Три шага в неизвестность - 2

 * * *

     Раннее утро дышало сыростью и прохладой. Ночью шёл сильный дождь. Об этом напоминали лужи и раскисшие колеи дороги, по которой понурая лошадь неторопливо тянула открытую повозку.
     Томилин зябко огляделся по сторонам.
     - Какая мерзкая погода, - проворчал он. – Сырость несносная.
     Сидящий с ним рядом барон Панкратов резонно заметил:
     - Слава Богу, дождь прекратился. Сие обстоятельство уже радует.
     Он внимательно посмотрел на своего спутника.
     - Не тужите, Пётр Викентьевич! Даст Бог – всё обойдётся.
     Томилин с усмешкой покосился в его сторону.
     - Что обойдётся, Алексей Модестович? И как обойдётся? Не утруждайте себя, друг мой. Я не нуждаюсь в утешениях.
     Повозка свернула в лес и покатила между деревьями. Лапы елей то и дело касались рук и плеч седоков, гладили их щёки.
     Возница обернулся и спросил:
     - Не желаете сделать остановку, барин? Самое время помолиться. Негоже предстать перед Господом, молитву не сотворивши.
     Томилин бросил на него хмурый взгляд.
     - Что же ты, братец, хоронишь меня преждевременно?
     - Так ить молитва – она завсегда всем полезна – и усопшим, и здравствующим. Да и Богу приятна. Глядишь, поможет он, защитит от пули. Так что, прикажете остановиться?
     Пётр Викентьевич немного подумал, потом сказал:
     - Нет, голубчик, не будем задерживаться. Поезжай без остановки. Не получится у меня нынче разговор с Богом. Душа не лежит к молитве.
     - Ну, как знаете…
     Возница опять повернулся вперёд и беззлобно хлестнул лошадь. Повозка побежала быстрее. Панкратов ещё раз взглянул на попутчика и мягко произнёс:
     - Я полагаю, граф, что совет был разумным. Мужик правильно сказал: молитва поможет. Защитит ли от пули, не знаю, но душе равновесие вернёт.
     Томилин не успел ответить. В голове вдруг послышался шум – непонятные, странные звуки, похожие на чей-то неразборчивый голос. Что ещё за бред? Он встряхнул головой, прогоняя наваждение. Но от резкого движения почувствовал острый приступ дурноты. Лицо исказила гримаса страдания. Панкратов истолковал это по-своему.
     - Простите великодушно, Пётр Викентьевич! – сказал он. – Впредь не стану досаждать вам своими поучениями.
     Томилин сделал рукой успокаивающий жест.
     - Нет-нет! Не вините себя. Так, пустое…
     Вскоре они выехали на большую, просторную поляну. Там их уже ждали. На краю поляны стояла такая же открытая повозка, запряжённая парой лошадей. Будущий противник – Андрей Андреевич Ковалёв – сидел в ней и спокойно щёлкал семечки. Его секундант деловито расхаживал по поляне, выбирая удобное для поединка место.
     «Противник! – угрюмо подумал Пётр Викентьевич. – А ведь мы с Андреем всегда были дружны. Почему же теперь нам предстоит стрелять друг в друга? Что произошло между нами?».
     Он вдруг с удивлением обнаружил, что совершенно не помнит причины их ссоры, приведшей к дуэли. Что за чертовщина? Как такое может быть? Но он действительно ничего не помнил! Томилин стал лихорадочно припоминать события, случившиеся накануне, но странный, едва различимый голос продолжал звучать в его голове. Он досаждал, раздражал, не позволял сосредоточиться.
     Секундант Ковалёва подошёл к вновь прибывшим.
     - Господа, позвольте представиться: Шкловский Максим Захарович. Давайте обсудим детали. Каким оружием изволите драться? Я приготовил пару совершенно одинаковых «Лепажей». Ежели предпочитаете использовать своё оружие, то моя обязанность осмотреть его.
     - Меня вполне устроит ваше, - сказал Томилин.
     - В таком случае прошу следовать за мной. Осмотрите пистолеты и выберете один из них.
     - В этом нет необходимости. Я полагаюсь на ваше слово.
     - Это неразумно! – шепнул Панкратов. – Вопрос касается жизни. Позвольте мне это сделать.
