Утро диктатора

Весь декабрь 1899 года, над Грузией бушевала снежная буря. Казалось, оправдываются слухи о светопреставлении на рубеже столетий. Перед рождеством, весь Тифлис оказался в снежном плену и на город опустилась небывалая стужа. Именно в такой день, в редакцию грузинской газеты вошёл странный молодой человек и попросил срочно доложить о себе начальству. Имя посетителя ничего не говорило редактору и он попросил секретаря расспросить о цели визита.
- Сосо Джугашвили, - повторно представился молодой человек и конфузливо добавил, - смотритель метеорологической станции.
С этими словами, он немедленно был доставлен к редактору, а сотрудники навострили уши. Всем хотелось узнать, что происходит с климатом и каких пакостей ждать от погоды в новом столетии. Но посетитель извлёк из-за пазухи пухлую тетрадь и в воздухе повисло неловкое молчание. В последнее время, редакцию осаждали непризнанные гении и спасители человечества всех мастей, а Илья Чавчавадзе страдал от них не только как редактор газеты и учредитель банка, но более всего, как живой классик грузинской литературы.
- Вот, принёс семь хороших стихотворений, - объявил молодой человек и этим усугубил повисшую паузу.
- Как чудесно! - почти натурально обрадовался главный редактор, - целых семь отличных стихотворений. Я считал, что мы имеем всего два хороших стихотворения, кроме Мерани, а тут ещё прибавилось. Теперь не стыдно будет грузинам вступать в ХХ век.
Молодой поэт покрылся густым румянцем, но это выступила краска не скромности, а гнева. Он потоптался, хотел что-то ответить и не найдя слов повернулся к выходу. Но ему не удалось хлопнуть дверью, главный редактор его окликнул…
Так очевидцы описывают появление Сосо Джугашвили на литературном горизонте. Илья Чавчавадзе одобрил его дебют, несколько стихотворений из той тетради даже похвалил, а одно тут же напечатал в своей газете. Правда, через десять лет ему пришлось поплатиться жизнью за свой "неуместный" юмор, но так считают только явные недоброжелатели неудавшегося поэта. К тому времени молодой поэт уже обзавёлся металлическим псевдонимом и проходил закалку в самых прохладных краях империи, чтобы не гнуться и не ломаться, как подобает настоящей революционной субстанции. А смертельный выстрел у села Цицамура, произвёл некто Бербичашвили, киллер из банды большевиков под руководством Сергея Орджоникидзе.
Вплоть до самоубийства пламенного наркома, изучение Чавчавадзе в грузинских школах имело весьма парадоксальный подход; поэт мол, хороший и даже классик, но не пролетарский, значит - националист. А если так, стало быть - эксплуататор трудового народа и даже подозревался в фактах рукоприкладства по отношению к последнему. Только выступление Сталина на излёте "большого террора"  сняло этот дидактический флёр с имени великого поэта. Тем временем киллера судили публичным судом и благополучно расстреляли, несмотря на просьбу вдовы поэта не мстить подонкам.
Однако, в годы столыпинских репрессий, когда профессиональный революционер Коба, впервые познакомился с сибирским климатом и вовсе забыл о своих литературных опытах, одно его стихотворение было включено в антологию лучших произведений грузинской поэзии. Тогда же, создатель нового грузинского букваря Якоб Гогебашвили поместил в своей «Деда-Эна» маленькое стихотворение некоего Сосело. Стишок учили в дореволюционное время, затем в трёхлетний срок грузинской независимости и наконец, во весь советский период школьники не переставали зубрить «Утро». Однако, на излёте кукурузной эпохи, кто-то донёс блаженному Никите о культе личности в грузинской начальной школе и посреди учебного года, злосчастная страница была с мясом вырвана из грузинского букваря.
Поразительный факт, но за всё время от зарождения культа личности и вплоть до его крушения, поэзия Сосо Джугашвили ни разу не была опубликована на русском языке. По имеющимся у нас данным, ни одной строчки из «поэтического наследия» Сталина не опубликовано на «великом и могучем» в советское время. Трудно удержаться от соблазна, чтобы не прервать эту цензурную блокаду вокруг молодого и пока ещё вполне невинного поэта. Для этого лучше всего подошло бы то самое «Утро», которое зубрили поколения грузинских школьников.

Сосело
               УТРО
Раскрылся розовый бутон,
Прильнул к фиалке голубой,
И, лёгким ветром пробуждён,
Склонился ландыш над травой.
Пел жаворонок в синеве,
Взлетая выше облаков, 
И сладкозвучный соловей
Пел детям песню из кустов;
«Цвети, о Грузия моя!
Пусть мир царит в родном краю!
