Нарушенная традиция

                НАРУШЕННАЯ  ТРАДИЦИЯ

           По пятницам Беня ходил вешаться. Это было традицией. Это было зрелищем. Это надо было видеть. Беня жил в забытом всеми начальниками общежитии, которое в округе называли  «шанхай» из-за весёлого нрава и разносторонних возможностей его обитателей. По пятницам, вечерком, добрая половина шанхайцев  собиралась на заплёванном этаже для сопричастия   к «суициду».  Размазывая сопли и слёзы по лицу, размахивая шнурком или верёвкой в хилых ручонках, выкрикивая угрозы в адрес зрителей,  Беня неистовствовал. Даже пытался рвать на себе рубаху, последний раз выстиранную женой, уехавшей лет несколько назад на постоянное место жительства в неизвестном направлении.
         Теперешняя жена Бени – Аделаида – рубах не стирала, она была настоящей леди и хорошо разбиралась в жизни. Зачем тратить деньги на стиральный порошок или мыло, если на них можно купить массу прекрасных и более полезных вещей...  На добытые с криками  «ура»  денежки можно купить великолепный золотистый портвейн с яркой этикеткой, захватывающую  дух «Столичную» в подёрнутой  инеем бутылке,  пиво, которое льётся по утрам в стакан, как спасение... Можно купить «приму» или солёненькой кильки.  Да мало ли что можно купить за деньги... А деньги делать, прямо скажем,  Беня  умел. Он мог запросто вымыть машину  у «крутого», или сдать бутылки и  баночки, или, в крайнем случае,  украсть по мелочи.
           По этой самой причине гражданская жена Бени истошно кричала и волновалась больше всех зрителей:  «Бенечка, цветочек ты мой, да ты же мне и мать, и отец!  Да что ж я без тебя?!»  Беня никогда не был матерью, а быть отцом никогда не мог... Зато у него были  прекрасная комната в одиннадцать квадратов и золотое сердце.
          По  «регламенту»  Беня буйствовал минут сорок... Страсти накалялись, но всё заканчивалось с приходом строгой комендантши, которая одна во всем «шанхае» помнила Бенину фамилию и тем самым заслуживала большого уважения.  «Ну что, принять к тебе меры? – лениво спрашивала она. – Или сам уймешься?»  Что это были за меры – не знал никто. Но срабатывало безотказно. Забрав очередной шнурок из скользких Бениных рук, комендантша уходила, все зрители разбегались по комнатам. А шнурок оказывался в нижнем ящике служебного стола, который к концу года уже практически не закрывался. Так шла жизнь...
           Но в ту пятницу попалось пойло-пойлом,  настоящий чимиргес.  То  ли изготовители перестарались с активными добавками, то ли ещё что…  Но трёхлитровый жбан с великим трудом одолели  вчетвером  аж поздно вечером. Тошнота мешала интеллигентному общению. Компания распадалась на глазах. Беня торжественно достал верёвку –  ноль эмоций....  «Все, все сволочи, –  пискнул  Беня, – гад на гаде, найду на вас управу».  Ноль...
           Беня на нетвёрдых, слабеньких ножонках направился в общественный туалет, где под заплесневелым потолком торчала ржавая труба. Вешаться Беня не умел конкретно.  Мешать в этот раз было некому:  Аделаида внезапно отошла ко сну, гости боролись с тошнотой и были сильно заняты собой, зрители в коридоре давно разошлись.  Но наука эта оказалась,  в общем-то,  несложной…
           Хоронили  Беню в пятницу. Пока вскрыли, пока одёжку собрали, пока всех опросили, то да сё… А в Бениной комнате строгая комендантша разрешила пожить Аделаиде до весны.  Не выгонять же человека на улицу в декабре,  даже если на похоронах Аделаида была в щегольских серебряных босоножках, рваные ремешки на которых были связаны заботливой Бениной рукой.
           А верёвку,  на которой Беня повесился, на этот раз забрала одна ушлая бабёнка. Говорили, что такой верёвочкой запросто можно приворожить к себе любого мужика...