Colourless

Тэхён точно знал, что уличный фонарь гаснет ровно в 00:27. Знал, потому что каждую ночь в это время сидел за мольбертом, напротив единственного небольшого окна в крохотной комнате, служившей ему студией, и пытался собраться с мыслями.

С самого детства Тэхён находил себя лишь в одном — в рисовании. Повзрослев, он не изменил своих взглядов и, выучившись в художественной академии, стал зарабатывать любимым делом на жизнь. Но несмотря на то, что родители и учителя часто говорили о его большом потенциале и таланте, заказчиков и желающих приобрести его авторские картины было отнюдь не так много, как хотелось бы. Поэтому Тэхёну приходилось цепляться за любые предложения, какими бы они ни были.

Вот уже вторую неделю он пытался закончить свой последний заказ.

— Букет калл. Масло, — Чон Чонгук, его последний клиент, был довольно краток в формулировке своего желания, предоставив юному художнику самому выбирать общую композицию; говорил немного, но с какими-то тонкими нотками удовольствия в голосе. Тэхёну даже показалось, что заказчик улыбался во время их недолгого телефонного разговора, но знать наверняка он не мог.

Не знал он и того, откуда у Чона оказался его номер — потом вспомнил, что разместил в интернете свои контакты. Всё же, не зря он платит за рекламу.

Однако работа шла плохо. Процесс написания был тяжёл, не вовремя начавшаяся простуда мешала сосредоточиться, но вот спустя две недели, отведенные на исполнение заказа, картина была почти завершена. Только Тэхён, сколько на неё ни смотрел, не был доволен. Даже зная, что с технической точки зрения всё было идеально, его всё равно что-то смущало. Что-то упорно не давало ему покоя, заставляя день ото дня тщательнее всматриваться в проделанную им работу, сильнее путать пальцы в темных непослушных волосах и выискивать причину смятений — всё безуспешно. Сколько бы он не исправлял те мелкие недочеты, которые ему всё же удавалось обнаружить, внутреннее замешательство оставалось неизменным.

Вот и сейчас он вновь стоял напротив мольберта и, задумчиво играясь пальцами с кисточкой, оценивал холст. Темный фон, белая ткань скатерти и прозрачная ваза, полная разноцветных калл — картина действительно хороша. Сам Тэхён, по правде говоря, никогда в жизни бы не разместил в одной вазе каллы разных цветов, но это было единственное условие, которое поставил ему клиент: цветы не должны быть одинаковыми. А слово заказчика для Тэхёна — закон, и он не в праве идти на поводу у своих прихотей.

Кисточка невесомо проходилась по отдельным элементам картины, и Тэхён мысленно повторял себе, где стоит добавить тень, какую часть стоит сделать чуть светлее или выразительнее. Он рассуждал, беззвучно шевеля губами, и легко отбивал ногой такт очередной песни, негромко игравшей в наушниках. Тряхнул головой, откинув каштановую челку в сторону, вздохнул — сегодня он точно закончит работу над этим заказом и, возможно, ляжет спать раньше, чем взойдет солнце. Впрочем, едва ли перспектива более длительного сна могла принести ему радость.

Музыка оборвалась — исполнительница и строчку допеть не успела, а Тэхён вдруг дернулся, кисточка отпрянула от холста. Он медленно достал из кармана забрызганных красками джинс телефон: черный экран, а посередине — мигающий красным индикатор зарядки, сообщающий о том, что села батарея.

Тэхён выругался, почувствовал, как тревога скользкими щупальцами сжимает его сердце.

Он не должен остаться в тишине.

В следующую же секунду Тэхён сорвался с места и бросился к противоположной стене, на ходу снимая наушники, наступая босыми ногами на разбросанные по полу наброски, сделанные им в перерывах между заказами. Взглядом нашёл проигрыватель — под стопкой небрежно сложенных книг, которые уже через мгновение полетели на пол, позволяя всё сильнее паниковавшему Тэхёну добраться до кнопки включения. Не работает.

