Взрывной волной по граням бытия...

АЛЕКСАНДР   ВЛАДИМИРОВИЧ  КАЛИНЦЕВ:
встреча с читателями в библиотеке им.Луначарского г.Кропоткин Краснодарского края, ноябрь 2017г.

     Начинается встреча с писателем песней на музыку Владимира Губанова, стихи Александра Калинцева «Струной звенит ромашковое лето…».

      Когда у писателя за плечами большая жизнь, ему всегда есть что рассказать о времени и о себе.
     Родился  Александр Калинцев в августе 1956 года в Красноярском крае, республика Хакасия, куда приехали  его родители в поисках лучшей жизни. Затем Сибирь, Урал. И – возвращение семьи с родившимися  в скитаниях детьми в родной Кропоткин. Родной – потому что жил здесь с 6-летнего возраста, окончил 11-ю школу. После окончания школы  пошёл работать учеником токаря в автоколонну. По направлению военкомата получил специальность водителя. Затем – служба в   армии. А после армии до 1980 года кем только не работал: водителем, грузчиком, стропальщиком…
     Огромное место в его жизни занимает Север, куда он переехал жить в 1980 году. Почти 32 года настоящей трудовой жизни. Посёлок Лангепас, город Нижневартовск Тюменской области. Работал на объектах нефтедобычи более 30 лет в качестве слесаря, машиниста, механика кустовой насосной станции. Получил средне-специальное образование.

     Непросто складывалась личная жизнь. Сейчас растут пятеро внуков.
     Александр всегда много читал: запоем читал в детстве, читал служа в армии в палатке в полевых условиях ночью под светом ночника.  Стихи начал писать в старших классах школы. Активно заниматься литературной деятельностью стал в 2000 году, уже в Нижневартовске. Там начались дни упорного самообразования,  хождение по выставкам и музеям, посещения литературных мероприятий. И было написано около двадцати небольших рассказов, наблюдений, эссе, прежде чем осмелился показать специалистам. Первые публикации стихов и рассказов пришлись на 2001 год.

     В Нижневартовске печатался в газетах «Местное время» (литературная страница «Иван-чай»), «Новости Приобья» и «Женские страсти; в коллективных сборниках   «Иван-чай», «Самотлор», «Под северным небом»; в альманахах «Зори Самотлора»;   в журнале «Моя библиотека». Приезжая в отпуск в Кропоткин – сотрудничал с газетой-еженедельником «Факты и события», в  которой печатали его рассказы. В Нижневартовске был членом литературного объединения «Замысел».

     Информацию о его литературной деятельности можно найти в во втором томе «Каталога современной литературы» 2014г. – издании ХХV11 Московской международной книжной выставки-ярмарки.

      С 2012 года проживает в г. Кропоткине. Пенсионер. Один из активных участников литературного объединения «Прикосновение к прекрасному» города Кропоткина.  С 2014 года – член Российского союза писателей,  член Ассоциации «Поэты Тюменской области». Осенью 2015 года был принят в Международный союз писателей и мастеров искусств. 
      В настоящее время издаёт свои произведения в журнале народной поэзии и прозы «Мозаика Юга», газете «Слово времени» общероссийской общественной  организации РСП  (Краснодарское региональное отделение).

      Александр издал две книги прозы: «Мамина война» и «Взорванные судьбы».
Все его произведения размещены в интернете на сайтах: -  «Проза.ру» и  «Стихи.ру».
            Написание прозы – большая часть творчества Александра. Особо хочется отметить две небольшие повести – «Мамина война» и «Крестьянин из Панов».

      Старая пословица гласит: «Без корня и полынь не растет». Корень любой нации – это ее история. Но нельзя понять историю страны, не изучив  разные ее уголки, которые и составляют это понятие «страна». Любовь к родному краю, к корням своего рода – это и есть основа, на которой только и может осуществляться рост духовной культуры всего общества.
     Родные места – это Кубань, где Александр провёл детство и юность. Его постоянно тянуло с северов в родные места, - успокоить душу, силы набраться, вспомнить юность, напитать впечатлениями свои произведения, написать о чем-то самом главном...
     На этой земле у Александра похоронены прадеды и прапрадеды…
     Повесть «Крестьянин из Панов». Это произведение предлагается читать не столько умом, сколько душой и сердцем. И тогда на каждой странице замелькают вполне знакомые образы Ваших отцов и матерей, дедов и прадедов, да и просто людей, которые хотя бы однажды осенили своим присутствием Вашу жизнь и этот мир. Вы окунётесь в прежний, ещё дореволюционный быт и уклад русской деревни и России в целом. Мы его, во многом, потеряли, но автор сумел сохранить для нас с Вами его неповторимую, и ни с чем несравнимую притягательность. Вполне возможно, что таких людей с простым русским именем Семён, отыщется не один десяток и на просторах современной России-матушки.  Вся его жизнь, от рождения до нелепой смерти, словно тоскующий голос прошлого, отражённое эхо человеческих судеб, по воле рока злых людей, ушедших в небытие, но оставивших о себе вечную добрую память…

