Поплачь о нем, пока он живой

               
               
                «…Поплачь о нем, пока он живой,
                Люби его таким, какой он есть».

   В лето 1992 года мы с мужем, полугодовалым сынишкой и старшими детьми: Мишей тринадцати лет и Надей пятнадцати выехали в свою Чащу («Чечню», как назвала её наша бабушка Лиза), на сотый километр. На участке был только что собранный из досок и горбыля, домик. Его за месяц собрал муж и Миша с другом, чтобы срочно вывезти младенца и остальных на воздух, на природу.  В какой-то момент не стало денег даже на сахар, а впереди предстояла заготовка ягод на зиму, на которую народ уповал, как на возможность выжить почти в любой ситуации.

   Мой Саша приуныл. Остальные члены семейства пребывали в благодушии.  Я утешала его, что будет день – будет и пища.  Так оно и вышло.
   Я поехала в город получить ежемесячное пособие на ребёнка, и вдруг звонок из Киева.  Сводный брат по отцу попросил меня пожить в отцовском доме, на благодатном месте между Пушкиным и Павловском, который достался не мне, а ему. («Кроткие наследуют землю», - помни об этом читатель!)               
   Мы согласились. Сад изобиловал малиной, и каждое утро мы собирали не менее трёх литров ягод.  Дети продавали ягоды на Павловском вокзале.
   Ещё они собирали грибы в Нижнем парке, и одна женщина просила Мишу никогда не стоять, а сразу приносить грибы ей в дом.
   У нас появились деньги на сахар, Миша купил себе первый магнитофон «Квазар».  Не помню, что купила Надюша, но всё устроилось, как нельзя лучше.

   В перестройку умерло много мужчин в возрасте около пятидесяти. Может быть, они были очень ответственными и растерялись в нагрянувших жёстких переменах.
   Ещё один фактор , как мы с дочкой поняли с годами, мог отрицательно подействовать на моего мужа Сашу.
   Он был авторитетом в среде фотографов. Прекрасно разбирался в фототехнике. Ему постоянно звонили и консультировались с подбором и покупкой фототехники. У него самого тоже было много редких, известных фотоаппаратов и их деталей.
   И вдруг нагрянула революция в этой сфере. Наступил век электроники.
   Я тогда всего этого и не поняла. А не так давно мне эту мысль высказала дочь.

   Мой муж умер от рака в пятьдесят четыре года.
   Кстати, на работе их обследовали. Александр пожаловался на боли в животе, но врач сказала, что гастрит сейчас у всех, а так он самый здоровый.
   Через небольшой промежуток времени, после нашего совместного  посещения врача, мне было сказано, что у него последняя, неоперабелььная стадия. Сгорел муж за два, три месяца. Перед смертью, его хороший товарищ Саша Дергаус, сняв с себя крестик, надел его Саше.
   На похоронах моего мужа, моя мама сказала, что он был уж очень скромный и кроткий. На что я ответила, что тогда уж самым кротким и смиренным был Иисус Христос.
   Саша умер седьмого июля, в день памяти Иоанна Крестителя.
 В ночь на Ивана Купалу, как называется в народе этот праздник,
 он был в беспамятстве. 
   А я думала: «Почему такой хороший человек умер в такой день?»  И только в десятую годовщину после его смерти до меня дошло, что его смерть, в нашей семье подвигла без промедления окрестить старших детей, которые об этом уже давно заговаривали, и двухлетнего Костю.
   В конечном счёте, она привела нас к вере.

   Я высказала эти соображения батюшке церкви Рождества Иоанна Предтечи на Крестовском, в день их храмового праздника, совпадающего с днём памяти моего мужа. Батюшке было приятно это услышать.

   Однажды на даче, в недостроенном доме прилегла отдохнуть и смотрела на небо, которое смотрело на меня с незашитого второго этажа.  Я подумала о Саше, о том, как же сложилась его судьба в жизни вечной. В том месте, куда я смотрела, медленно проплывало белое облако. Оно напоминало Ангела с большими, опущенными крыльями. На груди Ангела был просвет неба, а в просвете чёткий крест из белых облачков. Надеюсь, что подаренный другом, Сашей Дергаусом, крестик, который он снял с себя и одел на Александра, решил Сашину судьбу окончательно в светлую
сторону. Что конечно, не отменяет поминаний и молитв о нём.

   В связи с выше рассказанным, лучше поняла историю моей молодой подруги Леры . Её отец во время перестройки, кроме основной инженерной работы, стал ещё работать в охране.  Его избили, когда он возвращался с дежурства, и он умер в больнице.   
   А за несколько дней до этого, он надел на себя крест, потому, что стало страшно ходить с работы.  Леру радовало обстоятельство с крестом, а я тогда не понимала почему, ведь он всё равно погиб.  Но как и с моим мужем, так и с её отцом, возможно, это обстоятельство имеет решающее значение для их  вечной жизни.
 
