Легенда о Волке

Часть1.

Я хочу рассказать вам эту былину или вымысел, или легенду. Это решать вам. Вы можете верить, а можете не верить. Но это было! И было это в те далекие …далёкие времена. Не знаю на каком континенте в каком именно месте, но случилось это на заре возрождения человечества. Когда мы, люди, только-только научились добывать огонь, сохранять его и поддерживать. Когда совсем недавно мы научились издавать звуки дробя их на отдельные слова, понимать их и общаться друг с другом. Когда у людского племени было несметное число врагов и было их столько много как на ночном небе звёзд. Когда бронзовое копьё, топор и нож были единственными помощниками. Они были нашими когтями и нашими клыками. Жили мы тогда небольшими селениями в хижинах сделанных из шкур бизонов и диких буйволов. В те далёкие, далёкие времена мы люди находились на грани исчезновения. Нас окружал со всех сторон жесткий и холодный мир, в котором было полным-полно диких и свирепых зверей и необъяснимых пугающих нас природных явлений. В те далекие,далёкие времена мы, люди, жили только охотой, ягодами, плодами деревьев, травами и корнями. В те времена мы ещё не научились обрабатывать землю, не умели разводить скот, приучать птицу, не знали, что такое овощи, которые надо выращивать. Вот как давно-давно это было. Вы можете мне верить, а можете не верить это право каждого! Но я жил в те далёкие и жестокие времена!
 Я был ловким охотником быстрым как ягуар, хитрым как лисица и мои воины называли меня Ильдус, я был вождём нашего племени «Месяц». Мы всегда ходили на охоту и добывали дичь со своими верными воинами, мы всегда прикрывали друг другу спину и готовы были умереть друг за друга. Но в эту ночь я ушёл в одиночку, не сказав никому не слова. Потому что в наших краях объявилась белая Тигрица. Её шкура была настолько изумительно чистой и ослепительно белой как не тронутый снег в горах. Я хотел добыть эту доселе невиданную шкуру и бросить её, к ногам своей соплеменнице которая несколько лун назад подарила мне сына. Долга выслеживал я её, но она была не уловимая и хитра. Несколько смен солнца и лун я искал её в горах и вот однажды на закате дня мне повезло, и я увидел её на горном склоне, покрытом редкими соснами и кустарниками. Мне нужно было выследить её и устроить западню, ведь в открытой схватке с таким ловким и сильным хищником как тигр, было не очень много шансов выйти победителем. Наша племя помнит немного охотников ловких и смелых рискнувших в открытой схватке попытаться победить тигра. Не смотря на наши копья и бронзовые ножи, и топоры, мало кому удавалось выйти победителем из этой схватки, а тем, кому удалось победить тигра всегда оставались истерзанными, разорванными и с глубокими рваными ранами, которые долго и плохо заживали, а если и заживали, то всегда ныли, сковывали и мешали движениям, вольным и быстрым, в которых нуждаются воины.  Как рассказывали нам отцы и деды, старейшины нашего племени,многие охотники после встречи с тигром оставались без рук или даже ног. Я был вождём и оберегал свой народ и строго на строго запрещал своим воинам выходить в открытую схватку с полосатыми хозяевами этих горных мест. Мне нужны были сильные и не покалеченные воины. У нас не было острой нужды охотиться на них. Мы не питались мясом тигров нам не нужно было их шкуры и ни к чему было выслеживать и убивать такого смертельно опасного хищника. В наших долинах и лесах было полно более легкой и менее опасной, добычи. Огромные стада оленей, бизонов и диких буйволов обитали в наших краях. Все схватки между людьми и тиграми происходили случайно, когда в поисках добычи или в азарте охоты мы неожиданно сталкивались на узких охотничьих тропах и когда отступать было уже поздно. Тигр никогда не сходил с тропы и уж, подавно не отступал и не убегал если это конечно был самец. Самки иногда, при встрече с людьми избегали схватки, они просто убегали от нас, но это было только тогда, когда Тигрица вынашивала тигрят и никогда больше. Если же происходила схватка и тигр побеждал, то попробовав мясо человека он начинал охотиться на людей. Такие тигры устраивали на нас охоту и много наших соплеменников было убито и растерзанно. Этих кровожадных людоедов уже ни что не останавливало, они даже бросались на вооружённые группы охотников, на столько сильно им приходилась по вкусу человеческая плоть. И всё таки-такое случалось не часто. Тиграм и так хватало добычи, но, когда это случалось мы устраивали«людоедам» травлю. Наши предки, да и мы сами на придумывали всяких хитрых капканов и ловушек, мы загоняли их туда выследив и окружив, мы направляли их пугая криками стуча копьями по деревьям и делая как можно больше шума. Но больше всего они боялись наших горящих факелов.