Слово автору. Читается отрывок из повести «Крестьянин из Панов»:

           « Пропустив с батюшкой Серафимом по стакану белого вина, они  направились к реке. Туда уже сходился народ: мужики, бабы, ребятишки; кто просто поглазеть, а кто кулаки почесать. У отца Серафима из-под зипуна смешно выглядывала ряса; он остановился, по-бабьи поднял ее и подвязал повыше, чтобы ногам не мешала. Потом помолился Богу: Прости Всевышний наши прегрешения.
- Семен помни, не выпускай меня из вида, ежели навалятся гурьбой, мы должны быть рядом, - батюшка давал наставления, как опытный боец, и как старший по возрасту.
      Стороны начали сходиться стенка на стенку. В морозном воздухе стоял хруст и уханье, забористый мат казалось, шел с небес. Подручные выраженья уходили своими корнями в глубину веков, да и занятие было тоже древним, и называлось, как утверждают историки, довольно просто: «мордобитие».
      Отец Серафим бился рядом с Семеном, они как тараном прокладывали просеку пудовыми кулаками, низвергая нижних еще ниже: на лед реки. Когда обозленный противник двинул на них ватагу в человек десять, батюшка крикнул Семену:
- Семен, давай ко мне.
      Встали спина к спине два богатыря, и давай крушить низовых дальше, не боясь удара сзади.
- Грехи наши тяжкие, - говорил отец Серафим, и посылал страшный удар.
- Аминь, - констатировали его уста, когда супротивник падал. Никто не знал, что батюшка Серафим, пьяница и прожига, накладывал на себя жестокую епитимью после молодецких боев.
      Постепенно верхние стали брать перевес по всему фронту, и битва, утрачивая запал, начала стихать. Подошли Алексей и Зайнат, и святой отец пригласил отпраздновать победу на его подворье.
      Попадья Акилина обработала саднящие раны (им тоже перепало) и с болью и заботой в голосе сказала:
- Батюшка, да когда же ты угомонишься, дети вон уже подрастают. Прихожане ропщут, что отец Серафим Бога не боится…»

       В детстве и юности тема войны не была далёкой и чуждой. Многие ветераны ещё были в строю. Выходили в свет десятки книг и фильмов про войну. Свои истории рассказывали сослуживцы и соседи, пережившие ужасы войны. Александру довелось работать с ветераном ВОВ, который прошёл ад штрафбата под Кёнигсбергом. Бабушка с малолетней мамой пережили оккупацию города Кропоткина. Их воспоминания и легли в основу рассказов и повести о войне. В 2002 году Александр написал своё первое произведение о Великой Отечественной войне – повесть «Мамина война».
     Отрывок из 4 главы повести «Мамина война» был включен в список произведений всероссийского конкурса чтецов «Живая классика», конкурс  проходил во многих городах и населённых пунктах России (Мурманск, Санкт-Петербург, Уфа, Тюменская область, Чувашия, даже в детском лагере «Артек» и др.). А в Чувашии, в поселении Вурнары чтец с этим произведением занял первое место.

Слово автору. Читается отрывок из 7 главы повести «Мамина война».

