Дело Мещерского

ДЕЛО МЕЩЕРСКОГО


Глава 1. Птица СВА

Это было странное светящееся облако, которое быстро превратилось в не менее странную птицу с почти человеческим лицом. На фоне предрассветной темноты её гигантские, километровой длины, крылья заслонили собой наметившуюся кромку белеющего горизонта и начавшие бледнеть колючие светлячки звёзд.
Медленные и мерные взмахи исполинских крыльев казались наполненными чудовищной мощью. Расцветка облачной птицы тоже была странной. Только чёрное и белое. Левое крыло было чёрным, как сама ночь, зато правое — ослепительно белым. Цветом были разделены не только крылья птицы, но и голова на две равные части.
От взмахов огромных крыльев под птицей возникали отчётливо видимые вихри возмущённого воздуха. Чёрные струи свивались под левым крылом, и сверкающие белым — под правым.
Хотя видение птицы-исполина было совершенно отчётливым, всё это происходило в полном безмолвии. Утренняя тишина не вспарывалась ни глухими раскатами орудийных выстрелов на линии фронта, ни рёвом и воющим звоном самолётных двигателей. И наши, и немцы отдыхали в этот предрассветный час.
Мои мысли были заняты предстоящим на рассвете вылетом, и потому видение сказочной птицы мало удивило меня. Ну, бывает, примерещилось. Как в детстве, когда видишь в облаках воздушные замки и сказочных драконов, тут же превращающихся в распластавшихся в прыжке богатырских коней.
Но так продолжалось только до того момента, когда оба сияющих глаза призрака раскрылись и обнаружили на тёмной земле махонького комарика, то есть меня…
Ощущение чужого взгляда более чем странное. Удар непонятной психической силы? Нечто, проникшее в душу и высветившее её тёмные закоулки? Я чувствовал себя так, словно попал в перекрестие прицела пушки, и невольно передёрнулся.
Вы когда-нибудь чувствовали на себе продолжение визирной прицельной линии от вражеского оружия? Я чувствовал. Пусть это в реальной жизни продолжается всего мгновенье, но тот, кто сумел остаться в живых, меня поймёт.
Взгляд птицы опалил сознание, но в нём не чувствовалось зла. Скорее, это было любопытство: что за козявка копошится на заснеженной земле? Что она может? Что чувствует?
Ощущение огненного взгляда медленно пропало, и вместе с ним исчезло видение огромной птицы. Я мысленно чертыхнулся, покосился на стоящего рядом политрука эскадрильи. Тот ёжился от утреннего холода и ничего не заметил. Я промолчал. Выскажешься, а потом попадёшь в цепкие руки полкового эскулапа…или особиста. Лучше молчать…
Моторы прогреты в очередной раз, и техники торопливо укутывают их тёплыми чехлами. Мы, лётчики, в полной боевой готовности стоим у машин и ёжимся от тянущего с востока холодного ветра.
Погода здесь для меня совершенно непонятная. Вроде бы нет мороза, а зябко. Наверное, от повышенной влажности. У нас в Сибири всё по-другому. В эту пору морозы достигают градусов двадцати–двадцати пяти, и снег по колено.
А здесь даже снега настоящего нет, особенно по полям. Лишь кое-где нанесло ветром грязные сугробы в околках и рощах.
— Ну что, богатырь свет Романович? Дадим «фрицам» прикурить в историческом месте?
По голосу узнаю нашего политрука полка Москалева. Его фигура смутно вырисовывается на фоне светлеющего востока. Политрук зябко кутается в офицерский полушубок — простыл три дня назад, бедолага, когда вытаскивали из оврага изломанное тело Вальки Татаринцева.
Тоже не спит, беспокоится; как пройдёт штурмовка мотоколонны, которая, по данным разведки, должна на рассвете выходить из Еленовки. Именно её мы должны разгромить девяткой своих «Чаек» нашей эскадрильи.
— Справимся, товарищ политрук. Не в первый раз! — нарочито уверенно отвечаю я, смущённый тем, что политрук назвал меня богатырём, да ещё по отчеству.
Виновата в таком обращении политрука вчерашняя моя импровизированная лекция, которую я прочитал в столовой, когда стало известно, что на рассвете эскадрилье придётся идти в район Еленовки, расположенной на берегу неприметной речушки Кальчик.
Я тогда не смог удержать язык за зубами и объяснил ребятам, что это — современное название реки, а семьсот лет назад эту речку называли Калкой, и именно возле неё состоялась в тысяча двести двадцать четвёртом году историческая битва — первое столкновение русских войск с татаро-монголами. В той битве русские дружины потерпели сокрушительное поражение.
Неожиданно для меня, все три находившиеся в столовой эскадрильи полка заинтересовались моим рассказом и, по просьбе присутствующих, мне пришлось встать за импровизированную трибуну и подробно рассказать о событиях семивековой давности.
Эта лекция увлекла самого, и я, забыв стеснительность, разговорился. Тем более что по глазам пилотов видел, что они искренне переживают перипетии давнего сражения.
Пришлось кратко охарактеризовать политическую ситуацию среди русских княжеств того времени, вынужденный союз с половецкими ханами. Рассказать о неутихающих ни на день княжеских дрязгах, роковым образом сказавшихся на исходе сражения и дальнейшей судьбе Русской Земли…
Под конец мой старый друг Сашка Мальцев, вместе с которым мы полтора месяца назад прибыли в истребительный полк, не выдержал и, вскочив с табурета, в сердцах швырнул на пол свой шлем.
— Черти бы побрали этого Мстислава Киевского! Помог бы Удалому князю со своей дружиной — смотришь, и не было бы трёх веков татарского ига!
— Может, и не было бы, Саша, но вряд ли, — попытался честно ответить я.— Понимаешь, поражение в битве ничему не научило княжеское сословие. Русские князья по-прежнему продолжали драться меж собой, интриговали. Каждый старался захватить себе удел побогаче и место согласно лествичному праву. Или — вопреки ему, если чувствовали за собой силу.
— А народ-то куда смотрел на княжьи безобразия? — не сдавался Сашка, — почему не поднялся, да не скинул князей к чёртовой маме?
— Наверно, народ не мог этого сделать, хотя многие понимали опасность для Руси княжеских усобиц. Вспомните автора «Слова о полку Игореве». В сознании народа князья Рюриковичи владели землёй славянской с согласия богов наших, славянских. Как народ мог пойти против воли небожителей? К тому же у князей были вооружённые силы — дружины. А это — воины-профессионалы. Рыцари.
— Насчёт рыцарей ты, лейтенант, загнул! — возмутился один из слушателей. — Рыцари — это там были, на Западе. Псы-рыцари, крестоносцы, тевтоны…Фашисты, в общем!
— Нет в иностранных языках такого слова — «рыцарь»! — отбился я. — Это слово наше, русское. Вслушайтесь: «ры-царь»! Царь — понимаете? А означало это слово иноземного тяжело вооружённого воина на боевом коне — профессионала, которого с ранних лет обучали владеть всеми видами оружия. По-французски «рыцарь» — это «шевалье», по-английски — «найт», по-немецки — «риттер». На Украине в семнадцатом веке отличного воина называли лыцарем. Но в одном вы правы. По-русски в те времена воинов-профессионалов гораздо чаще называли витязями, храбрами. Простых дружинников гридями или просто воями. От этого слова и название полководцев: воевода, который воев водит…
— Куда же тогда наши богатыри делись? — спросил кто-то из третьей эскадрильи. — Ты, лейтенант, почему о богатырях умолчал?
— Богатыри у нас позже появились. Само слово «богатырь», как считают некоторые учёные, восточного происхождения. Оно пришло в наш язык от татаро-монголов — монгольских тяжело вооружённых воинов, мастеров конного боя. Они звались «батырь». Богатырями народ прозвал независимых от князей профессиональных воинов — витязей. Впрочем, богатыри часто нанимались на службу к какому-либо князю на определённый срок. Князья таких воинов принимали в дружину с большой охотой. Кстати, другие учёные производят слово «богатырь» от древнеславянского «богов тур». Божий бык — так называли воинов, воспитанных волхвами старого бога Велеса.
Разговор в столовой продолжался почти два часа. Мы вспоминали старинные обычаи, рыцарские кодексы чести в разных странах, потом опять возвращались к событиям начала тринадцатого века.
Пришлось по памяти перечислять запомнившиеся мне имена бойцов, участвовавших в битве на Калке. Упомянул я и брата Даниила Волынского, Василько Романовича.
— Смотри-ка, совсем, как тебя зовут! — неизвестно почему восхитился Мальцев, — Василий, Василёк, Василько Романович!.. А ты у нас и впрямь профессор, Василий. Не знал, что ты хорошо знаком с древней историей!
— Всё, товарищи лётчики, пора и честь знать! — остановил наш затянувшийся диспут политрук. — Завтра рано вставать, так что расходитесь, потому, что завтра вас поднимут до света!..


Глава 2. Воздушный бой

На востоке уже встала заря, когда к нам с политруком подошёл командир эскадрильи капитан Серов. Он кивнул комиссару, потом обратился ко мне:
— Ты, Василий, будешь взлетать последним. Пойдём до линии фронта тройками на малой высоте, а ты держись отдельно от нас. Метров на триста–четыреста выше и левее. Ты у нас самый глазастый, так гляди, чтобы «мессеры» к нам не подкрались. Я на тебя поглядывать буду. Как кого заметишь, дай очередь в ту сторону. Ясно?
— Ясно, товарищ капитан!
— Держись, профессор.
Капитан уходит к своей машине. Политрук уходит вместе с «комэском», а я, постукивая друг о друга кирзовыми сапогами, смотрю вслед. Что-то беспокоится командир. Ещё раз предупредил насчёт «худых» (немецких истребителей «Мессершмидт»), хотя вчера вечером обо всём договорились.
Впрочем, для командирского беспокойства есть основания. Тихоходны наши «Чайки» против «мессеров». Четыреста сорок километров против шестисот у «худых». И огневая мощь двух ШКАСов против пушек, плюс скорость…
— Не пытайтесь состязаться с «мессерами» на вертикалях. Используйте манёвренность «Чайки» на виражах. Крутите головой на триста шестьдесят. Не забывайте об этом. Тогда уцелеете, может быть, — не уставал наставлять нас Москалев.
Наконец, звучит команда командира:
— По самолётам!
Техники бросаются к машинам снимать чехлы, Сашка машет рукой и быстро ныряет в кабину своей «Чайки». Утренняя тишина заполняется гулом моторов. Переваливаясь на неровностях, машины неторопливо выруливают на старт, выстраиваются тройками и с рёвом начинают разбег.
Пропустив впереди себя эскадрилью, тоже выруливаю на старт. Прогретый мотор работает чётко. Толкаю сектор газа вперёд до отказа, и «Чайка» начинает разбег.
Наконец, машина в воздухе. Набираю высоту и пристраиваюсь к ребятам, потом отхожу на указанное капитаном место и оглядываюсь вокруг.
Рассвет уже зажёг половину небосвода. Несмотря на то, что земля внизу ещё окутана сумерками, в воздухе видимость хорошая. Мы идём точно на запад к находящейся в пятидесяти километрах линии фронта, который идёт по реке Миусу.
Позади остаются угадываемые в сумерках улицы станицы Снежной — места нашего последнего базирования. Перед линией фронта «комэск» резко переходит в набор высоты. Видимо, решил не рисковать и пройти над нею на большой высоте. Ведомые и вторая с третьей неполной тройкой устремляются следом.
Я по-прежнему держусь на триста метров левее выше, как приказано. Сквозь начинающий мутнеть от времени «плекс» козырька оглядываю лежащее впереди пространство, потом оглядываюсь назад.
Взгляд влево, направо, вверх и вниз. Не дай боже прозевать атаку «худых» на строй эскадрильи! Нам от них на тяжело гружёных машинах не уйти. У каждого под фюзеляжем по двести кило бомбового груза, плюс шесть–восемь «эрэсов» (реактивных снарядов) на подвесках. Хватит, чтобы разгромить целый механизированный полк на марше.
Над Миусом проходим в полном порядке. Немецкие зенитки молчат. Прозевали наш прилёт в такую рань; нам это только на руку. За линией фронта «комэск» резко ведёт эскадрилью на снижение и идёт теперь в сотне метров над землёй.
И-153 — «Чайка», биплан с убирающимися шасси. Мотор — М-25, 700 лошадиных сил, воздушного охлаждения. Скорость — 420 километра. Два пулемёта ШКАС. Во время войны мог нести до двухсот килограммов бомб и восемь«эрэсов».
Уже рассвело. Степь внизу исчёркана следами колёс и гусениц. Моспино осталось справа, вижу это по карте, мы пролетаем над Кампиусом. Названия — язык сломать! Я по-прежнему держусь в стороне от восьмёрки «Чаек» и гляжу по сторонам.
— Заметили-таки! — срывается с губ возглас досады.
Справа, со стороны Донецка, замечаю мелькнувшие в утренней дымке силуэты самолётов. «Худые»! Они прикрываются редкой облачностью и постепенно приближаются к линии нашего маршрута. Меня пока не обнаружили.
Даю в сторону короткую очередь. «Комэск» покачивает крыльями, показывая, что понял. Были бы у нас, как у немцев, рации, насколько проще было бы общение в воздухе!
Набираю высоту и тоже стараюсь прикрыться клочьями облачков. «Мессеров» пока только двое. Свободные охотники? Пользуясь преимуществом в скорости, они полого идут на снижение, скользят, нацеливаются на тяжело нагруженную машину капитана Серова.
Произвожу в уме сложный расчёт перехвата. Мой курс должен пересечь курс немецких пилотов в нужной для меня точке отдаления от эскадрильи, как только они встанут на боевой курс.
Внимание «фрицев» полностью сосредоточено на восьмёрке «Чаек». Меня они не замечают. А у меня только одна попытка. Второй не будет из-за недостатка скорости.
Когда «мессеры» приблизились на расстояние двухсот метров, открываю огонь. Короткие огненные трассы несутся к вражескому истребителю и прошивают дюралевый корпус. Головной «мессер» задымил сразу, перевернулся вниз кабиной и почти тут же воткнулся в землю, выбросив клуб огня.
— Один есть! — ору я от неожиданной лёгкости свершённого и ищу взглядом второго.
Второй «мессер» резким разворотом уходит от меня вверх и вправо. Мне за ним не успеть, хотя моя машина загружена боезапасом меньше других. Всего сотня килограммов мелких осколочных бомб для пехоты. Остальное — восемь «эрэсов».
«Комэск» покачивает крыльями в знак того, что он всё видел, а я опять ухожу на нужное расстояние от эскадрильи. А ещё говорят, что у Геринга в охотники идут опытные асы! Второй даже не попытался ответить — удрал. Вот тебе и ас!
Спохватываюсь и вновь начинаю крутить головой по часовой стрелке, как учил капитан Серов. Каждые сорок секунд взгляд назад, слева вверх и вниз, вперёд, взгляд направо…
Треск! Машину тряхнуло. Сверкающая трасса короткой снарядной очереди проходит немного выше левой плоскости. Успеваю заметить серый стремительный силуэт «худого», пронёсшийся мимо. Не ушёл, значит, немец. Решил отомстить за гибель ведущего!
Тело само выполняет заученные движения. «Чайка» послушно вписывается в левый разворот с набором высоты, выходит под защиту небольшого белого облака. А «мессер» стремительно набирает высоту, кружит над облачком сверху.
Передышка на несколько секунд. Вижу впереди и правее нашу восьмёрку, тёмную длинную змею; на фоне степи — механизированная колонна, которую должна уничтожить эскадрилья.
Самолётов противника вблизи эскадрильи не видно. Прозевали наш ранний визит господа «фрицы», не успели поднять асов с ближнего аэродрома. Теперь капитан выполнит задание. А где второй охотник? Неужели не попытается помешать работе эскадрильи?
Нет!.. Стоило мне высунуть нос из-под защиты облачка, как вот она, следующая снарядная трасса. Резким нырком ухожу под трассу, и «мессер» проносится мимо по левому борту. Доворачиваю машину вслед, жму на гашетку и не успеваю. «Мессер» снова идёт вверх — стремительный и неуловимый…
Набрав высоту, он снова нацеливается на меня и вновь промахивается, потому что я маневрирую, стараюсь угадать момент открытия огня, незаметно проскальзываю мелкими разворотами в стороны, затем, когда ас должен нажать гашетку, стремительным нырком с полубочкой ухожу с линии прицела.
Нырнуть бы в облачность! Рядом, как на грех, ни одного подходящего. Так, лёгкие клочки тумана, проносящиеся мимо. Снова очередь… Крепко он за меня зацепился, гад! Не отстаёт. Когда у него кончится горючка?
Желание облегчить машину и сбросить бомбовой груз подавляю сразу. Слишком хорошо знаю, чем это потом может закончиться.
А немец не унимается. Упорно старается зайти сверху и сзади, бьёт короткими очередями. Я уже взмок. Чувствую, как пот ручейком сбегает по спине, капает из-под шлемофона. И всё-таки уголком глаза замечаю, как над степью далеко в стороне выплёскиваются огненные струи от выпущенных эскадрильей «эрэсов», взметнувшиеся вверх дымные клубы взрывов.
Боевые товарищи громят немецкие танки и автомашины, делают своё дело. Я же кручусь, как белка в колесе, увёртываясь от осатаневшего «фрица», пытающегося поймать «Чайку» в перекрестие нитей. Долго я продержусь?..
Возможно, от предельного физического и душевного напряжения мне на мгновенье показалось, что небо и землю вдруг накрыла исполинская тень утренней птицы, и огромные озёра глаз глянули на меня с усмешкой.
Ударило тёмное крыло, взметнулся перед коком двигателя пронизанный змеящимися молниями чёрный вихрь, втянул меня в себя, как маленького комарика, смял, скрутил, заставил рассыпаться на тысячи кровоточащих осколков, плеснул обжигающей волной светлого пламени, потом опять собрал…Шут его знает — терял я или нет сознание?
Очнулся разом, когда мотор чихнул пару раз и заглох. Наступила такая тишина, что стало слышно, как ветер свистит в крыльевых растяжках. Странно было видеть впереди над коком мотора замедляющие вращение лопасти.
Затем сзади послышался рёв мотора, и надо мной мелькнул знакомый хищный силуэт. Он пронёсся мимо, медленно кренясь на левое крыло, выскочил вперёд. Тут я не стал мешкать. Довернул потяжелевшую машину вправо, и с близкого расстояния послал в немца длинную очередь.
Одна трасса упёрлась в кабину. «Мессер» дёрнулся, задымил, клюнул носом и, медленно вращаясь вокруг оси, понёсся к земле…
Мотор моей «Чайки» по-прежнему молчал. Попытки запустить двигатель не удались. Истребитель быстро терял высоту. Значит, придётся идти на вынужденную посадку в немецком тылу? Я, провожая к земле глазами падающий «мессер», одновременно нащупывал кобуру с пистолетом, прикидывая про себя: взял или не взял запасную обойму?
Дьявол! Внизу, подо мной вся степь вдруг стала зелёной, как летом. Я протёр очки. Видение зелёной степи не исчезало. Кроме того, раньше вся земля под крыльями была исчёркана следами колёс и гусениц, нитками грунтовых дорог и даже ниткой железнодорожного полотна, идущего от Донецка к Мариуполю. Её я видел как раз перед тем, как меня шарахнуло тёмным вихрем. Теперь этой нитки тоже не было!
Исчезли вокруг посёлки и многочисленные степные хутора. Изменилось время года! Под крыльями теряющей высоту «Чайки» расстилалась безлюдная степь, прямо-таки полыхающая оттенками зелёного цвета и яркими точками летних цветов!
Потянуло опять протереть глаза. Факт — как выражается Сашка Мальцев — на лицо. Выходит, чёрный вихрь перенёс меня в лето на полной скорости! Тёплый воздух ударил в лицо из-за козырька. Летать на машине с молчащим двигателем непривычно, но попасть из зимы в лето — ещё непривычнее.


