Заветный сад

Одна из последних выставок художницы Татьяны Спасоломской проходила в залах Бахрушинского музея и  называлась она «Заветный сад».
В слове «заветный» спрятано несколько  уровней смыслов.
Первый слой – легко читаемый – связан с тем, что отчий дом Татьяны,  выстроенный родителями,  дом с большим участком, где ее мама любовно ухаживала за садом,  располагается в поселке «Заветы Ильича». Жители поселка называли его просто «Заветы»…
Другой пласт обращен к понятию  «заветный», которое словари трактуют как: особенный и глубинный.  Он, конечно, тоже связан с родными сердцу местами: необыкновенно чистой речкой Серебрянкой, с ее песчаным дном, густым сосновым лесом, с теми извилистыми тропинками и дорожками, куда с самого детства ее водили ее отец и мать.  Эти места пробудили первые поэтические впечатления, желание рисовать.  О том и о другом Татьяна рассказывает легко, охотно,  свободно.
Третий пласт – особенно значимый для Татьяны,  --словами выразить много труднее,  он находит отражение в картинах, в ее работах над театральными декорациями.
Этот пласт проявился только после того, как произошла ее встреча с суфийским учением великого музыканта и не менее великого учителя Инойат Хана.
Казалось бы, какое отношение имеет к России и русской художнице суфизм даже величайшего мистика, признанного во всем мире?
Определяется такого рода связь очень просто. Насколько естественно складываются такого рода отношения человека и того или иного учения.
Эта встреча произошла в 1991 году. Когда Татьяна Спасоломская имела самые смутные представления о суфизме и никогда не помышляла идти мистическим путем.
К ней в мастерскую пришли три человека. Поскольку нам не удалось связаться с этими людьми и получить согласие, то назовем их условно – Владимир, Дмитрий и Олег.  Татьяна стала показывать свои работы. И одна из картин, которые выставила для показа, называлась «Фазан» (именно эту работу она потом подарит суфийскому центру в Голландии).
В разговоре выяснилось, что они  через две недели должны поехать в Голландию, где располагался один из центров  великого индийского музыканта и великого суфийского мистика Инайат Хана. 
Владимир, Дмитрий и Олег были первыми, кто установил связь с последователи Инойат Хана за границей и готовились продолжить его традиции здесь, в России. Ведь Инайат Хан приезжал в Москву в самое суровое для нашей страны время. Его здесь очень тепло приняли. Его выступления пользовались огромным успехом.  И его почему-то очень тянуло в Россию. Ведь в его учении не было противопоставления одной религии другой. Он утверждал, что в самой высшей точке – точке просветления и приблежения к Истине, -- все религиозные учения становятся близки друг другу. Инайат Хан  мечтал о том, чтобы  традиции не мешали людям слышать друг друга, понимать  главное.


-- Как бы мне хотелось поехать с Вами, -- вырвалось у Татьяны,  хотя понимала, насколько невыполнимо это желание. Ведь организовать вызов и получить визу за две недели,  -- об это и помыслить было невозможно.
Но смутное желание и ощущение того, что ей зачем-то это нужно, не уходило.
Когда судьбе угодно, она устраивает все сама таким образом, что только оглядываясь назад, понимаешь: такое стечение обстоятельств бывает не случайно. Стоило Татьяне выйти из мастерской, чтобы проводить гостей до метро,  выйти на Серетнку и свернуть за угол, как она увидела роскошный (в те времена еще редкий в Москве) «Мерседес». 
Машина остановилась. Дверца открылась , и оттуда вышел… давний знакомый Татьяны, с которым она познакомилась на Дальнем Востоке, в Магадане, когда работала художником-постановщиком над спектаклем. Где Магадан и Москва? Столько воды утекло с тех пор. И вот почти через двадцать (!!!) лет они встретились в Москве, рядом с ее мастерской.
 Оказалось, что Виктор организовал совместную с Германий фирму с представительством в Москве. Слово за слово и Татьяна рассказала о том, что ей хотелось бы поехать в Голландию, но как получить визу?  Виктор, ни слова не говоря, тут же достал бланк приглашения.
               Пространство открылось само собой.
Даже то, что в загранпаспорте у Татьяны не оказалось свободной с транички для того, чтобы поставить отметку для визы (оформить новый за такой срок  она не успевала),  не стало препятствием. Оказалось , что страничку можно вклеить.
 Все происходило быстро и просто.  Татьяне приходилось прилагать самые минимальные усилия.  Ее не покидало ощущение, словно она плыла в лодке под парусом, который подгонял попутный ветер.
Какие-то люди появлялись сами собой, помогали  то в одном, то в другом. Даже деньги на дорогу появились благодаря тому, что у Татьяны купили картину,  выставленную в Манеже (и эта картина находится в одной из галерей Нидерландов).
И вот она едете в поезде и везет с собой картины … Зачем?
-- Я даже не думала, -- говорит Татьяна, --  Просто поняла, что должна взять их. Даже выбор картин происходил так, что словно не я принимала решения, а кто-то говорил – вот эту, эту и эту…