     «Собранные безжалостной рукой мобилизации по кишлакам   и   аулам,   джигиты   воевать   не   хотели.   
     И теперь оставшиеся в живых, чтобы не попасть в пекло боев, портили себе желудки хозяйственным мылом. Двор стал похож, простите, на сортир. Не выдержав такой наглости в собственном дворе, дед Роман пошел жаловаться по начальству. Комендант выслушал жалобу и направил дежурного офицера навести порядок:
- Лейтенант, сходи-ка ты, вот с дедушкой, разберись, чей это взвод, и командира потом ко мне.
      Когда худощавый, подтянутый лейтенант зашел во двор, у него заходили желваки от увиденного. (Когда его роту сутки назад вывели из боя, он насчитал одиннадцать боеспособных солдат). Он подал команду строиться. Киргизы нехотя одевались, и становились неровной шеренгой, недовольно сверкая глазами. Они не знали, что будет дальше. Лейтенант терпеливо ждал. «Эти засранцы заслуживают трибунала, - думал он, - но потери очень большие, поэтому завтра, с утра, этих вояк отправим на передовую».
      Таким образом, рапорт был составлен, и он поднял глаза на служивых. «Все?»- коротко спросил офицер, но одного в строю не было. Лейтенант вытащил из кобуры пистолет и зашел в дом.
      Не чуя беды, молоденький казах спокойно лежал на койке, напевая себе монотонно под нос что-то свое, степное. «Встать», - сдерживая гнев, крикнул офицер. Тот, плохо соображая, выпрыгнул из под одеяла,  и теперь стоял совершенно голый, глядя завороженно на пистолет в руке лейтенанта. Потом очнулся, и кинул ноги в кальсоны. Помощник коменданта показал на дверь, и солдат, придерживая рукой исподнее, вышел в коридор, что-то лопоча по-своему.
      Видимо по-русски он не знал ни слова. На улице багровый от гнева лейтенант, на глазах у детей и женщин, направил на него пистолет: сухо щелкнул выстрел, и солдат осел на землю с навсегда застывшим удивлением в глазах. Эльвира видела, что губы его шептали. Может это был вопрос: За что? А может последним словом было - Мама?
      Остальные вмиг выровнялись, подтянулись, страх сделал их стройнее.
-Я роту положил под Гиреем, а они тут мыло жрать, на фронт пойдёте, вояки, - ругнулся с оттягом командир, - в колонну по одному, марш, едрена вошь.
      Беззвучно выходили они из калитки, лишь некоторые косили глазом на своего товарища, неловко упавшего у порога.
- Вылечим, - сказал на прощание хозяину молодцеватый лейтенант со страшной усталостью в синих глазах, имея ввиду передовую, как лекарство от страха и поноса…»

        Военную тему продолжили  рассказы: «Опалённое сердце», «Взорванные судьбы», «Дорога домой», «Иван да Ванька», «Люська. Дети войны», «Маша, Машенька», «Печальная ошибка», «Кормилица». 

Автор читает отрывок из рассказа «Кормилица»:

      «Николай Зеленцов уже зимой 1942 года стал старшиной роты. Харч, боеприпасы, спирт – всё было в его ведении. Вот только с новым командиром не ладились у них отношения, тот любил выпить и докучал старшине ежедневно. Ротный был чужой, присланный из штаба полка, за какие-то прегрешения лишился тёплого места. Солдат он не любил, и те отвечали ему взаимностью. И всё бы ничего, да подружились чёрт с дьяволом.   
      Особист, подтянутый и надушенный офицер, повадился к ротному на «чай». Ординарец пулей летел к старшине за спиртом и закуской, относил, и выдворялся в блиндаж второго взвода, где и харчевался. Солдаты болтали, что особист доводился их командиру земляком. Зеленцов про это не ведал, но догадывался, что знакомы они ещё по полку. Что было точно – жрали и пили знакомцы за двоих. Так исподволь и накапливалось.
      Однажды Зеленцов отказал ординарцу, крепкому мужику с хитринкой в серых глазах:
- Больше нормы не дам, так и скажи. Где я на них наберусь, хлещут каждый дён по литряку, коль на водку перевести…
Тот поднял в удивлении брови:
- Ты, чо, старшина… ладно, наш,… а тот, лейтенант, шкуру спустят, не помилуют…
- Разговорчики, товарищ солдат, - повысил голос Николай и вручил посыльному фляжку. – Там сто грамм, лейтенант у меня на довольствии не стоит.
      Через десять минут, с выпученными от гнева глазами примчался командир роты, капитан Огрызко:
- Старшина, ты чо, под арест захотел?
- Солдаты, товарищ капитан, и так уже косятся на меня, дескать, фронтовые зажимает старшина.
- Пошли они на …, - перешёл на траншейный язык командир.
      Зеленцов закипал. Недавно особист отдал в штрафную молодого красноармейца, ни за что, опоздал на десять минут. Случилась парнишке оказия, зазноба в соседнем селе, а утром бой, наступление. Тот к командиру, отпустите, утром буду как штык. Тот поломался, но отпустил, курочку прихвати, говорит, да горилки. Вот хохол ненасытный.
      Боец опоздал, пришёл понурый и с пустыми руками. Наступление отложили, но все были на ногах. Что тут поднялось! Особист напирал на дезертирство, а капитан стоял и ухмылялся. Отдал человека на съедение… подлец.
      А парень с непорочностью юности глядел на них, недоумевая, чего они озлобились:
- Избы попалили немцы, землянки народ роет, а Любашу мою фашисты споганили, она умом тронулась…
- Где у тебя спирт? – срывался на крик ротный, лицо стало багровым, а глаза не по-человечьи злыми.
- Товарищ капитан… - начал было Зеленцов, но капитан не слушал, шарил глазами по землянке, ища заветную бочажку.
- Заткнись, сучье вымя, давай спирт, ишь ты, посмел перечить, завтра я тебе устрою… Ты думаешь, я не знаю, что ты сын врага, да и мать…
- Мать не замай, капитан, - заходил желваками Николай. – А отец воевать не мешает…
- Не сметь пререкаться с офицером, - забрызгал слюной нетрезвый командир. – Твоя мать, поповская дочка, чужеродный элемент, как вас не додавили, ума не приложу. Наверное, дала кому надо, поповны – они  пухлявенькие и говорят, дюже слабки на передок…
     Рука Зеленцова потянулась к кобуре. Капитан дёрнул шеей и тоже стал нащупывать пистолет, а по инерции ещё продолжал изрыгать гнусь из дела особиста:
- А папаша твой сдох в Перми. И никто не узнает, где могил…
     Николай выстрелил ему в лицо, прямо в поганый рот, пахнущий перегаром…»

