Ландыш

                Ландыш.



    Это «Чудо – природы» с таким нежным именем я впервые увидел в Уфе,в 85 году, когда учился там на тренера рысистых лошадей. Практику мы проходили на Уфимском ипподроме «Акбузат». Он находился рядом с нашим училищем.
Нас распределили по разным  конюшням.  Я и несколько ребят попали в трен-отделение к Владимиру Царёву. У Царёва мне нравилось. Это был здоровый, немногословный, деревенского вида мужик. Он был не злой, строгий в меру, но справедливый. Царёв увидел, что мне понравился орловский жеребец Кивер и отдал мне его в личный тренинг. Благо лошадь была не особо  перспективной.  Да  много ли практиканту  надо было?...

  Сразу после завтрака в столовке училища мы бежали на ипподром. Жизнь тогда нам казалось интересной. Мы все были молоды, любили свою будущую работу и мечтали о выступлении в призах. Единственный выходной день-вторник и тот нам был не нужен. Ну, конечно же, в этот день мы отсыпались, потом шли в кино, а после обеда опять  бежали на ипподром. Лучшей жизни для себя мы и представить не могли!

 Ландыш прибыл к нам весной, в марте месяце. Рождён он был на Казанском конезаводе. От Дуная и Лалы. Его купил какой-то дремучий колхоз, видимо, для улучшения  кровей местных маток. Но что-то там у них произошло. Слухов много ходило, и вот этот Ландыш оказался у нас на конюшне.

 Назвать это животное лошадью язык не поворачивался. Скорей он походил на зверя, могучего и свирепого! Ландыш был тёмно-гнедой масти, с чёрной гривой и чёрным хвостом. Груда мощных мышц облегала его крупное тело. Первое, что поразило меня, это нижняя часть морды.  Она была раза в два больше, чем у обычных лошадей и сильно усыпанная неприятного вида бородавками!  Желание погладить или дать кусочек сахара с ладони ни у кого не вызывало.

 Его завели в первый, почётный денник и вся бригада, включая нас практикантов, встала возле решётки, и мы рассматривали «новенького».

 Ландыш стоял спокойно, изредка поглядывая в нашу сторону.
К решётке подошёл третий помощник наездника – Ошпидов. Спившийся, прокуренный,заросший щетиной мужик. Я так и не мог понять, зачем он пришёл работать на ипподром?
 Лошадей он не любил, да и лошади не питали к нему любовных чувств. Когда он заходил к ним в денник, они прижимали уши и отворачивались, а иногда пытались схватить его зубами. Это злило его, и он им мстил, ударяя их всякий раз при удобном случае, со злобой и руганью.

 Так вот, увидев этого Ошпидова, Ландыш, как зверь бросился на решётку. Мы остолбенели. Жеребец зарычал. Я тогда впервые услышал,как рычат лошади.  Он стал метаться по деннику. Увидев это, Царёв посоветовал Ошпидову вообще не подходить даже близко к нему.

 Так Ландыш стал жить у нас. Через несколько дней Царёв сам решил проехать его. Запрягали Ландыша всей бригадой. Это надо было делать быстро! Потому как он не любил долго стоять на растяжке в коридоре. Ландыш начинал злиться и бил своим увесистым копытом о бетонный пол, откалывая при этом  небольшие куски.

 В те далёкие, молодые мои годы, я был азартен,ну и любопытен тоже, а может даже и  безрассуден. Я любил лошадей,наверное, они это чувствовали. Да и, в общем, всякую животину любил. В общем, я решил подружиться с этим Ландышем.

 После завтрака в столовой училища я брал у знакомой поварихи буханку свежего, ржаного хлеба и нёс его на конюшню. Половину я скармливал своему любимцу Киверу, а вторая, доставалась уже Ландышу.
 Потихоньку, через решётку, я протягивал ему куски хлеба. Ландыш охотно их поедал. Теперь по утрам он уже стоял, повернувшись к окну решётки мордой, и смотрел в коридор, ожидая меня.
Царёв заметил это и однажды сказал:

- Иди, почисть его!

