Сон про чудесного бывшего следпыта!

В тексте возможны пропуски букв после микроинсульта
ещё есть некоторая рассеянность.
Если таковые имеются просьба подсказать где  исправлю.


Сегодня заснул днём за окошком хмарь , да и ночь не спал читал книги.
Снился сон о том как я годами составлял дневники о своей жизни,хотел отдать их помощнику историка общества охраны памятников.
 А им ничего не надо они только легенды и бабкины выдумки про былые годы  жизни  уфимских храмов собирают.

Хотел уж было всё выбросить, а тут приехал наш бывший красный следопыт  из иного города.
Он крепко изучал былое многих уфимских участников войны , а потом стал бизнесменом.
Он взял все мои  записи откорректировал лишнее убрал не интересные строки сделал интересными  и  всё издал в Москве.
Это видимо от того что  мы недавно о нём говорили с   товарищем того следопыта который мне приснился.
У меня действительно было много таких дневников по 20 веку брат троюродный почти всё увёз в Канаду.
Осталось лишь не многое ,но все равно килограммов на 7 бумаги потянет.
И мне не безразлична судьба данных бумаг скорее всего они  тоже не нужны в России и кто нибудь из развитых стран их заберёт?
Но если сон вещий то это просто фантастика почти не знающая аналога.
Подобной было только с черновиками романа моего троюродного брата который откорректировала и издала уже после его смерти вдова его младшего брата Андрея Храмова -Олеся  Храмова-(Пшеничная)..
Но что бы бывшие следопыты или ученики такие чудеса могли творить такого даже у Льва Толстого не случалось.
==========================================================
                Послесловие ко сну!
День был связан действительно с небольшим открытием.
Вышел я  к вечеру в аптеку понёс на помойку мусор и обнаружил исследующих помойку местных школьников человек 7.
 И с ними девчонку   третьеклассницу с 7 подъезда.
Они собирали какие то пластмассовые коробочки.
Брат у неё умный здоровается , а девочка дебил часто грубит возможно она из класса выравнивания  или просто опустилась по приезду в город в смысле общения с людьми какая мне разница.(Может у них папа пьёт или просто девочка дефективная?)
.Я спросил зачем вам эти пластмассовые штуки  девочка сказала ;-"Вам не понять!!"
Потом один татарин с 3 его подъезда объяснил мне что старьевщики пластмассу тоже принимают.Мол взрослые собирают там  картонные ящики на сдачу старьёвщику , а школьники пластмассу такое разделение доходов местный дворовый бизнес
 Я никогда ничего не сдавал с 60-ых годов
Тогда мы макулатуру и тряпки  сдавали в обмен на мыло и новогодние игрушки,
Для меня было открытием что дворовую помойку жители двора поделили и определили кому что принадлежит собирать.
Видимо мало что в Уфе меняется нас учителя иногда сами  обязывали собирать
 макулатуру  , а выручка шла в пользу школы  эти переселенцы из деревень по доброй воле собирают пластмассу для старьёвщика.
 Что бы заработать на школьный завтрак.
Наверное это даже хорошо в деревнях наверняка нет старьёвщиков и никакой подобный бизнес  школьникам не светит!


Чудеса из чудес мне снятся.
Будто хроникой дней моих.
Может профи большой заняться.
И конечно же из былых.

Не бывало сие в России.
Уж десятки иль сотни лет.
Все живут одним днём.
Пустые до друг друга им дела нет.

Только в Окскфорде собирают.
Чьи то прошлые дневники.
Только в странах иных читают.
Россиянам всё не с руки.

Бог пошлёт ли когда то умных?
Это всё не известно мне.
В очень спекулятивной шумной.
Проживаю я стороне!
Пояснения по поводу упоминания выше фамилии Храмов.
 Автор
Прокофьева Ирина

Современная уфимская проза. Инок. Уфимский писатель Петр Храмов

№ 12 (181) Декабрь, 2013 г.
Художественное своеобразие исповедально-биографической повести Петра Храмова «Инок»

«Жизнь – это война с забвением…» – слова из романа «Инок» уфимского художника Петра Храмова как нельзя лучше подчёркивают ключевую особенность данного произведения. Его главный герой – мальчик, чья душа тонко распознаёт и глубоко оценивает прекрасное и безобразное в окружающем его мире. Мире, который ассимилирует в себе прошлое и настоящее, сиюминутное и вечное; уютное пространство родного дома и просторы всей России, будни нашего Отечества и его историю, пейзаж родного края и бездну вселенной. В тексте писателя, как это часто бывает в автобиографических произведениях, виртуозно соединяются оценки этого мира главным героем, предстающим перед читателем то мальчиком, то подростком, то молодым человеком, то зрелым и мудрым мужчиной.
С одной стороны, перед читателем разворачивается подробная картина военной и послевоенной жизни уфимцев (герои произведения родом именно из Уфы), которая расширяется благодаря авторским комментариям до полотна общероссийского бытования.


