Сундучок, глава 6, раздел V-ый

СУНДУЧОК ВОСПОМИНАНИЙ,
       или
НЕ УГОДНО ЛЬ ПРОСЛЫТЬ АНТИСЕМИТОМ?
(многоглавый роман
с автобиографическими и географическими деталями,
а также с выстрелами, взрывами и гибелью разных людей,
иногда с картинками, но чаще без матюгов)

                Есть у каждого бродяги
                сундучок воспоминаний…
                Из стихотворения «Бродяга»
                (1934), автор — Д.Б.Кедрин.

Глава 6. ДОБРАТЬСЯ БЫ К ГАРМОНИИ

                …И всюду страсти роковые,
                и от судеб защиты нет.
                Из эпилога поэмы «Цыг`аны»
                (1824), автор — А.С.Пушкин.

Раздел 6-V. ПРИ ЧЁМ ТУТ ГАЛИЧ?

                …Но этой арифметики поэтам не узнать!
                Ни прошлым и ни будущим поэтам не узнать…
                Из «Гусарской песенки» (1965 или 1966),
                автор — А.А.Гинзбург (Александр Галич).

— Толя, ты вот Высоцкого ценишь, а чт`о скажешь про Галича и его песни?
— Скажу, что про Галича нам никакие замполиты ничего не докладывали, не внушали. В блокноте моём армейском, значит, ничего нет.
— А в гражданских блокнотах? То есть доармейских?
— Их ещё найти бы надо — не вспомню, куда «припрятывал» перед призывом. Могут находиться даже здесь, в деревне, среди того книжно-бумажного имущества, которое привозил, чтобы сберечь. Да в них тоже нет «инструкций» конкретных, только скудные фразочки об отдельных песенках, с коими знакомила меня студенческая житуха… тексты этих песенок… впечатления на уровне сугубо личных мнений…
— Гот`ов, гот`ов я послушать очередное твоё личное мнение. Поделись, пожалуйста.
— Оно таково (если коротко): Галич — преднамеренно или бессознательно? — оказался пешкой в чужих руках.
— Только пешкой?
Б`олек — прекрасный шахматист.
— Ну… учитывая несомненный литературный талант, правильнее будет выразиться: фигурой. Но фигура эта — не король. И не ферзь.
— Слон? То есть: офицер?
— Нет, не офицер: в армию не взят был даже в чёрном 1941-ом (хотя имел вполне «приличный» возраст — 22, почти 23 г`ода). Говорят, будто не прошёл медкомиссию из-за врождённого порока с`ердца.
— Конь? Прыжок — и в сторону?
— Да и не конь: склонность к затейливым скачк`ам, полагаю, отнюдь не свойственна стилю Галича… В биографии его был, пожалуй, один-единственный прыжок: когда «зарубили» постановку очередной-новенькой пьесы в Москве, обиделся человек на всю Советскую власть и резко перестал ей служить.
— А как служил?
— О, весьма, следует считать, неплохо: он и актёр (не только гражданского, но и фронтового театра), и признанный драматург, и осыпанный вниманием киносценарист, и стихи сочинял патриотические да романтические, их охотно композиторы превращали в песни…
— Правда?
— Вот, например, «До свиданья, мама, не горюй». Или «Ой ты, северное море, льды и ветры за кормой». Или «Сердце, молчи» из фильма «На семи ветр`ах». А в «Бегущей по волнам» даже 2… нет, 3…
— Про этакие песни зарубежные голос`а не распространяются.
— У тех голосов своя специфика, свой заказчик. Они назойливо будут повторять, что Галич изгнан не только из нашего государства, но и из членов ССП (Союза советских писателей), и из членов ССК (Союза советских кинематографистов), — а не станут заострять внимание слушателей на заслугах, благодаря коим он попал в эти Союзы.
— Он состоял в таких мощных идеологических организациях?
— Ну да: в ССП с 1955-го, в ССК — с 1958-го. Это ж, ты понимаешь, не комсомол и не пионерия, куда загоняют всех.
— О-о-о-о…
— Короче: если придерживаться околошахматных сравнений, то Галич — скорее всего, значит, тура… то бишь, ладья… потому что прямолинеен…
                * — * — * — * — *
Мы перешли на другие рабочие мест`а у стен, я показал Б`олеку, чт`о и как делать на новом, после чего взял «дальний разбег»:
