Глава 15

Опять пошли минуты напряжённого ожидания, которые постепенно начали превращаться в невероятно долгие и томительные часы. С каждым новым часом всё больше и больше нарастала тревога. Надежда Васильевна снова начала плакать, а Реваз Гурамович, не говоря ни слова, ходил по комнате как тигр по клетке.

Я, как и родители Алисы, молчал и ждал. Чем больше времени проходило, тем меньше надежд оставалось на благоприятный исход дела. Мы подсознательно начинали ожидать всё худших и худших известий, не желая их узнавать, боясь их узнавать, но и не было уже сил терпеть эту неизвестность. То, что ожидание хуже смерти, я сумел ощутить всем своим существом, каждой нервной клеткой своего уставшего тела.

Была уже глубокая ночь, когда мой мобильник, наконец-то, ожил.

- Добрый вечер, Марк Владимирович, - услышал я ненавистный голос. - Чтобы мы не начали обмениваться любезностями, сразу скажу: ваши подруги у нас, и именно от вас будет зависеть их дальнейшая судьба.

Неожиданно в трубке раздался голос Алисы:

- Марк, ты меня слышишь? Это я... Мы с Тамарой в порядке. Я сделала глупость. Извини меня...

- Надеюсь, Марк Владимирович, - продолжил невидимый враг, - что вы не сделаете какую-нибудь глупость. Будет их пребывание у нас приятным, малоприятным или очень неприятным, уйдут отсюда они целыми, здоровыми или нет - зависит только от вас.

Я не мог ничего сказать. В глазах потемнело. Несколько секунд я находился в состоянии, которое люди, вероятно, именуют прострацией - не было никаких чувств, никаких эмоций, всю мою сущность заполнила какая-то безысходная отрешённость, как будто жизнь остановилась, да и не было уже ни малейшего желания продолжать это бессмысленное биологическое существование организма... Когда в глазах просветлело, то всё моё существо заполнили шок и ненависть, которые перемешались во взрывоопасный коктейль, готовый в любое мгновенье взорваться. Но здравомыслие, которое ещё не совсем утратил мой рассудок, подсказало  мне, что надо успокоиться, что нельзя совершать необдуманные поступки, что от моего хладнокровия будет зависеть жизнь близких мне людей. Мне сейчас, как никогда, следует быть спокойным, точным, расчётливым, совершая абсолютно выверенные шаги в рамках строгой логики.

Собрав все эмоции в кулак, я спокойно спросил:

- Что вы хотите?

- Вот и хорошо. А то я боялся, что вы начнёте ругаться, угрожать... Продолжайте себя вести спокойно и разумно, тогда всё закончится благополучно. А требования наши не оригинальны - диск. Да, мы хотим получить диск, а вы хотите получить своих женщин. Как видите, наши интересны взаимосвязаны и легко разрешимы.

Я с трудом удержался - злоба и бессилие переполняли меня. Пытаться объяснить, что у меня нет диска, и я совершенно не знаю, где он может быть - бессмысленно... и довольно глупо. Если они даже и поверят мне, то я стану им не интересен, а Алиса с Томой превратятся в совершенно ненужных свидетелей, которых, по их людоедской логике, нельзя оставлять в живых. Я попал в ловушку, из которой не было выхода априори. Я не люблю иностранных терминов, но латинское АПРИОРИ утверждает знание, которое предшествует опыту и совершенно независимо от него. Да, было абсолютно очевидно, что выхода у меня нет никакого...

- Давайте полюбовно закончим это дело... - продолжал вещать враг. - Кстати, призовой фонд остаётся в силе. Пусть этот миллион долларов станет вам компенсацией за моральный ущерб и стимулом, чтобы всё забыть навсегда. И учтите, что у вас есть только сутки. Или мы всё разрешим сегодня, или "завтра" у ваших подруг уже не будет. Всего хорошего.

Имел бы я сейчас возможность дотянуться до твоего горла, то у тебя и "сегодня" бы не было. Гады, даже не утруждают себя напоминанием, чтобы я не обращался в полицию или госбезопасность. То ли настолько самоуверенны, то ли они действительно контролируют ситуацию и любое моё обращение в правоохранительные органы не может остаться для них незамеченным. Что ж, вполне возможно. Если они, как утверждает Маков, оплели сетями всю страну, то контролировать трепетания такого маленького комарика как я, для этого монстра-паука, не составит особого труда.