Вчетвером они шли по берегу Балтийского моря в Голландии.  Мягкие, текучи песчаные холмы тянулись вдоль береговой линии. И вдруг вдалеке показался  -- янтарный купол. Как продолжение этих мягких песчаных холмов и как их завершение. Это было здание, где располагалась одна из многочисленных школ Инайат Хана в Европе.
Вечером, расположившись в здании этого центра , когда мы остались одни, спутники посоветовали мне написать в подарок представителям центра – в знак благодарности за их гостеприимство -- портрет Инайат Хана.
-- Как ни странно, я, словно знала, что  мне понадобится, -- взяла пустой подрамник с уже приготовленным холстом. И краски.  Я была не против. Но ведь я никогда не встречалась с Инайат Ханом, передо мной были только  его фотографии?! А я выпускница суриковской школы даже в страшном сне не могла себе представить, что возьмусь писать портрет по фотографиям. Мне непременно нужен был человек.  Я всегда писала только с натуры.  Писать портрет такого великого музыканта и мистика по фотографиям, которые мне показали  спутники?!!! Это было все равно, что взяться писать икону, не зная канонов, не имея никакого опыта работы  в этом направлении.

В полной растерянности Татьяна  смотрела на фотографии.  Лицо этого человека было полно вдохновения. Он завораживал. А еще перед ней лежали его книги, где он излагал свое учение.

Перед революцией – в 1912 году Инайат Хан приезжал в Россию,  пока еще как музыкант. Его приняли очень тепло,  и концерты пользовались неизменным успехом.
Тогда Инайат Хан  был  еще на подступах создания своего ордена.  Приезд в Сергиеву Лавру произвел на него  большое впечатление:  и золотые купола, и золотое облачение священнослужителей,  и вся атмосфера, царившая там. Золотой цвет был очень близок тому, что считалось цветом просветления в Индии – шафрановым цветом.
Встреча с глубинным православием – внутреннее слияние с ним, понимание его сути, -- наверное,  подсказало ему и эмблему ордена, становление которого только начиналось, -- янтарное сердце с серебряными крыльями.  В  учении  Инайт Хана работа человека над собой начиналась с сердечной чакры.
И уже тогда, в тот приезд в Россию, а он провел почти год,  – он увидел смысл своей деятельности  -- слияние людей всех культур, самых разных направлений, в одном устремлении – открыть свое сердце истине. 
Инайат Хан  познакомился  со Скрябиным, Алексеем Толстым,  с Владимром Полем. Все они предвидели опасность войны,  распада, невероятных потерь и человеческих жертв, и хотели предотвратить  грядущие события.  Это побудило их приступить к работе над балетом «Шакунтала». Они надеялись, что это постановка станет  посланием царю.

          Проникнувшись  этими  чувствами и настроениями,  Татьяна начала писать портрет Инайат Хана, понимая, что должна создать собирательный образ.  Она встала перед чистым холстом, уже не глядя на фотографии.  И начала писать портрет «по памяти», отказываясь от всего лишнего.
 -- Совершенно  непостижимым образом,  мне  -- сделавшей только самые первые шаги на этом пути, -- удалось увидеть как бы внутреннее пространство медитации, бесконечную вереницу светлых людей. Мантра, которую я  читала во время работы,  сама вела кистью . Потом появился второй план – маленькое парусное  судно. А фон превратился в небесное море --  и место силы, --  куда двигалось судно. Невидимое стало видимым.
Последний этап работы происходил в храме. И до последнего момента  Татьяне казалось, что она не сможет собрать все эти разные планы – верхний мистический   и портрет великого учителя. Наконец, она я пролессировала  законченную картину, все еще полная сомнений… Все  контуры чуть-чуть расплылись … И женщины, работавшие в храме, вдруг всплеснули руками --- они увидели, что картина дышит, мистическое тело «входит и выходит», что было сутью учения. И сам Инайат Хан получился очень красивым – с ситаром в руках.
Никогда до тех пор Татьяна не писала ничего подобного. Портрет был создан в совершенно новой для нее манере,  на совсем другое уровне понимания и проникновения. Образ получился. 
Представители школы – люди очень требовательные – приняли  портрет.  И он остался в голландском центре. А еще я подарила им четыре работы, чтоя привезла с  собой. И они отослали часть в другие центры: в Швецию, в ЮАР, в Германию. А картину «Золотая куропатка» они купили – за самые большие деньги, которые платят не очень известному на Западе художнику.