Глава 3. Волхв

Удивляться и ахать по поводу случившегося чуда - было некогда. Гружёная боезапасом машина быстро теряла высоту. Вот именно — с боезапасом! Колышущееся подо мной море зелёного разнотравья могло скрывать в себе камни, ямы и прочие неприятные неожиданности, которые могут помешать нормально сесть.
Когда уворачивался от «мессера» и сам пытался поймать его в перекрестие прицела, мельком видел с высоты сверкающую под лучами солнца извилистую ленту реки. Какой реки — непонятно. В круговерти боя я потерял ориентировку.
Приземлился возле пологого холма, словно шлемом прикрытого венцом кряжистых дубов и берёзами. Посредине рощицы мелькнуло строение с потемневшими стенами, но приглядыватьсябыло некогда.
Удар выпущенных колёс, скрип амортизаторов стоек, опустился на дутыш-хвост, и «Чайка», задрав нос, зашумела высокой травой, вздрагивая и покачиваясь на неровностях. Высота степного разнотравья почти доставала крылья. Не трава, а сплошные заросли!
Изо всех сил я старался удержать машину по прямой. Упаси боже чиркнуть крылом, подломить шасси — сразу от меня только мокрое место останется — сдетонируют боеприпасы. Придётся возноситься к здешнему богу на небеса!..
Обошлось. Со скрипом тормозов машина остановилась в сотне метров от берега речки, протекающей возле холма. Не теряя времени, я выпрыгнул из кабины и забежал слева. Открыл защёлки капота, в котором виднелись две рваных пробоины.
Так и есть! Перебит бензопровод, и теперь бензин тонкой струйкой вытекает наружу. Пришлось быстро перекрыть кран подачи топлива и достать инструменты, дюритовые трубки, контровочную проволоку. О том, каким чудом бензин не вспыхнул после попадания осколков, я старался не думать. Повезло!
— Повезло, что бензиновые пары не попали на раскалённые коллектора выхлопных труб и не вспыхнули! — бормотал я себе под нос.
Руки двигались сами, зажимая дюрит контровочной проволокой.
— Хто ти? — раздался позади меня голос, — Злыдень, али людин?
Резкий поворот. Рука роняет пассатижи и хватается за рукоять пистолета. В трёх метрах от меня стоит человек, скрытый до пояса высокой травой. Худой, мосластый, в серой рубахе с аккуратно заштопанными на локтях рукавами. Всклокоченная грива соломенных волос и редкая бородка такого же цвета. И ещё усы.
По виду человеку можно дать и тридцать лет и пятьдесят. Голубые глаза спокойно глядели на меня, худая загорелая кисть спокойно держала толстую дубовую палку на манер посоха. Слава богу — не фашист. «Пастух, наверное, — пронеслась мысль, — как я его прозевал»?
— Здравствуйте, дедушка! — облегчённо пробормотал я, стараясь улыбнуться, — Скажите, далеко ли немцы отсюда?
— Злыдень ты, аль людин? — строго повторил пастух, — Реки внятно, унот.
— Человек я, то есть людин, — заволновался я, — И чего это вас на древнерусскую мову потянуло? Спрашиваю: есть здесь неподалёку немцы или нет?
— Почто аныти? Зрел аз аки ти с небоската слизнул на сей птице волховской. А там, за шеломом степным пал Змий Горыныч с велим шумом и смрадом. А по небоскату стрибожий унук цвет белый тамо погнал! — и странный дед махнул рукой в направлении холма с рощей.
«Ага! Это он, наверно, о немце-пилоте. Выбросился, зараза, с парашютом. А я не заметил», — сообразил я не сразу. — «Как странно говорит. Украинскую мову за последний месяц меня выучили худо-бедно понимать наши девчата-оружейницы. "Стрибожий унук"! Шпарит, как в "Слове о полку Игореве"! И про фашистов — ни слова».
Так мы разговаривали, наверно, полчаса. Я злился. Пастух по-прежнему изъяснялся на тарабарской смеси древнерусского языка. Когда я спросил его, в какой стороне находится Донецк, пастух наморщил лоб.
— О граде сём не ведаю. А землица сия зовётся Полем Русским. Речку кличут Калка.
— Ну да. Так её называли раньше, — пробормотал я, — сейчас она зовётся Кальчиком. В конце июня тысяча двадцать четвёртого года, у её берегов произошло первое столкновение русских войск с туменами татаро-монголов…
В одно мгновенье пастух оказался возле меня, худые руки с неожиданной силой вцепились в воротник лётной куртки.
— Ты рек, унот, о битве с погаными Мунгалами? — задыхаясь от волнения, прошептал он. —  Именно с Мунгалами? Реки!
Конечно, я мог освободиться от рук пастуха легко. Отец с четырёх лет учил меня и не таким простым приёмам. Вот только волнение пастуха, отразившееся во взгляде голубых глаз…
— Ну да. Именно так я сказал. Бой русских дружин с монголами. Наше войско возглавлял Мстислав Киевский, а монгольское — Субудай, одноглазый полководец Чингиз-хана. Причём, это была только часть татаро-монгольского войска. В этом придётся убедиться русской земле через пятнадцать лет, когда сто пятидесятитысячное войско под водительством хана Батыя и того же Субудая огнём и мечом пройдёт по нашей земле, оставляя после себя только пепел и трупы на месте градов…
Пока я говорил, пастух с необычайным вниманием вслушивался в каждое моё слово. Потом сам разразился быстрым потоком слов и, странно, но с каждым мгновением его речь становилась для меня понятнее.
— Выходит, не только я могу зреть сокрытое в грядущем, людин. Три года посылают мне боги видение: налетят на славских воев полчи поганые, аки волны морские и посекут, положат всю силушку росскую на сыру землю. Сбудется сие скоро. Седмица осталась до той сечи. А всё из-за котор княжьих! Одни потомки Рюрика поведут воев в бой тяжкий, а другие на валах Змиевых стоять будут за рогатками! Стоять и зреть, аки гибнет силушка росская. Опосля поганые воев пленённых впереди себя погонят на те рогатки и всех посекут. Князей пленных под помост тяжкий уложат, пировать на нём будут… Ты, унот, речёшь имена воевод вражьих. Я не знаю сего. Знать твои видения сильнее моих, молодец. Мои видения грядущего смутны и туманны. Только иногда, словно от вспышки стрелы Перуновой, всё видится ясным, как под светом Хорса светлого!
Теперь настала моя очередь вглядываться в глаза пастуха. О чём он? Почему утверждает, что битвы ещё не было, и она открылась ему только в видениях? Сумасшедший? Говорит на малопонятном языке, вокруг лето, цветы, летние запахи… Нет никаких следов цивилизации. Может это мне чудится?
Охватывает приступ страха. Что, если чёрный вихрь каким-то образом перенёс нас с немцем в прошлое, и пастух прав? Я потряс головой. Ощущение полусна, полуяви усилилось. Разум отказывался верить в происходящее. Но оставалось сомнение, которое нужно было разрешить во что бы то ни стало.
— Ты лучше, дедушка, скажи: какой сейчас год? — спросил я и почувствовал, как дрожит голос.
— После Рюрика три века минуло, унот. Но зачем тебе это?
Пастух ещё раз внимательно поглядел на меня и неторопливо стал что-то высчитывать, загибая пальцы.
— Лучше скажи год, который сейчас идёт. От сотворения мира или год от Рождества Христова.
— Ещё чего! — полыхнул пастух гневом. — Чтобы я тебе прошедшее числил по деяниям ромейского злого бога! Его нечестивые служки рушат наши кумирни, изгоняют с древних капищ богов славских, заменяя своим бестелесным Яхве, сиречь Иеговой!
— Мне без разницы, кто он, Иегова или Яхве! — в свою очередь заорал я. — Я всё равно в него не верю! И я не виноват, что летоисчисление ведётся во всём мире от Рождества Христова. Уже две тысячи лет.
Пастух тут же ухватил меня за рукав куртки:
— Не веришь в Яхве?
— Не верю!
— А годы считаешь от рождения Христа?
— Так у нас принято.
— Где это —«у вас»?
— У нас на Земле. В Европе и Азии, на других континентах. Во времена через семь веков после битвы при Калке!
Глаза пастуха вдруг потухли. Он ссутулился и как будто стал меньше ростом. Сильнее стала видна его невероятная худоба.
— Через семь веков именем Яхве и его пророка измеряют время. Значит, наши славянские боги в грядущем будут окончательно забыты.
Я с сочувствием посмотрел в потухшие глаза старого человека.
— В моё время на Земле всего три глобальных религии: христианство, ислам и буддизм. Ещё индуизм в Индии.
— Ладно, унот. Мне так сразу не сообразить, какой сейчас год от рождения пророка Христа. Знаю только, что до сечи на Калке седмица осталась. Ты можешь оставить свою железную птицу на короткое время? Пойдём в мои хоромы на холме Велесовом. Отдохнёшь. Поговорить нам нужно о многом. Зови меня Велемиром, — он коротко поклонился, — волхвом старого скотьего бога.
И он протянул мне свою тёмную, сухую руку.
— Э нет! — не согласился я, — сначала скажи, куда девался человек, спустившийся на парашюте… то есть на великом цветке белом?
— Того человека в живых нет. Истёк рудой. Я ходил к нему, смотрел. Он твой друг?
— Нет, Велемир. Враг. Но всё равно, раз умер — похоронить надо.
— Добро. Похороним. Но сначала взойдём на холм.