 А с другой стороны, художник создаёт многоцветное исповедальное, задушевное, глубоко интимное и трогательное полотно жизни внутренней, поражающей своей тонкостью и филигранностью.
И хотя на основании всего вышесказанного, казалось бы, можно отнести произведение Петра Храмова к жанру романа, но, на наш взгляд, точнее было бы определить жанр данного текста как исповедально-биографическую повесть, так как в центре сюжета – становление души главного героя, весь сюжет сфокусирован на его состоянии души и переживаниях, на истории его семьи. Круг действующих лиц, окружающих маленького мальчика (чьи оценки порой бывают мудрее, точнее и глубже, чем у взрослых), составляют родные, друзья и соседи. События, которые происходят с главным героем, разворачиваются пусть в переломный и важный для страны период, но всё же это небольшой временной отрезок.
Своё произведение Петр Храмов назвал «Инок». Заглавие явно носит символический характер. В толковом словаре В.И. Даля читаем: «Инок – монах, чернец, черноризец; отшельник, пустыножитель» [с. 297]. Иноком главного героя назвала его первая учительница Анна Дмитриевна во время беседы с ним, когда она пыталась объяснить своему ученику основы арифметики, дающиеся ему с большим трудом из-за «излишне» развитого художественного воображения: «"А ты интересный мальчик, прямо-таки – инок". "Инок – это священник?" – спросил я. "Нет, – отвечала она, – не обязательно. Инок – это просто другой, иной человек – и-ной", – сказала она с улыбкой» [с. 80].


Конечно, иным можно назвать любого человека, не вписывающегося в окружающий мир, не принимающего его правила, отвергающего основы тоталитарной системы, призванной уничтожить индивидуальное, неповторимое начало в любом из нас. Но нам кажется, что символический подтекст, возникающий в названии повести, другой, более глубокий, христианский. Невольно вспоминается цитата из Библии, завершающая повесть «Очарованный странник» Н.С. Лескова: «<…> Провещания его остаются до времени в руке сокрывающего судьбы свои от умных и разумных и только иногда открывающего их младенцам». В повести Петра Храмова есть размышления, явно близкие к Библии и к мировоззрению «неукротимого ерисиарха» Н.С. Лескова. Мудрыми и разумными Христос называет людей, усвоивших ложную мудрость, а младенцами – открытых людей, с чистым сердцем, подобных детям. Главный герой «Инока» – человек с девственной младенческой душой, которая остаётся незамутнённой, несмотря на то, что она взрослеет, мужает, закаляется, сталкивается с мерзостью жизни. Герой-инок, как лесковский странник Иван Флягин, всё более и более очаровывается красотой жизни, отталкивая от себя всё наносное и уродливое. Поэтому не случайно начинается повесть с мифологемы «дом», с детального описания дома, где поселилась семья мальчика. «Ах, какой это был дом! <…> А вот дом удивил. Весь деревянный (только лестница белокаменная), бревенчатый с дивно врезанным орнаментом наличников, карнизов и балкончиков, с крутой крышей и флюгером на ней, с островерхими ажурными башенками, он как бы стремился к небесам и походил на остановившееся пламя. Он был весь розовый, а там, где облупилась розовая краска, как пепел, мерцало старое, в светло-серых ворсинках дерево» [с. 3].