   Я бы не дерзнула спрашивать Небо о судьбе мужа, это вышло непроизвольно, но ниже приведённый отрывок расскажет, что и святых волновали вопросы о загробной участи ближних.

   В листке отрывного православного календаря за первое ноября 2008 года читаю: «У блаженного Луки был родной брат, инок, который мало заботился о своей душе. После его смерти в келии покойного были найдены большие деньги, и святой Лука был очень огорчён, узнав, что его брат нарушил обет монашеской нестяжательности. Всё найденное старец отдал нищим за спасение души своего брата.  Часто за молитвой о покойном святой Лука просил Бога открыть ему участь брата. И было ему видение, как злые духи спорили с Ангелами об участи души покойного. Ангелы отвечали, что эта душа избавлена от власти диавола милостыней, розданной за неё.  «Да, - подтвердил святой, -  я действительно раздал милостыню за душу моего грешного брата». И видение исчезло…»,- Успенский.
               
   Мою маму мы хоронили в декабре, подхоронили её прах к моему отцу на Казанском кладбище города Пушкина, хотя они были в разводе. Не кремировать маму в то время было для меня нереально, и батюшки отвечали мне, что по нашей немощи, это допустимо. 
   Приближалось Рождество. Прах уже несколько дней находился в доме, и хотелось до Рождества придать его земле.  На могильном кресте я заказала фотографию, где мама и отец вместе: молодые, весёлые и красивые, на фотографии надпись:
 «Что Бог  соединил, человек да не разлучит». У меня были некоторые сомнения, имею ли я на это право. Но после некоторых колебаний, я сделала это.
   Когда мы с дочкой Надей добирались до Казанского кладбища, был сильный мороз. Разгребли снег и по очереди копали лопаткой землю. При всём старании, полностью закопать урну в землю нам не удалось. Засыпали снегом и оставили так до весны.
   Как только засыпали и распрямились, ударил колокол на Софийском соборе и начал звонить. В этом была какая-то торжественность. Весной я захоронила урну глубже.
Потом из фильма о Пушкине, узнала, что гроб с телом поэта в Тригорском монастыре, морозной зимой так и не смогли придать земле, как ни старались. Даже жгли костры, но сделали это только весной, когда оттаяла земля.

    Когда муж умер, прочитала объявление, что в морге отпевает
 священник и решила, что его отпели.
    Прошёл год или два прежде чем я поняла, что похоронила мужа
 не отпетым.
    Заочное отпевание заказала в Александро-Невской Лавре.   
На него мы с Костей ездили вдвоём.  Оно проходило рано утром. В полутёмном соборе у креста и у нас в руках мерцали свечи. С благодарностью думала о Саше.

    В 2002 году решила заочно отпеть отца, потому, что поняла, что молитвы над ним на кладбище читал не православный батюшка, а муж тёти Лены, активист Вырицкого религиозного общества Чурикова.
    А вместе с отцом я записала на отпевание в своей приходской церкви и своего деда, иерея Стефана, не вернувшегося из мест заключения, и младенца Андрея – сына моих родителей, родившегося до меня и умершего в три месяца. Бабушку Анну из Красноярска, строгую и грустную, любившую меня, единственную у неё внучку всей душой; прабабку Арину, умершую в начале первой блокадной зимы. Тамару и Владимира -  маму и брата мужа.
   Отец настоятель Ильинской церкви на Пороховых, Александр Будников разрешил включить их всех в отпевание за символическую плату. Это было 15 февраля 2002 года, в Сретенье. Заочное отпевание было соединено с настоящим отпеванием в церкви. Запели певчие, и я порадовалась за своих предков и родственников, которых с такой торжественностью поминали и отпевали в храме.
   Отпевал их Александр Калинин, молодой батюшка, напоминающий мне чем-то нашу родню. Когда я впервые увидела его на службе, пришла мысль, что за батюшку положено, если потребуется, отдать жизнь.
   Потом появился совсем молодой Александр Ларин, священник по призванию, без вариантов.
   У каждого батюшки в нашем храме своя ниша. Сначала пожилой отец Виктор казался мне слишком простым. Но «где просто, там ангелов со сто». Перед каким-то праздником я подошла к нему на исповедь, и он спросил меня: «Ну, что раба Божия, погибаешь или спасаешься?»  Я ему ответила с улыбкой: «Стараюсь спасаться».

 
                .