельский полдень. Солнце пышет…
С рассвета отложив дела,
На Чайной Горке   светят крыши,
Как Архимеда зеркала.
Душа полна   весенней  лени.
Поднять лопату – нету сил!
Но старый  кедр, как бог Вселенной,
Субботник наш благословил.
Скромны  апрельские обновы!
Еще не скоро летний зной.
Смотри:  жасмин голоцветковый
Зацвел  негромкой красотой…
Блестит роса (а может, слезы?)
На почках тополя в  саду.
Он помнит: чеховские розы
Цвели три раза на году…
Не уследить, как  ветка тиса
Преображает на лету
Слоновью поступь кипариса
В неуловимый  шорох туй…
Что в сердце дерева таится?
Быть может, прежние деньки…
Доныне  снится шелковице
Тепло писательской руки…
А может, снятся тайны тавров...
Волнует ветер ветви ив…
Шуршит метла, и зелень лавра
Полна загадок, словно миф.
О, сад! Нирвана и небрежность!
Наш труд хранит тебя в  веках!
И я испытываю нежность
К  мозолям свежим на руках…
      Любопытно сопоставить стиховой образ Чеховского сада с  прозаическими заметками, которые я  частенько  делал после посещения усадьбы. Заметки, собранные в  эссе «Вечная  весна», опубликованы в  журнале «Брега Тавриды». Здесь объединились и факты  биографии  писателя, который  признавался, что если бы  не стал литератором, то  наверняка  стал бы садовником, и  дендрологические  экскурсы, раскрывающие биологию растений, и восторг души  от прикосновения  к  деревья, помнящим ласку руки  великого человека…
                А.П.Чехов: садовые радости.
 «Моя ялтинская дача вышла очень удобной. Уютно, тепло и вид хороший. Сад будет  необыкновенный.  Сажаю я сам, собственноручно.  Одних роз посадил сто -  и все самые благородные,  самые культурные сорта, 50 пирамидальных акаций, много камелий, лилий,  тубероз и проч. и проч.»
                - Вл.И.Немировичу-Данченко, 24 ноября 1899.
 «Произошло чудо: у меня в саду в грунту расцвела ка­мелия — явление в Ялте, кажется, небывалое. Она пере­зимовала, пережила 8-гр<адусные> морозы. Мне кажется, что я,  если бы не литература, мог бы быть садовником».
                - М.О.Меньшикову, 20 февраля 1900.
 «В саду из 70 роз, посаженных осенью, не принялось только 3. Лилии, ирисы, тюльпаны, туберозы, гиацин­ты — всё это ползет из земли. Верба уже позеленела; около той скамьи, что в углу, уже давно пышная травка. Цветет миндаль. Я по всему саду наставил лавочек, не парадных с чугунными ногами, а деревянных, которые выкрашу зеленой краской. Сделал три моста через ручей. Сажаю пальмы».
                -  О.Л.Книппер, 14 февраля  1900.
                Чеховский  сад - вечная весна.
  Сад – место, где  природа и культура соединяются самым пленительным образом. При всем различии природы и культуры,  которая как бы  встает над природой, в них есть нечто общее, восходящее  к первоначалам бытия: красота. Красота замысла и воплощения. Это соображение в полной мере относится к Чеховскому саду. Тут нет насилия над природой в том смысле, который проявляется при взгляде на стриженых под петуха или верблюда  деревьев. Конечно, без стрижки не обошлось и в чеховском саду: территория его мала, надо поневоле ограничивать  бесконтрольный рост ветвей и сучьев. Но главное – идея,  вытекающая из  природного источника: ради  красоты не надо насиловать  растения. Чехов добился исключительного эстетического качества другим путем: он собрал  в саду растения со всех концов света, чтобы в совокупности они создали образ «вечной весны», вечного цветения природы. Аналог того самого райского сада, воспоминания о котором до сих пор тревожит  культурную память человечества.
   Красота – круг, в центре которого добро.  Чехов думал не только о круговороте цветения – думал о круговороте жизни.  Недаром он высадил на каменистом склоне пятьдесят пирамидальных акаций, которые не только распространяли  белое благоухание, не только спасали юный сад от  палящего южного солнца. На корнях акаций, которые  родились  в далекой Америке, имеются клубеньки,  которые подобно всем известному клеверу,  запасают азот,  обогащают  питательными веществами почву.  Деревья умирают, оставляя после себя  благодатную почву для последующих обитателей Сада.  Не так ли  поступал Чехов-писатель,  творя литературные образы?   
                Чеховский сад. 7 мая  1989.

В Подмосковье зеленеют ели, на березах – бледно-салатовая  вуаль. За сутки  движения в Крым поезд  ушел в весну на целый месяц.  От набухших, туго свернутых почек сливы  в Серпухове – до белого кипения черемухи  в Курске  - и половодья сирени в   Симферополе.  Подъезжая к Ялте, ловлю знакомое чувство полноты бытия: бесконечное синее море,  теплые мохнатые складки  на загривке Аю-Дага,  розовые кораллы тамариска  вдоль трассы. Бархатный полог Могаби  заткан плотно, как риза; зеленый храм природы  венчают туманные  шпили  Ай-Петри.
    Прошли теплые дожди.  В чеховском саду – буйство жизни.  Кудрявая,  перистая листва лезет  из-под слоновой кожи гледичии. Сливы, вишни, абрикосы, персики отцвели, и  под плотными пеленами  листьев  наливаются ягоды  и плоды.  Наступила пора обновиться и бамбуку:  зеленая, сизоватая листва опадает в ручей.  Фантастически красива белая стена  чеховской дачи. Сиреневые каскады глицинии  и золотое сиянье розы Бэнкса. Нашей розе чуть поменьше ста лет, ее посадил Чехов, а в американском штате Аризона есть куст  возрастом в полтора столетия. Называют  розу «Леди Бэнкс». Записана в книгу Гиннеса как самый большой розовый куст в мире. В низине,  у южной стены сада,  фиолетовый сумрак сирени.  То там, то здесь, словно рукой  щедрого художника,  разбросаны  свежие мазки краски – белила, ультрамарин,  кобальт германских ирисов,  любимых  цветов Антона Павловича.
    Как беден мой язык,  как нище воображение!  Открываю сборник Вячеслава Иванова «Свет вечерний», изданный в Оксфорде. «Римский дневник», запись от 15 апреля:
Ясмины дышат, белые левкои.
Луг белых коней – тешится лазурь
Заоблачной  гульбой  апрельских бурь.
Гудят, звенят воздушных сосен хвои… 
Вот так пишут настоящие Поэты: небо – луг,  где пасутся белые    кони облаков…


Рецензии