Надлом. Часть 1. Глава 16

Никита

Председателю сельсовета, Герасиму Крюкову, предстояла нелегкая задача. Помнят еще колхозники двадцать девятый год, когда ушло под нож из крестьянских подворий одна третья личного скота. Позже в тридцатом году вышла статья Великого Вождя революции: «Головокружение от успехов». И сейчас наломают дров, не успели еще оправиться от войны, а на них новые директивы посыпались. Трудно ему придется, но нужно убеждать колхозников, что не могут они теперь самостоятельно распоряжаться своим хозяйством, добавились новые директивы. Крепли крестьянские хозяйства постепенно, колхозники заводили лошадей, покупали корову, вытесняя шайтаново племя - коз. Хочешь или не хочешь, придется председателю подавать списки.

Присланный список на 178 хозяйств по колхозу «Путь Ленина», был составлен в начале 1941 года, а сейчас по пальцам пересчитать можно крепкие хозяйства. Всю войну сельсовет освобождал от налога хозяйства, впавшие в нужду. «Нужно в «СоюзОргучет» срочно списки справных хозяйств подать, может и спасу еще положение. Что возьмешь с Пелагеи Язычкиной, если, к примеру, у нее на одну корову семь ртов, мал мала меньше, или другую Пелагею, жену Кирилла, у которой тоже лошади нет, кроме матери-старухи и пятерых ребят. Тут нужно что-то додумывать, что-то решать на заседании Исполкома. Бедно, совсем еще бедно живут вдовы наши, нет у колхозников лишнего молока и яиц», - думал Герасим.

Женщины рассматривали уполномоченного, гадали женатый или нет, судачили про меж собой.
- Красавчик какой, если куда агитировать будет, чур, бабы, я первая. С ним я хоть в лес, хоть по дрова.
- Лидия Семеновна, женатый он.
- Здравствуйте товарищи! - громко приветствовал всех Никита Савельевич.
- Наше вашим с кисточкой, - поклонился Еська.
Колхозники засмеялись.

- Уполномоченный Никита Савельевич Тусовин, уволенный в запас капитан 2-го Дальневосточного полка, дважды орденоносец. Прошу любить и жаловать, - представил Митрий друга.
Никита Савельевич зачитал директиву о натуральном налоге, который причитается с каждого крестьянского хозяйства. Среди цифр и математических подсчетов, собравшимся на собрание колхозникам, трудно было уловить суть. Одно им было понятно, что опять что-то они должны сдавать государству.
- Я что-то не пойму, что требует от нас директива. Мы платим налог и страховку. Сдаем государству молоко, мясо, шерсть, яйцо, табак, картофель, овощи, пеньку. Подписываемся на Государственный Заем. Что еще от нас требуют ваши директивы? - спросил Матвей.

- Кто имеет лишнюю шкуру, пожалте на стол, - пошутил Митрий.
- Балабол ты, Митька, тут сурьезно надо разобраться - одернул Устин, - с нас и так по три шкуры уже содрали.
- Да пошутил я, пошутил. Теперь каждое хозяйство обязано сдавать по одной свиной шкуре каждый год. А посему шкуры свиней не палить, а обдирать придется.  И еще, при нашем сельсовете открывают контору «Заготскот». Овчины и шкуры крупнорогатого скота теперь будем сдавать Никите Савельевичу, а не возить в район.
- Какое же сало без шкуры, а потом не каждый имеет в своем хозяйстве свиней.
- Скажи вот ты, Митрий, где ты возьмешь шкуру, если в твоем хлеву не мычит, не хрюкает.
- Да, вопрос! Директива есть, а шкуры нет, придется Кота Котофеича резать. А если серьезно, то на Сель. Исполкоме  нужно директиву доработать, а только потом утверждать.

- Правильно говорит Митрий Иванович. Из района пришло постановление на обложение налогом 178 личных хозяйств колхозников. Это цифра взята с довоенного времени. Нужно немедленно сделать перепись крестьянских хозяйств. Создадим специальную комиссию, которая перепишет личный скот колхозников, и, исходя из этого, будут составлены списки. После проверки списков Исполкомом сельсовета, они будут отправлены в РайФо на утверждение. Задача не из легких, поэтому прошу вас, товарищи колхозники, отнестись к ней ответственно, чтобы не было утайки, - пояснил председатель сельсовета.
Постановили, ответственного за перепись, назначить парторга Прохора Ивановича Панькова.