   У меня не было никакой нужды добывать эту белую тигрицу. Но её невиданная, волшебная шкура затмила моя разум. Мне хотелось во что бы это не стало добыть её и что бы моя женщина носила накидку из этой шкуры, ведь никогда и ни у кого, ни у одной соплеменницы в округе не было такого наряда. Весь сжавшись в комок я буквально парил над землёй все мои охотничьи качества, вся моя ловкость и весь мой опыт был задействован. Ведь мне надо было на тропе где она ходит устроить ловушку и ни один хруст ни одно не верное движение ни даже дыхание не должны были меня выдать. В тот момент я сам стал тигром. Думая, что я её обхитрил и выследил я уже предвкушал победу и представлял зависть своих воинов и соплеменников. Очень тихо и быстро не издавая ни звука я расставил капкан, придуманный мною, было почти всё готово осталось только разбросать траву, которая отбивала запах моего присутствия. Как вдруг орёл над моею головою до этого момента плавно кружась в небе, резко ускорил круги. Это могло означать только одно, что я здесь не один. Что кто-то ещё появился на этой тропе. Передо мной на расстоянии трёх бросков копья никого не было. Я резко оглянулся, она была уже в прыжке. За один миг я понял, как же я ошибался, думая, что обхитрил её. Это она позволила мне её выследить и подкравшись со спины откуда я совсем не ожидал нападения. Она беззвучно белой смертью летела прямо на меня. За долю секунды мои инстинкты, моё сильное тело само по себе спасало свою жизнь, прямо из-под её острых когтей я откатился в сторону, моя рука сама по себе метнула в неё нож, вторая схватилась за топор я был уже на ногах и готов к схватке. Мой нож вошёл ей в бок куда-то между рёбер по самую рукоятку, но от такой раны сразу не умирают. Поняв, что неожиданный бросок ей не удался и что она уже раненная она кинулась прочь в низ по тропе, унося в своей белой шкуре, охотничий нож, подаренный мне моим отцом. Мы неслись с ней след в след. Копья и бронзовый топор предавали мне уверенности и силы. Было видно, что она постепенно слабела, огромные пятна крови оставались после неё на камнях я потихоньку нагонял её. Спустившись к ручью, я был уверен, что она перейдёт на другую сторону и направится к лесу, но она пошла вниз по ручью, она шла в «Долину смерти» куда не звери не люди,  старались без особой нужды не заглядывать, а если мы там и бывали, то только затем чтобы отомстить этим «тварям» этим обезьяноподобным выродкам, которые там обитали.
   Они, как и мы ходили на двух ногах и чем то, были похожи на нас, но это были «нелюди» это были существа хуже самых свирепых зверей и по кровожадности им не было равных. У них тоже были косматые длинные руки, так же как и у нас с пятью пальцами, но на пальцах у них росли огромные загнутые грязные и острые как у зверей когти. Они не умели делать из бронзы топоры и копья, всё что они держали в своих когтистых полу руках, полу лапах, это камни и коряги, которые служили им оружием. У них были лохматые низко посаженные головы и совсем не было шеи, с их сплюснутых морд из-под низко посаженных лбов сверкали звериной злобой их маленькие, красные, налитые кровью глаза. Они были выше нас и были намного сильнее, они ходили группами по пять шесть особей и очень редко выходили за границы своей территории на наши земли. Они не нуждались остро в пропитании потому что эти мрази, пожирали друг друга, сжирая своих умерших ослабевших соплеменников. Это были отвратительно мерзкие существа они всегда воняли мертвечаченой и даже звери, учуяв этот невыносимый смрад избегали с ними встречи. Они издавали пронзительные визги и хрюканье. Между собой они обрыкивалсь и общались жестами. Когда у них не кто не подыхал или по какой-то другой причине, они выходили на наши земли и нападали на оленей или бизонов. Случалось, так же, что нападали и на небольшие группы охотников или же на женщин и детей, собиравших ягоды и травы. Когда это случалось, мы объединялись с другими племенами и наши лучшие воины наведывались к ним в долину. Мы ловили и убивали их всех подряд, но чаще всего их женщин или маленьких выродков которые ещё не выросли. Поймать же матёрого самца было очень сложно, они разбегались кто куда и никогда не давали организованный отпор. Если нам удавалось поймать взрослого урода, то мы привязывали его к дереву обкладывали хворостом и сжигали живьём, чтобы они своими пронзительными визгами нагоняли жуть на остальных тварей. Мы поступали жестоко как они того заслуживали, ведь они сжирали людей, попавших к ним, живьём не убивая пленников и поэтому если кто- то из людей попадал к ним в окружение мы вскрывали себе ножами горло, если была такая возможность. Или бросались с обрыва или же раскалывали себе голову топором. Если же всё-таки кто-то из нас попадался живым, то это была самая мучительная и ужасная смерть которую трудно даже себе представить.
Часть2.
    И вот раненная мною тигрица, видимо понимая, что ей не уйти от меня, вела меня в эту мерзкую долину смерти. Она знала, что ей не избежать смерти, но она так же знала,что если я встречусь с её обитателями, то мне тоже не вернуться оттуда живым. В порыве азарта охоты я уже не мог остановиться, да и нож, который торчал в боку тигрицы был мне очень дорог. В наших племенах потеря какого-либо оружия, считалась постыдным явлением. А это был нож и ещё к тому же перешедший мне по наследству. Поэтому не смотря на смертельную опасность, я последовал за ней в эту проклятую долину смерти. Раздумывать было не когда мне нельзя было терять её из виду, она уходила по каменистому берегу ручья и в любой момент могла скрыться за огромными валунами и исчезнуть среди камней. В этом месте ручей разливался очень широко и смывал с камней пятна крови. Мы уже не бежали с огромной скоростью, а не спеша шли, пользуясь возможностью отдышаться и набраться сил для решительной схватки. Мне было выгодно тянуть время, ведь она теряла много крови и силы её таяли с каждым шагом. Я же наоборот отдыхал и на ходу дожёвывал кусок вяленной оленины, который остался у меня про запас. Тем самым я подкрепился, отдышался и был готов к схватке. Единственное, что торопило меня разделаться с нею, это то, что она начала громко и протяжно рычать, привлекая внимание всё живое и особенно этих тварей у которых был великолепный слух. Я надеялся, что мне удастся разделаться с ней и незамеченным этими тварями убраться оттуда. Но мои надежды не оправдались. Между мной и тигрицей было расстояние примерно в четыре броска копья, и они появились между нами ровно по середине. Выбежав от куда то, из леса с боку. Их было девять... грязно рыжих, огромных голодных тварей. Эти мерзкие существа подчинились рыку самого огромного по всей видимости вожака. И четверо тварей ринулись за тигрицей издавая душераздирающие крики, а остальные во главе с вожаком ринулись на меня. На ходу подхватывая камни не останавливаясь начали метать их в мою сторону стараясь попасть в голову. В одно мгновение я оценил ситуацию, рядом был огромный валун, но он не как не мог меня спасти, прижавшись к нему спиной я мог отбиваться от них копьём и топором, но они бы могли забросать меня камнями, не приближаясь на расстояние удара. Или запрыгнув на валун атаковать сверху, мой мозг за доли секунды выдавал мне все возможные варианты спасения. Я мог бы перебежать ручей, но взобраться на дерево я бы уже не успел. Прижаться спиной к дереву тоже был не вариант, многие воины погибли именно так, думая, что они прикрыли спину, но эти твари были полуобезьянами и их ловкости позавидовал бы леопард. Они подбрасывали друг друга на не досягаемую на первый взгляд высоту и атаковали сверху. Или же швыряли камни забивая охотников на смерть. Убегать от них было совсем бессмысленно так как они в два раза превосходили нас по скорости, и я это хорошо знал.