Вспомнив о том, что проигрыватель нуждается в электропитании, он безуспешно старался попасть вилкой в розетку, запутавшись в длинном проводе. Наконец-то! Комната наполнилась ритмичной музыкой, Тэхён, морщась от усилившийся боли в горле, сильнее давил пальцем на кнопку увеличения громкости, а после тяжело выдохнул, стараясь усмирить встревоженное сердце. Плевать на соседей, пусть они тоже шумят.

Спустя почти минуту Тэхён окончательно пришел в себя и, откашлявшись, неуверенно улыбнулся, узнав в играющей песне ту самую, что лет семь назад заставляла его пускаться в дикий пляс. Сейчас эта песня казалась ему немного чудаковатой, но уж лучше это, чем позволить тишине заполнить всю комнату.

Он вернулся к мольберту, предварительно поставив телефон на зарядку, подобрал выпавшую из его руки палитру и вытер с пола образовавшиеся пятна. Ему стало спокойно, боль в горле затихла, тревога ушла, оставив в душе небольшой, незначительный отпечаток, и Тэхён продолжил работу, легко делая кисточкой те или иные штрихи. Даже каллы уже не казались ему такими странными, хотя цветовое разнообразие всё еще несколько смущало непривычного на такие контрасты Тэхёна.

Последнее движение кисти — он сделал пару шагов назад и оценивающим взглядом прошелся по уже завершенной картине, чуть наклонив голову набок. Губы растянулись в квадратной улыбке: картина вышла в точности такой, какую он представлял у себя в голове, когда только взялся за работу. Оставалось надеяться, что она соответствует и ожиданиям заказчика, тогда за оплату квартиры в этом месяце можно будет не переживать.

Знакомое тепло удовлетворения проделанной работой переполняло Тэхёна, который, широко улыбаясь, собрался сделать последний штрих — поставить в уголке картины свою подпись. Кончик кисти коснулся холста, Тэхён аккуратно вырисовывал своё имя, сдерживая очередной приступ кашля, но рука дрогнула, оставив небрежный след краски на холсте, — опять оборвалась музыка. Всё погрузилось во тьму.

***

Тэхён совершенно точно понимал, что всё ещё стоит у себя в комнате перед мольбертом, держит в одной руке палитру, а в другой — кисть. Он напрасно вглядывался в едва различимые очертания комнаты, стараясь понять, что же произошло. Погасли обе лампы, освещающие до этого комнату, заглох проигрыватель — кажется, отключили электричество. Лицо исказила гримаса ужаса, и Тэхён бросился к окну. Во всех домах, что он сумел зацепить взглядом, не было ни одного светлого окна, даже вывеска мини-маркета напротив больше не мерцала неоново-зеленым: весь небольшой район на окраине Сеула, в котором жил Тэхён, остался без электроэнергии.

Его охватила паника: без электричества проигрыватель работать не будет, а значит, придётся сидеть в тишине. Сердце забилось в разы сильнее, и Тэхён искренне надеялся, что учащенный ритм поможет ему не замечать посторонних звуков, но замер, когда услышал до боли знакомый свист. Тот самый свист, преследовавший его вот уже две недели.

Поначалу Тэхён пытался найти его источник, клеветал на плохо изолирующее звуки окно, но потом понял: свист в его голове. Всё время одна и та же мелодия, сама по себе недлинная, но повторяющаяся бесконечно много раз; негромкая, навязчивая, медленно сводившая его с ума. Тэхён слышал свист и днем и ночью, затыкал уши пальцами, накрывал голову подушкой и одеялами — бесполезно. Он был не в силах терпеть это, поэтому старался всё время находиться в шуме, окружил себя музыкой и даже спать ложился только в наушниках.

Тэхён не хотел ждать момент, когда вновь заработают электроприборы, знал: он не выдержит. Кинулся к телефону, упал на колени, смяв несколько набросков, и поднял мобильник с пола. Индикатор всё еще мерцал красным, сообщая о том, что батарея заряжена лишь на пять процентов, и Тэхён жалобно захныкал, стараясь дрожащим пальцем разблокировать экран.

Он как можно быстрее набрал нужный номер и жадно вслушивался в гудки, надеясь, что они хотя бы на время заглушат продолжающийся свист. Трубку взяли не сразу.

— Тэхён, ты время видел? — сонный, возмущенный голос на другом конце чётко давал понять, что звонок был совсем нежданным. Но только Намджуну Тэхён мог позвонить в такой ситуации.