Родители Алисы смотрели на меня вопросительно. Они уже догадались, что дело плохо, но всё ж, вероятно, в них ещё теплилась надежда на то, что они неправильно поняли происходящее.

- Они взяли и Алису, - не стал я лгать. - Ничего, главное - они живы и здоровы... Остальное решим. Поверьте: всё будет хорошо. Только не вздумайте звонить в полицию. В случае крайней необходимости, я сам подключу и полицию и службу безопасности... Думаю, что уже завтра девочки будут на свободе.

Я слабо верил в то, что говорил, но нельзя было допустить, чтобы родители начали бить во все колокола о похищении дочерей. Если поднимется излишний шум, что вызовет чрезмерное внимание к происходящему различных служб и органов, то при любом исходе дела, эти звери могут избавиться от заложников как от лишних свидетелей.

Ещё раз убедительно попросив Реваза Гурамовича никому не сообщать о происходящем, я спешно покинул этот дом. То, что кипело в душе, готово было в любую минуту отразиться у меня на лице, а я не хотел, чтобы это видели родители Томы и Алисы, которые и так были уже в плачевном состоянии. Безнадёжность и отчаяние, которые заполнили меня всего, рвались наружу.

В самом деле, положение представлялось безнадёжным. Даже если б у меня был диск, даже если б я его отдал им, то и после этого, непременно, они бы всё сделали чтобы уничтожить и меня, и Алису с Томой... А у меня даже нету этого треклятого диска, что само по себе уже является смертным приговором для близких мне людей! Я впал в полное отчаянье...

Смутно помню как попал домой, как ходил по комнате из угла в угол, как просчитывал различные варианты спасения Алисы и Томы, вплоть до самых авантюрных и бессмысленных. В состоянии сильной прострации и лёгкого безумия, я принял ванну, а после холодный душ - это должно было вернуть меня в колею здравомыслия.

Чтобы окончательно прийти в себя, я решил прогуляться по свежему воздуху, если вообще уместно употреблять термин "свежий воздух" применительно к столичному мегаполису. В последние дни, моя жизнь была отравлена предчувствием беды, ощущением приближения чего-то страшного и неотвратимого. Вот беда и пришла. Моя жизнь разрушается прямо на глазах. Меня сбили как птицу влёт. Только появилась надежда на счастье... нет, даже не надежда, а возможность, реальная возможность обрести своё счастье и быть счастливым, только у меня начали расти крылья, которые может дать лишь настоящая любовь - и всё - я сбит, крылья сломаны... Однако совсем опускать крылья ещё рано. Ещё можно попытаться всё исправить. Ещё возможно бороться со злом. Ещё не потеряна надежда на спасение близких мне людей. Надо  только собраться  и найти способ, как именно бороться с этим злом...

Я всё шёл куда-то по безлюдным улицам удивительно тихого и спокойного города, пока совсем не начало светать. Ночь прошла, а я так и не сомкнул глаз. Который уже час? Попробовал посмотреть на часы, но их не оказалось - забыл дома. Только тут я сообразил, что и пистолет с бронежакетом также остались дома. Нельзя сейчас быть таким беспечным - от этого может зависеть не только моя жизнь... Надо возвращаться домой. Куда же я забрёл? Вокруг был совершенно мне незнакомый пейзаж. Вероятно в этом районе, мне ещё никогда не доводилось бывать. Нехватало только заблудиться в собственном городе.  Даже неудобно спрашивать дорогу у прохожих, которых, впрочем, и не было в столь ранний час. Спустя пару минут до меня всё же дошло, где нахожусь и куда надо идти.

Я огляделся. В метрах ста от меня стоял чёрный лимузин. От близлежащего дома к нему шёл человек, который показался мне знакомым. Перед тем как сесть в автомобиль, он оглянулся и помахал куда-то рукой. Я посмотрел на дом и увидел на балконе четвёртого этажа женщину в домашнем халате. Она улыбалась и махала рукой в ответ. Странное дело, но женщина мне тоже показалась знакомой.