   Осталось только одно, действовать так, как учил меня мой отец. Атаковать этих мерзких тварей. И я, издав воинственный клич нашего племени, не давая им опомниться ринулся к ним на встречу. Я бежал низко пригнувшись и прячась за силуэт их вожака, приближаясь к нему чётко грудь в грудь, так я хоть немного, но скрывался от прицельных бросков остальных выродков и это была тактика. Мой мозг работал чётко, и все инстинкты и всё моё тело стало лёгким и гибким. Так всегда случалось, когда нависала смертельная опасность. Не знаю, как остальные воины, но думаю, это случалось с каждым из нас. Мы никогда не обсуждали это чувство, но я наслаждался собой в такие минуты. Замахнувшись копьём, отвлекая внимание, развернувшись и присев, я рубанул топором. Мне не надо было убеждаться, что рана смертельная, я по рукоятке понял, что разрубил его почти напополам. Скорость с которой мы сближались тоже сыграла свою роль, усилив удар в два раза. Выдёргивать топор уже не было времени и к тому же ещё вожак упал всем весом вперёд, накрывая моё оружие своей рыжей, вонючей тушей. Двое других, полу животных- полу обезьян, были уже на расстоянии вытянутого копья, и я увидел камень, замахнувшийся над моей головой. Упав на колени и прижавшись к земле телом, я увернулся от второго выродка и со всей силой вонзил копьё ему прямо в промежность. Он взревел…Его грозный рык перешёл в оглушительный визг. Визг, которого они никогда не слышали, это притормозило их на небольшой срок. Но зато они сбились в кучу догнав друг-друга. Вырвав копьё с кусками мяса и шерсти, я вскочил на ноги, но тут же опять упал на колени и оттолкнувшись посильнее откатился в сторону. Три острых тяжёлых булыжа тут же ударили в то место где я только что был. Это был мой шанс. Все трое согнулись к земле шаря  своими огромными лапами выискивая подходящие камни, чтобы метнуть их в меня. Сблизиться для удара я бы не успел, а если бы и успел, то выдернуть копьё из вонючей туши и снова ударить, у меня бы просто не хватило времени. Поэтому я со всей силы метнул его в самого мощного на мой взгляд «ублюдка» и моё острое копьё, пробив грудь почти насквозь, вылезло из спины этого урода, вытащить копьё было бы проще, с другой стороны. Рыкнув на прощание и брызнув из клыкастой пасти кровью, он стал падать прямо на меня. Схватив его обеими руками за бока и сморщившись от невыносимой вони, я увидел, как огромные насекомые ворошились в его грязной рыжей шкуре. Но мне было не до этого, я прятался от ударов, прикрываясь мёртвой тушей, от оставшихся в живых ещё двоих уродов, которые рыча и брызжа слюной, пытались достать меня камням. Всё это происходило очень быстро, за какие- то считанные секунды, но я слышал отдалённый рык тигрицы и завывания тварей, которые за ней погнались. Там совсем неподалёку тоже шла ожесточённая смертельная схватка…схватка не на жизнь, а на смерть. Толкнув подыхающую, смердящую тушу на одного из двоих оставшихся в живых тварей, тем самым отвлекая внимание, я ударил второго носком своего боевого охотничьего сапога, в носок которого мы всегда вшивали бронзовые пластины, я попал ему прямо под каленный сустав и слышал, как хрустнула кость. Эта «мразь» пронзительно визжа упала передо мной на четвереньки, в тот же миг другой ногой целясь прямо в висок, что было сил вонзил вшитую бронзовую пластину в лохматую приплюснутую голову, чувствуя,  как проламывается череп.
     Мы издавна делали сапоги из шкуры бизона, в несколько слоёв сшивая подошву загибая в носке, дальше почти до колен шла однослойная шкура, которая стягивалась кожаными шнурами. В носок сапога мы
вшивали бронзовые пластины и это было тоже грозное оружие, не раз спасшее жизни нашим воинам. На кожаные штаны, на колени, мы так же вшивали несколько слоёв шкуры и вшивали бронзовые пластины, которые оберегали наши ноги от острых камней и благодаря которым мы могли подолгу стоять на коленях прячась в засаде и выслеживая добычу. Последний урод, оставшийся в живых, превосходящий меня по силе и росту видя, что за несколько секунд он остался один, как трусливая рыжая крыса, развернувшись побежал к своим сородичам…Схватив камень, я со всех сил метнул ему его вдогонку целясь в голову, но рука от радости победы и от перенапряжения, подрагивала и я попал ему в спину. Мой камень свалил его на землю, и он, визжа как раненая самка кабана, тут же перевернувшись через свою приплюснутую лохматую голову, вскочил и с удвоенной скоростью понёсся проч. Не теряя времени, я выдернул копьё и запрыгнув на валун посмотрел туда где была схватка. Моя белая тигрица стала красная от крови, она лежала на боку подмяв под себя одного из уродов, ещё один лежал неподалёку, не подавая признаков жизни, но двое других пожирали её тело терзая острыми клыками.
