Чурачки
Сосипатровым первым предоставили жильё в деревянном доме, где всегда было тепло и сухо. Занимали они одну комнату и маленькую кухню, а туалет, вода, дрова, как у всех на улице. Затем из гостиницы съехали и Акуловы. Только мы с Любой продолжали там жить и регулярно носить деньги в офицерскую столовую. Наверно командование ракетного дивизиона забыло про семью лейтенанта, а напомнить и требовать жильё для меня было как-то неудобно, на первом месте стояла служба. Это с годами я понял, что командиры бывают разные, одни просто не хотят, другие забывают о тебе и ждут вознаграждения, а добросовестных и человечных куда меньше. Так или иначе, но про меня через четыре месяца вспомнили и дали маленькую комнату, где на кухне в четыре квадратных метра уместился обрезанный стол, две табуретки и холодильничек "Морозко", но мы были рады этому своему уголку.
Я тогда не имел ни какого опыты в организации семейного быта, хотя печь переложили, заклеили окна, обили дверь, но полутораметровые стены никогда нельзя было прогреть, от пола тянуло холодом, так как под всем бараком находился подвал, использовавшийся когда-то, толи в качестве укрытия, толи для складирования вооружения и продовольствия.
В таких же условиях, в нашем подъезде жила семья начальника отдела организации комплектования и учёта дивизии подполковника Удовенко В.И.,приехавшего из группы советских войск в Германии и имевшая квартиру в городе Тамбове. Владимир Иванович и Тамара Ивановна были простыми, дружелюбными, порядочными людьми и хоть старше нас по возрасту, но отношения с ними сложились равные и доверительные. Но зимой произошёл случай, который чуть не испортил их.
Я привёз из зимних лагерей, оставшиеся дрова-чурачки для так называемых печек буржуек, которыми обогревались солдаты, жившие в палатках и сгрузил их около сарая, не успев убрать, так как в тот день спешили в гости. Возвратившись домой очень поздно, в комнате холодно и Люба попросила, чтобы я принёс дрова и затопил печь. Зимой здесь дули сильные ветра с Тихого океана, а гарнизон стоял между сопок, в долине небольшой реки, как в трубе, поэтому тепло быстро выдувалось.
Взяв вёдра, я вышел на улицу. На столбе неприятно скрипел фонарь, раскачиваясь на ветру, хлопали детские пелёнки, висевшие на верёвке перед окнами, чихала незаводившаяся на морозе в батальоне связи машина, плакал в соседнем подъезде маленький ребёнок, да за рекой лаяли потревоженные кем-то собаки. И в это время я увидел, что кто-то, сидя на корточках, спокойно складывает мои чурачки в мешок. Схватив жердь, подпиравшую бельевую верёвку и размахнувшись с возгласом:"Ах ты, сволочь!"на доли секунды задержался с ударом и этого хватило, воровавшему, который испугавшись, еле-еле выдавил из себя:"Не бей меня, Алексей!". Я бросил своё оружие в сторону, а он, заикаясь просил прощения, объясняя случившееся тем, что только вечером приехал из командировки, дома холодно, дети мёрзнут, а дрова , как назло кончились и они с женой несколько раз приходили к нам, но нас не было дома.
Я понял его ситуцию, сам мог оказаться в такой же и набив его мешок чурачками, помог ему донести до квартиры. А утром, когда мы ещё спали, Удовенко всем семейством прибыли к нам извиняться. Да разве я мог обижаться на них!
Свидетельство о публикации №217113000494