     - Не стоит, - отмахнулся Пётр Викентьевич. – Впрочем, как вам угодно.
     Алексей Модестович ушёл осматривать дуэльное оружие. Шкловский задал следующий вопрос:
     - Как изволите стреляться: по жребию или сходиться?
     - Сходиться.
     Сверху упало несколько капель. Томилин поднял глаза  к небу. Оно было затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами.
     - Хорошая погода, - заметил Шкловский. – Очень подходящая для дуэли.
     - Да, вполне подходящая.
     - Предлагаю установить барьеры на десяти шагах, - сказал Максим Захарович. – Не возражаете?
     - Нет.
     - Позвольте взять вашу саблю.
     Томилин вынул из ножен клинок и передал его Шкловскому. Затем спросил:
     - Могу я переговорить с господином Ковалёвым?
     - Это противоречит правилам, - возразил секундант противника.
     - Мне необходимо задать ему всего один вопрос.
     - Я спрошу Андрея Андреевича. Если он не возражает…
     Шкловский направился к своей повозке и стал что-то говорить Ковалёву. Тот в ответ небрежно кивнул. Затем неторопливо выбрался из повозки. Томилин подошёл к нему.
     - Что вы хотите узнать от меня? – холодно спросил Ковалёв.
     - Андрей, как такое могло случиться? – взволнованно заговорил Пётр Викентьевич. – Что произошло между нами?
     Ковалёв удивлённо посмотрел ему в лицо.
     - Сударь, я вас не понимаю.
     - Дело в том, что я совершенно не помню причины, из-за которой возникла дуэль. В это трудно поверить, но всё обстоит именно так. Словно кто-то стёр мою память…
     Лицо противника исказила презрительная усмешка.
     - Сдаётся мне, граф, что вы ищете повод избежать дуэли.
     Язвительный тон ударил словно плеть. Сдерживая всколыхнувшуюся внутри волну гнева, Томилин холодно произнёс:
     - Извольте, я готов!
     Да, теперь он и в самом деле был готов к поединку. Оскорблённое самолюбие вытеснило все сомнения и хандру, вызвало приток сил. Ах, если бы не этот чёртов голос, бубнящий в его голове!
     Спустя пятнадцать минут они уже стояли на противоположных сторонах поляны, держа в руках дуэльные пистолеты. Шкловский дал команду сходиться. Противники медленно двинулись навстречу друг другу. Томилин шёл, испытывая крайнее напряжение. Он внимательно вглядывался в своего врага, стараясь не упустить удобный для выстрела момент. Ковалев же, напротив, демонстрировал полное хладнокровие. Он вальяжно вышагивал, держа руку с пистолетом опущенной вниз.
Воткнутые в землю сабли, обозначавшие собой рубежи, были уже совсем близко, но никто из дуэлянтов не спешил произвести выстрел. И лишь когда расстояние между противниками составляло не более пятнадцати шагов, Пётр Викентьевич не выдержал.
     Он прицелился и выстрелил. Пуля угодила в верхнюю часть груди ближе к левому плечу. Ковалёв на несколько секунд замер, слегка наклонившись вперёд. По белому полотну рубахи стало расползаться красное пятно.
     - Андрей! – испуганно воскликнул Томилин.
     Ковалёв поднял на него полные ненависти глаза.
     - К барьеру! – хрипло произнёс он.
     Пётр Викентьевич послушно приблизился к воткнутой в землю сабле. Андрей Андреевич, заметно покачиваясь, подошёл к своему клинку, обозначавшему барьер. Теперь их разделяло расстояние в десять шагов. Томилин бросил пистолет в траву и стал смиренно ждать своей участи. Панкратов от досады вскрикнул – ведь пистолетом можно было прикрыться от пули.
     Противник поднял своё оружие и стал целиться в лоб. Он был хорошим стрелком, но полученное ранение вносило свои поправки. Пистолет «гулял» в его руке. Ковалёв тяжело, словно под тяжестью пистолета, слегка опустил руку и выстрелил.
     Пётр Викентьевич Томилин почувствовал удар в грудь и стал проваливаться в черноту.


Продолжение следует