Я, если честно, даже растерялся…

 У Ландыша был свой конюх – Татьяна, но после одного случая Царёв лично сам заходил в денник и привязывал его к решётке, для чистки и уборки денника.
А случай был такой:

 Татьяна вошла как-то к нему в денник, хотела привязать Ландыша.  Она боялась его. Но то ли она это сделала грубо,а может слишком бесцеремонно или сама Татьяна ему не очень нравилась. Ландыш был не простой лошадью и требовал к себе соответствующего отношения.

 В общем,  Ландыш схватил её зубами за живот! Потом она показывала большой, окровавленный синяк. Если бы это произошло летом, я думаю, он мог запросто вырвать кусок мяса у неё! Её спасла телогрейка и толстый свитер, что был на ней в тот день.
Мы стали расспрашивать Царёва, почему Ландыш попал к нам? Но Бригадир делал вид, что и сам мало чего знает или просто не хотел рассказывать нам. Был слух, что вроде бы, в том дремучем колхозе, Ландыш загрыз конюха! А насмерть или нет никто не знал.

 И вот, мне надо было войти к нему в денник, привязать его и почистить. Татьяна после того случая отказывалась это делать.

 Я взял кусок чёрного хлеба, посолил его и вошёл к Ландышу…
Увидев меня ,он обернулся и спокойно подошёл ко мне. Я дал ему хлеб. Пока он жевал я слегка погладил его по мощной шее, взял за недоуздок и подвёл к решётке, затем привязал его.

 Взяв скребницу и щётку, я начал чистить . Это было что-то необыкновенное!  У меня было ощущение, что я вожу скребницей по бетонной стене! Настолько мощный был у него мышечный каркас. Таких мышц я не видел ни у одной лошади! Ландыш стоял спокойно. Закончив одну сторону, я перешёл на другую, пройдя у него под головой.  С тех пор Ландыша чистил только я!

 Увидев, что лошадь ко мне нормально относится, Царёв предложил мне проехать его.
Я был в шоке!!! Я не знал, радоваться мне или огорчаться.

- Не боись! – сказал дядя Вова….-Это мы так называли нашего бригадира.- На дорожке он-сама дисциплина! Всё будет нормально! Давай… Езжай!

Ландыша вывели в коридор, стали быстро запрягать. Я забрался в качалку, открыли ворота конюшни, и я поехал…

 До круга дошли шагом. Конюшня наша стояла совсем рядом от беговой дорожки. Выехали на круг. Ландыш без понукания сам поехал тихим тротом. Действительно, на дорожке он вёл себя, как идеальная лошадь! Он бежал в среднем темпе, слегка опустив голову. Единственное, что беспокоило меня, так это то, что когда к нам приближалась любая другая лошадь, всё равно, жеребец  это был или кобыла, Ландыш начинал рычать ,а рычал он, как зверь. Я поначалу  испугался, но это были единственные  его «шалости».

 Царёв стал его работать резво, и вскоре Ландыша записали на приз.
По своей неопытности, мы считали, что теперь Ландыш будет брать, только первые места! Ведь он такой мощный жеребец!

 Но это оказалось только видимость. Лошадь была сильно запущена. Скорее всего, у неё, вообще, не было никакого  тренинга. Да и кто в колхозе стал бы с ним заниматься? А начинать вкладывать в лошадь, когда ему уже 4 года, не было  никакого смысла. Царёв тоже понял это и передал Ландыша своему первому помощнику, Надьке Садыковой. Она стала выступать на нём. При мне, один раз, он была третьим в открытом призе. По-моему, это был его лучший результат. Ландыш часто сбивался, переходил с рыси в галоп. Ему часто объявляли проскачку.  Садыковой, видно,он тоже  стал в тягость,энтузиазм у неё прошёл, а я продолжал его ездить.

 Однажды у нас произошёл случай…

 К нам на конюшню привезли молодую, орловскую кобылу по кличке Пломба. А так как свободных денников у нас на тот момент не было, её поставили в так называемой – "ванной комнате". Там имелся сток для воды, и мы часто мыли там морковь для лошадей. Эта ванная комната, находилась через стенку от денника Ландыша. Ландыш её не видел, а когда его запрягали в коридоре, то закрывали внутренние ворота и Пломбу не было видно.
 В очередной раз я поехал его на дорожку. Поехал в последнюю партию. Это говорило о том, что на лошадь махнули рукой.  Лучших лошадей старались проезжать первыми.
 Отработав  его, как положено, я проехал шесть кругов тротом и направился в конюшню. Было лето, и ворота были открыты настежь.  Мы заехали в предбанник и, как положено, я крикнул:- "ЭП!" – что означает на ипподроме- надо "выйти встречать".