 А рядом с домом стоял тополь, над которым поднималась вечерами «тополиная звёздочка», названная бабушкой мальчика «вещей». К тополю герой относился как к вечному древу жизни, тополь воплощал для него красоту, загадочность и непостижимость целой вселенной. Дерево стояло за садом, за которым «была рыжая глинистая гора, на горе – морг, а над моргом – тополь» [с. 7]. Вот яркое соединение бренного, тленного и вечного!
Тополь и дом будут уничтожены, стёрты с лица земли, но не преданы забвению героем. Дерево безжалостно срубят и – что символично – проститься с ним мальчик придёт к зданию морга, где среди других брёвен он узнает свой мёртвый тополь. «Это было первое горе в моей жизни», – заметит автор, передавая чувства героя. И сила переживаний мальчика огромна. Достаточно сопоставить его чувства после смерти дедушки, когда он скажет: «Это была первая смерть в моей жизни» [с. 170–172]. Смерть дедушки воспринимается мальчиком как страшное, но всё же неизбежное и давно ожидаемое событие (дедушка долго болел), а смерть тополя – как уничтожение самой жизни, её основ.
Дом в повести тоже убьют, но позже: его уничтожат после войны, сравняв с землёй место, где он когда-то стоял. Герой Петра Храмова, придя проститься с ним, увидел «свежий асфальт и каток в углу бывшего нашего двора» и почувствовал неловкость: «странно и совестно, как всегда, когда своими глазами видишь неотвратимость смерти» [с. 223]. На наш взгляд, дом в повести писателя можно сопоставить с эдемом, а тополь – с райским садом. Ведь вечное стремление человека к красоте и гармонии связано с желанием вернуться в рай, из которого он когда-то был изгнан.


На стыке веков, ощущая катастрофичность бытия, А.П. Чехов во многих своих произведениях будет создавать образы дома и сада, мечтая, что через сто лет земля превратится в цветущий сад и человек наконец-то станет счастливым. Наверно, поэтому дом из повести «Инок» сравнивается Петром Храмовым не только со сказочными «хоромами царя Салтана», «диковинным теремом», «вальтеровским замком», но в нём угадывается «совестливая и смиренная интеллигентность чеховского дома с мезонином» [с. 3–7].
Композиционный принцип, положенный в основу повести, – это принцип контраста. В произведении писатель показывает два полюса добра и зла, вечного и сиюминутного, прекрасного и безобразного. К первому относится природа (небо, звёзды, река, собаки, лошади и т. п.); созданные человеком и подаренные вечности храмы, картины; славная история России, её литература. И, конечно, родные и близкие по духу люди, с чистой, стойкой, как у ребёнка, душой.
Полюс зла – это государственная система, машина тоталитаризма, извращающая, уничтожающая человека, превращающая его в автомат. В конце произведения одна из героинь скажет об этом так: «Да… рабочий класс самый реакционнейший, он ничем не связан с вечностью – ни землёй, ни собственностью, ни людьми, ни памятью… Ни своей работой: все его поделки устаревают через пять-десять лет. Класс работающий на свалку – отсюда психология временщиков: после нас хоть потоп… Это не крестьяне: умирать собрался, а рожь сей…


 Это пьяные временщики, у которых нет ничего святого… Даже отечества… Даже надежд – их заменяют автоматы… роботы… Вот они и беснуются…» [с. 223–224]. Временщики Петра Храмова – это те же дачники, которые появились в зрелой прозе и драматургии А.П. Чехова, дачники, пришедшие на смену оседлой жизни, дворянской усадьбе и не несущие ответственности за всё происходящее на этой земле.
В повести много эпизодов, рассказывающих читателю о беспощадности мира зла. Например, погонщики, «мужики-фантазёры», как саркастически называет их автор, истязают и забивают лошадей, которые не смогли вытянуть в гору брёвна с берега реки на лесопилку. Те же мужики просто так, ради забавы поймали беззащитного бездомного пса и распилили его на той же лесопилке и т. д. Однажды душа ребёнка не выдержала и взбунтовалась. Мальчик сначала плюнул в лицо, а потом с остервенением «рвал, кусал, царапал ненавистную и подлую тварь» – парторга лесопилки, бездушно издевающегося над лошадьми [с. 92].


В повести Петра Храмова мы встречаем ряд философских и нравственных категорий и понятий, которым автор даёт тонкие и точные характеристики, определения. Когда писатель рассуждает об этих философских категориях, его высказывания, выводы в тексте произведения звучат ёмко и афористично. Приведём только самые яркие примеры таких афоризмов. «Ржавеет золото и истлевает сталь, крошится мрамор – к смерти всё готово. Всего прочнее на земле – печаль и долговечнее царственное слово. Печаль. Слово. А меж ними – жизнь. Или то, что вместо неё» [с. 163]. «За двадцать лет, истерев сотни подошв и кистей, я понял одно: смирение перед Божьей волей есть единственно возможная форма существования человеческой души на этой земле» [с. 155]. «<…> Литература – это не обычный "предмет" вроде химии, а способ сохранения человеческой души и форма праведного её существования» [с. 173].