— Есть такая гуманитарная и хитроумная наука — социология. Если перевести название с древних языков на русский — получится «наука об обществе». Но нельзя её путать с тем предметом «обществоведение», которым потчуют наших школьников-старшеклассников…
Она чем интересна? А вот чем. Любое (любое!) общество для неё — совокупность двуногих индивидов (человеческих единиц). Если хочешь — сборище. Социология изучает закономерности образования таких сборищ, структуру (устройство, компоненты) их, функционирование сегодняшнее, развитие, состоявшееся в прошлом, пробует прогнозировать возможные изменения в будущем… и — очень важно, подметь! — принимает к рассмотрению любые теории, а не только истмат да диамат…
В частности, известна трёхслойная структурная модель, которой «изобретатель» её присвоил имя из трёх букв — «СОУ». Буква «О» интерпретируется терминами «о-буздание», «о-болванивание», «о-владение»… — из чего становится ясно: к этому слою общества и общественной жизни причисляются и политика (как внутренняя, так и внешняя), и политиканы, и все существующие звенья власти (у нас не только Советы, но и уйма комитетов: партийных, комсомольских, профсоюзных и тэ дэ), и болтуны-лекторы-агитаторы, и все-всякие разнообразные искусства, и суды, и прокуратура, и силовики (то есть люди при оружии, да не только ВС, но и МВД, и ВВ, и прочие — догадываешься, кого имею в виду?), и производители кнутов, вожжей, колючей проволоки или наручников, и даже, наверное, парикмахерские…
— Догадываюсь…
— Под буквой «У» значатся у-правляемые люди — как правило, такие, которым совесть, погрешности в воспитании, недостаток образования или иные факторы не позволяют находиться в категории «О»…
Подобная «трёхслойка» существует (да просто должна существовать) во всяком объединении двуногих индивидов — и не обязательно в таком крупном, как целое государство. Её можно усмотреть даже в обыкновенной семье — причём не обязательно в советской…
Паренёк-слушатель мой «впитал» всё сказанное, однако не переключился на тему, которую я пробовал подсунуть:
— А при чём же здесь товарищ Галич?
Вздохнув над опасным проявлением столь цепкой настойчивости, я уступил:
— Товарищ Галич (настоящее ФИО — Гинзбург Александр Аронович), родившись не то в 1918-ом, не то в 1919-ом, довольно-таки долгое время благополучно оставался в рамках категории «О». Был театральным актёром в Москве и Ташкенте… выступал в госпиталях, в санитарных поездах… после войн`ы успешно занимался «натуральной» драматургией, то есть пис`ал-сочинял пьесы…
— Складывал в стол, под сукно, в долгий ящик? Или их принимали к постановке?
— Именно! Принимали!! Всех теперь, естественно, я не назову наизусть… а самая знаменитая — «Вас вызывает Таймыр». Её с 1948-го играли в Московском академическом театре сатиры, пот`ом экранизировали (в чёрно-белой гамме), гоняли для слоёв «У» по ТВ… и в разных сельских кинотеатрах…
— Не, у нас такого фильма не было.
— Может, и был, да по молодости у тебя в памяти не отложился?.. На счет`у Галича, скажу с уверенностью, числятся пьесы «Первое дело» (она же — «Пути, которые мы выбираем», из жизни молоденькой адвокатессы) и «Август» (из жизни преуспевающего советского журналиста-путешественника). Лично я в театрах такие спектакли не видел, но тексты пьес читал…
— Где ж ты мог их читать, Толя, если автора вытолкали за границу?
— А в сборниках материалов, рекомендуемых для художественной самодеятельности. Давным-давно. Ею занимался со своими учениками отец мой покойный, земля ему пухом…
— И что, интересно было читать?
— Да… могу смело отнести к разряду «романтической мур`ы»… и коробят заимствования без ссылки на источник (их называют «плагиатом» либо бережнее, но вычурнее «реминисценциями») — например, у О’Генри есть превосходный рассказ «Дор`оги, которые мы выбираем»… впрочем, не буду на этом заклиниваться… есть в личной собственности у Галича и поэтический талант, создал тексты для ряда песен, о них я уж`е говорил…
— Вспомнишь ли ещё какие-нибудь?