Глава 4. Капище

Оказалось, что вершина холма — это капище древнего бога. В кольце из рощи берёзок и кустарника высится правильный круг из кряжистых, выросших на просторе могучих дубов, посаженных явно рукой человека. А за кольцом из дубов прячется частокол из поставленных вертикально и врытых в землю брёвен, потемневших от старости. Его и частоколом было нельзя назвать, такими толстыми были брёвна.
Внутрь частокола можно было попасть только через неприметный лаз между двумя брёвнами с южной стороны холма. Причём брёвна частокола просто невероятной толщины, около метра диаметром, дубовые. Наверняка доставлены к холму издалёка. Сколько же понадобилось людей и людского труда, чтобы возвести такую стену на вершине холма?
Поверх частокола на шестах навес, укрывающий верх заострённых брёвен от непогоды. Навес крыт потемневшим от времени осиновым лемехом, кое-где подновлён новым, сияющим белизной среди серой окраски старых плашек.
— Каждое такое брёвнышко тащила упряжка из двух десятков коней! — с гордостью пояснил Велемир. — А перед тем, как вкапывать, пропитали брёвна особым зельем, чтобы в землице матушке не гнило и от огня ярого берегло. Ранее в капище много людинов жило. И волхвы, и работные ближники, — Велемир вздохнул. — Теперь я один остался.
— Давно эту стену соорудили?
— Более тысячи лет тому прошло. Славские племена в те веки о своих богах помнили, людинов посылали, помогали, чем могли. А теперь куманы чаще бывают, чем росичи. Помогают, конечно. Припасы шлют…
Когда мы протиснулись в потайную калитку, я ахнул. В центре выкошенного от травы круга стоял…храм?
В мощные колонны из дуба были вбиты или врезаны многочисленные черепа животных, как хищных, так и травоядных. Причём размеры клыков и рогов отличались необычной величиной, даже громадностью. Где только смогли отыскать таких гигантов?
Колонны подпирали шатровую крышу, тоже крытую посеревшим от времени осиновым лемехом, а внутри под крышей стояло…Скульптура? Идол? Не знаю, как назвать изображение старого бога.
— Велес старый! — выдохнул Велемир и низко поклонился изваянию.
Пройдя меж колоннами — исполинами, которые поддерживали чёрные от времени балки крыши, я медленно обошёл вокруг изваяния. Чувствовалось, что его изготовили из древесины, но размеры!.. Где можно найти дуб трёхметрового диаметра? А потом вытесать образ бога? Покрыть его лаком?
Представьте себе могучего телом человека. Скажем, Геракла, изображение скульптуры которого я видел в книге по древнегреческому искусству. Представьте эту скульптуру в человеческий рост, а потом увеличьте раза в два. Получится великан, который стоял сейчас передо мной. На голове великана, вместо головного убора, была также вырезанная из дерева голова медведя.
Велемир молчал, просто стоял рядом. А я глядел во все глаза.
— Тоже стоит тысячу лет? — спросил я почему-то шёпотом.
Велемир кивнул. Вблизи было видно, что скульптор работал топором и не старался этого скрыть. Только эти грубые стёсы не портили впечатления. Они ещё больше подчёркивали чудовищную силу мышц бога. Ну да! Скульптор рубил изваяние обнажённым. Это потом волхвы одели великана в подобие безрукавки из волчьих шкур и порты наподобие шорт.
Под портами выпирал на положенном месте пенис. Из портов высовывались мощные и мускулистые босые ноги. Исполин стоял передо мной, слегка расставив ноги. В одной руке он держал изогнутый рог гигантских размеров, а во второй… ремённый пастуший кнут!
Лицо… Резкое, морщинистое, с длинной, почти до пояса, бородой было повёрнуто на восток. Пряди бороды, брови, усы были вытесаны небрежно, крупными волнами. Глаза…Они сияли мрачным светом, словно живые. И хорошо, что смотрели они не на меня, а куда-то вдаль.
Сильное впечатление мрачной, неодолимой мощи. Не могу точнее описать своё состояние в тот момент. Велес меня подавил, заставил восхищаться собой и одновременно страшиться. С трудом мне удалось сбросить наваждение.
— Дуб везли с берегов Даны, именуемой сейчас Днепром, упряжкой из двадцати четырёх коней. Везли три луны. Потом пропитали зельем вечности, чтобы не гнил и не горел. Рубил лик бога старец святой именем Мудромир — кудесник.
— Тысячу лет назад?
— Так рекут записи, писанные старым письмом. Теперь его зовут чертами и резами.
Я оживился.
— И ты, дед, это письмо знаешь?
— Разбираю. Мог бы писать, только теперь его почти никто читать не может. Разбираю старые дощечки, переписываю письмом, что Кирилл и Мефодий составили. То ж на дощечках.
— А на пергаменте?
— Что пергамен? Огню, времени подвержен. Берёста то ж. А дощечки тем же составом пропитаны. Большой запас старые ближники бога содеяли. Храню.
— А что за лак покрывает статую?
— Не статую, а образ божий, — строго поправил меня Велемир, — когда надо, приходит Велес старый в капище, оживляет образ, — он вздохнул. — Только теперь редко приходит. Веры в бога у людинов меньше стало. А лак тоже особый. Не горит, не стирается. Стеклом называется. Особое то стекло. Его не разбить, так с деревом сцеплено силой Велеса.
Он подошёл к поленнице дров, сложенных возле дубовой колонны, и бросил несколько поленьев в горящий перед изваянием костёр.
— Костёр негасимый? — поинтересовался я.
— Записи говорят, что его зажгли тысячу лет назад и ещё двести шесть лет. Огонь доставили с самого острова Буяна. Теперь вот я его поддерживаю.
«Ого!» — мысленно прикинул я. — «Выходит, в восемнадцатом году нашей эры зажгли костёр. Действительно древность».
— Вот только копоть мешает. Раз в полгода приходится мыть облик Велесов и протирать балки шатровой крыши с колоннами. Не сам, ясно, мою. Людины помогают…
Мы вышли из храма. С внутренней стороны к частоколу стены шли по кругу пристройки, крыши которых было можно использовать как помосты для воинов, обороняющих капище. Мне так и представилось, как обученные волхвами боготуры из ближников бога мечут стрелы и с улицы меж заострёнными верхушками брёвен.
Внутри помещения напоминали монашеские кельи. В одной из них жил Велемир, другую он предложил занять мне. В той келье, которую мне предоставил волхв, было то же самое, что и в его… Глинобитная печь, похожая на русскую, только меньше размерами. Глиняная посуда: горшки для варки пищи, крынки, миска, чашка, деревянные, разного размера, ложки. Возле затянутого бычьими пузырями окошка стоял небольшой стол с берёзовой чуркой вместо табурета, вдоль стены широкая лавка, на которой можно было спать.
Возле окошка на стене висел глиняный светец с широким сосудом для воды и отверстием для лучины. На столе лежало огниво, трут из берёзовой капы. Вот и всё. Ничего лишнего.
В первый вечер мы с волхвом засиделись допоздна. В этот вечер я молчал, больше слушал. Сказывалось потрясение после вынужденной посадки и неприятие времени, в которое угодил, заброшенный шут знает куда чёрным вихрем. Мои чувства и мои мысли всё ещё были там, в будущем, которое вдруг оказалось для меня прошлым…
Краем уха мне приходилось слышать безумные гипотезы физиков о бесчисленности миров, о множестве Земель, обращающихся вокруг солнца и разделённых меж собой малыми промежутками времени. Слышал о множестве параллельных миров, в которых время течёт по-разному. В своём ли я мире угодил в прошлое, или чёрный вихрь закинул меня вместе с немцем в параллельный мир — разницы не было. Там и там — всё равно чужое время.
В памяти отчётливо возникали лица отца и мамы, родных и знакомых. Маячило лицо Сашки Мальцева и ребят из эскадрильи. Как они там? Разбомбили ли мехколонну, которую штурмовали, удачно ли вернулись на аэродром?
Они наверняка считают меня погибшим. И похоронка отправлена…Внезапно я замер. Шут возьми! Ведь никого из тех, о ком я вспоминаю, нет! Ещё не родились родители и друзья. Семь долгих веков до рождения.
Вот это да! Я исчез из двадцатого века, и он действительно перестал для меня существовать. Родословная нашей семьи, которой так гордился отец и наказывал держать язык за зубами, утеряла смысл…
Отец утверждал, что наш род ведётся от князей Мстиславских, разделившихся на несколько колен. Та ветвь рода, от которой произошла наша семья, постепенно захудала. И вроде бы истоки рода начинаются из этого времени. Выходит, что в моих жилах течёт кровь Рюрика!
В Советском Союзе происхождение нужно было скрывать. Зато в тринадцатом веке происхождение могло сослужить полезную службу. Мои исторические изыски подтвердил Велемир.
— Знаешь, унот, ты действительно похож на младого княжича, которого я зрел три лета назад во Владимире-Волынском. Только твои волосы немного темнее и короче.
Когда же я рассказал о тени исполинской птицы, которая накрыла меня, Велемир пришёл в восторг. Впервые мне пришлось слушать о Великой Богине Матери богов — птице СВА, которая изредка пролетает над миром. От взмахов её крыльев появляются исполинские вихри, которое смешивают время, текущее подобно реке. И тогда могут случаться разные чудеса вроде переноса в прошлое или будущее.
— Сами боги уважают и немного боятся её прилёта, унот. Матерь Сва не зря перенесла тебя сюда, — восклицал волхв со сверкающими от восторга глазами. — Предстоит тебе, Василько, совершить великое деяние!
— Какое? — я пожал плечами.
— Не знаю, только матерь Сва так просто человека в другое время не переносит.
Но меня почему-то не прельстило подобное предположение. Во-первых, я не верил в богов. Ни в старых, ни в новых. Чего не скажешь о Велемире. Он истово верит во всех богов языческого пантеона и ненавидит бога израильского. Хотя признаёт, что в последние века на Святой Руси языческие боги постепенно сдают позиции.
— Израильский бог побеждает старых богов только потому, что это выгодно князьям и богатым людинам, — попытался объяснить я.
— Как это — выгодно князьям? — возмутился Велемир. — Предательство своей веры не может быть выгодно никому. Это происки жидовских проповедников, наводнивших наши грады и веси.
— Выгодно и тем и другим, Велемир. Священнослужители получают церковную десятину, а также влияние на правящую верхушку. Князья и богачи получают укрепление власти. Согласно христовым заповедям, любая власть — от бога. Если правитель поступает во вред народу, вред исходит от помазанника божьего, и потому нельзя с ним бороться. Вера во Христа имеет в виду, что князья должны властвовать вечно. А вот волхвы и остальные служители старых богов всегда стремились ограничить княжескую власть. Так?
— Так, — вынужден был согласиться Велемир.
— Потому князь Владимир и решился на смену веры. В Новгородской летописи говорится о том, что волхвы выступили против Рюрика, когда он был призван народом. Волхвы утверждали, что Рюрик викинг, «находник» (пришелец). А ведь он был из славянского племени венедов, теснимых в то время германскими королями и сыном дочери Гостомысла. Волхвы протестовали против Рюрика только потому, что в его племени власть стала наследственной, а не выборной.
— Власть князя нужна только во время войны. В мирное время — совет старейшин, не князь.
— А я что сказал? Совет старейшин — это демократия, власть народа. Князь — это самодержавие. Потому князья стали искать поддержку в новой религии. Огнём и мечом крестили несогласных.
— Странно, унот, но я до сей поры не думал о нашей вражбе и ромейской вере с такого курса. Похоже, это всё объясняет. Но простой люд не примет Христа! Людины до сей поры поклоняются старым богам!
Дискуссия с волхвом то разгоралась, то затихала. А я вспоминал, что мне удалось прочитать. После крещения Руси Владимиром Святославичем экспансия славянских племён в сторону юга значительно ослабла. В борьбе со старой религией и волхвами тратилось слишком много народной силы и энергии. Киевские князья надолго забыли о своих планах.
Не было чёткого права о переходе власти в одни руки. Княжеские роды плодились, а вместе с этим дробились уделы. Принятие ромейской веры ослабило Русь, а татаро-монгольское иго заставило раздроблённые княжества вновь объединиться для отпора…
Этому способствовала укрепившаяся христианская церковь, которая к тому времени стала русской. Именно церковь повела борьбу со своевольством удельных князей и лествичным правом. Она стала тем стержнем, вокруг которого ковалось единство сил народа.
Через полтора века после битвы при Калке состоялась самая большая сеча с трехсоттысячным татарским войском под руководством Великого князя Московского Дмитрия Ивановича.
Битва произошла за Доном, на поле Куликовом. В битве воины русских земель разбили татар в пух и прах. После поражения монголы так и не смогли до конца оправиться. Их влияние и сила постепенно сошли на нет. Для этого понадобилось ещё полтора века. К тому времени народ русский стал народом христианским.
Велемир долго сидел молча, потом поднялся и зачерпнул из бочонка, стоявшего в углу кельи, глиняную кружку кваса.
— Сколько тебе лет минуло, унот?
— Двадцать четыре, — ответил я, — а тебе?
— Тридцать пять.
— Что? — я был ошарашен. — Всего тридцать пять? Я думал…больше!
— Власы да борода старят, Василько. Но ты прав — запустил я свой внешний вид. Один был потому что. Пора стричься, бриться.


