Что теперь...

Теперь мне псковские церквушки
милей колючей готики стократ.
Люблю их маковки-макушки
и скромную красу их царских врат.
Кичливое стремленье к небу
готических соборов и церквей
теперь уж больше - где б я не был -
совсем не бередит души моей.
А наши - словно бы игрушки -
красавицы, одна другой красней,
стоят - веселые подружки,
и, право, ничего нет их живей.
Не черного погоста траур,
и не пугающий оскал химер,
да не роскошество тех аур -
все это мне давно уж не пример.
Под гнетом неизбежной кары
бубнит псалмы послушная паства.
Пугает папская тиара.
От ладана дуреет голова.
Надгробий стертые узоры
взывают к прихожанам со тщетой,
опущенные долу взоры,
на эшафот похожий аналой...
И витражей многоголосье
меня не радует, как прежде, встарь,
когда - в очках на переносье -
глаза я пялил на чужой алтарь.
Теперь же все совсем иное.
Готическая красота  - претит.
теперь все чаще - нет, не скрою! -
душа моя на Псковщину летит.
Там обрету успокоенье,
вникая в простоту ее церквей.
И Богоматери успенье
тогда даст тишину душе моей.