— Ну… вот, например, частушки для дуэта пожилых «дам». Одна, представь, жалуется:
                …Подруженька моя, я на целый мир сердита:
                как бы мне не помереть от радикулита!
А вторая ей в унисон:
                Подруженька моя, не вопи, не ной ты —
                бег`и срочно удалять гланды-аденоиды!..
Б`олек хмыкнул:
— Я имел в вид`у другие. И ты отлично знаешь, про чт`о я… Не хитри, Толя.
Хмыкнул «симметрично» и я, но не спешил уклоняться от намеченной линии беседы:
— В октябре 1941-го, получив от райвоенкоматовской медкомиссии «белый билет», Саша завербовался в геологическую экспедицию, отправлявшуюся на Северный Кавказ. (Если правильно понимаю — в Москве оставаться не хотелось без д`ела. Или боялся?) Но дальше г`орода Грозного геологов этих не пустили. Открепился от экспедиции, устроился на работу завлитом в Грозненский драмтеатр имени Лермонтова. Переводил на русский язык стихи чеченских поэтов, пис`ал свои:
                …Лают азиатские собаки,
                гром ночной грохочет вдалеке…
                Мне б ходить в черкеске и папахе — не во фраке
                и не в этом штатском пиджаке!
                Мне б кинжал у талии осиной
                и коня — та-р`а, та-т`а, та-т`ать (извини, Б`олек, тут я забыл) —
                чтоб с тобою, с`амою изящной и красивой,
                на скаку желанье загадать!..
От приближающихся немцев «свалил» Саша в Баку (азербайджанский), оттуда через Красноводск (туркменский) в Чирчик (узбекский) — и оказался на Ташкентском фронте…
В середине 1959-го в театре имени Вахтангова (тоже Москва) состоялась премьера пьесы «Много ли человеку надо…». Режиссёром был Юрий Любимов. (Когда взялся я изучать его биографию до прихода на Таганку, наткнулся на сей факт — и он запомнился.) Там ещё и Катя Райкина проблистала как дебютантка…
— Дочка известного юмориста Аркадия?
— Так точно! Но не столько юмориста, сколько сатирика эстрадного…
— Ты на чеченцев, ташкентцев и на Райкиных не отвлекайся, Толя, давай рассказывай дальше про Галича.
— То, чт`о мог бы я сейчас рассказать про него дальше, ты, вероятно, уж`е знаешь из радиопередач «любимых»?
— Рассказывай, рассказывай, а я кивну, если что…
— Закончил он (год`у в 1956-ом, если не ошибаюсь) новую пьесу «Матросская тишина». Откопировал её в нескольких экземплярах, разослал друзьям почитать — и якобы не представил никакому из театров в обеих столицах. Но почему-то её начали репетировать в разных городах — в частности, в Ленинградском «Ленкоме». А самой «крутой» автору показалась постановка Олега Ефремова в очередной студии МХАТ-а (Московского Художественного академического театра), получившей название «Театр-студия “Современник”»…
Зимой (в декабре, что ль?) 1958-го прибыл Саша с женой Ангелиной (это вторая, от первой — Валентины — в 1943-ем появилась дочь Александра, она же Алёна) на генеральную репетицию…
Пустой зал тыщи на полторы мест. В первом ряду засели 2 ответственные дамы: одна из ЦК КПСС, другая — из МГК (Московского городского комитета партии). После первого действия (а всех их 4) одна безапелляционно заявила нечто вроде: «Ай-я-я-яй, где ж тут драматургия! Ау!!». После третьего — другая: «Ай-я-я-яй, как фальшиво! Нет ни сл`ова правды!!».
Галич вслух, отчётливо и громко обозвал их дурами.
Итог: «У нас нет пр`ава запрещать пьесу, но мы просто не рекомендуем её к постановке».
И доселе благополучный (лучше сказать бы: прикормленный) автор враз выпал из категории «О»…
— В категорию «У»?
                * — * — * — * — *
— Нет, в категорию «С». Вспомни-ка, Б`олик: модель называется «СОУ». Буква «С» — это «с-вобода»…
Назначил он себе впредь быть вольным художником.
Прекратил сочинять «слюнявые» пьесы для театральных подмостков.
Но успел ещё «склепать» и пристроить в производство несколько сценариев для художественных кинофильмов. Некоторые я назвал раньше. Могу в дополнение назвать «Государственный преступник» и «Дайте жалобную книгу»…