 Но никто не ответил и не вышел. Я крикнул ещё раз. Тишина… Крикнул ещё…
 Меня охватило беспокойство. Я понял, что про меня просто забыли… На конюшне никого не было! Даже на соседней! Все ушли обедать!

 Распрячь одному, даже самую спокойную лошадь, не так просто. Да если ещё, ты к тому же всего навсего практикант и опыта у тебя просто ещё нет!!! Надо, чтобы обязательно, кто-нибудь был. Хотя бы просто тупо стоял и держал лошадь, когда с неё снимают экипаж.

 Я слез с качалки и просунул вожжи в кольцо на седёлке. Меня охватил ужас, когда я увидел , что Пломба подошла к  своему окну и с любопытством смотрела на нас. Я понял, что если Ландыш её сейчас увидит, я не смогу ничего сделать! Этот зверь выломает дверь в этой ванной комнате, разломает качалку и, наконец, покроет эту самую Пломбу, да ещё, потом же,  с ней убежит на территорию ипподрома, а может и за неё!!!

 Ландыш пока её не видел. Он стоял смирно, опустив голову. Думал о чём-то.
Я стал потихоньку его разбирать. Отпряг со своей стороны, я перешёл на другую. Теперь оставалась,не простая вещь. Надо было отсоединить качалку и поставить её в сторону, при этом оставив лошадь одну! Я отсоединил экипаж, Ландыш продолжал стоять. Поставив быстро качалку, я   взял Ландыша за вожжи. Вот теперь наступило самое страшное!  Надо было провести его мимо Пломбы. Раньше кто-нибудь, прикрывал её окно воротиной. Мне надо было провести его так, чтобы он её не заметил.  "Только бы не заметил!!!" – думал я.

 А эта  «красотка», как нарочно, стала пялиться, высунув морду из своего окна.
Я повёл жеребца в денник. Поравнявшись с ванной, Ландыш повернул голову и увидел Пломбу (как говорится, в известной сказке- «Глаза их встретились»…)  Пломба- хренова кокетка! Что-то там изобразила, вроде какой-то звук лёгкого ржания. Я понял, что это- конец! Ландыш к тому времени уже, остановился и  хотел было  уже, приступить к  какие-то  действиям…

И тут я…  Где только силы нашлись, видно из за страха. Рванул я его так, что мы вместе влетели в его денник. Благо, нужно было пройти всего чуть больше метра. Как у меня это вышло, я так и не понял.  Я выдохнул от напряжения , прикрикнул на Ландыша. От страха у меня дрожали руки. Я снял сбрую с него и вышел из денника. 

Придя в столовую и рассказав ребятам о своём происшествии,  действительно, выяснилось, что про меня забыли, каждый понадеялся на кого-то. Я рассказывал, а ребята лишь улыбались и хлопали меня по плечу, называя меня героем дня. А я молил Бога, что всё так обошлось.

 Наступила середина лета. В Башкирии в это время праздновали Сабантуй. К  нам прислали «представителя», от того дремучего колхоза, чьим был  Ландыш. Этот маленького роста человек – был башкир, неопределённого возраста. Он совсем не говорил по-русски. Понимал лишь слово «ОБЕД». Он должен был за неделю! Научиться обращаться с Ландышем и отвести его на соревнования. На Сабантуй. Выступить там и привести его назад, к нам. Царёв стал брать его с собой на дорожку, он показывал ему что  и как надо делать.

 Я даже уже и не помню, как звали этого чудака. Объяснять ему, что-либо было бесполезно. Я думаю, его специально прислали ради смеха, потому, как другие отказались. Я уже говорил, что Ландыш от отсутствия должной работы, часто сбивался на резвой рыси и его надо было, обязательно бинтовать и одевать ему нагавки- это такие кожаные,небольшие, защитные чехлы. Они одевались на бабки задних ног лошади и защищали их от ударов. Я показывал этому, представителю башкирского народа, как бинтовать и как одевать. Он тупо смотрел пустым взглядом и молчал.