Глава 5. Споры

Прошло три дня. Я ответил на все вопросы Велемира, и сам задал неимоверное количество. Постепенно успокоился и смирился с мыслью о своём положении. Понял, что судьба или случай, перенёсший меня в это место и время, не могут перенести обратно. Придётся приспосабливаться к новой жизни.
Наведавшись на могилу немецкого аса, мы подправили земляной холмик, обложили его дёрном, установили на место католический крест. Велемир помог вытесатьего из толстых дубовых веток…
Иногда мне казалось, что от этого не старого ещё человека исходит непонятная сила. Тем более, после того, как он подрезал волосы, сбрил бороду и оставил только усы, Велемир превратился в человека средних лет, только невероятно худого.
Вечером третьего дня меж нами произошёл разговор, который наполнил новым смыслом мою жизнь.
— Ты не веришь в богов, Василько, — начал разговор Велемир, — даже в Великую Матерь — птицу СВА. Хорошо. Никто не вправе заставить людина верить во что-либо, помимо воли. Во что же ты тогда веришь?
— Верю в добро. И в торжество справедливости, — улыбнулся я.
— Всегда ли справедливость побеждает, унот?
Этот вопрос заставил меня надолго задуматься и, наконец, осторожно ответить:
— Нет, не всегда.
— Ты глаголешь, что в твоём времени идёт война с войском западных варваров. Они тоже верят во Христа?
— Да. Многие верят. Наши верующие называют себя православными, верующие во Христа на западе, в основном, католики.
— И всё-таки вы воюете меж собой.
— Воюем, — разговор не нравился мне всё больше. Куда Велемир клонит?
— Воюете. Но у тебя нет оружия, Василько. Нет копья, меча, доспехов. Ты говоришь, что сражался на своей железной птице, но и в ней я не видел оружия. Ни лука, ни стрел. Не сражался же ты голыми руками?
— Оружие есть, только оно не такое, к которому ты привык, — обиделся я.
Не хотелось рассказывать Велемиру, чем вооружена моя «Чайка», насколько оно страшнее и опаснее.
— Что касается голых рук, то тут ты тоже не прав, Велемир. Отец в Первую мировую был пластуном. Он учил меня рукопашному бою. Приёмам. Так что с одним–двумя вашими воинами, вооружёнными мечами, я мог бы справиться голыми руками!
Велемир поглядел на меня и с сомнением покачал головой… Это задело меня за живое.
— Думаешь, не смогу справиться с воином, вооружённым мечом или копьём? — вызывающе спросил я.
— Не думаю, а веру имею. Не сможешь справиться даже со мной, если я вооружусь посохом. — Велемир хитро посмотрел на меня.
— Гм… С тобой я справлюсь одной левой. Разные у нас категории.
— Что такое «категории»?
— Разный вес тела. В спортивных состязаниях в борьбу вступают люди приблизительно одного веса. У меня под девяносто кило вес, а у тебя — около шестидесяти.
— Всё равно, давай попробуем. Я буду с посохом, а ты…скажем, с шестом, согласен?
Мы вышли из кельи и уселись на начавшую расти траву, выкошенную Велемиром раньше. Я чувствовал, что преобразившийся волхв хитрит, но не понимал — в чём именно.
Велемир уселся напротив меня в позе лотоса. Немного помедлив, я тоже последовал его примеру. По тому, как легко волхв принял эту позу, я понял, что в прошлом он часто находился в таком положении.
Ведь асана, которую используют до сих пор индийские йоги, служит для определённой цели: сосредоточения, концентрации мысли и мысленного расслабления. В данном случае волхв использовал асану для подготовки тела к физической нагрузке. В свою очередь Велемир тоже удивлённо уставился на меня:
— Ты знаешь эту позу, Василько?
— Отец учил, — коротко ответил я.
Минуты через три я встал на ноги, вытянул руки кверху, сцепил пальцы в замок и погнал волну — упражнение для разминки мышц и связок. Этому приёму отец начал учить меня с четырёх лет, а освоил я его только в восемь лет. Ни одно упражнение не доставляло мне в прошлом столько огорчений, как внешне простая и зрительно не очень эстетичная «волна».
Представьте себе, что вы начинаете с самых кончиков пальцев на ногах. Пальцы босых ног напрягаются, приподнимают человека, впиваются в почву, затем расслабляются. Начинают напрягаться другие мышцы стоп.
Волна напряжения медленно проходит вверх по ногам, переходит на торс и идёт выше головы, поднимается вверх по рукам и достигает кончиков пальцев. Следом за напряжением идёт волна расслабления.
Первые волны идут медленно, но последующие волны поднимаются вверх по телу всё быстрее и быстрее. Под конец упражнения волна проходит свой путь меньше чем за половину секунды.
Со стороны зрелище странное. Издали человек во время упражнения напоминает тростник, колеблющийся под порывами ветра, а вблизи можно видеть, как в самом неожиданном месте вспухают клубки мышц и опадают. Но проклятый волхв знал это упражнение! Ибо проделывал то же самое!
Вместе мы сделали упражнения на проверку реакции и растяжки, совершили несколько акробатических прыжков с передним и задним сальто.
— Ты, Василько, молодец ! И всё одно, отделаю я тебя своим посохом, как боги святы!
— Эт-то мы ещё посмотрим! — я с уважением смотрел на волхва. Одни мослы торчат, а как движется. Если он так же ловко управляется со своим посохом…
Велемир взял посох в руки. Вытянул перед собой и закрыл глаза. Массивный посох пришёл в движение, и скоро передо мной возник стремительно вращающийся круг. Потом посох начал летать вокруг Велемира по самым немыслимым траекториям, исчезая и вновь возникая в его руках в невероятных позициях.
— Как видишь, мы тоже кое-что могём, Василько!
— Ты прав. Такого мой отец не показывал, — вынужден был признать я. — Ты достаточно размялся? Тогда начинай. И помни: в конце поединка я свяжу тебя твоим же посохом!
— Это мы поглядим! — отозвался Велемир, и мы начали…
Чёртов волхв! Он действительно мастерски владел посохом. Но был и недостаток — Велемир защищался действительно великолепно, а вот нападал не очень уверенно. Всё-таки пару раз его посох чувствительно прошёлся по моим рёбрам, пока я приноравливался к его манере.
Каждый мастер рукопашного боя имеет свои индивидуальные особенности в проведении одних и тех же приёмов. Велемир сражался несколько…вычурно, если можно так выразиться. Отец учил меня более рациональному стилю.
Некоторые приёмы Велемир не знал, и я не преминул этим воспользоваться. Выбрал момент и резко ударил шестом по посоху возле самых кистей рук. «Отсушил» ему на несколько мгновений мышцы. Посох вылетел у него из рук, а я сбил его с ног, дотянулся до посоха и мгновенно им связал своего визави. Волхв не обладал достаточной гибкостью и специальными приёмами, чтобы освободиться, и потому застыл в нелепой позе лягушки.
— Всё. Сдаюсь, унот! — прохрипел он. — Можешь убрать посох. Не думал, что связывание будет столь унизительным.
Когда я его развязал, Велемир пару минут сидел, тяжело отдуваясь.
— Где тебя учили владению боевым посохом? Этому обучают с раннего детства только будущих волхвов. Витязи их не знают.
— Тебя тоже учили с раннего возраста? А меня учил отец. Многому учил, но приёмам с шестом уделял меньше внимания. Больше учил бою голыми руками и ногами.
— А ещё чем владеешь, кроме шеста?
— Учил биться саблей, вольтижировке…Умению хорошо держаться на коне и выполнять на нём всякие фокусы. То есть делать всё то, что умеет делать любой казак…
— Не знаю, кто такие казаки… Вот нас, будущих волхвов, отбирают из чадо-ребят… Так и меня отобрали, когда мне исполнилось три с половиной года. Совет волхвов Велесовых решил, что я подхожу для исполнения службы хранителя кумирни бога. Но — волхвам запрещено держать в руках мирское оружие. Потому учат с детства володеть посохом — для защиты от злых людей. Для защиты кумирен есть другие божьи ближники, которых учат владеть мирским оружием. Это — боготуры. Они — настоящие воины. А я — только хранитель…
Велемир помолчал, потом продолжил:
— В тринадцать годов, сталось — паки ведовство и волшба мне любы. Думкой своею каждого полонить сумею… вести слать мыслею. Могу лечить руками болезни и раны. Останавливать руду-кровь. Окромя этого, стал разуметь грядущее. Видеть разумом, что должно произойти через колико времени. Тяжек дар предвидения! Лучше бы его не иметь. Простой люд верить не хочет, а случись что, бают: накаркал. Порчу навёл своим карканьем… Мои власы зришь? Так вот. Поведал я одному князю, что через пару седмиц его сын на охоте туром запорот будет, ежели не остережётся. Князь не поверил, а когда беда случилась — в поруб бросил сырой да тёмный… Седым ушёл из того поруба только через три лета. Волшба помогла выбраться…


Глава 6. Что делать

На четвёртый день я завёл двигатель с помощью Велемира и загнал «ястребок» в берёзовую рощу. Замаскировал в кустарнике. Внимательно осмотрел подвеску пятикилограммовых бомб, «эрэсов», и тяжело вздохнул. Боеприпасы не израсходованы, применять в этом времени не придётся. И лететь некуда. Только тут увидел, что Велемир лежит в траве вниз лицом и зажимает ладонями уши. Я подошёл и тронул его за плечо.
— Ты чего?
Волхв поднял голову и глянул расширенными глазами.
— Страшно, Василько. Твоя птица ревёт, как десяток окаянных Змиев Горынычей. А пошто она в тот раз молчала?
— В тот раз бензопровод был перебит. Потому и молчала, что мотор не работал.
— Если бы тогда твой мотор ревел, как сейчас, я бы близко к тебе не подошёл!
— Если бы, да кабы, то во рту росли грибы! И был бы не рот, а целый огород! — передразнил я его. — Вставай, не труси!
На мою подначкуВелемир смущённо хмыкнул и поднялся на ноги.
— Легко тебе гуторить! Сам-то как такой рёв переносишь?
— Привык, — отозвался я. — В наше время всё на моторах держится. Вся техника. Трактора, чтобы землю пахать, грузовые машины, чтобы грузы возить. Мотор — намного сильнее сотни лошадей. Без моторов наша техника тоже мертва. Тогда в воздухе у меня мотор без горючки заглох. Потому пришлось садиться на вынужденную посадку.
— Много нужно знать, чтобы суметь здесь у нас такую горластую птицу сотворить?
— Много, Велемир. Очень много. Для этого нужны знания и труд тысяч людинов. Я — только пилот, возница. Умею лишь летать и сажать «Чайку» на землю. Умею сражаться с врагом. Но я и сотой доли не знаю того, что нужно знать, чтобы построить такую птицу.
— Как ты на ней воевал? Ты же не умеешь стрелять из лука.
— Зато умею стрелять из другого оружия.
— Я вот думаю все дни: что имела в виду Великая СВА, когда забрала тебя из грядущего? Что ты станешь хорошим воином, это и так видно. Но таких витязей пруд пруди. Для чего тогда?
— Тут ты прав. Голыми руками долго не навоюешь, — согласился я.
— А твоя летающая птица? Ты как-то обмолвился, что с помощью таких птиц вы сражались с ворогами. Она и сейчас опасна?
— Горючего израсходовано едва одна треть. Боезапас почти полный, — вяло отозвался я, — боезапаса хватит на штурмовку батальона. Только здесь «фрицев» нет. Единственный «фриц», и тот лежит под дерновым одеялом…
Я не успел договорить. Велемир уже был возле меня и тряс за плечи изо всех сил.
— И ты молчал, змий окаянный?! Почему сразу не молвил, что своей птицей воевать мунгалов можешь? Могёшь помочь нашим воям?!
— Погоди ты!
Я оттолкнул от себя волхва. Шут его знает, заполошного: «Помоги нашим воям»! Думает, всё так просто. Понятно, волхв болеет за будущее своего народа. Я — тоже русский. Но имею ли право вмешиваться в события тринадцатого века? По отношению к моему времени эти события давно произошли. Записаны и оплаканы, как в летописях, так и в народе.
Что случится, если я на своей «Чайке» грубо вмешаюсь в ход истории? А вдруг с моей помощью русские дружины победят? Что тогда? Изменится история Руси, ведь столько людей могут остаться живы, не погибнут под ударами конницы татаро-монголов, останутся в живых князья, что погибли под помостом, на котором пировали победители… Дьявол!..
Останусь ли жив я сам? Ведь ниточка уцелевших жизней протянется в грядущее, даст начало новым людям, разольётся половодьем новых родов. Перемешается всё, и вполне может получиться так, что мои родители не встретятся в начале двадцатого века, или их вообще не будет. Будут жить и радоваться жизни совсем другие люди…
А если всё останется, как есть? Всё равно для родителей я останусь мёртвым. Придёт похоронка или, в лучшем случае, напишут, что лейтенант Местославин В. Р., лётчик пятьдесят шестого истребительного полка, пропал без вести…
Поможет ли Русской Земле победа? Ведь тогда останутся в живых князья, а они не прекратят усобицы. Значит, следующий поход монгольских туменов, который начнётся глубокой осенью тридцать седьмого года, по-прежнему достигнет цели — уничтожения русской военной силы, и начнётся трёхсотлетнее татарское иго… Которое отбросит народ далеко назад в социальном развитии, обескровив русские княжества поборами и набегами. Я же исчезну без следа, как будто и не было, а история пойдёт прежним путём…
— Чего годить?! — продолжал между тем кипятиться Велемир. — Ты нашей, славянской крови! Неужто тебе нет разницы, падут или будут живы тысячи людинов? Да я бы на твоём месте!..
— Вот именно, Велемир! На моём.
И я объяснил волхву, о чём думал. Велемир внимательно выслушал мои доводы и надолго задумался. Я не мешал думать. Сам постепенно склонялся к мысли об осуществимости авантюры, которую предложил Велемир.
Чем чёрт не шутит, а свинья не съест! Думать о том, продлится моя жизнь или нет — дьявольски глупое занятие. Если оставить глупости, которые несёт Велемир насчёт избранности богами, то есть я, и есть моя «Чайка» с полным боекомплектом.


Глава 7. О боге и картошке

Каждый день мы с Велемиром поднимались на шатровую крышу кумирни, куда вела узенькая лестница. Оттуда открывался вид на много километров вокруг. Вдалеке иногда проскакивали всадники, прогоняли стада скота, овец или табунок лошадей. И каждый раз Велемир, который обладал острейшим зрением, комментировал: куманы стадо гонят…черемисы… А вот скачет мунгальская сторожа. Скот угнали у куманов.
Иногда видели стада куланов, стада диких косуль. А однажды мерно прошествовало стадо диких быков — туров. Вернее, туриц. На меня они сначала не произвели большого впечатления. А что? Коровы как коровы, ведомые быком свирепой наружности со шкурой буро-серого цвета с тёмной полосой вдоль хребта.
Мы тоже не оставались одни. Обитатели здешней степи знали о местонахождении древнего капища. Изредка к нам на огонёк заворачивал черемис или половец, и с каждым Велемир бойко разговаривал на его языке, возбуждая во мне зависть.
Волхв уходил с гостем в храм к старому богу и что-то там вещал, а у нас появлялся то солидный кусок плотного степного сыра, то небольшой мешочек зерна, то молодой барашек.
На пятый день нагрянула делегация торков во главе со старейшиной. Они подозрительно поглядывали на меня раскосыми чёрными глазами, потом ушли к Велесу, отнести приношения. Я в таких случаях в храм не ходил.
Рано утром на маленькой, мышиного цвета лошадке к нам пожаловал кривоногий куман с хитрым взглядом и реденькой бородкой, растущей смешными кустиками. Он говорил по-русски, но с таким невероятным акцентом, что понять его было трудно даже Велемиру. А так как я только-только стал сносно понимать Велемира, то с куманом получались уморительные диалоги.
Я уже понимал, что Велемир не так прост, как кажется. Он не только выполняет обязанности волхва-хранителя капища, но и следит за передвижениями в степи. А так как он был исконно русским человеком, то я был за него спокоен…
Говорили мы с Велемиром о многом. Почти во всём он был честным и добродушным людином. Но только до тех пор, пока не заходил разговор о ромейском боге. Спокойствие слетало с него мгновенно.
— Не понимаю, Велемир. Недавно приходил куман, и ты отвёл его в храм к Велесу. Но ведь он поклоняется другим богам. Не славянским.
— Ну и что? Каждый человек волен молиться тому богу, с каким согласна душа. Душа выбирает веру.
— А если придёт христианин, ты тоже поведёшь его в храм, чтобы он там молился своему Яхве? На святой земле славянского бога?
— Могу и повести, если нужно. А насчёт святости места ты, Василько, ошибаешься. Обращаться к богам можно в любом месте. Всё зависит от искренности веры.
— Ты однажды обмолвился, что помимо всех известных богов есть ещё один бог — всё на белом свете вмещающий, но ты не назвал его имени. Оно что — под запретом?
— Просто он не имеет имени. Он — отец и мать всего сущего. Всего, что есть, было и будет. Он — сама вселенная и вмещает в себя всё: богов, людинов, тварной мир, далёкие звёзды и само время. Даже Сварог — отец богов и людинов — суть толика сущного безымянного бога для земной Яви. Я пожалуй неправильно назвал его безымянным. У него неисчислимое множество имён, и в каждом имени, как в травинке на лугу, заключена частица его сущности. Сам он бесконечен. Даже Великая Мать, птица СВА, владычица времени — и та лишь малая часть его сущности и космической «Прави».
Велемира понесло, но я остановил его.
— А о боге ромеев ты что-нибудь читал?
— Нет. Зачем мне это?
— Ты борешься против его служителей. Ненавидишь всей душой за попрание веры отцов и ничего не знаешь о том, чему верят христиане? А ведь христианство, как религия, зародилось тысячу двести лет назад и как всякое вероучение понемногу эволюционирует, изменяется и приспосабливается к местным условиям.
…Если бы человек по имени Иисус Назарянин поглядел сейчас на православные храмы, на изображение самого на иконах, послушал, что говорят от его имени, пришёл бы в ужас.
Что всё это ложь, что он такого не говорил и не думал. Например, геенна огненная — это не ад, а голое поле за Иерусалимской стеной, на котором жгут мусор и выбрасывают туда отходы. Это городская свалка, какая бывает возле каждого поселения людинов.
Неожиданно Велемир захохотал, да так заливисто, что я был вынужден прервать монолог.
— Ой, не могу! Выходит, христианский ад — это градская свалка! А ты откуда это знаешь?
— Отец порекомендовал прочитать Ветхий и Новый Заветы, то есть христианскую библию. Сказал, что можно не верить в бога и отрицать его существование, но делать это нужно не с чужих слов, а тщательно изучив противника. Я начал читать нехотя, а потом увлёкся. Стал изучать и всему прочитанному старался противопоставить собственные аргументы. В библии много наивного, даже детского.
Я принялся рассказывать Велемиру, о чём читал и что думал по этому поводу. Признал, что в библии почти в мифологической форме прослеживается жизнь маленького кочевого народа пастухов. Его нравы и обычаи, а также несоответствующая могуществу маленьких племён жестокость и гордость.
Сейчас они могут гордиться тем, что учение еврейского пророка даже тысячу лет спустя меняет лицо мира. Самое интересное, что сам израильский народ не понял и, в большинстве, не принял учение Иисуса Христа. Казнил его на кресте вместе с разбойниками.
А может, это была временная победа представителей старой религии, внезапно понявших, что в своём учении Иисус подменил сущность древнего бога Яхве или Иеговы. Оставил от него только имя, наполнив его совершенно новым содержанием.
В моё время церковники стараются не упоминать имени древнего бога. В изданиях библии, в разговоре. Просто БОГ без имени. Мудрый бог, всеведущий, всезнающий, всепрощающий, к которому можно обратиться с любой просьбой.
БОГ — есть добро. И все людины — его дети. Он чем-то похож на того бога, о котором недавно рассказывал Велемир. Если учение Христа было вначале религией маленького, угнетённого народа, стонущего под игом римлян, государства, которое в то время завоевало и покорило большинство царств Древнего мира.
Постепенно эта религия стала верой всех угнетённых народов, религией римских рабов. Первые римские императоры боролись с христианством, в цирках бросали христиан на съедение диким зверям, гноили в тюрьмах. А потом в Риме и Константинополе стали изучать учение Христа, чтобы знать, как лучше с ним бороться, и поняли, что выгоднее сделать христианство государственной религией, приспособить для своих нужд и целей.
— Понимаешь теперь, почему Византия так стремилась насадить христианскую веру на Руси?
— Чтобы завоевать?
— Может и так, но, скорее всего, чтобы сделать народ Руси единоверцами. Чтобы не ходили в походы на земли Византии, не опустошали набегами. Кстати, не напоминает ли тебе этот бог неназываемого бога, о котором ты только что рассказывал с таким жаром. Христиане отрицают существование других богов, кроме единого, которого тоже считают сущностью Вселенной.
После этого разговора Велемир долго молчал, о чём-то думал, изредка украдкой поглядывая на меня. Я достал пистолет из кобуры, разобрал и стал смазывать, протирая мягкой тряпочкой. Велемир видел, чем я занимаюсь, но не задал ни одного вопроса. Наверно и так догадался, что это оружие.
Вечером, доставая инструменты из пространства за бронеспинкой сиденья, я обнаружил спрятанный техником узелок с «НЗ». В узелке оказалось три яйца, сваренных вкрутую, горбушка хлеба, завёрнутая в газету, щепотка соли и пять картофелин.
Сначала я подумал, что картофелины варёные, но потом с удивлением убедился, что они сырые. Когда я это понял, моей радости не было предела. Ведь это уникальная возможность развести американский корнеплод, тоже ставший хроноизгоем!
Картофелины были торжественно внесены за частокол, предъявлены Велемиру и не менее торжественно посажены в удобном месте. Вдолбил в голову Велесова служителя, как с картофелем правильно обращаться и хранить.
Велемир отнёсся к моему восторгу с прохладцей, но я был настойчив. Рассказал волхву, какую важную роль сыграла картошка в истории нашего государства. Как Пётр Первый заставил своих приближённых сажать на полях этот корнеплод, как постепенно картошка получит народное признание и избавит народ от весеннего голода. Как всего за три десятка лет население страны утроилось, потому что теперь людины не умирали от голода. Кажется, убедил.
Я пошарил в карманах лётной куртки и обнаружил в них с десяток подсолнечных семечек и три зёрнышка пшеницы и тоже посадил на крохотном огороде, заставив Велемира дать клятву, что будет полоть и окучивать, поливать в любом случае.
Раз вышло так, что меня забросило в прошлое, можно увеличить разнообразие своего стола. Впрочем, как и других обитателей тринадцатого века. Но, прежде всего, нужно вырастить эти клубни до стадии кустов и завязи подземных хранилищ углеводов и крахмала — это означает, что осенью Велемир получит сотню клубней.
Я вздохнул. Ежели останусь жив, даже пробовать не придётся, на следующий год тоже. Мне уже успело поднадоесть однообразие пищи, которой потчевал Велемир. Не хватает привычной мне жареной картошки!