«Была у меня примета; дабы весь день был удачным, я должен был с утра посмотреть в детские глаза – глаза Бога» [с. 187]. «"Настроения" <…> бывают у кухарок, лакеев и горничных… А люди порядочные, люди воспитанные просто не имеют право ни на какие кривляния души» [с. 191]. «Доброта, внучек, лукава, она бывает и корыстной; а вот благородство свято, это наглядное и единственное доказательство истинной человечности. Других – нет» [с. 194]. «<…> Талант в России воспринимается как покушение на естественный ход вещей» [с. 203]. «Иной мир – мир добра и порядка – возможен, если вручить сердечным и хозяйственным женщинам, отобрав его у мятежных и легкомысленных (как Ленин) мужиков-фантазёров. Сравните: война, бунт, бардак, водка – молоко, уют, семья, мир. Поняли?» [с. 215]. «<…> Люди бездумно и легкомысленно стареют от гордости, утрачивая в себе святую простоту детства» [с. 212]. «<…> Грубость и хамство – это просто пароль советского человека» [с. 43] и др.
Интересны пространственно-временные особенности повести. Произведение состоит из трёх частей, в первой – четырнадцать, во второй – двенадцать, в третьей – шестнадцать глав. В центре художественного текста – развитие и взросление светлой, Божьей, детской души мальчика, чьи ощущения и оценки жизни отнюдь не кажутся наивными или незрелыми. В начале повести герою пять-шесть лет, затем он уже первоклассник, достигает отроческого возраста, дальше перед читателем юноша, окончивший школу, и, наконец, двадцатишестилетний мужчина. Но эти «возрастные состояния» души героя даны в повести не линейно, а зачастую параллельно. Приведем только один пример. Встретились два друга – сам мальчик и Стёпа, они ждут девочек – Машу и Агарь, за которыми трогательно ухаживают. И вдруг, глядя на них, Степан говорит о том, что это идут их будущие вдовы. Эти слова оказались пророческими: через много лет, замечает герой-повествователь, Агарь получит похоронку на своего мужа, боевого лётчика Степана Курпея. И такие переходы от настоящего к будущему и от настоящего к прошлому растворены в тексте произведения.


Писатель не часто, но прибегает к приёму ретроспективы. Читатель узнаёт об истории семей мальчика и его школьных друзей. Эти фрагментарные сведения позволяют Петру Храмову дать глубокую характеристику репрессированному русскому дворянству. О своих корнях, о своих бабушке и дедушке, о силе, стойкости, верности убеждениям и благородстве русской интеллигенции мальчик будет помнить всегда. С детских лет он с уважением и благоговением относился и к русской культуре: ещё в детстве бабушка прочитала внуку жизнеописания А.С. Пушкина, и после этого родной тополь казался мальчику Лицейским садом, где «скучно бродил, то бегал вприпрыжку родненький наш арапчонок» [с. 8]. Именно рассказ о смерти А.С. Пушкина, строки В.А. Жуковского о последних минутах жизни поэта заставили ещё маленького человека относиться к смерти далеко не по-детски. «А смерть Пушкина я по сей день воспринимаю как вообще Смерть. Да, смерть впечатлительного и благородного, великого и простого сердца превратила ужас абстрактного небытия в суть христианского прощения души» [с. 8]. Уже повзрослевший мальчик представлял себе А.С. Пушкина «жгуче-светлоглазым и смуглым, сердечно-простым и благородным, – то усмешливо-мудро, то с весёлым, волчьим, жизнелюбивым оскалом; он понимал всех, оставаясь никем не понятым» [с. 174].
Ещё одним ярким впечатлением детства стало посещение мальчиком и его друзьями под руководством его крёстной Елены Григорьевны музея, в котором дети впервые увидели картину своего земляка Михаила Васильевича Нестерова «Видение отроку Варфоломею», вернее, её незаконченный вариант. Обращаясь к этой картине, Елена Григорьевна рассказала ребятам о Сергии Радонежском, о Дмитрии Донском, о Куликовской битве, о единении Руси, о вере и Боге.


