Страшный сон

  Меня разбудил отдаленный гам детских голосов.

  Неподвижные глаза гигантской темно-красной ящерицы смотрели в упор. Она стояла в проеме двери на задних лапах, упираясь передними в косяки, и занимала собою весь проем. Выход из спальной комнаты в коридор был отрезан. Не чувствуя от страха собственного тела, я судорожно отбросила одеяло и выскочила на балкон через открытую стеклянную дверь. Большая зеленая лужайка перед зданием была освещена нежарким предзакатным солнцем. Дети с воспитательницей, взявшись за руки и вприпрыжку передвигаясь по кругу, весело галдели.

   Почему меня не разбудили после тихого часа? Они там беззаботно играют все вместе, а я здесь одна, я не могу присоединиться к ним... Я затравленно оглянулась назад. Комната, куда сейчас не попадали солнечные лучи, была наполнена сумраком. «Лягуша», как по-детски обозвала я мысленно красную ящерицу, отсюда казалась почти черной и стояла неподвижно на том же месте. Она знала, что мне некуда убежать. Сколько детей было там внизу, на лужайке! Но ей почему-то нужна была именно я.

   Острое чувство оторванности от всех, беспомощности, одиночества охватило меня. Почему-то я вдруг ясно поняла, несмотря на свои шесть лет – это было одиночество смерти. То одиночество, которое не в силах преодолеть даже самые близкие, самые любящие тебя люди – мама, сестры, подружки.
 
   ... Я проснулась с бьющимся от пережитого ужаса сердцем. Сон был так явственен, так ярко отпечатался в моем мозгу, что я видела его потом еще не раз — сон про сон. И каждый раз томилась тоской, которую не могла выразить словами. Эта «лягуша»  стала для меня символом моей смерти. Я поняла, почему она ни разу не тронула меня в моих снах – она выжидала моего смертного часа. Я вдруг стала взрослее своих маленьких  подруг, ведь я знала то, чего не знали они со своими веселыми играми и детскими заботами. И этого знания я уже никогда не могла забыть, хотя жизнь продолжалась, не обделяя меня радостями и горестями, как и всех, и горизонт был все так же далек, как в детстве.