Глава 8. Тревога

В сумерках к Велемиру прискакал давешний кривоногий куман, что-то быстро протараторил и вновь умчался в степь. Волхв поглядел ему вслед, потом перевёл взгляд на меня.
— Вчера княжеские дружины перешли Калку. Вместе с куманами. Стали станом возле берега. Это — вёрст тридцать отсюда к полудню, — волхв махнул рукой, указывая направление. — В полдень куманы засекли мунгальских сторожей, к вечеру на холмах появились передовые тумены…
Я кивнул, тоже поглядел на волхва.
— Завтра с утра?
— Нет. Начнут ближе к полудню. Идём, Василько, в храм к старому Велесу. Буду молить бога за тебя.
Возле образа старого Велеса мы пробыли долго, Велемир шептал что-то, выложил перед ногами Велеса подношение: сыр, варёные яйца, рог с квасом. Потом оглянулся на меня:
— Подбрось в огонь пару поленьев, Василько, а потом подойди ко мне и встань на одно колено.
— Почему именно на одно? — тихо спросил я, делая, как сказал волхв.
— Потому, что ты не раб! Это посвящение, а не взятие в рабство. Теперь ты боготур, Василько! Ближник старого Велеса. Бог принял дары. Вишь, полыхнуло как!
Я покосился на костёр. Он действительно горел ярким, рвущимся ввысь пламенем. На миг показалось, что в свете пламени глаза бога тоже вспыхнули, налились жаром, стали приближаться ко мне, увеличиваясь в размерах, ожили.
— Теперь пойдём, боготур Василько, спать, — раздался над ухом голос волхва. — Утро вечера мудренее!..
…Утро выдалось ясным, солнечным. Лёгкий ветерок тянул из степи, неся с собой запахи трав, цветов. Жужжали проснувшиеся спозаранок пчёлы, собирая пыльцу и нектар, копошились возле колод, стоявших в углу палисада. Сверкали в солнечных лучах сияющими самоцветами капли росы. Всё дышало спокойствием и миром.
Мирная земля, мирная степь. Не верилось, что где-то в тридцати вёрстах собрались люди, решившие во что бы то ни стало перерезать друг другу глотки, вцепится друг в друга, словно дикие звери.
Я не торопясь позавтракал, оттащил от покрытого капельками росы «ястребка» закрывавшие его ветки и кусты. Забрался в кабину, проверил показания приборов. Всё правильно: горючего чуть больше двух третей, аккумулятор заряд держит, подвески бомб и «эрэсов» — в порядке. Тридцать вёрст — это мне на пять минут полёта.
— Когда начнём? — спросил я стоящего рядом Велемира.
— Пока рано, — ответил тот с отсутствующим видом, словно прислушиваясь к чему-то.
— Тогда пойдём, заберёмся на купол храма, — предложил я, — может, оттуда что-то увидим.
— Нет нужды, боготур. Мы и отсюда услышим, когда время придёт.
Ждать и догонять — хуже всего. Прошло часа два, когда я услышал в степи далёкий свист. Волхв встрепенулся, поглядел на меня.
— Куманы предупреждают, что сеча началась. Княжеская рать двинулась вперёд. Мунгалы пока отступают, заманивают. Буди свою птицу, боготур! Пора!..
— Контакт!
— Есть контакт! — браво откликнулся Велемир и ловко отскочил в сторону.
Мотор чихнул несколько раз, взревнул, заработал на средних оборотах. Я дал ему прогреться. Притопил газ, проверив мотор на различных оборотах, затем руками показал Велемиру, чтобы тот убрал из-под колёс берёзовые чурки.
Траву пригнуло к земле вихрем от винта, и «Чайка» медленно покатилась к месту старта, обозначенному вешками. Мотор взревел в режиме взлёта, «Чайка» понеслась вперёд, набирая скорость. Отрыв.
Я не стал набирать высоту. Вполне хватало двух сотен метров. Здесь по тебе не станут стрелять зенитки, не подкараулят «мессеры». Красота! И видимость великолепная, река отсвечивает серебром; вдали, за небольшими рощами, шевеление тёмной массы.
Пять минут. Всего пять минут, и я окажусь над местом сражения, буду убивать вооружённых саблями да луками людей, сжигать «эрэсами», поражать бомбами. Против меня и моей «Чайки» они — словно безоружные младенцы.
Противно. Я же не бог, чтобы равнодушно расстреливать монгольское войско, которое против меня беззащитно. Но, если не сделать этого, в будущем погибнут десятки, если не сотни тысяч жизней. Черти бы побрали Чингиза, вздумавшего завоевать мир!..


Глава 9. Ранение

Боль… Она огненными клубками прокатывалась по телу. Вверх и вниз, вверх и вниз…Потом она стремительно поднималась к голове и, сосредоточившись в районе затылка, превращалась в ослепительно-белый ком пламени, грозящий сжечь мозг.
— Дядько Глузд, — бормочу я, продираясь сквозь боль, — убери от затылка уголья. Жгут…
И чувствовал, как большая, с застарелыми мозолями, рука снимала с моего горящего лба высохшую тряпку, легонько ложилась на лоб, потом исчезала и вместо неё появлялась свежая мокрая тряпка.
Свежая мокрая тряпка на лбу приносила временное облегчение. Слепящий ком боли тускнел, отступал дальше, и я на несколько минут проваливался в забытьё, заменившее сон. Потом боль и сопровождающие её кошмары возвращались снова.
В кошмарах не только прошлое мешалось с недавними воспоминаниями, но проходили в них как бы две отдельных жизни, которые я успел прожить. В кошмарах они спорили меж собой, а я не мог решить — какая из них настоящая.
То я видел себя парнишкой лет шести на спине огромного боевого коня. На мне — богатая одежда и красные сапожки с загнутыми вверх острыми носками, на голове опушённая соболем атласная шапка, а на плечах алое корзно, застёгнутое на плече золотой фибулой. В руке у меня маленький изогнутый меч. Я держу его в правой руке и напрягаю свои невеликие мышцы, ощущая тяжесть настоящего оружия.
— Осторожней, княжич! — слышу рядом низкий хрипловатый голос. — Меч остёр. Рубя лозу, не сруби Серку ухо, Василько!
— Не срублю, дядько Глузд! — мой звонкий голосок разносится далеко окрест. — Н-но, Серко! Быстрей, волчья сыть!
Мои красные сапожки приходят в движение. Укреплённые на запятниках харалужные шпоры со звездчатыми колёсиками касаются боков коня, и тот, вздрогнув, переходит на рысь.
Я правлю скакуна к растущим по краям лесной поляны кустам, на мгновенье оглядываюсь и вижу встревоженное лицо дядьки. Потом и фигура дядьки Глузда, и сама поляна бледнеют, закрываются туманом. Всё исчезает…
Следующее видение переносит меня на другую поляну. Я вижу перед собой покрытое росинками пота лицо отца. В руках у него коса, кажущаяся в отцовских руках игрушечной. И косовище с перетянутой ремешком ручкой, тоже маленькое, по моему росту.
— Держи, Василий! — скрывая улыбку, строго говорит отец. — Коса твоя. Под тебя настроена. Будешь косить меж кустами. Там, куда мне тяжко забраться, а тебе — в самый раз.
— Да я, пап, стараться буду. Все кусты обкошу! — захлёбываясь от восторга, кричу я.
— Обкосишь, ясное дело, — соглашается отец. — Только помни, как правильно косить нужно. Не торопись и прижимай пятку.
Отец ставит меня впереди себя, нагибается. Его большие руки ложатся на мои, помогают правильно взяться за косовище.
— Начали! — командует он. — Не руками. Включай в работу торс. Отводи косу назад с поворотом туловища. Потом посылай косу по кругу, прижимай её к земле и одновременно раскручивай влево торс. Да не носок косы, а пятку прижимай. Не давай косе в землю воткнуться, веди по земле пяткой!..
Я пытаюсь делать всё так, как говорит отец. Пока плохо получается, но я не унываю. По словам отца — ничто не даётся сразу, без труда. Вдруг поляна и окружающие её деревья исчезают вместе с отцом. Остаётся яркая голубизна небосвода, который вращается по часовой стрелке вокруг небольшого облачка.
Следующий кошмар застаёт меня в кабине «Чайки», и вновь у меня на хвосте висит «мессер», которого никак не могу стряхнуть. Страх накатывает волнами, спина чувствует перекрестие нитей вражеского оружия, нацеленного на тебя. Я верчусь, как белка в колесе, скольжу то вправо, то влево, а прицел не сбивается ни на секунду. Скорее бы давал очередь! А то издевается, фашистюга! И вновь меня вместе с машиной подхватывает чёрный, пронизанный молниями, вихрь, и всё исчезает…
Кошмары перемежались. Моё детство и детство ещё кого-то перепутались в сознании. Второго «я» звали Васильком, по отчеству Романовичем, и был он знатного рода. Вокруг него вечно крутились няньки; суровый пожилой человек с покрытым шрамами лицом был его дядькой-воспитателем. Звали его Глузд. Глузд обучал второе «я» владению игрушечными мечами, саблями, лёгким копьём. Обучал выездке на смирном маленьком коньке, грубовато поправлял, если тот принимался капризничать.
Изредка я видел его сурового отца, но чаще мать. Отец его был князем. Князь Роман — так его звали. Его я в своих кошмарах видел в разных видах: то бородатым воином в длинной кольчуге и покрытых пластинками железа сапогах, то в богатой старинной одежде. Он носил княжеское корзно (плащ знати с меховой опушкой, носимый поверх кафтана) алого цвета. Золотые перстни на пальцах. Кафтан старинного покроя ладно сидел на широких плечах, полосатые штаны заправлены в сафьяновые сапоги с загнутыми вверх носками.
Мать того Василька я не видел. Лица всплывали из памяти второго «я», иногда я знал, как зовут того или другого людина, иногда нет. Лица людинов, лица отцовых ближников, челяди проплывали чередой. Возникало лицо старшего брата, глядящего на меня спокойными серыми глазами, слышал его голос:
— Держись, Василько, не поддавайся Маре! Борись!..
Шло время. Мой лоб уже не пылал, и мокрая тряпка не была надобна. Уходила боль. Становилась глуше, терпимее, уходила быстрее. Кошмары кончились. Открыв глаза, я, наконец-то, узнал склонившегося надо мной Велемира.
— Как ты, унот? Пришёл в себя?
— Я у тебя в келье? Что со мной было?
— Не знаю. Обнаружил тебя на реке Шарук, тот самый, что тебя в капище видел. Меж капищем и местом сечи. Наверно, главой сильно ударился. Когда тебя нашли куманы, ты лежал на песчаной косе с окровавленной главой и без сознания. Твоей железной птицы нигде не было видно. Сам-то, боготур, что помнишь?
— Смутно. Когда горючка кончалась, повернул назад к капищу. Потом мотор заглох. Я пошёл на вынужденную. Ты лучше скажи, чем дело кончилось?
Велемир улыбнулся.
— Да, победили наши. Победили! С твоей, боготур, помощью. Не думал, что у тебя есть такое страшное оружие, которое может метать огонь и блискавицы. Гриди сказывают, будто Перун-бог на колеснице огненной над сечей летал и громами поганыхтож глушил.
— Победили? Ну и слава богам русским. Я пить хочу, Велемир. И жрать тоже. А «Чайка» моя, похоже, в реке утонула. Жаль.
Внезапно Велемир поднял голову, словно прислушиваясь.
— Погодь, Василько. Похоже, гости у нас. Встретить надобно.
Когда волхв вышел, я огляделся. Лежал я в своей келье, на своей лавке, под одеялом из волчьих шкур, обнажённый. Голова была забинтована тряпками. Рядом с лавкой на табурете сложено обмундирование. Выстиранное, чистое. Рядом скляницы и горшочки с лекарствами… Интересно, сколько я провалялся? Голова до сих пор побаливает…
За дверью кельи раздались шаги многих людей. Дверь распахнулась рывком, и в дверном проёме возникли двое. Остальные столпились сзади. У передних лица знакомые. Видел в своих кошмарах. Брат второго «я» Даниил и дядька Глузд.
— Даниил? — для проверки спросил я.
Прокалённое солнцем лицо с аккуратной бородкой рывком надвинулось, нависло надо мной.
— Василько? — словно не веря самому себе, произнёс человек. — Живой, братишка! А мы уже тризну по тебе справили!
Я попытался приподняться. Но он поспешно опустил на мою грудь жилистую руку.
— Лежи, брат. Лежи! Поправляйся!
Радом с лицом Даниила возникло лицо другого, старого человека. В кошмарах он выглядел более молодым. Седые волосы, тронутые сединой борода и усы. Лицо в старых шрамах, на глазах слёзы, но он улыбался.
— Живой, сынок. Не забрала тебя Мара. Слава богам и Велесу Старому!
— Погоди, дядя Глузд, — попытался остановить я его, — это не я, а другой. Я тоже Василий. Спросите Велемира, он расскажет.
Слабость опять накатила речной волной. Я закрыл глаза и медленно поплыл во тьму…