— Хён, электричество вырубили… Телефон скоро сядет, а я опять слышу "это", — он говорил взволнованно, быстро, кашляя, но Намджун сразу всё понял.

— Займи себя чем-нибудь, я скоро буду!

Уже бодрый, решительный, Намджун не казался человеком, которого в час ночи вырвали из постели тревожным телефонным звонком. Он один знал об этой тэхёновой странности, был единственным, кто мог спокойно воспринять её, не посчитав за очередную глупость, какие порой вытворял его друг. Намджун был единственным, кому довелось узнать, насколько веселый и неугомонный Тэхён может быть серьёзным.

— Быстрее, — жалобно протянул Тэхён, утирая нос рукавом растянутой толстовки, и неохотно отключился.

Кое-как он усмирил разгулявшийся кашель, отыскал наушники, что были брошены им же совсем неподалеку, уперся спиной в стену и включил музыку, выжимая из телефона последний заряд. Свист ушел на второй план, но паника намертво обосновалась в его сердце, готовом вот-вот выскочить из часто вздымающейся груди. Глупо было думать, что Намджун успеет приехать до того, как выключится телефон: не так мало времени уйдет на то, чтобы добраться из центра Сеула до его окраины. И Тэхён специально увеличил громкость на максимум — тогда после выключения музыки в голове еще какое-то время будет шумно, и, возможно, это хоть немного поможет ему протянуть до приезда друга.

Он запрокинул голову назад, коснулся затылком прохладной стены и закрыл глаза, стараясь сконцентрировать внимание на тексте песни. Какой-то парень пел о неразделённой любви, долго вытягивая ноты переливающимся голосом. Тэхён тщетно пытался вспомнить, откуда в плей-листе появилась такая композиция, — мысли сбивались; осознание того, что заряд закончится с минуты на минуту, только усиливало завладевшую им панику, не давая и единого шанса на то, чтобы хоть как-то отвлечься.

Тонкий, слишком весёлый трезвон сообщил о том, что батарея полностью разрядилась, и Тэхён распахнул глаза, вновь столкнувшись с темнотой. Шум грохочущей до этого музыки действительно раздавался в его голове, но едва ли это могло затянуться надолго. Тэхён силой сглотнул и прочистил больное горло. Затылок ныл, отдаваясь тупой болью где-то в районе лба, виски пульсировали, и вот уже сквозь шумную завесу послышалась знакомая мелодия.

Тэхёна знобило — кажется, повысилась температура, — а поглотивший его ужас лишь усугублял самочувствие. Но Тэхён предпочёл бы слечь с жаром, чем слушать бесконечный свист, который с каждым днём изматывал его всё сильнее. Он не мог выдержать и минуты наедине с этой мелодией, день и ночь играющей с его сознанием.

Тогда Тэхён решил сам стать своим шумом — и заорал. Не обращая внимания на поздний час и боль в горле, он выкрикивал строчки каких-то песен, пришедших ему на ум, но язык заплетался, и изо рта вылетали лишь непонятные слоги. Тэхён утонул в истерике, потому что был не в силах терпеть этот сумасшедший свист, невесть откуда появившийся в его голове две недели назад.

Больное горло совсем скоро дало о себе знать: голос охрип, дыхание сбилось, и Тэхён закашлялся, жадно хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось, пульсации отдавались даже в кончиках пальцев, Тэхён уже не понимал, отчего его трясёт: от сильно учащенного сердцебиения или же от не на шутку разыгравшейся простуды. Он запустил пальцы в и без того взъерошенные волосы, впился ногтями в кожу и провёл ими до самого затылка, словно желая руками вытащить разрывающий свист из собственной головы. Старые царапины засаднили, но Тэхён лишь сильнее давил ногтями, надеясь теперь уже болью заглушить ужасающий его звук. Как бы он хотел просто закрыть глаза и уснуть, чтобы отдохнуть от всего, что на него навалилось, но и этого он не мог: каждую ночь его мучили ночные кошмары.