   Александр написал  много рассказов. Рассказов о человеческих судьбах. Сколько же о них уже писано-переписано! А сколько ещё предстоит написать? Каждая отдельно взятая судьба – это словно слепок с наших собственных следов на тропинках земных. Это и наша боль, и наши радости и печали, наши надежды и мечты…
     Эти судьбы, переходя из века в век, из одной эпохи в другую, на страницах книг Александра превращаются то в безутешного отца, потерявшего свою маленькую дочурку (рассказ «Освобождение»); то в актёра Михаила Жаркова, по вине непоседливой девочки-подростка потерявшего свою любовь, самую светлую и настоящую, такую – что на всю жизнь (рассказ «Котелок»). 
А сейчас отрывок из рассказа «Котелок»:
    « Станция «Кавказская» встретила их утренней прохладой. Мимо вагонов носились торговки разной снедью,  здесь было все: пирожки и кулебяки, булочки с маком и изюмом, вишня ведрами и стаканами, кислуха с аппетитной желто-коричневой корочкой в глиняном «глэчике».
      Красивая черноглазая казачка с корзиной в руке, в домотканой вышитой сорочке, зазывно-певуче выводила:
- Господин, да визьмить, будь ласка, цэ ж варэныкы з вышнямы, николы мабуть нэ илы.
      От ее слов и яркой колоритной внешности повеяло экзотикой, и Михаил невольно остановился. Ему явно понравилась эта молодая женщина: Жарков достал портмоне, нашел монету и протянул приглянувшейся красотке. Откровенный взгляд артиста уперся в полные, девятым валом вздыбленные груди, задержался, насколько позволяло приличие, и нехотя ушел в сторону.
«Вот мать - природа, - восхищенно подумал он.– Наверное, выкормила двоих или троих мальцов, а самой хоть бы что». Казачка, заметив причину интереса и восхищения, с вызовом спросила:
- Шо, нравятся?
      И невозмутимо понесла себя дальше:
- Кому варэныкы?
      Михаил ничего не ответил, повернулся, и как завороженный, пошел следом, мимо станционного выхода, совершенно забыв про покупку. Казачка оглянулась и со смехом напомнила:
- А як же варэныкы?...»

    Тяжёлые человеческие судьбы в рассказах «Дочери, дочери…», «Квартира №6», «Поскрёбыш» заставляют переживать за героев, задуматься о своей жизни…
     И всё становится важным:  и  злосчастная судьба «Трубача» - японского трактора-гиганта, закладывающего трубы в нитку  нефте-газопровода (рассказ «Авоська и Трубач»), или же маленького голубя-сизаря, оторвавшегося от своей стаи (рассказ «Ипполит»);  или пчеловода Степана, или хулиганистого  козла Цыгана (рассказы «Неправильные пчёлы» и «Цыган из Бискамжи»).