Практически рефреном через всю повесть проходит имя А.П. Чехова, упоминаются многие его произведения («Вишнёвый сад», «Три сестры», «Каштанка»). И даже там, где, казалось бы, речь не идёт о писателе и его творчестве, всё равно ассоциативно мы ощущаем чеховское начало: говорится ли о русской интеллигенции, даётся ли описание дома и сада (в этих картинах сохранён и передан чеховский дух), раскрывается ли перед героем, как перед чеховским Егорушкой, мир в первом путешествии мальчика и т. д.
Но, пожалуй, самыми интересными являются рассуждения одной из героинь повести об особой этике А.П. Чехова, которую можно охарактеризовать как «комфортный стоицизм культуры». «Чехов – единственный наш писатель, который понимал, что дело не в социальных и общественных идеях, которые неизбежно ссорят людей, не в «направлениях», которые тоже их разобщают, а в постоянном – как жизнедеятельность живого организма – нравственном усилии» [с. 228].
Но временная категория «вечное» (славная история России, её литература, живопись, храмы и т. д.) сопряжена в тексте повести с категориями, понятиями и именами общественно-политической жизни: тоталитарная система, классовая вражда, вожди советского государства (Ленин, Сталин, Хрущёв), культ личности и т. п. Даже дети вовлечены во взрослые политические игры: они рассуждают, спорят, высказывают своё отношение к поверженному кумиру Сталину и новому «пророку» Хрущёву. Вот диалог главного героя и его верного друга, девочки Маши, в которую мальчик был влюблён с первой их встречи: «"Михална, – сказал я назидательно, – товарищ Сталин был гораздо сложнее, чем представлялось это колхозным добродетелям блаженного Никиты". Маша сменила тон: "Да. Но этот юродивый реабилитировал и твоего, и моего дедушку". Я вздохнул <…>, сказал уже вслух с раздражением: "Пойми же, Маша, Сталин был точно по размеру нашего народа. Его любили и любят под стать его подлости, его холопства, его зависти, чудовищной его жестокости, по точным размерам примитивнейшей его "справедливости". Невидящим взглядом Маша посмотрела окрест и спросила меня простенько: "А народ всегда был таким?" Я задумался. И тогда и сейчас» [с. 94].
И всё же центром автобиографической повести Петра Храмова являются не политические события, ход времени, историческое прошлое и настоящее России, а люди с живыми и мёртвыми душами. И те, и другие поражают своей полнотой, скрупулезностью и точностью изображения. Великая литература девятнадцатого века подарила миру образцы женских образов, в каждом из которых воплотилось представление русского художника об истинной чистоте и красоте женской души. На наш взгляд, и Петру Храмову удалось внести свой неповторимый вклад в создание вечных женских образов.


В произведении целая галерея ярких женских характеров. Это крёстная главного героя Елена Григорьевна, трогательная и деликатная женщина, рисующая «человеческие лики членов сталинского политбюро» «с почти религиозным усердием» и в это же время рассказывающая о жизни Христа своему крестнику [с. 17]. Мать мальчика, работающая учительницей, часто одёргивающая домашних за излишнее и опасное в годы войны вольнодумство, но отчаянно бунтовавшая в годы юности (она участвовала в нудистской демонстрации протеста, пройдясь по улицам своего родного города Ростова голой), не предавшая своего репрессированного отца и не сменившая фамилии после замужества. Неземная красавица Нагима Асхатовна, чьей природной простой и естественностью так восхищался главный герой. Смешная, искренняя, хрупкая, но иногда не по годам стойкая девочка с редким древнеегипетским именем Агарь.
И всё же особо выделяются среди этого многоцветья женских характеров образы бабушки и Маши. Они для героя – воплощение истинной, непостижимой силы духа, чистоты помыслов, верности своим убеждениям и целомудрия.
«Такой же постоянной, как река, и изменчивой, как её состояние, была моя бабушка – русская дворянка с крепкими мужицкими руками, молчаливая, твёрдая, светлоглазая, невероятно впечатлительная, до смешного самостоятельная и до странности добрая» [с. 4]. Бабушка всегда была для своего внука верным другом, примером глубоко образованного человека и настоящей интеллигентности. Она всей душой верила в то, что на хамство и злобу нужно и можно отвечать только добром. «<…> Кроткая и чуткая Маша характер имела вполне русский – несокрушимый, как у боярыни Морозовой» [с. 121]. Именно в Маше, с которой главный герой повести познакомился ещё в первом классе, мальчик почувствовал родственную душу, способную на самоотверженную помощь, понимание и сострадание. Безусловно, именно характеры бабушки и Маши получились у Петра Храмова наиболее цельными и яркими.