Это были не те кошмары, о которых обычно говорят люди. Никаких смертей, жутких монстров или падений с высоты. Сны Тэхёна не имели сюжет, зато были разноцветными, яркими, будто перед его глазами взрывалось множество баночек гуаши. Пёстрые, почти кислотные, они терзали ночами его душу, вызывали дикую головную боль, а порой и необъяснимое чувство тревоги. Или же ужас вселяла пара огромных человеческих глаз, появлявшаяся в его снах на фоне безумного салюта красок?.. Тэхён не знал, кому принадлежат эти глаза, но каждый раз, просыпаясь посреди ночи, ему казалось, что в комнате он не один. Именно после первого такого кошмара и появился свист.

Ночные кошмары настолько изматывали Тэхёна, что даже днём его не покидало чувство, будто за ним наблюдают. Безумный взгляд преследовал его, мелькал в отражении витрин, выплывал из темноты неосвещенных улиц, гоняя Тэхёна как заблудившуюся овечку. Темные, зловещие, эти глаза были по-своему притягательны. Они пьянили, манили, заставляли желать захлебнуться в их яде и в то же время вселяли в душу Тэхёна почти животный страх, так что тот действительно порой чувствовал себя загнанной жертвой. И безумный повторяющийся свист только усиливал ощущение нескончаемой погони.

Тэхён вдруг вскочил, яростно пнул стоящий рядом табурет и кинулся к мольберту. Разноцветные каллы тут же полетели на пол, брошенные своим создателем, а Тэхён установил себе новую рабочую поверхность, с горем пополам найденную во мраке комнаты. Взял на палитру новых красок, в руку — кисть и на секунду замер, шмыгнув носом, с трудом всматриваясь в еще белый, чистый лист бумаги.

Безумие.

Тэхён делал мазки резко, размашисто, совершенно не заботясь о контурах. Краски смешивались, создавая новые цвета, а на листе вмиг взорвался разноцветный фонтан. На лице играла нездоровая улыбка, обнажающая ряд белых зубов, Тэхён, как сумасшедший, радовался воплощающемуся в жизнь кошмару. Он чуть ли не подпрыгивал, делая очередной взмах кистью, создавал еще больший хаос, внимая сокрушающей мелодии у себя в голове, и не обращал внимания на то, что краска попадала ему на лицо, одежду, пачкала стены и пол.

Вот, вот его сон! Он управлял им, он был его повелителем!..

Тэхён зашипел, зажмурившись, когда очередная капля краски всё же попала в глаз, и сделал несколько шагов назад. Неприятное жжение быстро прошло, но стоило Тэхёну поднять свой взгляд на мольберт, как сердце тут же пропустило удар.

Два больших тёмных глаза смотрели на него прямо с того разноцветного кошмара, который Тэхён сам и создал. Уголки губ медленно опустились вниз, Тэхён несмело закачал головой, не желая признавать происходящего. Он удивительно чётко стал видеть то, что только что сотворил, ночная темень нисколько не мешала ему. Из-за сбившегося от лихорадочных движений рук дыхания горло болело сильнее, и ссадины на голове засаднили с новой силой. Что еще хуже: мелодия теперь была слышна еще отчетливее, словно кто-то насвистывал её совсем рядом.

— Здравствуй.

Тэхён готов был поклясться, что шею сзади обдало чужим дыханием. Холодный, приторно-сладкий голос раздался точно за его спиной. Палитра и кисть предательски выпали из вмиг потяжелевших рук, и Тэхён бросился к стене, в угол. Сел, поджал к себе колени и упёрся в них лбом, обхватив голову руками. Громкость нарастала, свист сильнее бил по ушам, и тело отзывалось на него ноющей болью. Чугунная голова гудела, глаза будто силой пытались выдавить из орбит, а из горла при каждом выдохе вырывался болезненный хрип.

Тэхён не знал, сколько времени он просидел вот так, покачиваясь, пряча голову и стараясь огородить себя от всего, что окружало его. Он тихо всхлипывал, шмыгал заложенным носом, кашлял, сильнее прижимал уши в голове и молился о том, чтобы не слышать почти оглушающий его свист, не чувствовать, как всё внутри сворачивается от дикой боли. Тэхён просто хотел исчезнуть.