 Через неделю Ландыша увезли на соревнования и привезли через два дня.
Царёв попросил меня забрать его с машины и привести в конюшню.   Я подошёл к пандусу и увидел Ландыша, стоящего в кузове грузового автомобиля. Когда я стал отвязывать его, я увидел окровавленные задние ноги. Я понял, что этот урод, ничего не стал одевать ему и, конечно же не бинтовал его.  Сабантуи проходили тогда в колхозах, где бульдозером снимали бровку и начинались заезды. Дорожки были ужасные. Там умудрялись сбиваться, даже такие  лошади, которые вообще не знали, что такое СБОЙ!
Сбой – это когда лошадь переходит с правильной рыси в галоп.

 Ландыш, понятно,  сбился и сильно повредил задние ноги.
Спустив Ландыша с машины, я повёл с этим чудаком на букву «М», его в конюшню. Было видно, что Ландыш нервничает. Он дёрнулся и попытался встать на «свечку». Я успел его одёрнуть. А этот мелкий башкир сразу же бросил повод и шарахнулся в сторону. Я тогда понял, что эту лошадь он боится, как огня! Перехватив его повод, я повел его один, Ландыш успокоился и мы дошли до конюшни благополучно.

Поставив его в денник, я насыпал ему свежего сена с клевером, обработал израненные ноги перекисью и смазал мазью.

 После этой поездки, Ландыш стал совсем другой. Он стал нервный, стал чаще бросаться на людей. Единственно, к кому он относился по-прежнему, был я.
Внешне могучий жеребец – оказался никакой  в беговой езде. На него махнули рукой, и Ландыш чувствовал это. Однажды, он со всей своей, могучей силы, ударил задними ногами в решётку проёма двери. Удар был настолько мощный, что его огромное копыто разогнуло стальные, толстые прутья и застряло там, а тяжеленная, подвижная  дверь, слетела со швеллера и упала в коридоре! Ландыш стоял , как зверь , угодивший в капкан. Мы с помощью лома смогли разжать прутья, чтобы он освободил ногу. Потом  впятером,  еле- еле, поставили дверь на место.

 В августе моя учёба подошла к концу. Мы получили свои дипломы тренеров рысистых лошадей  и были рады этому. Довольные долгожданной свободой мы покупали билеты и собирались разъезжаться по своим домам.

 Я пришёл к Царёву проститься.  Ведь я здесь отработал  почти год.
Моего любимца Кивера купил местный колхоз под Уфой, и его забрали ещё в июле.  Оставался один Ландыш, с ним мне не хотелось расставаться. Царёв предложил мне остаться. Он хотел уволить Ошпидова и взять меня третьим  помощником. Я отказался. Впереди ведь была Москва. Да и соскучился я по дому, по друзьям, да и по Москве тоже…

 Я подошел к деннику Ландыша. Он сразу повернулся и подошёл к решётке.  Прижав к ней свою морду, он высунул свой здоровенный  язык и прижал его к прутьям.  Он  любил, когда я чесал его  пальцам. Ландыш всегда закрывал глаза от удовольствия.  Постояв так немного, я в последний  раз погладил его по голове и ушёл.

 Прошло полгода.  Я уже работал в Москве, на знаменитом Московском ипподроме, в трен-отделение  наездника Карамова. Мой опыт и учёба, полученные  в Уфе, здорово мне пригодились. Я был доволен своей работой и не ждал выходных, а наслаждался той, ещё беззаботной советской жизнью.

 Я переписывался со своим приятелем, который остался в Уфе и продолжал работать на местном ипподроме. Мы обменивались разными житейскими пустяками,  да ещё информацией о больших призах, о гастролях известных наездников. И тут я поинтересовался судьбой Ландыша. Она оказалась трагичной…

 После того, как я уехал, Ландыш стал совсем неуправляемый. Он перестал подпускать к себе людей. В деннике невозможно было убирать за ним. Колхоз- владелец отказывался забирать его. Видно, никто не хотел связываться с этим.

 Уфимскому  ипподрому он тоже стал не нужен. Шла перестройка. Хозрасчёт! Всё менялось, нужно было хорошо считать деньги. Начинался грандиозный бардак!
И как написал мне мой приятель, Ландыша просто пристрелили в деннике.  Вот такая история одной лошади…

               
                2017 г.