Бабушкино хозяйство

      Встреча бабушки с внуком была бурной. Бабушка Маринка, окрылённая приездом дочери, да ещё и с внуком, засыпала Витю и его маму вопросами и радостными восклицаниями. Суетясь, бабушка всё пыталась поправить расставленные на столе угощения, приготовленные к приезду самых близких ей людей на свете.
      Крынка с топлёным молоком была накрыта красиво вышитым рушником. Главное место на столе занимала горка духовых, из русской печи, пирогов со всевозможными начинками. Пироги источали соблазнительные запахи, заполняющие всё пространство избы. Витя, причмокивая, с удовольствием уплетал их за обе щеки.
      Вскоре пришлось зажечь керосиновую лампу, так как к бабушкиной избе электрическую линию еще не дотянули. Движущиеся тени от колебаний огонька керосиновой лампы заплясали по стенам, создавая в детском воображении невероятные и загадочные картины. Всё вокруг казалось необычным, удивительным и чуть-чуть пугающим. Поэтому Вите спокойнее было сидеть на скамье, с маминой рукой на плече. А мама с бабушкой, предаваясь воспоминаниям, вели неспешные тихие разговоры на свои, женские темы.
      В углу комнаты висели иконы, обрамленные цветастым рушником с яркими вышивками. Рядом горела лампадка. Её огонёк освещал лики на иконках, внимательно, как казалось Вите, наблюдавшие за происходящим. С иконки, большей размером, смотрела женщина, держащая на руках младенца. Взгляд её добрых, внимательных  глаз, вселял спокойствие и умиротворение.
      Стены комнаты были увешаны рамками с фотографиями. В каждой рамке их было много. Большинство лиц, смотрящих с фотографий, светились улыбками. Блики от лампы высветляли лица по очереди, и они как бы участвовали в вечерней беседе за столом. Уставший Витя и не заметил, как уснул, тихонько посапывая, пригревшись под маминой рукой. Он даже и не подозревал, какие открытия  ждут его завтра, когда он проснется.
      Витю разбудил громкий петушиный призыв к пробуждению. Открыв глаза и повертев головой, он сообразил, что лежит в теплой постели. Вокруг - никого. Напротив кровати распахнуто окно, в которое уже заглядывает солнышко, и сквозь которое, судя по легкому движению занавески, в комнату струится свежая прохлада. По стенам вокруг пляшут тени от ветвей дерева, заглядывающего в открытое окно из полисадника. Но эти тени уже не так страшат Витю, как вчерашние вечерние от свечи лампы. На стенах вокруг он наблюдал пляски весёлых и радостных созданий его воображения.
      Новое призывное петушиное "Ку-у-у-ка-ре-ку-у-У!" заставило Витю вскочить с постели и поспешить к окну. У дяди Кузи, дома, тоже живёт петух, с которым Витя не очень-то ладит. Наверное, потому, что Витя много раз пытался поймать и погладить одну из курочек, за которыми петух зорко приглядывает. Петух же этого никак не мог допустить.
       Подойдя к окну, Витя пытался рассмотреть, что же там происходит за окном. Это ему никак не удавалось. Мешали стоящие на окне горшочки с цветущей геранью. Он прислушался к звукам, доносящимся из другой комнаты избы. Слышались шорохи, стуки и негромкий голос бабушки Маринки. Она ласково кого-то нахваливала.
      Витя вышел из комнаты и оказался в полутёмном коридоре или сенцах, как потом его всегда называла бабушка. Входная дверь была открыта. Ему не терпелось осмотреть двор. Через проём двери он увидел несколько кур, собирающих что-то с земли.
      В углу двора гордо выпятив грудь, наблюдал за курами огромного размера петух. Он вертел во все стороны головой, распушив перья. Был он намного больше петуха дяди Кузи, а его яркие перья переливались всеми цветами радуги. Его гребень и серёжки были так велики, что, казалось, ярко-красным цветом заливали весь двор.
    -  Что это ещё за явление в моих владениях, - наверное, подумал петух.
    -  Вот я ему сейчас задам трёпки.
      Раскинув чуть ли не на полдвора крылья, громко хлопая ими, петух грозно ринулся к двери. Витя с широко открытыми глазами и ртом, готовым издать истошные крики о помощи, отпрянул вглубь дома. Дверь в сенцы из комнаты распахнулась. На пороге стояла бабушка Маринка, сжимая в руках веник. Петух уже был рядом. Сильно взмахнув крыльями, петух взлетел на крыльцо и тут же получил тумака веником от бабушки Маринки.