Глава 10. Сеча

Мотор прогрет, уверенно набирает обороты. Тормоза убраны. Лёгкий «ястребок» стремительно набирает скорость и идёт по отмеченной вешками взлётной полосе. Скрывается за обводами кабины лицо Велемира. Указатель топлива уверенно стоит на первой трети. А две оставшиеся трети— это около сорока минут полёта. Хватит.
Боезапас заранее проверен. Крепления двадцати штук «эрэсов», малых авиационных бомб, коробки патронов к пулемётам. Тоже достаточно. Отрыв! Машина легко идёт в набор высоты. Набираю высоту в триста метров и иду в направлении Калки. Выше не нужно. Здесь пока ещё не придумали зениток.
Скоро должны показаться обе рати. Наша и монгольская. А также холмы, на одном из которых разместился Субудай с остальными монгольскими начальниками туменов, а также холм с предводителями русских войск и Мстиславом Киевским.
Прошло пять минут, и впереди на мирной зелени степного разнотравья заклубилась серая подвижная масса. С высоты трёхсот метров отчётливо виднелись группы передвигающихся миниатюрных всадников, реющие над ними стяги и бунчуки.
Я немного опоздал. Часть русских войск и конница куманов уже столкнулись в жестокой сече. Справа от меня находился холм, окружённый русскими войсками, а слева холм занятый военачальниками Субудая.
Пройдя над сражающимися войсками, я сделал крутой разворот и, снизившись до сотни метров, выпустил пару «эрэсов» по левому холму. Его вершину тут же охватила стена пламени. В разные стороны посыпались объятые пламенем люди и кони, взлетела в воздух повозка.
Я невольно содрогнулся. Ведь я всё-таки вмешиваюсь в ход истории! Убиваю беззащитных передо мной людей. Что они могут против моей «Чайки» со своими стрелами и саблями? Конечно, я читал о жестокости монголов, знал, что победители устроят тяжёлый помост над телами пленных русских князей, и те задохнутся под тяжестью пирующих на помосте монголов.
Но использовать оружие будущего против людей тринадцатого века — совместимо ли с кодексом воинской чести, о которой мне так часто говорил отец?
Вполне возможно, что не только среди русских, но и среди монгольского войска есть люди, которые являются моими далёкими предками. Что будет, если сейчас я уничтожил кого-либо из них? Не исчезну ли я, таким образом, сам без следа? Потом передо мной встало лицо Велемира, и минута слабости прошла.
Остервенев от подобных мыслей, идя на бреющем полёте, я выпустил по войскам монголов остальные «эрэсы» и, поднявшись на высоту двухсот метров, некоторое время следил, как растерявшиеся поначалу войска русских и половцев с удвоенной силой обрушились на неприятеля. Потом я стал сбрасывать свои бомбы по скоплениям людей, стараясь не зацепить своих.
Затем я носился на бреющем над повернувшей назад массой бегущих степняков и расстреливал их из пулемётов. А когда кончились патроны, просто носился над ними с рёвом, почти цепляя всадников лопастями винта, матерясь и выкрикивая что-то невнятное. Хорошо, что за рёвом мотора я не слышал криков, лязга сабель, визга коней, стонов раненых и всех тех шумов, что сопровождают любое сражение…
Взгляд, брошенный на указатель топлива, заставил меня очнуться. Стрелка указателя стояла на нуле. Пора было возвращаться к Велемиру…


Глава 11. Возвращение

Сознание возвращалось с трудом…Что-то тяжёлое давило на мозги, заставляло лежать бревном и ничего не хотеть. Я ничего не видел, но, тем не менее, прекрасно слышал голоса нескольких мужчин.
— Всё! Alles! The travel is over (путешествие закончено — англ.)! Владислав, вы слышите меня?
Я слышал, но, по привычке одного из самых хитрых и осторожных российских олигархов двадцать первого века, молчал…Пусть «молотят»… чего-нибудь, для меня непредназначенного, узнаю. Этот голос, похож, кстати, на голос Велемира. Чёрт возьми, кто я и где… Почему я какой-то олигарх, а не Василько Романович, или, на худой конец, не «совдеповец» Вася Местославин? А вот голос, похожий на Сашки Мальцева говорок:
— Фу-ты…Есть темпоральная блокада подсознания!
— Йес, йес… Вовремя тормознулись. Ещё немного, и начался бы процесс распада личности…Нарушилась временная событийная последовательность, и начала формироваться вторая субличность… Василько этот…Наш Владислав Георгиевич не смог уцепиться за конкретную личность: либо Васи Местославина, либо Василько…
— Ну, хрен с ним и с его личностью. Аванс полтора лимона баксов мы получили…завтра–послезавтра — ещё полтора…Владислав Георгиевич Мещерский…подумаешь… «владелец заводов, газет, пароходов»…
— А я ж тебе говорил, что перед погружением, перед отключкой сознания, рядом с погружаемым объектом должен быть один человек ради сохранения личности в адеквате…У нас же было такое. Если ты ведёшь погружение — то обязательно всплывает тема Второй мировой войны, у меня — раннее русское средневековье…Почему, спрашивается?
— Почему? Потому! Потому, что «сапожник без сапог»! Мне, кажется, что в наших персональных генных кодах, ПГК, эти темы самые проблемные и энергоёмкие по силе переживания. Мы сами с этими темами не работаем, и они реализуются в виде воспоминаний на наших объектах?!
…Полная моя самоидентификация уже произошла, но мозги всё равно работали по устоявшейся привычке. Скажем, кто-то постоянно влюбляется, а постоянно думаю… Вот козлы! Просил же: ребята, проведите реальную интеллектуально-психическую коррекцию, подправьте, подчистите либидо…снимите чуждые мне заговоры, наветы, чёрные приветы и прочий психический мусор. А они не только ничего не сняли, а нагрузили своим психическим мусорком?! Сволота шаманистко-хакерская…
«У нас уникальная, новейшая технология погружения в собственное подсознание. Плюс поиск, осознание и устранение личного проблемного материала, не имеющего доступа в сознание»…Бригаду Магомеда из Махачкалы вызвать…Нет, лучше из Киева Сашко Шкварного… у него братва бандеровская всю Европу исколесила. А то здесь, в Швейцарии, у «Христа за пазухой», что ли?


Глава 12. Душевные проблемы

— Смотри, Санёк! Его ментограмма агрессивно фонит… ешь твою клёш! Выключи громкую связь, балда — сейчас очухается наш владелец пароходов!
Вот, теперь, действительно, «alles Вezahles» (всё оплачено — искаж. нем.), можно спокойно засыпать…
Я спал долго, спокойно и безмятежно, и мне не было жаль потраченных полутора миллиона долларов. Потому что какое-то, наверное, самое счастливое в моей жизни, время я жил честной искренней жизнью советского патриота своей Родины Васи Местославина и немного Василько Романовича… Честно и искренне, значит, во всей полноте?! А какой жизнью живёт подпольный долларовый миллардер, помощник депутата правящей партии «Единая Родина» Осиновского, некто Владислав Мещерский, сорока трёх лет отроду?
Моя мамаша, Жанна Иннокентьевна, красавица из мира моды, приняла одного приличного политика из высоких властных структур…В жёны не набивалась, денег не клянчила (сам давал), лишь аккуратно документировала, архивировала любовные встречи… Мать работала на меня, и когда исполнился десяток годов, то я уже был владельцем ста сорока миллионов долларов, которыми до совершеннолетия распоряжалась мама Жанна…Меня сунули в МИМО. А зачем мне «мимо»? Мне цель нужна. Поскольку я вырос в мире чистогана, то цель есть — бабло. МИМО — мимо! Даёшь бабло здесь и сейчас! Финансовой институт Университета госуправления при правительстве РФ…Вступил в правящую партию…молодой, перспективный, подающий надежды… и сейчас «подаю» — по решению вопросов бюджета, фондов, дотаций, нефтяных, рыбных квот, экспорта зерна, закупа, продажи оружия… Да мало ли чем! Не я помощник депутата, а депутаты — мои помощники. Депутаты меняются, а я сижу в Думе…и буду сидеть! «Вор должен сидеть в тюрьме», а умный человек — в Думе. Я ничего не ворую, лишь использую инсайдерскую информацию, прибылью делюсь, не жадничаю, поэтому буду долго сидеть там, в Думе… «до талого». Какая мне разница, как партия называется — везде есть умные люди… Всё есть: жена, трое детей, двое из которых здесь в Швейцарии учатся, особняки во Франции, Швейцарии, Италии, пара яхт, самолёт арендую…Штаты? Боже упаси! Я — патриот, «цэрэушники» пробьют — и прощай, «лавэ»!
Но вот уже второй год что-то идёт не так: вкус к жизни потерял, ничего не радует: ни новая любовница, ни очередной платиновый мобильный телефон — всё приелось. Чтоб взбодриться, присел на «кокс». Зависимость, скажу я вам, душевная — душа чего-то требует, чего — не знаю… И так на «бабло», количество нулей, присел, тут «кокс» ещё этот. Две зависимости — многовато! Мне один коллега-лоббист из Думы дал телефончик VIP-психолога…
— У вас — переходный возраст во вторую половину жизни. Возраст пророка Мухаммеда…Ваш социальный и материальный пик достигнут, должны проявиться душевные цели, которые необходимо реализовать, иначе всегда будет внутренний дискомфорт…
— И что — пророком себя объявить?! Какие цели, назовите их, я займусь, денег хватит…
— Здесь дело не в деньгах, а в душе…назвать ваши душевные проблемы я не смогу, боюсь, никто не сможет, потому, что они за порогом сознания. А вскрывать ваше подсознание, знаете ли, у нас в России не принято…Здесь — решение за вами, изнутри должен быть соответствующий импульс, сигнал. Я мог бы поработать, но это займёт слишком много времени — несколько лет. И результат, который бы вас устроил, гарантировать тоже не в моих силах…
— А где принято, есть ли спецы на Западе?
— В Швейцарии, недалеко от Берна, есть частная клиника «СВА» для VIP-персон. Дать контакты? Там наши, россияне, работают…Правда, придётся подписать бумаги строгой конфиденциальности…у них результат появляется в течение месяца, но, знаете ли, расценки — заоблачные…
А что мне делать? На «коксе» не хочу сидеть, постоянные депрессняки надоели. Этот VIP-психолог вроде мягко стелет, работает аккуратно, довольно убедительно… Небось, тоже «доляху» от этой «СВА» имеет?! И пусть, какое мне дело насчёт чужой «доляхи», мне свои проблемы решать надо!