Разгоряченную макушку вдруг обдало холодом. Тэхён понял, что рядом кто-то есть, и силой вздёрнул голову, в надежде увидеть перед собой Намджуна, который ободряюще потрепал бы его по волосам, включил любимую музыку и избавил его от страшных мучений. Но сомнения уже пробрались в сердце: как бы Намджун зашёл к нему домой, если у него нет ключей? И Тэхён, к его сожалению, был прав: тот, кого он увидел перед собой, вовсе не был Намджуном.

Даже в темноте Тэхён, пусть не детально, но смог разглядеть незнакомца, сидевшего перед ним на корточках. Он был примерно его возраста, чуть шире Тэхёна в плечах и немного мощнее по телосложению. Мягкие черты лица, прямой нос, только глаза скрывала челка густых чёрных волос. Шёлковая рубашка темнее самой ночи была заправлена в брюки и подчеркивала четкие контуры тела юноши. Тэхён невольно залюбовался таинственным незнакомцем, неизвестно как оказавшимся в его доме, но взгляд вдруг упал на вытянутые в трубочку губы. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что происходит: из губ незнакомца исходил свист. Тот самый свист.

А незнакомец заметил ошеломленное, даже несколько испуганное выражение лица Тэхёна, и в следующую же секунду тихо усмехнулся, растянув губы в полуухмылке.

Всё затихло.

Тэхён вздрогнул, потому что осознал: свист прекратился. Прислушался внимательнее, даже дыхание задержал, боясь обнаружить, что ему лишь показалось, но, нет, комната действительно окунулась в безмолвие. Тишина вязким бальзамом обволакивала его уши, даря истерзанной душе долгожданное успокоение. Вместе со свистом ушли и головная боль, и спазмы, и дикая тяжесть — Тэхён нервно улыбнулся, всё еще не веря в то, что его мучения наконец-то закончились. Он облегченно выдохнул, выпрямился и постарался лучше рассмотреть незнакомца. Но тот неожиданно звонко цокнул языком и наклонил голову набок, словно присматриваясь к сидевшему напротив него Тэхёну. А тому, почему-то, вдруг стало не по себе.

— У тебя слишком цветная душа, Ким Тэхён, — негромко сказал незнакомец, отправляя назад непослушные волосы.

Сверкнули в темноте глаза, и сокрушенный, полный ужаса вздох разнесся по комнате. Тэхён узнал этот взгляд. Он не мог его не узнать. Тот самый, пронзающий душу взгляд, преследовавший его, загонявший его в угол. Те самые, сумасшедшие глаза, являвшиеся ему в кислотных кошмарах, утопающие в безумии красок — теперь Тэхён знал, кому они принадлежат. Чон Чонгук, его последний клиент, тот, который заказал у него разноцветные каллы, — Тэхён узнал его по голосу. Холодный, но сладкий, улыбчивый тембр. И Тэхён вдруг понял, что кошмары и свист появились в его жизни в первую ночь после того, как ему позвонил Чонгук.

"Это он?.."

Паника вернулась с новой силой, заставляя мелко дрожать, а в голове вновь обосновался хаос. Кошмар стал явью — Тэхён теперь уже и правда был загнан в угол. Чонгук довольно улыбнулся и медленно протянул к Тэхёну руку. Тот хотел было остановить его, но не смог: страх силой сжал ему сердце, не позволяя пошевелиться. Было ли это влияние Чона или же что-то еще — неизвестно, но Тэхён перестал контролировать своё тело.

— Что ты?..

Рука прошла сквозь грудную клетку, Тэхён не смог завершить свой вопрос и судорожно вдохнул. Он, широко распахнув глаза, чувствовал, как чужая рука проникает внутрь, к сердцу. Ему казалось, что его ворошат изнутри, пробираясь всё глубже и глубже, в самую душу. Дыхание спёрло — Тэхён ощутил, как ледяные пальца Чонгука сомкнулись на чём-то горячем; на том, что Тэхён никогда прежде в себе не ощущал — что-то очень хрупкое, светлое, безумно важное.