    - А ну кыш, окаянный! Як же ты смиеш нападаты на дытыну? - проговорила бабушка на не очень понятном Вите языке и ещё раз замахнулась на петуха. Но ему хватило и одного раза. Он уже во всю прыть улепётывал в другой конец двора. Переполошившись, куры разбежались по двору. Витя ещё не совсем понял, что ведь он спасён!
      Бабушка, хозяйским взором окинув свой двор, успокоившись и убедившись в безопасности внука, взяла его за руку и, тихонько ворча про себя, повела, как она говорила, в "пэрэдню хату".
      Войдя в комнату, Витя увидел то же, что видел вчера вечером. Но всё же, это выглядело уже другим. Более светлым и радостным. Из окон струился солнечный свет. По стенам бегали, как бы играясь, солнечные зайчики. В углу под потолком всё также горела лампадка. Её свет не отражался как вечером на стенах образами, будоражащими воображение. Взгляд женщины на иконке был одухотворённо спокоен. Младенец, как и вечером, в полутьме, казалось, взывал к матери о защите.
      Но самое интересное было возле печи, старинной русской печи. Печь не была закрыта заслонкой. Внутри ещё тлела не сгоревшая солома. А в печи стояли три глиняных крынки, окутанных сияющим ореолом от догорающих огней.
      Бабушка взяла один из стоящих рядом с печью рогатых инструментов с длинной рукоятью, который потом она всегда называла ухватом, и ловко достала из печи крынку. Заглянув в неё, бабушка сказала:
    - От и добрэ, от и гарнэсэнько! Молочко стомылось. Будэ для тэбэ, онучек, на сниданок. Тоби сподобаеться.
      Вите всегда потом нравилось, как бабушка Маринка, да и все её знакомые, вели беседы на певучем и непривычном языке. Но с внуком бабушка Маринка говорила на понятном ему языке. На том, на котором говорил и его друг, дядя Кузя, все обитатели дома и соседи.
      А сейчас Витю больше заинтересовал ухват. Как ловко с его помощью бабушка орудовала у печи!
      Достав все крынки из печи, и перенеся их на стол, бабушка развернула рушник на столе. Витя увидел большущий, темный, высокий, с блестящей корочкой и очень вкусно пахнущий хлеб.
      Обойдя все углы и больше никого не обнаружив, Витя спросил: - Бабушка Маринка! А с кем это ты так ласково разговаривала, когда я проснулся? Я слышал твой голос.
    -  Так это же я с хлебушком, когда доставала его из печи. Посмотри, какой он получился воздушный и душистый! А какая в нём силища-то?
Бабушка взяла рушник с караваем на руки и поднесла к Витиному лицу.
    -  Запомни внучек, как говаривал твой дедушка Афанасий Федорович, хлеб в доме всему голова! Если в доме топится печь и слышен запах хлебушка, значит в доме мир, покой и счастье есть.
      Витя втянул в себя носом воздух, и от насыщенного, пряного запаха хлеба, его глаза непроизвольно закрылись. Лицо его выражало полное изумление.
      Подойдя к печи и посмотрев в неё, Витя увидел последние, догорающие, огоньки и искорки, которые ярко блеснув, и отдавая последнее тепло, улетали вверх, создавая красивый огненный фейерверк.
    - Внучек, сейчас  я тебе отрежу горбушку, налью полную кружку робленки. К вашему с мамой приезду я приготовила две крынки и недавно занесла из погребка, чтобы она не была холодной. Это будет твой первый деревенский завтрак. Да и для закваски надо ломтик хлебушка отрезать. А остальное мы завернем в рушник и оставим на почётном месте, на столе. Рушничок не даст хлебушку засохнуть.
     Взяв из бабушкиных рук горбушку и откусив кусочек, Витя прикрыл глаза, наверное, чтобы лучше почувствовать вкус и запомнить  на всю жизнь все запахи настоящего, ржаного, темного хлеба из печи. Да еще и хлеба, испеченного бабушкиными руками.
      Запивая из кружки, Витя спросил:
    -  Бабушка Маринка, а что это в кружке сверху такое коричневое и вкусное?
    -  Понравилось? Так это же молочные вершки немного потемнели в печи. В топлёном молочке их ещё называют пенкой. Я тоже всегда любила, когда их было много, пенка была толстенькой. А вкусной-то какой! Кушай внучек, кушай на здоровье и расти большой!