Когда мужчина уже сел в машину и отъехал от тротуара, до меня дошло - это был Мерзоянов! Да, но что он здесь делал? Он живёт на другом конце города. Здесь он, явно, провёл ночь, но эта женщина, явно, не его жена. Да, конечно, это его любовница. Я уверен, что знаком с ней. Из-за нервотрёпки последних суток, я стал плохо соображать, но то, что мне стоит навестить эту женщину - я сообразил сразу. Исходя из того, что Мерзоянов, так или иначе, но причастен к похищению Алисы и Тамары, а эта знакомая незнакомка, так или иначе, но дорога самому Мерзоянову, то не трудно сделать вывод - это рычаг давления на моих оппонентов...

Да, я находился в таком состоянии, что уже был готов взять любовницу Мерзоянова в заложники, дабы, если и не обменять на Тому с Алисой, то уж постараться получить конкретные сведения об их местоположении. Нет, конечно не при каких обстоятельствах, не при каком дальнейшем развитии ситуации, пусть даже самом неблагоприятном, я бы не причинил ей ни малейшего вреда, но использовать этот фактор, как рычаг влияния на ситуацию, было просто необходимо.

Я вычислил подъезд и расположение двери в квартиру этой женщины, и уже через две минуты давил на кнопку дверного звонка. Дверь мне открыла... Вика! Как же я мог её не узнать? Ну да, в домашнем халате и без макияжа, я её ещё не видел. Была бы она голой или в том крутом прикиде, в котором явилась ко мне домой, то я бы её сразу узнал, а так... Однако эта стриптизёрша, в последнее время, так сильно примелькалась, что следовало бы узнавать её в любом наряде.

- Это ты, котик? - удивилась Вика.

- Я, - хмуро подтвердил я и, бесцеремонно оттолкнув "повелительницу шеста", прошёл в квартиру.

Это была маленькая однокомнатная квартирка в панельном доме. Я подумал, что Мерзоянов мог бы купить своей любовнице что-нибудь приличней этой конуры.

- Знаешь, Вика, я так по тебе соскучился, что решил проведать, узнать как твоё здоровье, как жизнь, не забыла ли обо мне... - говорил я растерянной и даже несколько испуганной стриптизёрше.

- Как ты меня нашёл? - выдавила она совершенно ненужный вопрос.

- Но ты же меня нашла. И я понял, что для настоящей любви нет преград. И вот - я здесь!

Вика силилась улыбнуться, но ирония и сарказм моих слов, не давали ей это сделать. Я огляделся. В квартире был бардак: смятая неубранная постель после бурной ночи, пустые бутылки, окурки где попало, разбросанные вещи... В общем и целом это был такой себе мини-притон. Только шприцов не хватало до завершения полноты картины.

Внешнее оформление квартиры говорило об отсутствии вкуса у её хозяйки. Только один предмет выпадал из общего интерьера этого бедлама - картина над кроватью. Я сразу обратил на неё внимание, но не сразу сообразил, что видел подобные творения дома у Носова - "чёрного бухгалтера триады". Это его творение, вне всяких сомнений. На картине был изображён зимний пейзаж, вроде метели на городской улице с элементами талантливой фантасмагории.

Что-то говорила мама Виталия Носова, что-то о его любимой, которую звали... Викой! Точно! И эта картина... Нет, таких совпадений не бывает. Это значит, что между Викой и Виталием... Так, спокойно. Мне надо на этом сыграть. Сейчас очень важно перетянуть Вику на свою сторону. Сделать своей сообщницей любовницу Мерзоянова, то есть любовницу своего врага - хороший ход. Только как это сделать? Пойдём в атаку.

- Значит, Викуся, так ты и живёшь - гуляешь, пьёшь, кувыркаешься в постели с Мерзояновым, - говорил я, с каждым словом всё больше повышая голос. - Ты уже забыла о Витальке? Ты очень быстро о нём забыла, о Виталии Носове!

По лицу моей собеседницы, которое стало белым как мел, я понял, что не ошибся. Воодушевлённый, я продолжил эту словесную атаку.

- В то время, когда его кости догнивают в сырой земле, ты совокупляешься с его убийцей! А он любил тебя! Или это ты его сдала? Это ты его убила?!

- Нет! - в истерике закричала Вика.

Слёзы брызнули из её мгновенно состарившихся глаз. Она ещё попыталась что-то сказать, но не смогла - истерика перешла в непрерывное рыдание.