Нельзя не обратить внимания ещё на некоторые особенности повести «Инок»: во-первых, пейзажные зарисовки – в них чувствуется мастерство писателя-живописца, художника (точно передан цвет, положены тени, расположены детали пейзажа и т. д.), а во-вторых, тонкий юмор, иронию автора. Приведём только несколько примеров из эпизода поездки мальчика к своему дедушке. Во время путешествия мальчик видит в вагоне лихих комсомольцев, которые «шёпотом матерились и обсуждали половые вопросы», веселились, пьянствовали, играли в карты. На первой же большой станции, выйдя за спиртным, они отстали от поезда. Их попутчиков (мальчика и старушку) просят подписать протокол, так как молодые люди оставили в поезде свои вещи. «Я сказал, что я "маленький", а старушка оказалась неграмотной – я расписался вместо неё – "Шилкина". "И сам распишись, чего там", – сказал проводник с уважением к моей образованности. Конечно, я не стал писать свою настоящую фамилию – зачем? – а старательно вывел красивую и заграничную – "Крузенштерн"» [с. 121]. Следующий пример. На одном «кумачовом предначертании» мальчик прочёл: «Под знаменем Маркса – Ленина – Сталина и товарища Минжуренко У.К. – вперёд к победе коммунизма!». Оказалось, что Минжуренко У.К., почему-то указанный на лозунге рядом с великими вождями, – партработник районного масштаба. «Дня через два всё разъяснилось: сам товарищ Минжуренко У.К., прибывший в колхоз для воодушевления, прочитал лозунг и сказал колхозным вождям с укоризной, но всепрощающей мягкостью: «Нельзя же так, товарищи вы про Энгельса забыли» [с. 141].
И последнее, что хотелось отметить, говоря о художественных достоинствах повести, – это образ главного героя-повествователя: он выступает в тексте то тонким, внимательным созерцателем природы, то философом, чьи размышления о жизни опираются на вечные христианские истины, то безжалостным критиком, дающим точные оценки и характеристики уродливым явлениям действительности. Но более всего поражают в храмовском герое твёрдая гражданская позиция, его убеждения, которым может позавидовать современный бесхребетный человек – человек безвременья.


Повесть Петра Храмова «Инок» – произведение, адресованное и молодому, и более зрелому читателю. Каждый из них найдёт в авторской исповеди то, что созвучно его душе, его опыту, его жизненным устремлениям. Но одно безусловно: повесть написана пером талантливого человека, чей внутренний мир так многогранен, многоцветен и ярок, что вбирает в себя всё многообразие окружающей действительности. В статье «Хрустальный крест», опубликованной в журнале «Бельские просторы», П.И. Фёдоров пишет: «С истинным христианским смирением П. Храмов рисует в своём романе не ужасы сталинизма, а веру людей, помогавшую выжить в нечеловеческих условиях. В отличие от многих современных писателей, он чётко фиксирует борьбу Добра со Злом в окружающем мире и душах своих героев. <…> Творчество даже самых великих художников является лишь каплей в океане народной культуры. И тут важен не столько размер или оригинальная форма этой "капли", сколько её химический состав, соответствующий или не соответствующий миллионам других. В случае с Петром Храмовым решающую роль играет не поверхностное сходство, а глубинное соответствие его произведения религиозно-нравственным традициям русской культуры».


Имя П. Храмова стоит особняком в уфимской литературе. Его исповедально-биографическая повесть несколько десятилетий шла к своему читателю. Она была опубликована в 2007 году в малотиражном журнале «Крещатик» (Санкт-Петербург), а затем подготовлена к печати издательством «Китап» (Уфа) в 2012 году. «Инок» – одно из лучших автобиографических произведений, которое можно смело поставить в один ряд с автобиографической прозой, ставшей классикой: с повестью С. Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука», с трилогией Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность», с произведениями А.М. Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты», с повестью М. Карима.