  На запах крови и на шум борьбы эти прожорливые «животные» начали сбегаться вверх по ручью и их становилось всё больше, больше и больше. И совсем малые и особи женского пола, их обвисшие груди болтались на бегу, и старые «выродки»облезлые и грязные, с невероятной жадностью накидывались на погибшую в бою тигрицу и на своих же сдохших, таких же мерзких, выродков. Хлюпанье и чавканье и голодное завывание разносились по округе. Я прекрасно знал, что эти твари, пока не сожрут всё без остатка до самых костей, не погоняться за мной. Но медлить было нельзя. Я перевернул их вонючего вожака, в котором торчал мой топор и выдернул его. Деревянная рукоятка была абсолютно целой, но само бронзовое топорище, от сильнейшего удара об толстую позвоночную кость, лопнуло пополам и слетело с деревянной рукоятки. Как оружие мой топор уже был совсем не пригоден и ни к чему было тащить его за собой. Я поклялся себе, что вернусь сюда со своими воинами, чтобы подобрать подаренный мне моим отцом нож, но сейчас нужно было уходить и как можно скорее. Эти «выродки» с невероятной скоростью, мешая друг другу спотыкаясь и рыча, пожирали трупы своих соплеменников. А вокруг меня валялись ещё четыре вонючих туши и значит с минуты на минуту всё это прожорливое полчище должно было броситься сюда, последний раз окинув это отвратительное зрелище взглядом, я намертво запомнил место где должен остаться мой нож, если эти твари не сожрали его вместе с мясом тигрицы. Не теряя больше времени, я направился вверх по ручью жилая как можно быстрее покинуть этот зловонный могильник.

Часть3.
Листья на деревьях потихоньку меняли свой ярко зелёный цвет на ярко жёлтые и ярко красные, передавая лесу, окружающему меня, какой-то завораживающий, притягивающий взгляд оттенок. Мне всегда нравилась эта пора, но не только из- за окружающей красоты. В эту пору бизоны и олени наедали жир и становились менее подвижными и более ленивыми, нам было намного легче на них охотиться. Ягоды,грибы и коренья были буквально повсюду, это была сытая и спокойная пора…Я бы мог вернуться в своё селение с пустыми руками, но у нас так было не принято. Охотник пришедший без добычи терял уважение своих соплеменников. Моё самолюбие не позволило мне вернуться без добычи. Я и так уже лишился своего топора и охотничьего ножа и к тому же никто не видел, как это случилось. Моё охотничье копьё осталось со мной и значит охота продолжалась. Несколько раз я натыкался на стада оленей, но не стал их преследовать потому что, если мне и удалось убить одного из них, я бы не смог дотащить тушу до своего селения. Оставлять оленя не было смысла, а разделить его пополам мне было нечем. Селение осталось довольно таки далеко и пока я бегал бы за подмогой и пока мы поспели, другие хищники растерзали бы его, так было уже не раз, я хорошо знал это. Убивать бессмысленно мы не могли и не хотели, мы были «люди» и убивали только ради пищи и одежды. Мы убивали только по необходимости и только ради того что бы выжить самим и не когда не убивали ради забавы. Изредка среди нас находились такие охотники, но мы их сразу же жестоко пресекали, а некоторых даже наказывали. Они теряли уважение среди соплеменников и были нами презираемый. Мне нужна была добыча, которая годилась бы нам в пищу и которую я смог бы дотащить до своего жилища. Поэтому я направился повыше в горы, где на горных тропах я рассчитывал встретить баранов, обитающих среди скал. Они спускались к водопою или к долине полакомиться сочной травой. Бараны всегда жили среди скал, но, когда листья меняли свой цвет они спускались вниз нагулять жир перед холодной и белоснежной зимой. Убивать самца было бессмысленно, слишком громоздким он был, детёныши в эту пору уже вырастали и мне приходилось рассчитывать на то что удастся убить молодую самку. Самки были намного меньше самцов и мясо у них было нежное и сочное. Самки баранов были легче оленей и если мне повезёт, я смогу донести её до своего селения. Вот такая добыча мне нужна была в то момент. Уже почти стемнело, когда я услышал цоканье копыт по скалистой тропе. Затаившись за валуном, я стал ждать, когда пройдёт стадо и я атакую их сзади. Впереди у них всегда шёл вожак, огромный баран с твёрдыми как скала рогами. Однажды мне довелось увидеть, как такой баран атаковал бурого медведя. Медведь встал на две лапы, перед атакой, но этот рогатый дьявол с лёгкостью сбил его на землю и пока медведь, рыча и отряхиваясь вскакивал на лапы, баран с невероятной скоростью и лёгкостью, как тень от парящего орла, умчался по камням на самый верх горы. Самцы были очень опасные и упёртые. Мы никогда не убивали ослабших, хромых и облезлых животных. Это только волки и обезьяноподобные охотились на слабых и больных животных. Нам же нужно было здоровое и сочное мясо. Издавна наши законы запрещали убивать больных и ослабленных, ведь мы же не знали, чем больно это животное. Поэтому я высматривал молодую и здоровую на вид самку. Она шла самой последней…Я приготовился метнуть копьё и привстал из-за камня, целясь в то место куда она должна была ринуться через секунду, но она отпрыгнула назад, развернулась и метнулась обратно вверх по тропе, хотя всё стадо помчалось вниз. Оставалось только одно…пробовать сократить расстояние на бросок копья. Вдруг свернув с тропы, она бросилась в сторону уходя от меня по острым камням, огромными прыжками она скакала от камня к камню не надолго останавливаясь и оглядываясь. И вот эти остановки давали мне возможность приблизиться к ней. Пока я преследовал её, день угасал и надвигались сумерки, надо было торопиться. Я гнался за ней не хуже самих горных баранов, не хватало только рогов, как вдруг она высоко подпрыгнув скрылась за большим валуном. Судя по её слишком высокому прыжку, я предчувствовал, что, впереди какая-то опасность и тоже оттолкнувшись как можно сильнее примерно от того же места от куда прыгнула и она, прыгнул…Но у меня было только две ноги, а у неё четыре. Уже в прыжке я увидел её и понял, что достану. Со всей силой метнул своё копьё не чуть не сомневаюсь, что попаду в цель. Но вдруг с ужасом увидел, что подомной нет камней и зияет чёрная яма и я лечу куда-то вниз…
Часть4.