Я принёс ей воды. Она пила большими глотками, захлёбываясь и откашливаясь после каждого глотка. Немного успокоившись, она бессвязно начала причитать:

- Я любила Виталия... Он был... хорошим. Я представить не могла, что это Гнус его убил...

- Кто? - не понял я.

- Ну, Мерзоянов. Гнус - это его погоняло. Только он не любит, когда его так называют. В те дни, когда убили Виталика, он сам трясся от страха... Три дня у меня прятался. Из квартиры боялся выйти...

- Чего он боялся?

- Точно не знаю... Какие-то деньги взял... В общем, кинул кого-то. Он такой - скрысятничает, а потом трясётся от страха. Гнус, он и есть - Гнус.

- Что же ты связалась с такой гнидой.

- Жить как-то надо. А я ведь ничего не умею делать... Только и умею раздеваться и... А мне уже за тридцать. Знаешь, сколько сейчас молоденьких девочек метят на моё место? Толпа! Работать не хотят. Учится не хотят. Ищут больших денег... дуры. А если меня уволят, что я буду делать?

- Рано или поздно, но это случится. Лучше заранее позаботиться о своём будущем.

- Я надеялась, что Гнус поможет мне организовать своё дело. Что-нибудь вроде театра шоу-балета.

- А он так и разбежался, - догадался я.

- Да... А Виталика я любила, - продолжала Вика говорить в промежутках между всхлипыванием. - Он все говорил, что... скоро разбогатеет, что у нас всё будет... А мне не надо было... всего, он один был мне нужен. Он был самый лучший... Он меня любил. Даже подарил мне свою лучшую картину. Вот эту, над кроватью висит... "Зимний бал" называется...

Зимний бал!!!

Вика всё говорила, но я её больше не слышал. По моей спине бегали мурашки. Я смотрел на картину и боялся пошевелиться, боялся спугнуть удачу.

"Зимний бал". С этими словами на губах умер Носов. Это были последние слова Никитина. Неужели, я нашёл?! Так вот, что значат эти слова... Я вглядывался в картину, пытаясь рассмотреть то, что искал. Этот коллаж из рисунка и приклеенных мелких вещей, рябил у меня в глазах. Я никак не мог сосредоточиться.

- Что с тобой? - раздался голос испуганной стриптизёрши. - Ты так побледнел!

Я её не слушал. Я как гончая, которая взяла след, больше уже ничего не замечал. Да, я взял след. Вскоре, в потоках разыгравшейся вьюги на картине, я заметил фрагменты сверкающих дорожек лазерного диска. Как зачарованный, прямо в туфлях, я залез на кровать и начал сдирать аппликацию, с помощью которой был замаскирован диск. Удивлённая Вика смотрела на меня во все глаза, не говоря, при этом, ни единого слова.

Вскоре у меня в руках оказался этот проклятый компьютерный диск. Всё-таки, он существует! И всё-таки, я его нашёл! Это - шанс. Только надо правильно этим шансом распорядиться...

- Что это? - спросила Вика.

- Это то, из-за чего убили Виталия Носова. Это то, что может уничтожить его убийц. Это то, что может спасти хороших людей. Это то, что может погубить нас с тобой. Ты хочешь, чтобы убийцы Виталия поплатились за свои преступления?

- Да, конечно! - воскликнула женщина.

- Тогда запомни: никто не должен знать, что этот диск находится у меня.

- Хорошо, - согласилась она.

- Также, - продолжал я, - никто не должен знать, что я вообще здесь был. А тебе, сейчас же, надо на несколько дней уехать из города, туда, где тебя никто не найдёт. У тебя есть такое место?

- Да.

- Тогда собирайся и уезжай. Телефон отключи. Никаких звонков. Никому!

- А ты, потом... приедешь ко мне? - с надеждой в голосе спросила Вика.

- Нет, - честно признался я.

- Эта женщина...

- Да.

Мы поняли друг друга.


Я быстрым шагом шёл домой, почти бежал. В висок стучала одна мысль - я нашёл диск!

Сейчас надо было быстрее добраться домой, чтобы меня не перехватили по дороге. Там у меня, по крайней мере, хоть пистолет есть. Без бронежакета и пистолета, я чувствовал себя таким беззащитным и уязвимым, словно совершенно голым выскочил на улицу под прицельные взгляды прохожих...