По второму вопросу слушали секретаря Бичикова Ефима, который зачитывал заявления.
- Колхозник Софрон Петрович Заливайко пишет: «Я, Софрон Петрович Заливайко, 1899 года рождения, прошу выделить мне надел земли для постройки пчельника моим труженицам-пчелкам. Со вчерашнего дня все соседи объявили мне забастовку: если я не уберу  со двора ульи, они снесут их в реку по причине кусачего характера, а меня, «черта бородатого», сказали, вместе с ними утопят. А у меня на этот счет есть другие соображения.
В чем и подписываюсь.  Софрон Петрович Заливайко.
Одиннадцатого дня, ноября месяца, одна тысяча девятьсот сорок восьмого года».

- Расскажите Софрон Петрович о своих планах подробнее.
- Прежде чем написать заявление, я долго думал. Все знают о пользе меда не меньше моего, а вот держать в хозяйстве пасеку, сложно, соседи действительно правы.
- Получается Софрон, что ты кулаком заделаться решил. На меде нажиться захотел. Не зря бабы лютуют.
- Ты говори, Игней, да не заговаривайся! Я к чему клоню, пасеку в колхозе открыть надобно. Место хорошее есть за колхозным огородом, я  и хочу там омшаник построить. Поля гречишные рядом и луга медоносные есть. А я при пасеке работать буду, потому, как не могу без своих пчелок жить. Все улья я в колхоз передам. Будем не только колхоз, но и район кормить медом.
Постановили: вопрос о строительстве омшаника рассмотреть на заседании Сель. Исполкома.

Слыл на деревне Софрон чудаком. Засадил пол участка деревьями и поставил улья в саду. Ухаживал за своими пчелами, как за детьми малыми, и они никогда не кусали его, поэтому он сетку редко одевал. Сколько раз его пасеку разоряли, то белые, то Советы, а он поймает в лесу одну-две одичавшие семьи и снова возродит пасеку. Вот и теперь осталось несколько семей, когда он вернулся с  войны. Не прошло и три года, а ульи почти все с семьями. 

Вечером Никита устроился на постой к Пелагее Язычкиной. Колет дрова, а ребятишки таскают их в холодные сени.
- Чтой-то я тебя не признала, чьих ты будешь. Приезжай, что ли? Как зовут тя?
-  Никитой зовут.
- А по батюшке как? Говорят, ты большим начальником будешь.  Жанатый или нет?
- Женатый, Марфа Кирилловна, женатый. Устроюсь и жену перевезу. Она учительницей работает в школе.
-  Ребятишек скольки?
- Нет пока еще детей у нас, но ждем, - отвечал Никита  на вопросы своей хозяйки.
-  Дак  лет тебе скольки?
-  27 стукнуло.
- Вот у нас с Пахомом к таким летам уже трое сыновей было, а потом еще трое народилось, и одну дочку бог дал.

- Где же сыны ваши, помощники? - удивился постоялец.
-  Все в сырой земле, кого в младенчестве холера забрала, а кто на чужбине сложил свою голову. Осталась одна дочка Пелагея, вот и помогаю ей внуков растить. Старость пришла, немощи принесла.
-  Сколько же лет вам?
- А кто их считал? До революции родилась вроде до германской войны, годков шестьдесят с гаком будет.

- Да разве это старость? Вы же совсем молодая, Марфа Кирилловна. Жить и жить только. Фашиста прогнали, скоро заживем все хорошо, окрепнет наше государство. Мужьям вашим вечная память. Будете вы, дорогие наши женщины, у нас в почете жить. Не за горами то время, - размечтался Никита.

Если бы знать ему, сколько еще  придется вытерпеть  женщине-крестьянке. Язычиха смахнула непрошеную слезу, неудобно перед новым человеком, совсем разнюнилась.
- Пойдем я тебя накормлю. Алена сказывала, что хворый ты, я травы напарила, скипидару на нутряном сале намешала. Натру снадобьем, да на печь спать уложу, самое лучшее лякарство от хворобы.

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/04/716