А вы учёбою, друзья,
Прославьте Родину свою!»

Ничего особенного и тем более, ничего страшного. Цветочный ландшафт с птичками и дидактической концовкой. Напрасно запаниковал Никита Сергеевич. Только привлёк внимание к вырванной странице. До этого мало кто помнил истинного автора стихотворения.
К семидесятилетию со дня рождения Вождя и Учителя, подхалимы из ЦК решили порадовать старика и поручили Маленкову выполнение деликатной миссии. Он в Политбюро числился интеллектуалом, в отличие от всех, имел аттестат зрелости классической гимназии.
Выбор гимназиста пал на Арсения Тарковского (отца знаменитого режиссёра). В октябре 1949 года поэт выполнил партийное задание, а перевод настолько пришёлся по душе Маленкову, что прозвучал намёк на Сталинскую премию. Однако, вместо курьера с радостным известием, через несколько дней к Тарковскому примчался «чёрный ворон».
Всё происходило по известному сценарию, только не было обыска и вместо Лубянки, автомобиль нырнул в Спасские ворота. Поэт приободрился, но вид Маленкова вновь ввёрг его в уныние. Георгий Максимилианович был явно напуган, бледен, как полотно, а его голос и руки тряслись в одной амплитуде.
Можно только догадываться, насколько ужасен был гнев Сталина. Наверное, соловьи и жаворонки юношеской поры, так страшно не соответствовали его самоидентификации, что он воспринял томик своих стихов, как гнусный компромат или непозволительное вторжение в официальную биографию.
Испуг Маленкова настолько передался Тарковскому, что он, впоследствии не мог вспомнить ни одной рифмы из своего перевода или метафоры из сталинского подстрочника. Хотя перевёл он не семь стихотворений, а целую книгу. Компетентные органы произвели настолько тщательную чистку, что не осталось ни одной строки авторского текста. Только семь стихотворений, опубликованных Ильёй Чавчавадзе могут служить напоминанием или упрёком… Впрочем, гонорар Тарковскому за выполненную работу оказался весьма щедрым, - выше всех существующих расценок.
Почему-то, исследователей сталинской эпохи, мало интересуют подобные странности. У них давно нарисована картина с маршальскими звёздами и солдатской шинелью. Весь их «научный потенциал» ограничивается историческими анекдотами или высосанными из пальца глубокомысленными рассуждениями. Никто не отвечает на самые, казалось бы, простые вопросы. Зачем, например, Сталину понадобилось подделывать свой год рождения. Пока никто не заинтересовался юношескими грехами Сталина, наподобие сочинительства или веры в бога.
Гитлер и Черчилль неплохо владели кистью, а Мао тоже пописывал стишки, тем не менее, все трое были дилетантами и ни в коей мере не стыдились своих увлечений. У Сталина всё наоборот; вначале он мечтал стать священником, и какое-то время даже считался поэтом, а потом так же решительно стёр «юношеские заблуждения» из своей жизни.
Остались воспоминания его семинарских товарищей. Оказывается, он очень увлекался Ветхим Заветом, по нашему говоря - Танахом. Особенно его занимала история собственного тёзки Иосифа, несчастного раба поднявшегося на вершину власти и могущества. И если библейского юношу бог отличал вещими снами, то грузинскому Иосифу (по его глубокому убеждению) был ниспослан особый политический дар. В грузинском языке и литературной традиции, поэт, пророк и прорицатель, стоят почти рядом.
Почему же он отказался от поэтического дара и строго запретил даже упоминание о своих литературных опытах? Точно так же он стыдился своей юношеской набожности, тем не менее, в 1943 году созвал иерархов церкви в Кремль. Для укрепления советского патриотизма решили привлечь божественный ресурс. Увидев главу грузинской церкви (своего однокашника), без церковного облачения, Сталин произнёс: «Властителя этого мира ты боишься больше, чем всевышнего». 
Грузинский иерарх, благополучно переживший эту аудиенцию, впоследствии вспоминал, что в сталинских словах не было юмора или насмешки. Он действительно считал себя властителем вселенной. Очевидно, Сталин уже воспринимал себя не как любимца и избранника бога, а как уникальное творение природы. Он уже превратился в эдакого сына вселенной. Теперь его право и способность оценивать и судить любое произведение искусства, было основано не на личном опыте и таланте стихотворца, а на абсолютной гениальности.
