ВАЛЯ

  Счастье познакомиться с Валентиной свалилось на меня неожиданно — всего за несколько месяцев до моего отъезда в Израиль на ПМЖ.
Родительская пятикомнатная квартира — с высокими потолками, длинным коридором и хламом, накопленным за десятилетия, — напоминала мини-музей советского быта и требовала капитальной уборки. Я с трудом собирала чемоданы между сервизами, книгами и антиквариатом. Было очевидно: всё это надо мыть, складывать, протирать и выносить. А я — уже одной ногой в Бен-Гурионе, второй — в очереди за коробками в полупустых магазинах.
— Хочешь, помогу? — предложила подруга. — У нас в школе работает уборщица. Необычная, несколько странная, но убирает с душой.
— Странная — это как?
— Ну… по-своему интересная. Запоминающаяся.
— Короче, если выдержишь — не пожалеешь. Увидишь. Это жанровый персонаж.
Через два дня в дверь позвонили. На пороге стояла женщина лет тридцати с хвостиком, в тунике жёлтого цвета, перехваченной, кажется, мужским ремнём. На лице — выражение боевой решимости. За ней шлейфом тянулся знакомый аромат «Быть может».
— Валентина, — представилась она, оглядев меня с ног до головы. — Где фронт?
— Квартира после ремонта. Пять комнат.
— Ну… нормалёк. Унитазы поменяли? — спросила она, будто не чистить их собиралась, а аттестовать.
— Европейский ремонт. Унитазы и мойки — итальянские.
Работала она с напором и постоянными комментариями. Каждый предмет был поводом для импровизации:
— Телик японский? Ого… Блин… Козёл один по моему телику рукой хлопнул. С тех пор он — глухой.
Через час кухня сияла. Валя налила себе чай (сама), нашла варенье (сама) и завела разговор. Она убирала у нас больше недели. И, надо сказать, я получала истинное удовольствие от этого общения.
Выходить замуж без любви Валентине мешала не мораль, а темперамент. Она втюривалась по уши — в первого, второго, третьего… Всё было по-честному, по-настоящему.
Производить впечатление было частью её метода. Валя хорошо освоила начало народной пословицы: «Встречают по одёжке...»
Чтение утомляло её непоседливую натуру. Другое дело — кино. Мелодрамы по классике вводили Валю в эстетический экстаз. А её пересказы могли бы стать отдельным жанром — что-то среднее между Эллочкой-людоедкой и стендапом. В каждом предложении у неё использовались слова-паразиты, типа: «значит…», «ну вот…», «как…»
— Этот козёл её трахнул, значит — и в кусты! Как мой третий, сволочь. Чтоб ему пусто было…
Каждое её расставание заканчивалось либо скандалом, либо синяками. А иногда — тем и другим. Потом — чай с вареньем и философия под девизом: «Выжила, ну вот… как… — и хорошо».
— Жалко, — вздыхала Валя, закатывая глаза, — что переспела я быть проституткой… А то ведь, глядишь, Наташка с Железнодорожного уже джинсу белую купила. А я — как ишак: мою сортиры в школе, а платят — на презерватив не хватает, ну вот… как.
Кто такая Наташка и где тот Железнодорожный — я не знала. Да и неважно. Главное — не переспрашивать. Иначе рискуешь лишиться удовольствия слушать Валю.
— Валя, вы всегда так откровенны с клиентами?
— А чего юлить? Я, дорогуша, уборщица по профессии, но психолог по призванию. Грязь — это метафора жизни. Вот, значит… запомнила я это слово умное. Особенно когда она — чужая — это, значит, уже моё.
Вот ты уезжаешь… А я вот остаюсь, — вздохнула она.  Хотя, может, и меня Господь не оставит.
— А что, варианты есть?
— Один был. Сашка. Козёл, конечно, но грамотный и с визой. Мы с ним… ну, ты поняла. Любимся мы, бывает, значит… и мордобой, и жалость бывает, вот как… Он вот теперь зовёт — поехали в Израиль. К маме. Мамань его уже там три года.
— А ты?
— Думаю. А чего? А вдруг и вправду судьба?
Мы расстались на позитивной ноте. Я — в Бен-Гурион. Она — «думает».
Прошло несколько лет. Однажды зазвонил телефон.
— Это я. Валя. Привет. У твоей мамы брала координаты. Помнишь меня? Я теперь тоже тут как-то… так, в Израиле. Всё как, значит, и нагадала — Сашка повёз. К мамке евойной. Но это не главное.
— А что главное?
— Работаю я. Устроили в больницу. По специальности. Я теперь здесь убираю. Из-под «поганцев с недержанием говна», но — в перчатках, как-то так. Работа официальная. Платят хорошо. Коллектив культурный. В перерывах иврит учу. Шалом, лехитраот… вот так.
— Ты не переживай, — добавила она неожиданно мягко. — У меня тут всё как надо. Израиль — страна чистая. А я, как ты знаешь, за чистоту душевную.
Связь оборвалась. Я ещё долго смотрела на трубку — и улыбалась.
Иногда кажется, что такие, как Валя, появляются в жизни ненадолго. Но остаются — навсегда. Где-то в памяти, где пахнет «Быть может» и звучит:
— Шалом, значит… лехитраот. Вот...так, значит...и как - то так…