Как папа учил меня честности

Сегодня все вокруг твердят о правах ребёнка, насилии над личностью, неприкосновенности. Есть случаи, когда малолетние дети наивно рассказывают, что мама шлёпнула по рукам, когда за стол с этими грязными руками сел и в хлебницу полез. И ребёнка изымают из семьи!.. Насилие! А отрывая дитя от матери насилия не творят? А как без некоторых методов насилия научить ребёнка грамоте, если надо, а он не хочет? А привить нормы морали, если не понимает по малости возраста?

Меня в семье наказывали стоянием посреди комнаты, как правило, на час, чтобы было время подумать о своём поступке, проанализировать и в конце часа рассказать, что сделано не так и как поступать правильно. Тоже, вроде, насилие, а на самом деле - воспитательный процесс. Но два раза у отца сдавали нервы от моих поступков. Став взрослой, я благодарю его за те уроки, потому что на всю жизнь запомнила.

ЗАРУБКА НА ПАМЯТЬ

Первый раз отец отлупил меня ремнём лет в девять. Он самостоятельно делал ремонт в квартире, который начали с мамой. Полгода мамочка лежала в больнице, папе приходилось одному доделывать. Спали мы в зале, куда он из детской вынес нашу кровать. Жили тоже все в одной комнате.

Проблем с питанием не было, ибо и при маме едой у нас чаще занимался папа. А вот с мытьём посуды тогда было непросто. Люба с удовольствием помогала по кухне, посуду мыла, картошку чистила. А я как-то больше по уборке квартиры была спецом. Тут Любкина нелюбимая зона была. И мы с ней договорились, что она на кухне всё делает, а я в комнатах чистоту навожу. Так что жили нормально в условиях летнего ремонта.

В конце лета в посёлок приехал знаменитый чукотско-эскимосский ансамбль «Эргырон». Поселили артистов в спортзале, их много было. И много было ящиков всяких, оказалось - костюмы. У них на разные танцы и обряды другие каждый раз кухлянки и торбаза. Мы бегали смотреть на них и их красивые национальные костюмы из оленьих шкур, нерпы, отороченные песцом, горностаем и ещё фиг знает какой живностью. Меховые шарики и бисерные полоски на головы, орнаменты и вырезанные из кожи фигурки оленей и диких животных, притягивали взгляд.

А ещё удивляло, что эти чукчи - чистые. В колхозах и на улицах, в тундре они обычно в замурзанных кухлянках с немытыми руками, часто пьяные и сопливые, не вызывали у нас уважения. А эти... Открытием тогда оказалось, что чукчи - могут не только оленей пасти, но и круче нас петь и танцевать. Что они самобытный талантливый народ! С годами это чувство только усиливалось. И я не смеюсь над анекдотами про чукчу. Я с ними дружу.

Насмотревшись на приезжих артистов, мы выяснили, что они дадут два концерта: взрослый - сегодня вечером, детский - завтра в обед. Придя в больницу к маме, я красочно рассказала про гастролёров и попросила денег на билеты. Взрослый концерт стоил пять рублей. А детский - по рублю. Мама дала пять рублей. Сказала купить билеты на детский, на двоих с сестрой, а сдачу вернуть ей.

Я побежала в клуб и… купила один билет на взрослый концерт. На взрослом-то, конечно, покажут лучше и больше! И детский только завтра, а этот вот, через 15 минут уже! Очень уж мне хотелось посмотреть всё, что показывают взрослым, увидеть. В пятом ряду я залезла на подлокотник, ибо с сиденья ничего не видно за головами взрослых.  Однако сидела как на иголках, потому что никому не сказала, где я нахожусь.

Папа думал, что гуляю и не искал. В 20:00 я должна быть дома как штык. А концерт начался в 19:00 и шёл три часа! Замучив вопросами о времени соседей-зрителей, я, в конце концов, не посмотрев и трети концерта, не насладившись и не прочувствовав, убежала домой. Почти не опоздала.

И тут настало время рассказывать, где сдача, где билеты на завтра.  Папа сначала пытался понять ход моих мыслей. Почему вдруг я забыла про сестру, про распорядок дня, про наказ мамы? А я и сама не поняла, просто захотелось здесь и сейчас. Вот за это «просто» он и отлупил меня. Больно. Но больше стыдно!

Любка сходила на концерт в субботу днём, посмотрела весь, гораздо больше, чем я. А у меня на всю жизнь зарубка осталась, что мамины деньги потратила только на себя, забыла про сестру. Такой урок получила: когда делаешь неправильно, всё равно никакой радости и удовольствия не получишь.

НЕ УБИЙ, НЕ УКРАДИ

Отдельным большим уроком жизни была история, которую я в цветах и красках помню, словно она произошла час назад. В нашем подъезде было 15 квартир и книжный магазин. Практически в каждой жили дети. Конечно, в компании мы сбивались не по месту жительства, а по школьной принадлежности к какому-то классу. Но друг друга знали, иногда возле дома в снегу игры устраивали, с горки катались. Девочка, о которой пойдёт речь, училась в параллельном классе. Её имя утаю, ибо история была не очень хорошая, потому назовём её Лизой.

Она была из хорошей семьи: образованные родители, оба начальники какие-то. Дом - полная чаша, сама девочка очень привлекательная блондинка. Она дружила со всеми соседями, в гости ходила, её принимали с удовольствием. И к нам она несколько раз заглядывала.

Было нам в ту пору 9-10 лет. Однажды мы с ней играли в школу. Я для этой игры всегда доставала мамины босоножки. Белые, новые, с тонюсеньким высоким для меня каблуком, они использовались мной, как обязательный аксессуар при игре в школу. Я их напяливала на свои тонкие ножки и, смешно волоча за собой и спотыкаясь, передвигалась перед сидящими на кровати куклами. И такая была сразу взрослая!