Следует сделать копии с диска. Обязательно надо сделать копии... Я довольно быстро сообразил, что несколько дисков, это всегда лучше, чем один... Только как сделать копии? Диск закрыт шифром. Код мне Никитин дал, но я, если честно, далёк от этих компьютерных забав и, что называется "не рублю фишку". Надо найти того, кто "рубит". Да где его взять?  Привлекать к этому делу постороннего... Стоп! У меня есть такой человек. Ну да, у меня есть Никита! Он в компьютерах "рубит", да и "в теме" он. У него, я знаю по его словам, "крутой комп". Он мне быстро дисков "нарежет"...

Неподалёку от моего дома, я встретил старушку, которая настойчиво меня убеждала помочь ей поймать такси. Чёрт бы её побрал - у меня времени в обрез, а она голову морочит. Но культурный человек не может бросить пожилого человека на произвол судьбы. К счастью, долго ждать такси не пришлось - оно появилось на дороге, как по заказу. Я бросился и остановил его.

Уже садясь в машину, старушка сунула мне в руку какую-то бумажку. Я сперва решил возмутиться, решив, что это деньги, но, присмотревшись, увидел аккуратно сложенную бумажку. Я развернул её и прочитал: "Из этого дома вам звонят. Точное месторасположение ваших подруг неизвестно". Снизу был отпечатан адрес какого-то дома на окраине города.

Пот выступил у меня на лбу. Что это значит? Что за неизвестная сила решила мне помочь? Если это силовая структура, то они встретились бы со мной лично, на прямую. А если не они, то кто это? Эта неизвестная сила очень хорошо осведомлена. А может это и не "сила"? Нет, это серьёзные люди - такие представления устраивают и информация... Кто владеет информацией, тот владеет миром... Конечно, если эта информация не убьёт своего властелина. Информация, увы, обладает и такими свойствами. Жаль, что я не могу связаться с Маковым или Тихим, по крайней мере, пока Алиса и Тамара не окажутся в безопасности.

Мне вдруг стало не по себе от мысли, что эта записка - "подстава". Меня хотят заманить в ловушку! Нет, не похоже. Ничего не стоило меня "взять" сейчас же, у дома. А если и ловушка - ничего страшного. Я сперва позабочусь о страховке, а уж потом суну голову в пасть дракона. Моя страховка - это диск, точней сказать - копии диска. На этом диске, как говорил майор Никитин, не только денежные счета в островном банке, а и куча компромата на "больших людей". Если они так боятся этого диска, то хорошо - пусть боятся. Пока они боятся, мы - я, Алиса и Тома - будем в безопасности. Сыграем в систему противовесов, когда никому не будет выгодно нарушать равновесие, ну чтобы не полетело всё в тар-тарары...

Никита оказался дома. Я с порога сказал ему:

- Ты мне нужен!  Ты и твой компьютер.

- Проходи, Юрьич. Чё там с Томкой?

- Без изменений. Даже хуже - Алису тоже похитили.

- Ё-моё! - воскликнул мой юный друг. - Полный беспредел!

- Да... да, полный... Я нашёл способ их спасти, но мне необходима твоя помощь... Где твои родители?

- В Швейцарии тусуются. Там какой-то банкирский сходняк.

- Хорошо. Ты можешь сделать с этого диска три копии?

- Не вопрос, хоть десять. Я давно дисками не пользуюсь - всё кидаю на флешки и внешний жескач, но чистые компакты ещё валяются...

Я достал из-за обкладки паспорта заветную бумажку.

- Вот код. Давай... Все расходы я компенсирую.

- Ты чё, - возмутился Никита, - мы ж свои пацаны!

- Это факт... Ты в школу не опоздаешь?

- У нас практика. Я вабще не пойду. Чё я там не видел...

- Не имею ничего против, - согласился я. - Пока ты будешь делать копии, я пойду домой и экипируюсь соответственно ситуации. А диск-оригинал, если ты не против, спрячешь где-нибудь между своих игровых компактов. О'кей?

- О'кей.