      Бабушка отрезала от каравая ещё один ломоть хлеба, разломив его надвое. Отделила кусочек мякоти и опустила его в одну из крынок с топленым молоком, которое только что достала из печи. То же она проделала и со второй крынкой молока, отодвинув и не трогая третью. При этом она приговаривала:
    -  Вот, внучек! Отнесём молочко в холодный погребок. К завтрашнему дню и получится у нас вкусная  робленка.
    -  Бабушка, а зачем ты положила в молоко кусочки хлебушка? Они же размокнут, будут мягкие и невкусные. И почему ты положила только в два молока? – спросил Витя.
    -  Внучек, так это же я положила для закваски. Вот молочко постоит в погребке, скиснет и станет ещё полезнее и вкуснее. Завтра и попробуешь. Я думаю, потом тебя за уши не оттянешь, понравится. А третья крынка остынет там же в холодке и в молоке образуется толстенькая пенка. Ты сможешь отведать его вместе с пенкой вечерком или завтра за обедом. А сейчас мы вместе с тобой отнесём крынки с молоком к погребку, и я опущу их вниз, в холодок.
    -  Я тоже тебе помогу,- произнёс Витя. Вот только…
И тут он запнулся, озадаченно почёсывая затылок.
    -  И что же только? Только, пожалуй, ты не сможешь. Ведь крынки ещё не совсем остыли, да и тяжеловаты они для тебя. Но мы к погребку сходим вместе, и ты заглянешь внутрь – произнесла бабушка.
    -  Да нет же! Там же во дворе петух с таким большим клювом и крыльями! - воскликнул Витя.
    -  Ну, тебе придётся с ним подружиться. Я дам тебе горсть, да что там горсть, дам целый стакан пшена. Ты покормишь курочек и нашего Петюню - петушка,   золотого гребешка. Я думаю, он оценит нашу с тобой доброту, и не будет больше нападать на тебя. Давай сначала сделаем это, а потом уж разберёмся с молоком.
      Бабушка достала  и развязала сумочку с пшеном. Набрав полный стакан, она посоветовала Вите:
    - Внучек, ты не высыпай во дворе сразу весь стакан. Рассыпай понемножку. Пусть сбегутся все курочки. Наш Петюня поволнуется немного и поймёт, что ничего плохого не происходит. А тут ты и его угостишь зёрнышками. Держи, здесь целый стакан! Здесь и петушку и всем курочкам хватит. Пошли во двор и ничего не бойся. Петюня - грозный у нас только с виду.
      Выйдя за порог, Витя увидел опустевший двор. Бабушка глянула на открытую калитку в огород и тут же возмущённо воскликнула:
    -  Ух вы, пройдысвиты! Шо удумалы?! В горОди копырхатись.  От я вам щас задам!
       Витя удивлённо смотрел на бабушку. Потом он понял, что когда она сердится или расстраивается, тогда начинает говорить не совсем понятно.
    -  Бабушка, а что такое "пройдысвиты"? Ты их поругала?
    -  Так они и не того заслужили! Они мне, безобразники, разгребут все грядки в огороде. И не будет у нас ни огурчика, ни помидорчика. Да и картошечки тоже.
    -  Сейчас мы их заманим назад, во двор,- добавила  бабушка и, взяв у Вити стакан с пшеном и рассыпая его понемногу, позвала:- Цыпушки, цып-цып-цып! Цып-цып-цып!
      Голова одной из курочек показалась в проёме калитки. Увидев бабушку, рассыпающую корм, она стремглав понеслась к ней. Остальные куры, заметив это, тоже ринулись с огорода во двор. В калитке даже образовалось столпотворение.  Куры, лихо взмахивая крыльями, старались перелететь друг через друга, чтобы первыми оказаться там, где рассыпано пшено. Возле бабушки вмиг оказались все обитатели двора, кроме петуха.
      И тут Петюня–петушок, встряхивая своими красными серьгами и большим алым гребешком, горделиво и степенно появился в калитке. Повертев головой, он медленно пошёл в сторону бабушки. Куры даже немного расступились и прекратили галдеж. А Витя в это время пытался спрятаться у бабушки за юбкой.
      Бабушка Маринка протянув стакан с пшеном внуку, произнесла:
    -  Да не бойся же ты так! Я же рядом! Да ещё у меня в руках хворостинка. А Петюня уже знаком с хворостинкой. Он знает, что если хворостинка в руках, то за плохое поведение может последовать и наказание. Держи стакан и посыпь Петюне-петушку немного зёрнышек.