   С огромной силой я ударился о каменное дно какой-то расщелины и вскрикнул от острой боли в ноге. Пока я преследовал самку барана, наступила почти полная тьма. А на дне расщелины было уже на столько темно, что я не видел ни своих ног, ни своих рук. Я нащупал несколько холодных камней и обложил ими свою опухшую больную ногу. Боль немного отступила и я, стиснув зубы провалился в глубокий тревожный сон. Когда я проснулся липкий разрушающий леденящий душу страх сковал моё тело, напротив, меня на расстоянии двух копьев лежал огромный серый хищник. Это был…Волк, каких я никогда не встречал. Его злобные, жёлтые, холодные глаза смотрели на меня в упор сверля насквозь. Я вскрикнул и вскочил, но от острой боли в ноге упал на колени. Он зарычал и оскалил клыки. Я попятился назад и упёрся спиной в стену расщелины. Отступать было некуда…И вдруг, страх так же внезапно ушёл, как и появился. Во мне проснулся охотник, сжав кулаки до хруста в суставах. Я был готов принять бой! Мы глядели в глаза, друг другу не отводя взгляда и тут я понял, что он тоже ранен и не может встать на лапы. Иначе давно бы уже накинулся, и я вряд ли бы вышел победителем. Его загривок был вздыблен, клыки блестели так, что слепили глаза, но он должен был смириться с моим присутствием и, наверное, сам ждал от меня нападения, но мне было не до него. Когда уже совсем расцвело мой страх исчез вместе с остатками темноты, я внимательно огляделся по сторонам. Мы были в расщелине высотой где -то в восемь или девять копьев и шириной в четыре копья и заканчивалась тонкой щелью в скале. Там, где находился я было светлей, туда попадали редкие лучи солнца со стороны где лежал волк была небольшая ниша и он лежал в полу сумерках, своей серой шкурой почти сливаясь с камнем. И только его жёлтые, как угольки угасавшего костра, глаза выдавали его присутствие. Нам некуда было друг от друга деться и ему и мне приходилось мериться с этим. Я попробовал, чтобы сгладить напряжённую…раскалённую до красна атмосферу, заговорить с ним на своём человеческом языке. Я сказал ему: «Ну что, добегались?», он оскалился и зарычал, меня это рассмешило. Но когда он начал приподниматься я сразу же заткнулся и отвёл глаза. Разговор не заладился. Ему было очень больно, он страдал. Это было видно, но волк не подавал вида. Он не подвывал и не скулил, только иногда судорожно зглатывал слюну и тяжело вздыхал.
  Холодные камни делали своё целебное дело и было заметно, что опухоль спадает. Я уже пробовал вставать, но боль с новой силой пронзала моё тело. Я стал размышлять, раз я не могу встать, а если бы и мог, то всё равно мне не допрыгнуть до края ямы. Высота была недосягаемой для человеческих сил. Мне оставалось только ,одно…орать…орать изо всех сил, и я заорал… надрывая жилы. Я орал, а волк рычал на меня, в ответ на мои крики. Но потом вдруг смолк и стал пристально глядеть на меня склоняя свою лохматую голову то в одну то в другую сторону. Он делал это как будто размышляя о чём- то о своём. У меня не было сомнений, что передо мной самец. Его глаза, его леденящий душу рык, его стать и мышцы, которые угадывались под толстой серой шкурой, всё говорило о том, что это матёрый зверь…главарь… хищник…вожак! Я орал и орал, но мой крик терялся где- то среди скал. Я сорвал горло, у меня таяли силы и только скалы эхом отзывались на мои крики. Утром голод начал терзать меня, хотелось пить. Я поглядел на волка, он тоже не отводил от меня глаз. Я снова принялся надрывать голос в надежде что кто-то услышит меня. Но мой осипший голос был настолько тих, что звучал жалко. И вдруг зверь, задрав к небу свою мохнатую морду, взвыл так, что содрогнулись скалы. На какое-то время я совершенно оглох…сердце сжалось и убежало в пятки, кровь застыла в жилах. Я много раз за свою жизнь слышал эту «песню», но никогда не слышал её так близко. Его сводящий с ума вой взлетел к самому небу и оглушил оттуда сверху всё живое на земле. Никогда в жизни мне не доводилось больше слышать такого могучего и завораживающего пения. И вдруг мы услышали ответный вой. Мой волк явно воспрянул духом и несколько раз пытался подняться на лапы. Он ожил и повеселел, ведь его услышала его стая. Меня же не услышал никто. И вскоре волки окружили расщелину, их было очень много, они как серые тени кружили вокруг ямы. Высунув языки и облизывая морды, они смотрели именно на меня, смотрели как на дичь…как на добычу…как на пищу. Вскоре они ушли, волки видели, что у вожака есть еда. И только серая волчица всё скулила и тявкала на краю ямы, но и она вскоре исчезла.