Впрочем, у него ещё оставалось эстетическое чутьё. Хочется верить, что Булгаков и Пастернак пользовались его покровительством по соображениям истинного искусства, а не из-за каприза. У него также хватило ума снять запрет с имён Есенина и Маяковского, после скандальных самоубийств этих «живых классиков». Исаак Бабель сам вырыл себе могилу, став другом дома железного наркома Ежова. Карьера сталинского палача-коротышки продолжалась бы намного дольше, если бы его не уличили в содомском грехе. А Бабель загремел просто за компанию, глупо верить клевете лубянских костоломов, что он воплощал гомосексуальные фантазии Ежова. За два года до этого, когда маршал Будённый обвинил автора Конармии в клевете, именно Сталин выступил в его защиту.
Очень своеобразное отношение к Сталину сохранилось в Грузии. Родину Иосифа Виссарионовича, почему-то считают заповедником сталинизма, а его земляков привычно зачисляют в последователей культа. На самом деле в Грузии никогда не исповедовали этой «религии». Для грузин, «великий вождь и учитель», всегда оставался неудавшимся поэтом Сосо Джугашвили, которого русские пьяницы одели в мундир генералиссимуса и молились ему, как живому богу. Впрочем, многие прегрешения прощались из-за нереализованного поэтического дара. «Чего вы ожидали от поэта, - усмехаются грузинские старики, - не надо было его сажать на такую должность».
Его не особо осуждают и за репрессии. «Что вы хотите? Он убивал только коммунистов, а не порядочных людей!» Кто-то даже подсчитал архивные данные по Грузии о количестве репрессированных и эта цифра превзошла «всесоюзную норму», однако не нашлось ни одного «хорошего человека» - одни коммунисты и прислужники новой власти.
«Чтобы у него руки никогда не болели», - говорили земляки во время репрессий. «Жаль рано умер, - стали говорить после его смерти, - кто теперь уничтожит этих гадов».
Правда, во время войны, его «рейтинг» достиг заоблачных высот, но когда отпраздновали победу и не досчитались четырёх сотен тысяч погибших грузин, среди земляков сложилось довольно скептическое отношение к его полководческому дару. «Такая победа хуже поражения, - ворчали старики и вдовы, облачённые в траур, - лучше бы писал стишки и оставил нас в покое». Впрочем, среди тех, кто вернулся живым, Верховный Главнокомандующий до сих пор остаётся на своём посту. Но живых почти не осталось… Грузинским дивизиям не везло в той войне. То и дело они попадали в окружения и котлы. Целая армия Леселидзе была отдана на заклание в Крыму, чтобы показать твёрдость воли маршала Сталина. А ведь грузинам отчаянно не везло в плену. Мало кто из "предателей родины" возвращался живым из фашистских концлагерей. Они не выдерживали первейшей проверки, которую эсэсовцы учиняли советским военнопленным. Получив от немца в знак доброго знакомства пинок, затрещину или удар прикладом, грузины, как правило, шли "разбираться" и тут же получали свою пулю.
Хотя в истории нет слова «если», грузины не перестают задаваться вопросом о судьбе молодого поэта, если бы он не связался с подонками и не свернул на путь большевизма. На рубеже ХХ века, ещё не завершили свой творческий путь Илья Чавчавадзе, Акаки Церетели и Важа Пшавела, а молодые голоса Галактиона Табидзе и Георгия Леонидзе зазвучали значительно позже. Грузинская поэзия как будто ожидала чьего-то прихода и не дождалась…
Наивысший почёт в Грузии присуждается не царю или герою, а народному поэту. Если народ «забывает» фамилию поэта и начинает величать его лишь по имени; Шота, Илья, Акаки, Галактион, - значит, он достиг величайшей степени народной любви и признания. Кто знает, возможно, пантеон грузинских поэтов мог включать в себя имя Иосифа (или Сосо), а человечество, с радостью обошлось бы без кровавого коммунистического эксперимента.
Так уж повелось, что главные сталинологи (или сталиноведы?) обитают в России. Они тонко чувствуют требования момента и всегда вовремя открывают сезон восстановления исторической правды или разоблачения кровавого диктатора. Видимо, в процессе строительства «вертикали власти», в России опять наступил сезон исторической правды. На круглый юбилей, Москва неожиданно пустила волну откровенно комплиментарного материала о «вожде всех народов».
Кто бы мог подумать, что и в нынешние времена у Сталина будет столько последователей. статистические исследования называют 70% последователей Великого Вождя, хотя на самом деле их гораздо больше.  Достаточно много их ходит и по Святой Земле. Почему-то они считают, что только Сталин смог бы решить наш «родимый» ближневосточный конфликт. Тем временем, в России появились инициаторы его причисления к лику святых (не в шутку, а всерьёз). А совсем недавно, вместе с возникновением термина «либеральной империи», из кремлёвских сундуков вновь извлекли  мундир генералиссимуса. На российском горизонте возникает мираж нового общественно-политического образования - «русской империи со сталинским лицом».