Сквозь пелену застывших на глазах слёз он наблюдал, как бывшее пару секунд назад серьезным, лицо Чонгука принимает довольное выражение, а уже через мгновение по всему телу прошлась невыносимая судорога — и он вскрикнул. Своего голоса он не услышал, но понял, что не может пошевелиться. Тэхён просто замер. Ему подумалось, что замерло и всё вокруг: время, воздух, даже Земля. Но остановилось лишь его сердце. Безумные, дурманящие глаза, так долго выворачивавшие его душу наизнанку, — последнее, что увидел Ким Тэхён перед тем, как окончательно провалиться во тьму.

***

Комнату залил яркий, переливающийся свет. Чонгук оценивающим взглядом прошелся по мерцающей сфере у него в руке и хмыкнул, довольный своей добычей. Он давно присматривался к этому парню: талантливый художник, с богатой фантазией, широкой квадратной улыбкой и необычайно сияющей душой — самой красочной, которую Чонгук когда-либо видел за все свои двести семьдесят лет.

Быть демоном — значит жить во тьме, купаться в серости жизни и завлекать в полыхающие черным пламенем болота смертных. Чонгука это устраивало, но, почему-то, его всегда тянуло к краскам. Он любил наблюдать за яркими душами людей, что были большой редкостью, а в какой-то момент и вовсе поддался искушению, решив собирать такие души у себя в обители. У него была целая коллекция переливающихся сфер, скрывающих в себе всю сущность некогда живших людей. Чонгук любовался ими, словно дитя радовался их цветному волшебству и находил в этом отраду для своей пустой, давно сгнившей в Преисподней души.

Но таких, как Тэхён, он не встречал никогда. Душа Тэхёна сияла ярче всех прежде им отобранных — она слепила, посылая свои разноцветные пульсации, переливалась невероятными красками. Все улыбки Тэхёна, весь его заливистый смех, все мечты, стремления и таланты — всё это хранилось в одной единственной сфере, заполнявшей своим светом его тело и дарившей ему жизнь. И когда Чонгук впервые увидел лучезарного Тэхёна, то потерял голову от искрящегося огонька в его груди и понял, что непременно должен им завладеть. Но он не мог сделать этого сразу: совсем недавно он вновь пополнил свою коллекцию, и если бы сразу же после этого забрал еще и душу Тэхёна, то определенно привлёк бы внимание сил свыше, иметь дело с которыми Чонгук совсем не хотел. А потому он решил подождать немного: выдал себя за любителя искусства и сделал заказ на картину, дав Тэхёну две недели на выполнение — как раз то, что нужно.

Но как же его околдовал свет тэхёновой души! Он манил его, пьянил своими переливами так, что Чонгук даже захотел поделиться с Тэхёном тем, что он видит. Посылал ему сны, в которых старался как можно чётче, во всех красках показать Тэхёну, насколько у него невероятная душа. Такие сны пугали бедного юношу, а Чонгук, увидев, что в страхе живой огонёк сверкает сильнее, стал насвистывать свою любимую мелодию, приводившую в ужас юного художника, — так он мог чаще любоваться красочным трепетом. Чонгук наблюдал за Тэхёном день и ночь и ждал лишь того момента, когда сможет наконец прикоснуться к дурманящему его сознание свету.

Пульсации проходили по всей руке и даже немного отдавали в голову. Чонгук аккуратно уложил сферу в небольшой мешочек, удивился: разноцветные лучи пробивались даже сквозь демоническую ткань. Нет, это, несомненно, лучший экземпляр. Бесшумно ступая босыми стопами, он подошёл к лежащей на полу картине и приподнял брови, взяв её в руку.

— А каллы вышли замечательными, — заметил он, сам не понимая, к кому обращаясь. — Повешу в гостиной.

Мечтательно поразмыслив над тем, как прекрасно будет смотреться эта картина на каменной стене, Чонгук утвердительно кивнул своим мыслям и щёлкнул пальцами — картина растворилась в воздухе. А он вновь обратил свой взгляд к Тэхёну, который так естественно сидел на полу, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза. Чон знал: у Тэхёна могло сложиться будущее известного художника. Но душа у него была красочнее и прекраснее всех тех картин, которые он создавал, и Чонгук просто не мог пройти мимо — соблазн был слишком велик.

— Слишком разноцветная душа, — тихо, немного грустно повторил он и тут же исчез, услышав, как кто-то вдруг начал нетерпеливо барабанить во входную дверь.