Глава 13. Встреча

Я прилетел в Берн из Москвы прямым рейсом и остановился в скромном, но приличном отеле «Кройц Берн». Мои визави, парни из клиники «СВА», находились в городке Арбон на Боден-зее. Семья жила во французской части Швейцарии под Лозанной, в Ле-Монн-де-Пюппи… Но я не люблю мешать в кучу личные и семейные дела…
— Вы чего, мужики, такие «лавэ» ломите — три «ляма»?! И за что, за простейшую диету с катанием на велосипеде вокруг Боден-зее, плюс пару-тройку дней в клинике? Ни в одной клинике мира нет подобных расценок. Вы кем себя мните? Я далеко не бедный человек, но терпеть не могу, когда с меня берут лишнее.
Сотрудники Института Пауля Шерера (PSI), они же совладельцы частной клиники «СВА», граждане Белоруссии и России Велемир Н. и Александр М. — ничуть не смутились и держались уверенно. Особенно Велемир.
— У нас за спиной — научное открытие, неизвестное мировому научному сообществу и вполне достойное премии Нобеля. Чрезмерная, на ваш взгляд, сумма есть наша компенсация за нашу неизвестность. Плюс мы финансируем некоторые общественно-волонтёрские проекты на всём пространстве бывшего СССР. Речь идёт об археологии, музейных экспозициях и ещё кое о чём. О чём именно — узнаете после проведения нашей совместной работы по погружению в прошлое. Мы, я и Алекс, суть проводники.
— А зачем мне прошлое? Меня нужно почистить и убрать негатив здесь и сейчас, в настоящем…
— Прошлое чудовищно реально, и оно пожирает каждого, кто не сумеет откупиться правильным ответом, — сказал Велемир.
Алекс обернулся к Велемиру, представительному высокому блондину средних лет с чуть навыкате серыми глазами и удивлённо приподнял левую бровь:
— Браво! Кто ж из великих удостоился цитирования магистра физики элементарных частиц: Фрейд, Юнг?
— Не суть важно. Душевное равновесие и духовную силу, а также чувство собственной судьбы — нельзя купить, как бутылку виски в супермаркете. Их можно обнаружить в себе, проявив некоторые усилия и пожертвовав чувством безответности по отношению к предкам.
— Ну, знаете ли, маманя и отец - не обделены моим вниманием. Я — вполне достойный сын, в таком духе воспитываю и своих отпрысков.
— А вам не приходило в голову, что и у них были предки-родители, у предков-родителей — свои предки, и так далее. И своим безбедным и комфортным существованием вы обязаны, в том числе, и им, и всему российскому народу. Они жили и умирали, строили государство, защищали русскую землю, чтобы все мы, — Велемир развёл руки в стороны — мою и Алекса, — здесь и сейчас, за тридевять земель от их могил, в качестве граждан великого государства свободно решали свои проблемы?! Как вы считаете?
Какой-то комок возник в горле, я кашлянул.
— Я что, разве против, бог с вами… конечно, согласен…В свою очередь, помогу волонтёрам…
— Предки нуждаются в простых и понятных вещах — почитании и нашей памяти, — сказал Алекс на вид, невзрачный крепыш средних лет, которого вполне можно было бы принять за какого-нибудь водилу — дальнобойщика или шофёра-автобусника…
— Честно говоря, не думал, что давно умершие особо нуждаются в почитании… — промямлил я неуверенно.
— Скажем так: прошлое, жившее когда-то в виде чувств, эмоций и ощущений русского культурно-исторического типа, закодировано в наших генах способом типа петли Мёбиуса. После обращения к нему (прошлому) ритуальным или интеллектуальным актом так называемое прошлое отдаёт живущим здесь и сейчас свой духовный и энергетический недореализованный потенциал, который постоянно пополняется, пока живут народы, обладающие будущим. Прошлое — есть реальность состоявшаяся. Поэтому попасть в него проще, чем в будущее, которое всегда только формируется. И здесь некоторые учёные товарищи позапрошлого века, весьма известные и почтенные, типа Освальда Шпенглера, — никак не правы, в чём вы вскоре убедитесь, — сказал задумчиво Велемир…
— Простите, не понял, в чём не правы почтенные ученые? — довольно нагловато я попытался встать не на свою, коммерческую, а на чужую, научную стезю.
— А в том, что прошлое окончательно умерло, — сказал Велемир. — Если существует точка физической сингулярности, то должна существовать и психическая сингулярность. Мира без субъекта и его психики не существует. Психика есть реальность по определению. В этой реальности — свои законы, почти неизвестные науке. Фрейд, Юнг, Адлер приоткрыли завесу, Гроф попытался туда проникнуть. Кое-что увидел, между прочим. А, в общем — тёмный лес…
Мы беседовали в Арборе в частной клинике «СВА», небольшом двухэтажном доме, похожем на отель-бутик с антуражем времён СССР и «а-ля Русь языческая». Разговор шёл за прямоугольным дубовым непокрытым столом. Пол, стены, потолок — всё из дерева…На лавках и деревянном, бог знает каких времён, комоде — с полдюжины рушников, белых льняных полотенец тёмно-красной славяно-языческой ручной вышивки украшали гостиную, в которой было одно большое, довольно красивое, мозаичное окно из толстых стёкол с красно-синими и жёлто-зелёными переливами…Горели свечи в глиняных подсвечниках с языческим орнаментом, подчёркивая некую таинственную значимость происходящего. По комнатам «а-ля СССР» мы уже прошлись и особого впечатления они не произвели — я насмотрелся фильмов о советском периоде России. За спинами сидевших напротив Велемира и Алекса стояла с копьём восковая кольчужная фигура русского воина времён Киевской Руси, словно говоря мне, что мои визави суть представители славного российского прошлого.
— А почему, собственно, ваш внутренний интерьер заточен на двух темах — СССР и Киевской Руси, если не ошибаюсь? — вспомнив цветные иллюстрации из школьного учебника по истории, я сделал знак глазами в сторону восковой фигуры.
— У каждого человека есть судьба — жизненный путь. И эта судьба напрямую зависит от судьбы народа. В судьбе России — три самых важных вехи: принятие христианства, нашествие татаро-монголов, и нападение фашистской Германии на СССР. Чтобы реально обладать духом своего народа, желательно эти вещи пережить, а не только понимать умозрительно, — сказал Велемир, поймав мой взгляд на воскового воина. — Даже будучи в так называемом шоколаде, можно всю жизнь пребывать в ситуации духовного бомжа.
— Я не могу взять в толк, зачем мне так называемый дух своего народа? Я и так успешен: социальный и финансовый статусы есть! Как говорится, «чего тебе надобно, старче?»
Велемир и Алекс переглянулись. Последний, не моргнув глазом, важно изрёк:
— Есть «бомжы» социальные, а есть и духовные. Вы — в ситуации духовного бомжа-маргинала. У вас куча так называемого «бабла», особняки по всей Европе. В свободное от добывания денег время колесите по миру в поисках удовольствий. Это позиция детсадовца и обывателя до мозга костей. Иначе здесь бы не сидели. Чтобы внутренне чувствовать себя состоятельным, я подчёркиваю, внутренне, нужно чувство национальной идентичности. Привязанность, в хорошем смысле, к своему народу. В вас нет этого чувства привязанности. Это и создаёт внутренний дискомфорт. Проблема быстро решаема через нас посредством погружения в прошлое. Уже существуют три положительных примера с людьми русского культурного типа. После подписания контракта мы можем дать связь с одним из них, возможно, это пригодится в будущем.
— Значит, вы работаете только с русскоговорящими? — я немного повеселел от осознания того, что услуги этой «СВА» — реально VIP.
— Значит… Да и вообще, с психикой людей должно работать специалистам одной с ними культурно-исторической среды, — ответил Велемир. — Я имею в виду глубинную работу…
Я подумал, что надо бы расспросить про процедуру погружения, но, если честно, не хотелось грузиться, есть вопросы попроще:
— А как расшифровывается ваша аббревиатура «СВА»?
— Никак не расшифровывается. СВА — Сва и есть. Птица Сва — русско-языческое понятие мирового энергетического женского начала. Матерь Сва, жена Сва, Слава, богиня Победы, прародительница славян, Птица Гамаюн, — сказал Велемир. А Алекс, согласно кивнув, добавил:
— У греков — свои аналоги: Афродита, Минерва, у индийцев свои — Адити, Деви, Лакшми, Парвати…
Что касалось других народов, меня мало интересовало, и я прервал Алекса:
— Хорошо, допустим, а что у нас, русских, в остатке?
— У русских, украинцев, за исключением галичан, и белорусов в остатке православная Богородица и скульптура Родины-Матери на Мамаевом кургане…устраивает? — чуть язвительно ответил Велемир.
— Да, вполне, — кивнул я согласно, вспомнив величавую скульптуру женщины с мечом в Сталинграде (Волгограде); во время полёта на дирижабле с одноклассниками пролетал над Мамаевым курганом лет тридцать назад…
Велемир и Алекс, как мне показалось, довольно кивнули головами в унисон. Последний быстро пробормотал по-немецки короткую фразу, явно не для моих ушей:
— Siеhe mal, der ist wohl geeignet (Смотри-ка, этот, пожалуй, подходит—нем.)!
Велемир, перебивая бестактную в отношении меня реплику, доброжелательно сказал:
— Знаете, я сейчас решусь на виртуально-голографический тест. Потому, что финансово-коммерческая часть — это одна сторона медали. Второй стороной будет наша уверенность, что вы как личность в психологическом отношении устойчивы, и работа по погружению в прошлое завершится конструктивно. Вы не против?
— Кто, я? Да я в таких передрягах и разводах побывал, что вам и не снилось!
— Ваши передряги касались материальных вещей: денег, акций, контрактов. Речь идёт о сохранении вашей личности после погружения. Для этого тест. Если нас он не устроит, то мы сами откажемся от работы, невзирая на любые деньги, — откуда-то снизу Алекс достал какой-то небольшой старинный документ и положил передо мной.
Я осторожно раскрыл ветхое удостоверение личности лётчика времён ВОВ лейтенанта Василия Романовича Местославина, 1918 года рождения, русского уроженца…Фото молодого мужчины, сильно искажённое временем, тоже было в наличии…
— Ну и что?
— Ничего. Возможно, у вас произойдёт временное тождество с психикой, а точнее — с сознанием этого человека. Он числится без вести пропавшим после боя в районе Донецка в 1942 году. Его истребитель, И-153, «Чайка», кстати, тоже не обнаружен, — Алекс забрал из моих рук желтовато-серое удостоверение и куда-то спрятал.
— Психостимуляторы или наркотические вещества постоянно употребляете? — не дожидаясь моего ответа, Велемир, выйдя из-за стола, присобачил на безволосых местах моей головы штук пять каких-то клипс, видимо, датчиков.
— Э-э…траву, ганджубас — изредка в компаниях…может, два–три раза в год. Более-менее регулярно употребляю «кокс», кокаин, то бишь… около двух лет.
— Очень хорошо! — Алекс подскочил ко мне с другой стороны и прибором вроде степлера взял из пальца пробу крови. — Точнее, ничего хорошего в этом нет, но для нашего дела было бы гораздо хуже, если бы Вы употребляли, скажем, ЛСД или героин…Тогда не факт, что работа состоится.
— Нашли наркомана… ЛСД, героин — здесь я не при делах! В США, вон, более чем в десяти штатах марихуана официально разрешена. А в Южной Америке десятки, если не сотни миллионов жуют листья коки.
— Потребление психоактивных веществ частично можно оправдать наличием тех или иных культурных традиций конкретного культурно-исторического типа. В нашем русском культурно-историческом типе нет ничего похожего. Разве что, с большой натяжкой, сюда можно отнести употребление так называемой медовухи. Причём, заметьте, медовуха действует избирательно: ноги не идут, а голова более-менее ясная. В европейской же традиции употребления спиртного — обратная тенденция: отключка мозгов и повышение двигательной активности. Не так ли? — сказал Велемир.
— Согласен. Это очевидный факт в западной развлекательной массовой культуре баров, дискотек, ночных клубов.


Глава 14. Тест

— Ну вот, видите! А теперь прикройте глаза, положите руки перед собой и ничего не бойтесь — мы рядом! — Я не понял, кто это произнёс — Велемир или Алекс. Но их глаза пристально, с какой-то непонятной энергией смотрели на меня, словно гипнотизировали.
— Работаем! — Велемир откинул руку вправо, кажется, что-то включил.
Всё неожиданно исчезло, и я очутился в каком-то безбрежном тумане. Возник чуть прохладный, но очень приятный запах небесной свежести. Мне почему-то пришло в голове, что я нахожусь на высоте двух тысяч метров, и во рту появился чуть сладковатый, чуть вяжущий привкус. Владислав Мещерский куда-то исчез — я почувствовал себя другим человеком, более молодым, более сильным. И я знал, что куда-то лечу и сейчас увижу что-то необычное.
Вдали возникло светящееся облако, которое быстро превращалось в птицу, с почти женским лицом птицу. Причём лица очень быстро менялись: бабушка, мать, жена, дочь, сестра, другие женские лица. И я почему-то знал, что незнакомые женские лица также являются моими родственницами!
Медленные размеренные взмахи исполинских крыльев казались наполненными чудовищной мощью. Расцветка странной птицы была тоже необычной. Только чёрное и белое. Левое крыло было чёрным, как сама ночь, зато правое — ослепительно-белым. От взмахов огромных крыльев под птицей возникали отчётливо видимые вихри возмущённого воздуха…
Вдруг молодой сильный мужчина, летящий навстречу странной птице, куда-то исчез, облако стало рассеваться, вкус воздуха стал обычным. Словно из дымки появились лица Велемира и Алекса. Они внимательно смотрели в мои глаза.
— Как вам птица Сва, не испугались? — подмигнул Велемир. Затем он подошёл ко мне и снял свои контрольные клипсы. — Проверим записи личных электромагнитных полей — ЛЭП!
— Голограмм, даже «навороченных», не боюсь!
— Что ж, похвально! Но только учтите, последующая работа будет более глубинной. И чувство идентичности Владислава Мещерского на какое-то короткое время будет утеряно. Ещё раз спрашиваю: не боитесь?
— Однажды на одном из островов Карибского моря в одной развесёлой компании я потерял чувство идентичности, наверное, на месяц. На две круизных яхты на несколько десятков человек у нас было почти полторы тонны отборного спиртного плюс разная дурь. Так что…
Алекс довольно повеселевшим голосом перебил меня:
— Das ist fantastisch (это фантастично — нем.)! Вы прям-таки идеальный образец для работы по погружению. А то, знаете ли, наш общий знакомый психолог Н. скинет какого-нибудь двадцатилетнего юнца: мол, юношу нужно избавить от наркотической зависимости. А мы что — наркологическая клиника?
— Стоп, стоп. А вот вы скажите: моё…м-мм…пристрастие к кокаину… Оно, что, сохранится?
— Я ж вам уже говорил: в психологию русского культурно-исторического типа не входит регулярное потребление психоактивных веществ. Поэтому ваше кокаиновое пристрастие будет сдвинуто на обочину более мощными содержаниями русского коллективного бессознательного. По сути, речь идёт об обновлении сознания и положительном личностном сдвиге, — Велемир для наглядности двинул раскрытой ладонью от своей груди в мою сторону.
— А если этот сдвиг мне не понравится?
— Это трудно представить в реальности. Можете вообразить, что сами себе не нравитесь?
— В последнее время — да, могу. Иначе бы здесь не сидел…
— Ну, вот и договорились. Если ваш анализ крови нас устроит, то мы продолжим соsa nostra (наше дело — ит.). А пока прочтите договор. — Из небольшого, с виду деревянного сейфа, стоящего у ног воскового древнерусского воина, Велемир вынул несколько листов бумаги, ручку и положил их мне на стол.