-- Вот так  я удостоилась счастья соприкоснуться с  учением, услышать отзвук в своей душе.  Могу ли я сказать, что я последовательный суфий? Смотря в чем.  Есть люди, которые неустанно трудятся, чтобы приобщить к этому учению других.  Это особого рода служение. Там есть свои чины, иерархия, степень вовлеченности в работу Ордена.  Но я художник. И свою миссию я видела не в том, чтобы развивать учение, распространять его, находясь в ордене, а чтобы показывать то, что я сама почувствовала, в своих картинах. Пусть полотна рассказывают о том, с чем меня свела  судьба. Те, кто услышит отклик, поймут, о чем идет речсь. А для кого-то картина останется просто картиной – пейзажем, зарисовкой
Татьяна много разговаривала с представителями ордена, пытаясь найти свое место и свое направление:
-- Ты можешь работать над своим внутренним золотым садом, -- проговорила один из наставников, напутствуя меня.
И я поняла это буквально. Чтобы постичь учение, чтобы понять его суть, я сначала должна  постичь земной сад. Сад, который до того момента я воспринимал как нечто само собой разумеющееся, над ним всегда неустанно трудилась моя мать – она выращивала ирисы, пионы, георгины, хризантему, розы…  Очень долгое время  я воспринимала ее просьбы помочь как досадную помеху, отвлекающую меня от живописи.  Но вот мамы не стало.  Заветный  сд постепенно приходил в запустение

И теперь настал момент, когда работа в саду  Татьяна  стала воспринимать как работу над собой.   Она принялась изучать различные деревья, устройство   старинных парков в русских усадьбах и парков в других странах,.
Сады Японии, Англии, Германии или России столь же отличаются друг от друга, как разнятся между собой эти страны. Как высаживает человек деревья в саду, где и какие цветы он выращивает, -- говорит его о его восприятии мира. И каждый садик – даже если в нем цветет всего лишь один розовый куст (как в Японии)  -  становится отголоском наших представлений о райском саде, об утраченном мире, к которому стремится наша душа. Земное отражение небесного рая.

Тема сада зазвучала и как главная тема в ее  творчестве. Сад шагнул и на полотна картин, властно отодвинув  все другие темы. 
В орденах Инойат Хана огромный круг братьев и сестер – их много по всему миру. Один из его племянников – Шейх Махмуд – вскоре после возвращения Татьяны , приехал в Россию с женой Харуниссой.  В саду Татьяны в «Заветах» произошла встреча с московской группой последователей, с теми, кто приехал на встречу из Новосибирска, Литвы. Мы поставили стол в саду, под деревьями. Почему-то с ними – бытовая стороны вопросов  отступала в сторону, а  тонкая суть – значимость – выявлялась.
 Харунисса – передала Татьяне в подарок холсты, голландские краски и кисти. Невероятная драгоценность в  1991 году.  На этих холстах сначала было очень непросто писать. Совсем другая поверхность и краски ложились не так, как наши.
И тем не менее Татьяне  удалось написать ее портрет в золотисто-алом сари а шейх Махмуд стоял  рядом с нею в кустах с лилиями.
Рассматривая последнюю, новую серию полотен Татьяны, они процитировали строки Инайат Хана:

Что на небесах
То и на земле.
Что на земле,
То и на небесах.

И пояснили: « То, что проходит через тебя здесь, на земле, находит отражение  в высших сферах. Вот почему так важно утверждение красоты на земле».
Татьяна снова подумала о своей маме -- столь далекой от всякой мистики, она чувствовала это сердцем.
--  И я так счастлива, что смогла после того, как ее не стало, -- продолжить ее дело, -- выращивать земной сад, благоустраивать его и переносить его на свои полотна.
Англичане считают: «Если вы трудитесь в саду, вы ближе всего к Боргу».
Без мамы сад, конечно, стал видоизменяться. Она становится все более пейзажным. Но каждый раз, сажая что-то, поливая и разрыхляя землю, я вдруг получала ответы на вопросы, которые мучили меня какое-то время.  Заветные ответы.

Ведь не случайно при всех храмах есть – пусть самый крошечный, но садик.  Там все значимо. Растения создают некий образ, соединение цвета, аромата, образует неповторимый образ. И когда мы идем по саду –  структура личности каким-то образом чуть-чуть меняется в лучшую сторону…
Так что тот – заветный золотой сад, о котором говорил Инайат Хан --  формируется тем путем, что ближе всего для меня как для художника. На данный момент. А что будем потом, я не могу сказать…

Одного садовника спросили:
--В вашем саду много лавочек.
Вы наверное часто на них сидите?
-- Лавочек у меня в самом деле много. Но как только сяду, -- вижу недосток, встаю и начинаю работать…