    Не так уж важно, в каком именно ключе ведётся то или иное повествование – в серьёзном или шутливом. «Смешных» рассказов в творчестве Александра Калинцева – тоже немало («Дуська и козёл», «Листопад», «Ах, Одесса!», «Небылицы Дмитрия Костырина», «Рублёвая шутка», «Карбюратор»). Важно то, что все они, словно в прямом зеркале, показывают наше родное российское житьё-бытьё.
       Безжалостно, но в то же время легко, просто, а главное,- правдиво высвечивая нашу «святую непорочность».

Автор читает отрывок из рассказа «Ах, Одесса!»:
      «Одесский привоз. Вдали у одиноко стоящей женщины с гривой черных волос, сквозь запах рыбы пробивался несмело оранжевый бок креветки. Женщина была рослая, с черными усиками на широком округлом лице. Густые волосы пышно кудрявились назад. Грязновато-серый передник лоснился на мощных грудях, выдавая с головой напряженность ее ремесла. Фартук ниспадал на прилавок, и на нем россыпью лежали креветки, кулечки и стакан - мерило ее богатства.               
       Вера Павловна сразу заметила  бросающуюся в глаза неряшливость, но желание было выше этого, и она спросила:
-И почем же нынче стаканчик?
       Спросила запросто, никак не выказывая знание предмета.               
       Продавщица дефицита окинула опытным взором ее игривый сарафан, полные руки с двумя колечками, не знающие мозолей и трещин, и тот неуловимый фарс, присущий приезжим, затем бросила на прилавок цену, потупив глазки.
-Пятьдесят копеек, берить, будь ласка, улов з ранку.               
       Вера Павловна переглянулась с мужем, поежилась под пытливыми очами мощной торговки, и, не глядя на нее, недовольно сказала:
- Что-то у вас стакан… - она сделала нарочитую паузу, - стакан такой маленький, где вы такие только берете…               
       Черные усики прогнулись в гримасе, по щекам молнией пробежал румянец гнева. Грудь под фартуком всколыхнулась, оттуда мужским баритоном выплеснулось возмущение:
- И шо она вот это думает, шо у меня стакан должен буты, як ее жопа...               
       Ее слова обращались словно бы к солнцу и призывали в свидетели всю Одессу.               
       Жора присел от удивления, наблюдая за женой. Она  возмущенно заквохтала, издавая странные звуки. Рука судорожно сжималась и разжималась, сминая приготовленный рубль. Затем ее, наконец прорвало:
-Да как вы смеете! Грубиянка!
-Не хочете, не берить, - глядя куда-то вдаль, за Пересыпь, за море, спокойно  ответила гренадерша из-за прилавка.               
       Жора хотел было вмешаться и включить дипломатию, но тут из-за угла мелькнул околышем фуражки милиционер. Усатая дамочка подхватила фартук вместе с содержимым и растаяла в серовато-деловой дымке Привоза. Вера Павловна в растерянности чувств не заметила, как рука, мявшая кредитку, разжалась, и зелененький комочек потащило по выбитым конскими подковами камням…»
    
    В русских ли деревнях, на московских улицах, либо в сибирских таёжных краях,- в Одессе, на Кубани или в Крыму – автор всё видит, всё замечает, до малейших подробностей. А потом, от всей души и от всего сердца делится своими впечатлениями с читателем (рассказы «Ах, Одесса!», «Арбуз»)… Автор вставляет в текст фольклорные «местечковые» слова,  тем самым вносит в произведение необходимый колорит:
   - Как вы можете вот это так сидеть, кушать это баловство, и не иметь разговора… Я б с тоски зарезалась…
   - Жора, да сводить вы их на Привоз… пусть их узнают, почём креветки в лихо…
   - Цо ты, Дуська, про козла-то ницо не сказала?
   - Я и сказала, цо мы с Яшкой про могилку ницо не знали…

    Интересы автора настолько широки, что рассказы, будто реки в половодье, постепенно «разливаются» всё шире и шире. От первой любви (рассказ «Прощание с детством»), до космодрома (рассказ «Космические коровы»).
   Есть у него и свой Левша, или Кулибин  (рассказ «Малиновый перезвон»), и «изобретатели» другого рода, под стать незабвенному персонажу, чей папа был турецко-подданный (рассказ «Нью-Мансюки»).