Глава 15. Код доступа

На договор, на русском и английском языках, я потратил чуть больше пяти минут. Нормальный был договор — не «кидалово». У «СВА», кстати, были обязательства по моему психологическому консультированию в течение трёх лет.
Затем они сопроводили меня в находящийся возле дома модульный ангар, где стоял настоящий И-153, «Чайка»! Этакий уютненький тупорылый биплан-коротыш тёмно-зелёного цвета, метров пять–шесть, не более. Но с какими изящными верхними V-образными крыльями, немного напоминающими птицу Сва! Кабина — открытая, с небольшим плексигласовым передним козырьком. Я, как пацан, сиганул вовнутрь, схватился за штурвал и начал с помощью губ имитировать гул самолёта: «у-у, у-у!» В общем, на несколько десятков секунд превратился в малолетнего пацана лет пяти–семи…
— А самолёт настоящий?
— Самый что ни на есть…Владислав, довольно, оставьте артефакт в покое! Материальный код доступа в прошлое, в период ВОВ, вы получили, — Алекс недовольно смотрел на штурвал, который ходил туда-сюда в моих руках. «Материальный код доступа». Фраза рубанула по мозгам, включила их, и я, как ошпаренный, выскочил из «Чайки».
— Я не понял, что значит «материальный код доступа»?
— Удостоверение лётчика Василия Романовича Местославина. Оно — реальное и принадлежало ему лично. На опушке леса в далёком сорок втором году его нашёл школьник местной сельской школы, хранил почему-то у себя. А мы его приобрели у посредников для дела, — тихо сказал Велемир.
— Соsa nostra? — я посмотрел на Алекса. Тот отвёл глаза в сторону.
— Когда-нибудь проект «СВА» будет закрыт. Всё, что представляет какую-либо ценность, будет передано в государственные или общественные музеи.
— Ну-ну, — довольно буркнул я, — благими намерениями, как говорится…
И чем же я был доволен? А тем, что не у одного меня рыльце в кокаино-инсайдерском пушку, и у этих ребят пусть не проблемы, но моральные проблемки есть!
— Владислав, пройдёмте в следующее помещение, — Велемир открыл поперечную дверь за хвостом самолёта. — Есть, так сказать, запасная реальность ранней средневековой Киевской Руси.
Здесь пацанам пяти–семи лет было не место. В центре помещения шатёрного типа, намного меньшем по сравнению ссамолётным, стояла мощная, рублёная из цельного дерева более чем внушительная фигура языческого бога в небрежно наброшенной до колен медвежьей шкуре. Чуть оскаленная медвежья морда лежала на верхней части головы языческого бога.
Он стоял на потемневшем от времени деревянном постаменте, лежащем на ладно сложенной куче из больших гладких гранитных камней, и смотрел на нас сверху вниз, широко расставив мускулистые толстые ноги. Длинные волосы, борода, усы. Всё, как положено. Глаза. Они смотрели почти как живые, поблёскивая, суровым взглядом: чего надо, а вот я вас кнутом! Кнут и рог, бывшие в руках этого бога, символизировали, вероятно, языческую двойственность. Мол, дам напиться из рога, но, тут же погоню прочь?!
Панели помещения были отделаны вертикальным, наверное, тоже дубовым заострённым частоколом. На них — черепа разных животных, несколько десятков, кажется. Разглядывать их внимательно я не стал. Не люблю черепа…с детства.
— Жутковато здесь. А почему на голове бога медвежья морда? Это что, намёк на правящую партию?
— Это языческий бог Велес, Волос, «скотий бог». Согласно уж очень старинным преданиям, он часто появляется в обличье медведя. Это, скорее, у правящей партии возникла языческая архаическая символика. Ведь коллективная психика всегда содержит элементы прошлого. Так бывает всегда, когда сознательная коллективная установка не справляется с текущей объективной реальностью. Коммунизм СССР — не справился с объективной реальностью, его тут же заменил языческий архаизм — символ медведя.
Несмотря на общий жутковатый дух этого языческого помещения, Велемир, что называется, завёлся.
— Давайте вспомним недавнюю историю. Именно при Путине, когда на партийных знамёнах был символ медведя, Россия стала второй в мире по производству сначала пшеницы, а в скором времени и мяса! Что же получается?
— Интересно, и что же у вас, спецов по элементарным частицам, за «картина маслом» получается? — решил я подыграть Велемиру.
— А то и получается, что властная элитная группа получила через символ медведя код доступа в языческое прошлое. И этой архаичной энергетикой воспользовалась, сохраняя страну, параллельно ставя американцам щелбаны в Крыму, на Донбассе и в Сирии. Значит, архаика сработала, потому что в путинские времена власть никаких ценностных, даже христианских, сознательных ориентиров в масштабах страны не провозглашала… Кроме этого, есть один очень значимый факт, не поддающийся формальной логике: между сроками путинского правления у формальной власти был президент Дмитрий Медведев…Значит, символ — объективен и комментирует психическую реальность.
— Браво, Велемир! Вижу, теория у вас на высоте, давайте-ка выйдем на свет божий! — мы вышли из ангара на свет божий на лоно прекрасной швейцарской альпийской природы. — А в чём, собственно, суть вашего открытия…нобелевского?
На лужайке с подстриженными кустами Алекс достал сигару, кажется, ямайскую, и с удовольствием закурил:
— Существуют точки психологической сингулярности. Так называемые места силы. Прошлое, настоящее и будущее там слиты воедино и, используя, определённые символы и материальные коды доступа плюс квантово-голографические технологии вкупе с направленным воздействием элементарных частиц, можно проникать в иные реальности. Вся небольшая горная Швейцария есть место силы. Эйнштейн в самом начале двадцатого века открыл здесь теорию физической относительности. В одно время с ним параллельно работал Карл Густав Юнг с теорий коллективного бессознательного. По сути, он занимался теорией психологической относительности. Кажется, нам удалось продолжить его работу…
В монолог Алекса вмешался Велемир.
— Я хотел добавить. В одно время с этими интеллектуальными гигантами в этой благословенной стране жил один из самых великих массовых психотехнологов Владимир Ленин. И тут же подвизался Бенито Муссолини, создатель теории итальянского фашизма, которую, кстати, во многом скопировал Адольф Гитлер. Они встречались здесь в Швейцарии…инженеры человеческих душ, чёрт бы их побрал! А ещё есть принцип исторической относительности российского учёного  девятнадцатого века Николая Данилевского…
Алекс поднял ладонь перед лицом Велемира.
— Стоп-стоп, тормозим, коллега. На гербе Швейцарии — крест, который мы также имеем в объективном научно-социальном аспекте на начало двадцатого века в контрпозициях: физика-психология и фашизм-коммунизм…
Мне такие далёкие экскурсы не очень нравились, и я предложил:
— Здесь —  европейский Тибет Запада, я понял… Давайте, господа, вернёмся к моей скромной персоне…— видя, что сотрудники института Шерера особенно не горят желанием рассказывать о своём «нобелевском открытии», я спросил:
— А нельзя пару слов по сути, что и как будет происходить со мной…тело, в конце концов, где и в каком состоянии будет находиться?
Алекс прищурился от солнечных закатных лучей, притушил сигарный окурок, надел модные солнцезащитные очки:
— Здесь, в Арборе, в «СВА», в течение суток вы и совершите глубинное погружение в коллективное прошлое. Физическая субстанция, то есть тело, будет здесь, под нашим наблюдением в состоянии искусственной комы. День–другой — отдых на Боден-зее… и всё — свободны. В течение трёх лет можно выходить к нам на связь в любое время…
Велемир неприязненно, видимо, был некурящий, посмотрел на останки сигары и, не отрывая взгляда от ароматного огарка, сказал:
— У нас в клинике — куча приборов типа переносного лазера. С их помощью временно создаётся точка психологической сингулярности и осуществляется доступ в подсознание. Энергия сознания интровертируется и течёт вспять по путям, которые прокладывают материальный или символический коды доступа. Этим занимался Будда Гаутама. Семь лет в джунглях он интровертировал сознание в прошлые жизни. Наука движется, знаете ли…
— Впрочем, можно отказаться, даже в последний момент. По условиям договора с вас будет причитаться довольно небольшая неустойка, — деловито добавил Алекс.
— Это — вряд ли. Не хочу всю жизнь сидеть на «коксе».
Велемир, помедлив, сказал:
— А Вы не подумали, что существуют ещё наркологические клиники очень высокого уровня. В том числе и здесь — в Швейцарии.
Я ответил:
— Я люблю много думать и анализировать по поводу собственной персоны. Эти социально санкционированные клиники, фактически, — машины по выкачиванию денег, психологическое сопровождение на всю оставшуюся всю жизнь. Нужно с чужими дядями всё время советоваться насчёт себя. Очередная, более мягкая зависимость. У вас покруче: провёл одну процедуру и — «гуляй рванина», потому что «alles Bezahles»!


***

…Вдали возникло светящееся облако, которое быстро превращалось в не менее странную птицу с почти человеческим, женским лицом. Причём лики лица постоянно менялись…И я безмолвно, бездвижно стал выкрикивать свои чувства:
— Alles Bezahles! Cosa nostra! Заграница нам поможет!
Затем пришёл образ Юры Гагарина. Едва шевелящиеся губы прошептали:
— Поехали!


Глава 16. Контрразведка

Сотрудник отдела Службы Анализа и Профилактики, DAP, Федеральной разведывательной Службы республики Швейцария Карл-Хайнц Шверзагер включил запись разговора сотрудников Н. и Б. института имени Пауля Шерера, PSI, сделанную во время совместного обеда в ресторане «Zum Hirschen» города Виллиген. Запись была некачественной. Видимо, эти учёные, они же совладельцы частной клиники «СВА», имели при себе карманные средства защиты. Возможно — самодельные, потому что прослушка частично состоялась.
Шверзагер владел четырьмя языками, в том числе и русским. Говорил, правда, неважно, зато хорошо понимал на слух, не говоря о чтении. Кроме этого, параллельно на дисплее шёл виртуальный перевод на английский язык.
Запись была интересна Шверзагеру потому, что, несмотря на то, что ему было прекрасно известно, чем оба фигуранта занимаются в центре PSI, информации о реальном положении дел в их клинике не было. Сначала думалось, что это — какая-то тоталитарная секта для богатых бездельников. Но слишком уж мало было установленных посетителей этой «СВА» — а сектанты нуждаются в массе, как в манне небесной. Потом пришло предположение, что у этих парней за спиной есть какое-то неизвестное миру научное открытие, которое те используют для личного обогащения. Конкретных данных на эту тему тоже не было.
В клинике «СВА», в Арборе, стоит такая защитная аппаратура, что позавидовали бы янки из Лэнгли. Попытки проникнуть внутрь клиники и в здание ангара якобы коммивояжёров, почтальонов и просто пьяных заблудившихся людей тоже ничего существенного не принесли. Да, есть довольно значительной стоимости русский самолёт времён Второй мировой войны плюс помещение с языческим идолом. Ну и что? Люди коллекционируют вещи, представляющие для них интерес. К ним приезжают коллеги-коллекционеры из России. Вроде ничего предосудительного, интересного для безопасности республики Швейцария… если бы не наличие мощной системы зашиты от электронного прослушивания, вплоть до всех электрических приборов в клинике и освещения ангара! Предъявить им нечего, но эта запись от 27 октября сего — 2034 года — очень интересна.
Н: Сечёшь, как… тема тухнет?
Б:…Институтская или клиническая?
Н: Клиническая…
Б: С чего ты взял, Александр Самуилович постоянно… клиентуру…
Пауза. Вздох.
Н: Наркоманы, алкаши — двадцатилетний бездушный молодняк… Из троих молодых — … здесь, в Цюрихе, полгода в дурке…
Помехи.
Н:… Человеческий материал с душевной болью… Зачем…отребье из богатеньких?
Б: Ты, что забыл про ранее развитие… Моцарта, Пушкина. Даже если… роста нет, их бабло пойдёт на… цели. А если нужны люди с душевной болью — давай… материал в дурках? Правда… платить будет?
Помехи.
Н:…Классный экземпляр, если припомнить, был владелец заводов… думский сиделец… Василько?!
Б: Был и сплыл. Доплату сделал, пару раз позвонил и всё, ищи… То, что человек к нам мало обращается… показатель… работы…
Н:…Какая-то хандра… Думаю сам нырнуть…
Помехи.
Б:…Сапожник решил сделать себе сапоги! Ныряй, Фока… глубоко!
Помехи
Н:…Интересно было проследить судьбу того Василько — владельца…
Б: Интересно… пляшут!… привезли в дурку Хирсландена в Цюрихе того… клана Басмановых, помнишь?
Н:…Там — всё помню…
Б:…Говорил с врачом…NBC NEWS…телик в холле… румын какой-то Василе Романеску…уничтожен…
Шверзагер выключил запись — дальше помех было больше. Русские выпили водки, и пошёл спонтанный, малологичный трёп, состоящий из обрывков.
Был ещё один интересный момент в деятельности «СВА», касающийся местных врачей-реаниматологов. Русские в разное время привлекали троих, визиты заранее оплачивались. Ничего внятного те не сообщали: приезжали, дежурили и всё. Они даже обстоятельств дежурства не помнили, словно с памятью врачей поработали. Значит, русские работают с психикой людей? Работают. Но зачем, для кого? Можно попробовать разобраться…
У Шверзагера был весь список клиентов «СВА». Романеску там не было. Тогда контрразведчик начал пробивать Романеску через NBC, предварительно установив время появления богатого молодого русского в клинике Хирсландена города Цюрих. Есть. NBC продублировала репортаж «Аль-Джазира» о том, что Team of the Christian Pravention «Seagull», Отряд Христианского Предупреждения «Чайка» в горах Ливана уничтожил склад оружия боевиков-джихадистов группировки «Ливаа аш Шамаль». За голову руководителя TCP «Чайка» руководство боевиков назначило награду в триста тысяч долларов. Фото Романеску, человека в тёмных очках с бородкой. Контрразведчик сравнил это фото с клиентами «СВА».
Признаки сходства есть с неким Владиславом Мещерским, бывшим служащим парламента России — Думы. А по неподтверждённым данным — также владельцем через подставных лиц больших финансовых активов в Швейцарии, Франции, Италии. Давать ли ход делу — Шверзагер не знал. Уж больно мутно всё… И собственность у этого Мещерского в Швейцарии…возможно. «Торопиться здесь не стоит», — решил контрразведчик и отправился на обед в ресторанчик «Берензингер». Как обычно, заказал солянку и «Ляйхтбир» от пивоварни «Фалькен».
Около двадцати лет провёл Шверзагер в органах разведки и контрразведки и имел близких приятелей во всех немецко-говорящих спецслужбах: Австрии, Германии, Люксембурге, Лихтенштейне. Потому, что считал всех немецко-говорящих почти одним народом. Докладывать начальству нужно только в том случае, если нельзя проблему разрешить саму. Не всегда наверху видят и понимают жизнь лучше. А Шверзагер четырнадцать лет отработал «на земле» и только последние годы сидел в кабинете. Он не торопясь доел солянку, не забывая про пиво, кивнул, чтобы принесли кофе с маковыми пирожными…
…В шестом (исламском) отделе Федерального Ведомства по охране Конституции Германии — БФФ—работал знакомый Карл-Хайнца, немецкий коллега А. Туда контрразведчик и отправил короткое сообщение с неизвестного начальству гаджета: Василе Романеску.
Через сорок минут он бегло просмотрел ответ. Волонтёрская христианская организация ТСР «Чайка» зарегистрирована в Румынии 4 июля 2032 года гражданином Молдавии, Румынии и Израиля Василе Романеску. Заявленная деятельность — гуманитарная помощь христианским общинам Ближнего Востока. Официальные представительства в Бухаресте и Дамаске. Волонтёрские группы: в Бейруте, Багдаде, Алеппо, Каире, Душанбе. Непубличная деятельность: аналитико-логистическая по контрабанде оружия и транзиту наркотиков радикальными исламисткими группировками. ТСР реализует разовые договорные поручения спецслужб Сирии, Израиля, России, Ирака, Пакистана, иногда — Ирана.
В распоряжении ТСР — значительные финансовые ресурсы в банках Индии, Израиля и Китая, группы физической охраны, укомплектованные бывшими сотрудниками спецслужб из Восточной Европы, курдами и арабскими христианами. По неподтверждённым данным у ТСР — несколько десятков единиц (тридцать?) израильских дронов «Эйтан». По неподтверждённой информации: Василе Романеску — бывший сотрудник российского парламента Владислав Георгиевич Мещерский, частично изменивший внешность… Мещерский официально владеет земельной собственностью в двадцать четыре гектара на побережье Индонезии на острове Калимантан… после добровольного ухода из российского парламента. Половиной официально не подтверждённых активов Мещерского владеют его близкие родственники, вторая половина — в трастовом управлении…
Почему он частично изменил внешность? Наверное — для манёвра; можно выступать в двух ипостасях — Романеску и Мещерского — в зависимости от ситуации…
Шверзагер включил швейцарский информационный канал «SPF info» и долго, со стороны могло показаться— бездумно— смотрел новости уже по второму разу. Затем улыбнулся, повернулся лицом к рабочему столу.
— Also, gut, Herr Mescherscki! Man sagt, dass Sie ein Verteidiger des Christentums geworden sind (Итак, господин Мещерский, говорят, вы стали одним из защитников христианского мира!? — нем.)?! — Он ударил по клавишам ноутбука, начав писать рапорт о плохом качестве записи разговора граждан Белоруссии и России Б. и Н. в ресторане «Zum Hirschen» от 27 октября 2034 года. Затем достал какой-то прибор, ещё раз поработал с носителем информации, доведя тот до нужного (для Шверзагера) состояния, скопировал новый файл и отправил его в дело «PSI-SWA»…
Очень плохо будет русскому Че Геваре, если до него доберутся парни из Лэнгли…очень. Если это произойдёт, то не с моей подачи. Интересно, а кто он по национальности: еврей, русский, румын? Впрочем, это его дело…личное…