Хорошо, что у меня есть такой надёжный юный друг, который мне и жизнь спас, и теперь помогает спасти жизни близких мне людей. А ещё говорят, что у нас плохая молодёжь растёт. О нас так же говорили старшие поколения, что мы уже не то. Это нормально. Во все века юное поколение считалось худшим за предыдущее, но когда оно вырастало, когда ветер в головах стихал, когда оно начинало двигать прогресс вперёд, когда, в тяжёлые годы, оно брало в руки оружие и ценой своей жизни защищало Родину от врагов - тогда становилось очевидно, что и это поколение вовсе не "потерянное". Да, я абсолютно уверен, что и нынешняя молодёжь, немного испорченная западной "культурой" и всем тем негативом, что происходит в обществе, если настанет час испытаний - не спасует, а напротив, покажет себя очень достойно.

Сейчас же, пока, ещё моё время показывать себя достойно. Одевая бронежакет и вооружаясь, я вспомнил свою афганскую молодость, где вот так же, перед боем, готовился и волновался, боясь умереть, но ещё больше боясь струсить и погубить этим своих товарищей. И сейчас от меня зависит жизнь близких мне людей, и сейчас мне нельзя струсить, и сейчас мне придётся столкнуться лицом к лицу с врагом, чему я, честно говоря, очень рад. Я устал гоняться за тенями, устал бороться с невидимым врагом, особенно после того, когда этот враг перешёл грань достойного ведения войны и начал воевать с детьми. А иначе, как войной с детьми, минирование бронебитом жилых кварталов и похищение Тамары, я назвать не могу.

Забрав три диска-копии, я на ведомственных "Жигулях" направился загород по полученному от "старушки-агента" адресу. Кроме выданной мне Маковым "Беретты", я не имел другого оружия, что меня несколько беспокоило. Ещё с афгана у меня хранится сувенир-зажигалка, которую один мой товарищ сделал из противопехотной гранаты типа "лимонка". Я не курю и никогда ею не пользовался, но храню как память о службе. Конечно эта игрушка-зажигалка была бесполезной в бою, но её можно было использовать как фактор психологического давления - никто ведь не знал её истинного предназначения.

Мне почему-то вспомнилось, как мой комбат любил говорить: "Так, а теперь все сделали серьёзные лица... и пошли в бой!" Сперва меня это раздражало. При чём тут выражение лиц? Однажды, я набрался наглости и спросил об этом командира. Он мне ответил: "Солдат не должен умирать с улыбкой на лице, чтобы в гробу не выглядеть клоуном".

Такой ответ меня поразил своим неприкрытым цинизмом. Не сразу я смог его принять, да и просто понять. Много дней спустя, когда "обтесался" и "обстрелялся", когда довелось на себе вытаскивать из боя сослуживца с оторванными ногами и отправлять на Родину товарищей в цинковых гробах, - только тогда я начал понимать, что цинизм комбата - это суровая правда жизни, которую и понять-то возможно только на войне. Да, эта правда субъективна как и любая другая, но, что близко и ценно, эта правда без примесей и условностей, без напыщенной вычурности фраз и без приторной фальши патриотических лозунгов. Это чистая правда, которая рождается среди грязи и крови военного ада.

Войны начинают политики. Они это делают в белых перчатках, с дорогими галстуками на шее и патриотическими улыбками на лице. Только души их, после этого, не остаются чистыми. Души солдат, прошедших кровь и смерть, грязь и пот, не пачкаются и не поганятся, а становятся только чище. Война и на души солдат накладывает свой отпечаток, но это не грязь, это что-то вроде загара.


Война - кошмар среди кошмара
И, воевавшим всем, уже
Не смыть военного загара -
Он не на коже, он в душе!


Я после войны даже и не думал, что когда-нибудь опять доведётся стрелять, что опять доведётся проливать кровь врагов, в возможно и свою. Чужую кровь, я уже пролил, там, во внутреннем дворе, когда расстреливал стрелков-пассажиров чёрного джипа, и теперь, чувствую, не обойдётся без кровопролития...

Подъезжая к окраине столицы, я позвонил Макову:

- Юрий Семёнович, у меня к вам будет огромная просьба...

Я подробно изложил генералу эту просьбу. Мой собеседник заверил, что всё будет сделано в лучшем виде.