                Часть 5.

  Мой сон был не долгим. Что-то шлёпнулось в темноте о каменное дно ущелья, я не увидел, что это было. Рычание и урчание наполнило темноту, волк грыз и чавкал, запахло кровью и свежим мясом. Он жрал добычу. Я заткнул уши и закрыл глаза. Я мог только догадываться, что это его «серая бестия» притащила какую-то пищу. Я ждал, когда он насытиться и уснёт, надеясь подобрать хоть что-нибудь из остатков его трапезы. Но когда рассвело я ничего не смог найти ни костей, ни крови, ни шкуры. Он сожрал всё без остатка, и только его окровавленная морда и безмятежный сон говорили мне о том, что он сыт. Под вечер волчица притащила ему кролика и сбросила его точно зверю под морду. На удивление мне они были очень умными дьяволами. Он жрал, он был сыт. Я же умирал с голоду. Хуже того меня мучила жажда… жажда которая мучает любое живое существо, она жжёт тебя изнутри, сушит твой организм, медленно и мучительно убивает, сводит с ума и нет от неё никакого спасения, ни что не может сравниться с жаждой. Волк тоже страдал от обезвоживания, он уже не притрагивался к еде, тяжело дыша, высунул язык. Зверь пробовал вставать и у него это начало получаться, я видел, что лапы у него не сломаны. Я понял, приглядевшись, что когти на лапах у него вырванных и кровоточат, вот почему он так часто лизал лапы, он зализывал раны. Видимо он так рвался на свободу, что до тех пор царапал камни когтями, пока не вырвал их с мясом. Жажда становилось на столько не выносимой, что я готов был выпить что угодно, болото, море, грязь, кровь, мочу… жажда лишала меня разума. И вдруг крупные капли  дождя заморосили по  каменному дну нашей расщелины. Забыв обо всем на свете, я ловил капли ртом, пытался собрать их в ладони, но у меня это плохо получалось. Дождь лил всё сильнее и сильнее, набирая свою силу, и вот уже проливной стеной он лил на нас, возвращая к жизни. Я надеялся, что вода скопиться на дне ямы, но дно было каменное, и она тут же стекала вниз, в узкую щель. Тогда я скинул свою накидку, она была из шкуры бизона, согнув её в форме чаши, и поставил под струи дождя. Получилась неплохая посуда, я видел, как она наполняется и скапливает воду, никогда я ни чему так не был рад как этому дождю. Я припал к воде и стал жадно пить ее, забыв обо всём на свете. Утолив смертельную жажду, я почувствовал, как силы возвращаются ко мне. И даже боль в ноге намного ослабла.

     Я посмотрел на волка, он судорожно слизывал с себя капли, пытался ловить струи дождя пастью. Конечно утолить жажду таким образом он не мог. И тогда я заорал боевой клич нашего племени, глядя ему прямо в глаза, осторожно, чтоб не разлить воду, пододвинул к его морде накидку с водой. Недолго думая он с остервенением кинулся лакать воду, не обращая на меня никакого внимания. За несколько секунд он вылакал всю воду, её было не так уж и много, но и не мало. И я снова и снова набирал её, поил его и пил сам. Когда мы вдоволь напились, я последний раз набрал воду в накидку, и мне пришлось держать её обеими руками, чтоб не пролить воду. Дождь вскоре прекратился и на краю ямы появилась волчица, она как всегда притащила кролика и бросила его точно под морду своему вожаку. Он накинулся на него и как всегда чавкая, приступил к трапезе. Я отвернулся, чтобы не видеть, потому, как сам умирал с голоду. Но вдруг наступила тишина, и я почувствовал, что-то тёплое толкнуло меня в руку. Я повернулся и не поверил своим глазам, около моей руки лежала половинка туши кролика, которую он подтолкнул ко мне своей окровавленной мордой. Руки мои были заняты, так как я всё ещё держал накидку за края, чтобы вода оставалась в ней. Собрав края в одну руку, второй рукой я схватил тушку и стал рвать её зубами вместе с шерстью. В тот момент мне казалось, что ни чего вкуснее в своей жизни я ни ел. Наевшись и напившись, яма уже не казалась мне такой сумрачной, и даже волку стало легче. Мы уставились друг на друга и его глаза не горели таким злобным огнём, они стали теплее и в них заиграли  озорные искорки. Устроившись поудобнее, я в пол голоса запел песню нашего племени, а волк, высунув язык водил ушами и слушал меня, зажмурив глаза. К вечеру как всегда появилась волчица, сбросив кролика к его ненасытной пасти она, поскуливая  и повизгивая, улеглась на краю ямы любоваться своим ненаглядным. Она видела, как волк, сожрав половину туши, лениво и как будто нечаянно, оттолкнул вторую половину в мою сторону. Моему удивлению не было предела, когда на следующий день к вечеру она сбросила двух кроликов. Они были умные... они были такие как мы…они понимали всё!!! У меня было такое ощущение, что я среди людей. Я поклялся тогда себе, что никогда в жизни моё копьё не метнётся в их сторону! Еды было с избытком, нога заживала, и я уже потихонечку передвигался, опираясь о стены по нашей расщелине. Время шло, мы наедались досыта, выедая только мясо, кости и требуху же я скидывал в кучу в угол расщелины, а шкурки, когда подсыхали, выгибал в форме чашек и набирал туда воду, когда шёл дождь. Волк тоже уже вставал и осторожно ходил, прихрамывая на больные лапы. Я с удивлением наблюдал, как у него прорастают новые когти. Мы уже совсем не боялись друг друга, и мне кажется, глубоко в душе, даже были рады соседству. Не знаю, как он, но я бы точно лишился рассудка, если бы оказался один в этой яме. Я даже пробовал поиграть с ним, потрепать его за уши, но он так лязгнул зубами, что я ели успел одёрнуть руку. Хромым, да ещё и безруким мне совсем не хотелось сидеть в этой яме и поэтому, я больше не протягивал к нему руки. Шла пора дождей. Воды и пищи было достаточно. По ночам становилось очень холодно. И вот как- то в одну из самых холодных ночей, стуча зубами и дрожа всем телом, я никак не мог уснуть, и нечем было согреться. Я потихонечку подкрался к нему и прижался к его боку спиной, сразу стало намного теплее, он не зарычал, не отодвинулся, он просто отвернул свою лохматую морду делая вид, что меня просто нет.