Конечно, и в этот раз я переобулась в учительницу, встала перед куском линолеума, который был у меня доской, написала мелом примеры и важно ходила вдоль стены с доской, пока Лиза напишет ответ. Потом она была учителем в маминых туфлях, а я писала слова под диктовку. Потом она убежала домой, и мы не встречались больше года.

А весной Лиза встретилась мне у подъезда, разгуливавшая в валенках, на которые были надеты какие-то взрослые туфли на каблуках.

- Ух ты! Где взяла?

- Да нашла тут, возле угольника, - отвечает она и манерно продолжает ходить по импровизированному подиуму, дырявя тонкими шпильками снежный наст. Потом аккуратно снимает модную обувь и уходит домой.

А я вдруг узнала мамины босоножки, но уже не белые и новые. Вспомнилось, как, собираясь в отпуск, мама всё вверх дном перевернула в поисках. Досталось и мне, она знала, что я в них играла в учительницу, предположила, что сунула куда-то и забыла. Дома я рассказала маме про историю с Лизой, родители нашли за угольником уже непригодную для носки обувь.

Потом я слышала разговор, что у девочки, возможно, какое-то заболевание: она у всех соседей периодически что-то ворует. Наверное, имела заболевание клептоманией. Но тогда я таких мудрёных слов не знала. Из-за заслуженных родителей к её «шалостям» относились сдержанно. Найдут – отдадут, не найдут – не пойман, не вор…

 У Олиной старшей сестры слямзила белый газовый шарф, с которым та танцевала на сцене вальс. У кого-то бигуди, пупсиков, зеркальце, что попало, лишь бы взять. Наши босоножки, конечно, не мелочь, но зачем они ей? Если дома всё есть, а ребёнок ворует, это болезнь, так решили мои родители и настоятельно посоветовали в дом больше Лизу не пускать.

Не знаю, что со мной произошло в тот вечер, возможно переходный возраст дал сбой в мозгах, но назавтра я, встретив Лизу в подъезде, пригласила к себе в гости.

- Лиза! У меня есть к тебе важное дело, - раскачиваясь и подпрыгивая на кровати, сказала я.

- Говори  какое.

- Научи меня воровать!

Она вытаращила глаза, сглотнула, помолчала, потом настороженно сказала:
- А я не умею.

И тут я выдала ей всё, что знала про шарфики, заколочки массажные щётки. Завершила мамиными босоножками. Она, как я поняла, просто забыла, где она их взяла и потому мне похвасталась. Тирада была убийственной и для Лизы безвыходной. Она сдалась и начала рассказывать, как нужно незаметно брать и выносить вещи:

- Иди, бери, что хочешь, пока не видят, и уходи.

- А ты покажи, как и что надо брать, я не умею. И как ты берёшь, когда всегда дома хозяева есть? И что надо брать?

- Что увидела и понравилось, то и бери.

Закончив лекцию, Лиза собралась домой. А я, мало что запомнившая и понявшая, предложила:

- А ты возьми меня с собой, когда пойдёшь воровать. А сейчас можно пойти?

Лиза на минуту задумалась и...
- Пойдём, покажу.

Наивная чукотская девочка. А то я не знала, что ключ от любой квартиры лежит в почтовом ящике, висящем на двери. А если там живут маленькие дети, то ключ лежит под ковриком-половичком. Знала, конечно! Но чтобы как-то воспользоваться этим знанием… Я была правильной советской девочкой, и меня даже мысль подобная никогда не посещала! К слову, на Чукотке с таким криминалом как-то в те времена никто не сталкивался. Доверие полное было. Я окончила школу и не знала, где у нас милиция находится и чем она занимается…

Сначала моя «учительница» отвела меня на первый этаж, где был вход в подвал. Там за батареей отопления лежал её клад: сундучок детский железный (точно Ольгин, у неё дома мы с ним играли), а в нём пупсики, колечки, зеркальце и прочие безделушки.

А потом мы… пошли учиться воровать. Позвонили в квартиру Тропининых дяди Лёни и тёти Зои. Никто не открыл, все на работе. Достали ключ под ковриком, открыли и зашли. Ощущения такие странные были, чужая квартира, чужая жизнь, чувство неудобства… Но интерес переборол.
 
Лиза сразу заглянула в спальню, а там лежит мальчик на кровати. По причине высокой температуры он нам не открыл дверь. Лиза села на край кровати и сказала, что мы пришли проведать его. А мне шепнула, чтобы я посмотрела, что лежит на столике у трельяжа и выбрала себе что понравится. Мне понравилось большое кольцо с синим, нет, голубым, прозрачным, как слеза, камнем. Его я и положила себе в карман.

Попрощавшись с соседом, подельница что-то ещё прихватила со столика и мы, закрыв Лёню, понесли «награбленное добро» в наш общий клад. А что дальше? А ничего! Лежит себе и лежит всё это, прячется… Наступило некое разочарование, потому как смысла в таких происшествиях я не обнаружила, радости большой не получила. И обучение дальше проходить не захотела.

А вечером наше преступление было раскрыто, мы же не прятались никак, мы играли в воров. Вещи тут же вернули, кольцо оказалось дорогим, золотым с драгоценным камнем, не бижутерией. Разборки в три семьи, чувство позора от совершённого. А потом показательная порка дома. У папы тряслись руки от стыда за меня. Он молча взял ремень и просто остервенело меня высек.

Наука не прошла даром, желание взять чужое отпало навсегда. Но, наверное, этот урок мне было нужно пройти, и именно практически, не в теории, чтобы потом никогда не поддаваться искушению лёгкой добычей.