Искомый дом нашёлся довольно быстро. Только бросив взгляд на железные ворота и трёхметровый забор, я догадался, что здесь живут совсем не бедные люди. Вдалеке поверх  забора виднелся огромный, но довольно бесформенный дом. Этот стиль архитектуры я называю американским - безвкусные богатые дома людей, которые привыкли жить за чужой счёт.

Возле ворот, в стене, обнаружились двери. Я нажал кнопку вызова. Дверь открылась. На пороге стоял бритоголовый мордоворот.

- Меня ждут, - сказал я с апломбом министра или, как минимум, советника президента.

Не давая опомниться охраннику, я отдал ему свой пистолет и пошёл быстрым шагом к дому. Микропроцессор мордоворота не смог быстро проанализировать ситуацию и найти правильную линию поведения, да и какой там микропроцессор - полмегабайта памяти и всё. Пистолет я отдал, чтобы дезориентировать охрану и сразу взять инициативу в руки, которая мне сейчас была важней "Беретты". Да и не питал я иллюзий по поводу вооружения моих оппонентов. Идти против них с пистолетом, всё равно что ловить рыбу партбилетом... Опять начинают выскакивать двустишия. Это от волнения.

Дом был двухэтажным с мраморными колоннами и огромными окнами, которые наполняют все помещения светом, но почему-то делают их неуютными. К дому вела бетонная дорожка красного цвета, по бокам которой стояли бронзовые электрические фонари. Слева от дорожки, совсем рядом с забором, был небольшой, но довольно симпатичный бассейн. Весь периметр от забора до дома просматривался видеокамерами.

У парадных дверей дома, меня встретил человек более интеллигентного вида.
Он спросил:

- Вы по какому вопросу?

У меня потемнело в глазах - это был голос невидимого врага, который звонил мне по телефону. Вот оно, его горло - только руки протяни... Нельзя. Надо сдержаться...

- Ты знаешь, по какому я вопросу, - прорычал я с явной угрозой в голосе  и, отодвинув его плечом, прошёл в дом.

Мой враг, который теперь не был безликим, семенил следом, суетливо стараясь забежать вперёд и остановить меня. Его  рябое лицо стало красным и испуганным. Мы прошли несколько комнат быстрым темпом, и лишь перед роскошной дверью из красного дерева, рябой успел мне преградить путь.

- Подождите... Мне надо доложить, - чуть ли не взмолился он.

- Давай, - махнул я рукой.

Он вошёл в дверь, а я осмотрелся по сторонам. Богатая отделка комнат, старинная мебель, мраморный камин, золотые подсвечники, хрустальные люстры, - всё это говорило, что здесь копейки не считают, да и тысячи тоже. Внутренний интерьер дома резко контрастировал с внешним его видом, и выдавал своего хозяина (или хозяев), как умного и образованного человека с тонким вкусом, что, само по себе, делало его ещё более опасным. Умный враг - это сильный враг. Чтобы победить такого врага, необходимо приложить максимум усилий, в первую очередь - умственных.

Обладатель ненавистного голоса неплотно закрыл дверь и я, ещё немного расширив щель, заглянул внутрь комнаты. Это была огромная зала с ещё более дорогой отделкой и мебелью (как мне показалось) восемнадцатого века. В центре стоял большой дубовый стол, за которым, спиной ко мне, сидел человек. Недалеко от него стоял ещё один, вероятно охранник. Третий человек стоял ближе всего ко мне, тоже спиной, но именно с ним вёл разговор мой телефонный визави. На этом третьем, был очень дорогой бархатный халат красного цвета. Он отчитывал своего собеседника, который уже находился в полуобморочном состоянии. Вне всяких сомнений, что этот третий и есть хозяин.

Когда мне удалось разглядеть лицо хозяина, то я решил, что просто сплю. Всё ещё не веря своим глазам, потрясённый и ошеломлённый, я отошёл от двери.

Это был дядя Федя!

Дядя Федя, он же Фёдор Иванович Сомов, продавец книжного ларька... ходит по роскошному особняку в бархатном халате... эдаким барином...

Чудны твои дела, Господи!

Я пришёл в себя довольно быстро, вероятно благодаря злости, которая мгновенно выросла до размеров устойчивой ненависти. Ненависть нас часто ослепляет, но бывают ситуации, когда она отрезвляет и выводит из шокового состояния. Я решительно вошёл в комнату...