                Часть 6.

Шло время, я не знаю, сколько точно мы находились в этой расщелине. По шкуркам кроликов, а их было достаточно много, думаю, что за это время зелёные плоды деревьев бы стали зрелыми. Моя нога совсем зажила, и я ходил по дну ямы и тщетно думал, как же выбраться из этой проклятой западни. Когда я присаживался, мой зубастый сосед сменял меня. Он ходил по кругу, разминая свои поджившие лапы. Он так же, как и я, задирал свою умную морду к верху. Наверное, он тоже пытался что-нибудь придумать. Было видно, что душа его рвётся на свободу. Он вставал на задние лапы, опираясь передними об стенку ямы, и подолгу смотрел в небо. Он не пытался выпрыгнуть из ямы, так как пытался сделать это до моего появления. Он просто стоял и смотрел. Иногда он пристально останавливал свой взгляд на моих руках, как бы говоря мне: «Делай же что ни будь, ведь они у тебя есть, и ты можешь…делай же!» Подобрав один из острых и тяжёлых камней, я начал что было сил острым концом камня бить по шкурке кролика, пытаясь разрубить её на полоски и потихонечку у меня начало получаться. Изнемогая от усталости, я рубил и рубил шкурки делая из них ремни. И хотя руки мои покрылись мозолями и кровоточили, я продолжал работать, пока не стемнело. На следующее утро, взяв ребро кролика, я заточил его о камень и получил неплохой нож. Работа пошла веселее. Волк помрачнел и не сводил с ножа глаз, навострив уши. Было видно, что это оружие ему не по душе, но он понимал, что так надо, он был умный…он был такой же как я, я знаю это. Накромсав достаточное количество ремней острым камнем, и помогая себе костяным ножом, я связал полоски между собой и добыл достаточно прочный и длинный аркан. Взяв кости задних лап кролика, я связал их между собой кишками, делая что-то похожее на палки, потом эти палки опять связал между собой, чтобы они торчали в разные стороны, получилось почти оленьи рога. Я наставил их на волка, который не переставал следить за мной и, смеясь и прыгая, сделал выпад в его сторону, мыча и прыгая как олень. От неожиданности волк отпрянул к дальней стенке расщелины. Шерсть на его загривке встала дыбом, глаза вспыхнули звериным огнём. Присев на задние лапы, он оскалил свои огромные клыки и приготовился к бою. В своей волчьей свирепости он был прекрасен. Наверное, он подумал, что я человек-олень. Мне было смешно, теперь я точно знал, что выберусь отсюда и вытащу его. Не доводя дело до крайности, я опустил самодельные рога и ласково заговорил с ним, чтобы успокоить. Он был умный, он был такой как я, но он пока не понимал шуток и вряд ли сам любил шутить.
  Привязав ремни к костям, я стал закидывать свой аркан за край ямы, бросал его в разные стороны, надеясь на то, что кости зацепятся за что нибудь, но ничего не получалось. Я бросал и бросал и вдруг…мой аркан замер, я дёрнул сильнее, он натянулся, и кости намертво застряли, зацепившись за что-то сверху. В одно мгновение мои сильные руки выбросили меня на поверхность расщелины. Я был вне себя от радости, во всё горло я заорал боевой клич нашего племени, восторг переполнял меня. Я смотрел на волка сверху вниз. Задрав свою умную морду, он пристально смотрел мне в глаза. Зверь вёл себя достойно, он знал, что я обязательно его вытащу, что не брошу. Он просто сидел и ждал своей очереди. Надёжно закрепив аркан, проверив и подтянув все узлы, я быстро спустился в эту проклятую яму. Волк стоял как вкопанный, он всё понимал, он был умный …он был такой же как я. Обвязав его за грудь, выбравшись на верх, я стал тянуть его на себя. Он был непомерно тяжёлым, но он помогал мне всеми четырьмя лапами, цепляясь за стены. Волк так усердно старался и неуклюже заграбастывал своими лапами, что я не выдержал и рассмеялся. Я смеялся и тянул что было сил. Мне было жаль, что его серая подружка не видит своего красавца в такой нелепой позе. Но вот, наконец-то, высунув язык и жмурясь от дневного света, он был на свободе. Пока я развязывал его, он пристально глядел мне за спину. Я оглянулся и увидел его серую бестию. Она стояла в несколько копьев от нас, из её раскрытой пасти вывалился наш запоздалый ужин. Они бросились друг к другу навстречу поскуливая, обнюхиваясь, облизываясь и повизгивая они вели себя как щенята. Мне некогда было любоваться их идиллией и я, вскочив на камень, стал высматривать самку барана, в которую метнул своё копьё. Её добела обглоданные кости валялись совсем недалеко, и моё копьё лежало рядом. Подобрав его и восхваляя своих богов, я со всех ног понёсся что было сил в своё селение.

                Часть 7.