     Со временем, этой реке жизненной правды становится тесно не только в своих собственных берегах. И тогда она, в своём безудержном стремлении, обладая неукротимым нравом, перемалывает  и меняет время,  заглядывая вперёд (рассказы «Первомай», «Сон в руку», «Налево и вверх»).

   И, естественно- вечный гимн Женщине (рассказы «В борьбе за Это», «Весенние зарисовки», «Она искала»)…

   А всё вместе взятое – взорванные человеческие судьбы, непрожитые жизни, недолюбившие и не получившие долгожданного тепла, внимания и ласки, люди разных возрастов и жизненных устремлений.

   Книги Алексадра Калинцева и грустные, и смешные… Пронзительно-проникновенные, и реалистичные своей жизненной правдой.  Почти в каждой строчке этих заслуживающего внимания произведений, звучит немой вопрос: «Кто мы, люди? И люди ли мы, вообще?!».

      Александр пишет не только прозу, но и поэтические произведения.
      Хорошие стихи – всегда тайна. Конечно, ничего бы не случилось, если бы не было стихов. Мир бы не рухнул, но был бы беднее в духовном плане. Иногда мы просто не замечаем, что поэзия всегда с нами. Она заставляет нас по-новому смотреть на мир. Она дает возможность выразить свои чувства, которые накопились в сердце. Поэзия возвышает нас над миром повседневности, обогащая духовно. Она помогает нам быть добрее, решительнее, нежнее, мужественнее. Поэтому не случайно, что поэзия – это часть нашей жизни. Для кого-то большая, для кого-то совсем незаметная, но, безусловно, для всех – важная.

      Поэты – всегда живые свидетели времени, те, кто вовремя нашёл и сказал людям нужные слова – иногда бодрые и добрые, а иногда горькие и иронические, и сказал так, что ему захотели поверить. Выбор поэта-собеседника всегда останется за читателем, в отсутствие которого исчезает и сам поэт.
         Александр Калинцев   творит  себя, свою судьбу, свою поэзию. Его душа хранит   в себе особый мир, в котором  мятежность и душевность, своя   красота и гармония. 
       Каждое стихотворение наполнено искренностью переживаний  и трепетностью чувств, раскрывает пороки и несправедливости жизни, призывает  к гуманности, обезличивая « Ложь»  и  « Зависть», возвышая « Истину» и  «Любовь». Поэзия для Александра – мир души, выраженный в словах.  Душу нельзя увидеть, нельзя потрогать. Но её можно почувствовать и услышать. 

      Александр и в поэтических произведениях всегда откровенен с читателем. У него есть 2 поэтических эссе – «Господь с усердием следит…» и «Красота души».
Слово автору. Читается отрывок из «Красоты души»:

Душою правит непременно красота!
Ты усомнился, впал ты в заблужденье:
Купил ты девушку, картину, ожерелье
 И вмиг решил – в кармане красота.
Ты с красотой шагаешь параллельно,
Чем ближе к ней, тем дальше ускользает.
Лучом пронзает душу красота,
Ее секрет отнюдь не в обладаньи.
В твой пылкий ум и кровь войти струей,
Вот высший смысл, вот ее задача.

Вот завладей ты зеленью дубрав;
Мохнатым облаком, готовым вдруг пролиться
 Своим дождем, шершавым и густым;
Морской волной попробуй, завладей,
В тот страстный миг,
Когда гигантский вал,
Готов накрыть суденышки и судьбы…
Не хватит золота в мошне твоей тугой,
Чтоб сбить с пути трудягу-муравьишку,
Спешащего с добычею домой…
Ты муравейник можешь растоптать,
Но муравья – назад – не поворотишь!

Не купишь душу, где бытует красота!
Продажны только мелкие душонки,
Где место красоте, как видно, нет,
И, полагаю, не было в помине.
Полет стрижа ни в жизни не купить!
А танец пчел, а ульев бормотанье!
Пусть свежесть утра ляжет на весы:
Во сколь оценишь влагу от тумана?
Там в каждой капле собран белый свет,
Там в каждом вздохе – миллионы судеб,
А каждый атом – точно бриллиант.
Не купишь все, поскольку – недостаток.
Я все куплю – кричишь назло рассудку.

      Тема Великой Отечественной. В канун 70-летия Великой Победы были написаны стихотворения о войне: «День Победы токаря Синицына», «Я был убит…», «Победный вальс».   

Чтение стихотворения «Я был убит!»:

Из леса выдвинулся враг,
Как пепел их мундиры.
«Рубеж последний – наш овраг» -
Хлопочут командиры.