      Витя рассыпал перед петухом полстакана пшена. Петюня важно склонил голову набок, несколько раз удовлетворённо подмигнул Вите, и, не торопясь, стал клевать зерно. Куры снова загалдев, помогали Петюне очистить двор от рассыпанных зерен.
    - Ты насыпь себе на руку пшена и протяни Петюне. Если он склюнет у тебя с руки зёрнышки, то считай, что вы уже стали друзьями. Давай я тебе помогу!
      Бабушка взяла Витю под локоть, насыпала в его ладошку пшена и подвинула поближе к Петюне. Петух, взглянув Вите прямо в глаза, осторожно склевал всё зерно с ладони. Отойдя в сторону и взмахнув огромными крыльями, пропел своё заливистое "Ку-у-ка-ре-ку-у-У!". Бабушка Маринка, не в силах спрятать свою улыбку, сказала:
    - Наш Петюня–петушок теперь уж точно тебя признал и зауважал. Я думаю, теперь ты спокойно можешь выходить во двор.
    - Но я буду брать с собой хворостинку. Дай её мне,- произнёс Витя.
    - Хорошо, возьми. Только не надо ею незаслуженно дразнить Петюню. Он может сильно разобидеться.
      На том и порешили. Бабушка плотнее прикрыла калитку, ведущую в огород.
    - Внучек, мы же с тобой совсем забыли про молочко. Давай отнесём его в погребок. Я сейчас его вынесу, а ты постой здесь и не бойся,– сказала бабушка, входя в дом. Витя, стиснув в руке ивовый прутик, с опаской поглядывал в тот угол двора, где сейчас прохаживался Петюня.
      Бабушка ухитрилась взять сразу все три крынки с молоком, вышла из сенцев и направилась в сторону огорода. Оказывается, погребок спрятался в начале огорода, в уголке, сразу за забором. Невысокий вход в него закрывался наклонной деревянной дверью. Бабушка называла её лядой. Покрыт погребок, как и дом, соломой. Возле погребка стояла маленькая скамеечка, на которую бабушка и поставила крынки, пока открывала дверь. Опустившись в полутьме по ступеням лесенки, она определила куда-то молочные крынки. Витя, заглянув внутрь погребка, рассмотреть так ничего и не смог. Но на него пахнуло прохладой и даже сыростью.
    -  Бабушка Маринка, мне не очень интересно, что там внутри. Я туда и заглядывать не буду!-наверное, опасаясь темноты, проговорил Витя и отошёл от двери.
      Он посмотрел в сторону двора и увидел петуха, стоящего в проёме калитки. Петух всем своим надменным видом показывал полное пренебрежение присутствию постороннего на его территории. Но за калитку не выходил сам и не выпускал на огород своих подопечных.
      Бабушка Маринка, закрыв погреб и обернувшись, сразу поняла причину переживаний внука.
    - Давай ка, внучек, мы ещё раз задобрим Петюню, покормив с ладошки.
Она достала из кармана припасенную горсть зерна. Поделившись с Витей, подошла к петуху и протянула к нему ладонь. Казалось, петух важничал. Повертев головой по сторонам, он, все-таки, склевал зёрна с руки бабушки Маринки.
    - Ну а теперь давай ты, внучек! Покажи, что ты его тоже уже не боишься.
      Бабушка тихонечко подтолкнула внука к Петюне. Витя несмело протянул руку и раскрыл ладонь. Петух, наклонив набок голову, просто моргая, или подмигивая, рассматривал Витю. А может он оценивал, стоит ли с Витей дружить или не стоит? Ведь в другой руке у Вити была крепко зажата лозина.
      Соблазн склевать ещё немного зёрен победил. Петя-петушок аккуратно склевал все зёрна с ладони. Встряхнув крыльями, как бы сбрасывая с себя сомнения, важничая, он медленно пошёл через двор, освобождая калитку и тем самым приглашая Витю войти. И внук, и бабушка Маринка, поняли, что с этого момента Витя, не боясь Петюни, может смело выходить во двор, на территорию, которая, как до сих пор представлялось Петюне, принадлежала только ему.
      Вот так и завязалась дружба внука бабушки Маринки с Петюней–петушком, золотым гребешком.      
      Открылась входная калитка с улицы, во двор вошла мама. Она ходила на другой конец улицы к родственникам, пригласить их на вечерние посиделки поделиться жизненными новостями, происшедшими за последнее время. Витя бросился к маме и, взахлёб, стал делиться своими новостями.