Я никому не рассказал тогда про то, что со мной случилось. Я просто объяснил своим воинам, что был в расщелине, в которую упал олень, и я питался им, покуда не сделал ремни из его шкуры и не выбрался из западни. Я не мог им рассказать про свою дружбу с волком. Мне бы никто не поверил, потому что мы люди всегда были с волками заклятые враги. И при любом удобном случае убивали друг друга. Ведь наши прадеды говорили нашим дедам, деды - отцам, а отцы учили нас, что волк-это серая смерть. Отцы говорили нам так, есть возможность убить, увидел волка - убей волка, не раздумывая, или волк, не  раздумывая, убьёт тебя.

    Много-много раз снег ложился на землю, укрывая её тёплым белым одеялом, защищая от морозов и много-много раз исчезал под лучами теплого солнца, пробуждая и обновляя всё вокруг. Я был уже не так молод, и мой сын уже был на голову выше и стал он самым сильным и самым ловким охотником в нашем племени. Однажды тёплым днём, мы преследовали оленя. Мы гнали его по редколесью в западню. Нас было девять воинов и это была наша добыча. Тяжело дыша, мы выбежали на небольшую лесную поляну и встали как вкопанные. На другой стороне поляны на расстояние броска копья, высунув языки и сверля нас своими жёлтыми глазами, стояла волчья стая. Их было втрое больше, и они были готовы к атаке на нас. В центре стоял огромный матёрый вожак стаи. Он сразу выделялся своей статью, его серебряная шерсть блестела на солнце. Он был прекрасен. Я глядел ему прямо в глаза, а он смотрел в мои. Это был поединок двух вождей, на расстоянии. Первый кто опустил бы взгляд, проиграл бой. И вдруг мои ноги сами собой пошли к нему на встречу и волк, прижав уши, опустив морду и не отводя взгляда, осторожно двинулся ко мне. Мои воины вскинули копья, но я крикнул им, не оборачиваясь, чтобы они замерли. Мы сблизились, и я встал перед ним на колени. Волк лизнул меня своим шершавым языком, прямо в нос. Я крепко обнял его за могучую шею и уткнулся лицом в его густую шерсть. Мы замерли, сердце   моё перестало биться, он тоже замер и перестал дышать. Его запах, который я помнил всю свою жизнь, наполнял меня и разливался теплом по всему телу. Так и стояли мы напротив друг друга и не веря в нашу встречу. Его стая и мои воины замерли в изумлении и не верили своим глазам. Но вот сын окликнул меня. Потрепав его на прощание за ухом, я встал и пошёл к своим воинам. Оглянувшись, я увидел, как он не спеша, бежал к лесу, уводя за собой стаю.

 Вечером у костра я рассказал своим воинам, ту дивную историю нашей дружбы и они слушали меня затаив дыхание, они верили мне, потому что видели всё своими глазами. И вот как-то летом в лесу мой сын и двое его друзей наткнулись на мёртвую волчицу, было видно, что погибла она совсем недавно в схватке с очень сильным хищником, превосходящим её по силе и ловкости с тем, с кем мы предпочитали не сталкиваться. Она погибла, защищая свой выводок в схватке с тигром. Это всё мой сын прочитал по отпечаткам лап, по разбросу веток и листьев, по клочкам шерсти, застрявшим у неё в пасти. Тигр тоже был ранен, это было видно по её окровавленной морде. Он был сильно ранен и поэтому не убил волчат, которые маленькими, серыми комочками жались к мёртвой матери, жалобно скуля и подвизгивая, они умирали с голода. Друзья сына хотели убить выводок, но он крикнул на них, и друзья отступили. Собрав волчат в свою накидку, он принёс их в селение. Выбрав себе самого крупного и злобного волчонка, он раздал остальных нашим воинам, которые были тогда с нами на той поляне. Волчата были совсем маленькие и нуждались в молоке. В нашем селении от мала, до велика все уже знали историю моей дружбы с волком и поэтому наши женщины, недавно родившие детей, делились с волчатами своим молоком.

   С тех пор волки жили и росли рядом с нами и когда они повзрослели, не было надёжнее преданнее друзей, чем они. Волки окружили наше селение, наших женщин и детей, такой непроницаемой, как каменная стена, защитой. И не один самый коварный и бесшумный хищник не мог проникнуть к нашим хижинам безнаказанно. Наши волки учуивали их на расстоянии и предупреждали об опасности своим громким и протяжным воем. Воины и охотники из других племён не могли без ведома волков пройти к нашему селению. Наши женщины, видя какую пользу приносят наши волки, делились с ними лучшими кусками, а дети с восторгом играли с ними в догонялки и прятки, купались в ручье и никогда ни один из волков не оскалил клыки на свой народ. Охотники, из соседних племён, беря пример с наших воинов и видя какую пользу приносят нам прирученные волки, тоже стали приносить себе волчат, растить их и делить с ними тепло пищу и кров.

    А потом, я уже не могу рассказать вам, как сложилась дружба человека и волка, потому что я был уже старый воин и умер. И мои воины вынесли моё тело на прощальную гору нашего племени, откуда мы всегда уходили в небо. И мой сын сложил из сухих веток огромный костёр и положил меня в центр, а когда стемнело, он поднёс горящий факел и пламя, раздуваемое ветром, с жадностью облизывало и поедало моё тело. Языки погребального огня озаряли печальное лицо моих воинов. Но около каждого из воинов, прижавшись к их ногам, сидели их преданные волки. И восемь волков задрав свои морды кверху, пели мне, уходящему в небо, свою прощальную волчью песню. А потом ветер развеял мой прах во все стороны. И было это давным-давно, в те далёкие …далёкие времена!!!
 




Ссылка на ютуб - https://www.youtube.com/watch?v=HKSvTF_uANE