«Огонь!» - кричит наш лейтенант.
Держу врага на мушке,
И целю прямо в белый кант,
Сто метров до опушки.

«Вперёд!» - орёт наш лейтенант
И машет пистолетом.
На бруствер выскочил сержант
И мне в лицо, фальцетом:

«Ты что застрял, ах, мать твою,
Давай-ка, ноги в руки…»
А пули, пули так поют
Мне песню о разлуке…

Свой страх я выменял на злость,
Примкнул свой штык к винтовке.
Бегу, ору, так повелось,
Споткнулся, вот неловкий…

Подняться больше я не смог,
Осколок впился в тело.
Но знал я точно – с нами Бог,
За правое мы дело!

Я был убит, но голос мой
Гремел из всех орудий:
Родные ждут солдат домой,
Зачем воюют люди?!

       Поэзия Александра   заставляет задуматься над окружающей действительностью. Он неравнодушен к бедам людей, всегда высказывает свою гражданскую позицию. Об этом неравнодушии говорят его стихотворения: «Заберите свободу и совесть», «Кривляндия» и др.
Автор читает стихотворение «Кривляндия»:

Кривые аллеи, кривые дороги,
Кривые дома, в них кривые пороги.
Кривые потуги задумок кривых,
Кривая гримаса удара под дых.
Кривые узоры иль смотрим мы вкось,
«Кривые» - мы вместе, а трезвые врозь.
Кривая цена нам: червонец за двух.
Кривой наш удел, но не сломленный дух.
Кривая судьба за собой позвала:
К перрону кривому состав подала.
Гармошкой-зигзагом напыжился в ночь,
Никто уж не в силах кривляндцам помочь.
Нет сил от кривляния выпрямить путь.
Ну, где ж Вы, варяги? Ау, кто-нибудь?

              Жизнь – сложная штука. Рассказать другим о том, что волнует тебя, с чем не может мириться твоё сердце – уже подвиг. Каждый поэт – философ в своём понимании жизни. И это видно в  таких стихах Александра, как  «Жил человек без середины», «Время и я», «Не видал я жизнь с затылка». 
   
Автор читает  стихотворение «Не видал я жизнь с затылка»:

Не видал я жизнь с затылка,
Может, шел не той дорогой?
Не любил девчонок пылко,
Люди скажут: Жил убого…

Не бродил с ружьем по лесу,
Не имел к убийству тяги.
И никто не звал повесой,
Прочно прочили в сутяги.

Как-то дикой целиною
Шел, вдруг ёкнуло в поджилках:
Увязалась смерть за мною,
Я узнал её затылком.

Лихорадочно сражаюсь
С мыслью, что неслась аллюром:
Я - на мушке! Каюсь, каюсь!
Смерть, возьми меня каюром.

Выйдет срок, пути-дороги
Занесёт снежинок стая.
В нартах я, в твои чертоги
Подлечу, сугроб взметая.

И отдам я Богу душу…
Не серчай, ты знаешь дело:
Я закона не нарушу,
Ему – душу, тебе – тело!
 
         Любовь земная… Любовь человеческая… Вечная, бессмертная тема. Каждый из поэтов по-своему неповторимо пытался выразить, передать это чувство. Каждый в этой теме новатор, ибо пишет и говорит, о чём болит его сердце, его душа. Наш век наложил свой отпечаток на сферу личных, семейных отношений, огрубил, растоптал интимный мир человека, породил цинично-торгашеский взгляд на святая святых – любовь, женскую красоту, материнство. Тем радостней встреча с произведениями, каждое из которых неповторимо, в каждом из которых – тончайшие прекрасные порывы человеческой души, её любовь и верность. Много стихов Александра посвящено любви.

Чтение стихов о любви. 

-«Вальс расставания». Ироническое стихотворение. Это единственное стихотворение Александра, написанное от имени женщины. Его и прочитает женщина:

Обжигая ладонь, падал воск,
Догорая, шипела свеча.
Ты за пивом помчался в киоск,
Позабыв про меня сгоряча.

То футбол у тебя, то авто,
Ну а я – погремушка страстей.
Что ты делал, все было не то,
Не хватало тебе скоростей.

Вот решилась – и  зелье в салат!
В результате –  глаза из орбит.
В спальне сбросив вальяжно халат,
Рухнул навзничь, как пулей подбит.

Я старалась и эдак, и так,
Каждый день, каждый час, каждый миг.
Всласть поесть и поспать – ты мастак.
Ухожу. И мой грех невелик.

Присутствующие читают стихи Александра:
-«Не отпущу тебя я никуда…»
-«Отобью, отвоюю…»

Автор читает: «Про ЭТО!»:

Это – мир вздрогнул от звуков,
Колокол бил в поднебесье.
Солнце в лучах изумленья,
Горы в истерике лавы,
Реки от счастья в рыданье:
Это – как Богу молитва.

Это – и аист на крыше,
Это – маяк в непогоду.
Это – прострел в поясницу.
Это – что кактус руками.
Это – жасмин на морозе
Это – частица Вселенной…

Это – весна и веселье,
Это – привет моей маме,
Это - жена и дочурка,
Это – и я на колени,
Это – все женщины мира,
Это – венец созиданья!

Автор читает: «Я – сумасшедший и мятущийся…»:

Я сумасшедший и мятущийся,
Я раб и слова и молвы.
Я – стебель, вечно к солнцу рвущийся,
А в этом рабьей нет канвы.

По мне дороги вечно-пьяные,
Где на ухабине ухаб.
Кусты, деревья в солнце рдяные,
Я солнца – друг, я солнца раб.

Я загадаю – солнце выглянет,
Закрутит все в круговорот.
Тоску из сердца напрочь выгонит,
Пусть не маячит у ворот.

Пойду веселый за околицу,
Глаза там жаркие девчат.
И сердце надвое расколется:
Так громко их сердца стучат.

И, провожая в утро милую,
Под отчий дом, под отчий кров,
Всегда прощаюсь через силу я,
И прочь летит души покров.

            Нужна ли нам поэзия  или совсем не нужна. Вопрос, который  иногда задают себе не только поэты, но и вообще любой человек.    Можно спорить до хрипоты по этому поводу. Можно запретить поэтов или придумать им знаки отличия. Поэзия на всё это не обращает внимания. Она была, есть и будет всегда там, где живут человеческие чувства, причём, самые светлые и прекрасные. Там, где говорит Душа. Каждый автор пишет стихи о самой поэзии, есть такие и у Александра.

Автор читает стихотворение «Хлеб поэта»:

Словно зайчик от зеркальца, скачет
 Слово, славно поэта дурачит.
Но поэта ли взять в угомон:
Он сплел сеть и словечко в полон.
Дальше в дело пустил, в оборот.
Что-то мудро, судачит народ.
Подождите, все встанет на место,
Он же месит… не видите… тесто!
Соли чуть в эту сутолку слов,
Вот метафора – перец из снов.
Здесь сравненье – петрушка из грядки.
Взял на зуб. Ну и как? Все в порядке.
Начал резать на фразы-коврижки.
Выпекать предложения-пышки.
Сложит горкой свой стих-каравай,
Ешь – потей, жуй – хватай, не зевай!

Автор читает стихотворение «Пегас поэта»:

Взметнулся ввысь пегас поэта,
И стих простёрся над жнивьём.
Он не корил себя за это,
Он пел душой, он пел – живьём.

Он пел за веру и Отчизну,
За боль и слёзы матерей.
Что по усопшим справит тризну
Отец Георгий – иерей.

Он пел про море и закаты,
Про наших баб, что всех милей.
Да что там, сам любил когда-то…
За них, просил, полней налей!

И в раж входя в своей печали,
Бывало, напивался в дым.
Был он богат, хотя, едва ли…
Писали, помер молодым.

Его уж нет, и « те далече …»
Но держит в памяти народ,
Призыв поэта, что на вече,
Зовёт его из года в год.

Слово  поэту Эдуарду Чернухину со стихотворением А.Калинцева «Поэтам водку пить запрещено…»

           Когда – то французский писатель Антуан  де  Сент — Экзюпери мудро заметил: «Самая большая роскошь – это роскошь человеческого общения».  И вправду, мудрые слова! Нам остаётся лишь находить подтверждение им в жизни! Общение с человеком талантливым – двойная роскошь.
От всей души благодарим вас за внимание, за тепло ваших сердец!

                Методическую разработку мероприятия
                составила Т.В.Калинцева с  использованием      
                рецензии «Взрывной волной по граням бытия»
                Игоря Алиева – публициста из пос. Малороссийский
                Тихорецкого района на книгу А.Калинцева
                "Взорванные судьбы".


                Ноябрь 2017г.