— Угу, про них я слышал…
— За сценарий для «Госпреступника», кстати, получил грамоту от КГБ в 1964-ом…
— Вправду?
— Вправду, Б`олек, вправду!
— О таких наградах голос`а тоже умалчивают… не хотят, значит, порочить «светлый образ героя-антисоветчика»…
— …Герой этот скумекал, что может, не пресмыкаясь перед о-дубевшим недоброжелательством, прожить за счёт своего таланта к стихосложению. Взялся сочинять ехидные песенки и творить из них «квартирники» — концерты на квартирах у хороших друзей. Те приглашали послушать надёжных знакомцев (за определённую мзду, как бы стоимость билета). Записывали на магнитные ленты, продавали их втихаря. С продаж, полагаю, тоже шёл некий процент в карман автору. Ну, и кормили-поили его там на месте. Может, ещё и с собой кусок колбас`ы давали. Скоморохов у нас и любят, и ценят. Традиционно…
Ленты попад`али в Минск, тут проводились свои «квартирники», но не с живым певцом и не с настоящей гитарой, а с магнитофонной аппаратурой. Мне городские приятели-КВНщики устраивали «протекцию» копеек за 30—50…
— А в «общагу» не приносили покрутить?
— Нет, всякого афиширования категорически избегали, было велено не трепаться… Вот тогда и довелось несколько раз мне «приникнуть» к продуктам свободного творчества опального литератора… Прослушивали, затем тут же обменивались впечатлениями, суждениями… Я не стеснялся критиковать — поди, сам догадаешься, чем это чревато в среде поклонников с «большой душевной энергией», то есть фанатеющих от любого галичевского словца, от любого галичевского выверта…
— Чем? Лупили?
— Нет. Перестали приглашать на такие посиделки. Да участвовать в них у меня что-то уж и не было особых порывов…
— А какой критикой ты этих товарищей раздражал?
— Ну… к примеру… Первой песенкой у «перековавшегося» Галича считается «Леночка», датируется 1961-ым. Зубоскальная такая. Аббревиатура «ЦК КПСС» зарифмована едва ли не впервые в советской поэзии, причём с предельной простотой:
                …А утром мчится н`арочный
                ЦК КПСС
                в мотоциклетке с марочкой
                «ЦК КПСС».
                Он машет Лене шляпою,
                спешит наперерез:
                «Пожалте, эЛ.Потапова,
                в ЦК КПСС!»…
Ритмический рисунок стихотворения — разве не ощущаете сами? — одинаков с тем, который у детской хороводной-новогодней «В лес`у родилась ёлочка…»! — Не захотели соглашаться…
— А ещё? — «докапывался» Б`олек.
— Ещё? — «Пожалте, Бэ.Потапова!»…
— Ну, ну, смейся, смейся…
— Следующая песенка — «За семью заборами», тоже 1961-ый. Текст сочинён в соавторстве с Геннадием Шпаликовым. Не знаю, кто из них двоих решил пропедалировать… проэксплуатировать… проще говоря, поиграть на чувствах жадности да зависти простого советского человека, рассказывая ему про недоступные широким народным кругам конфеты «Птичье молоко», про то, что персонажи песенки «кушают шашлык», про то, что им «крутят фильмы про бл…дей». Чувства низменные, да… но и возбуждать, поддразнивать их — не комильфо… Опять меня подвергли остракизму…
Третий пример — «Ошибка», год 1962-ой. Там говорится про пехоту, полёгшую в сорок третьем под городом Нарвой. Спрашиваю: разве в 1943-ем на советско-германском фронте были бои вблизи Нарвы? Никто не бросился штудировать… то есть заглядывать в «Историю Великой Отечественной войн`ы». Есть 6-томник такой в здешней библиотеке?..
— К вечеру она откроется, и я схожу-поинтересуюсь.
— Если есть, и если выявишь, что были, — можешь стукнуть меня этим томом по башке. Я так и предлагал «фанатам» — в ответ предпочли замолчать и надуться, словно дети… Тогда говорю: а что значит «в крестах да нашивках»? Разве красноармейцы могли «украшать» свою форменную одежду (да и молодецкие гр`уди) крестами? Возможно, там не сталинские солдаты полегли, а петровские — лет на 200 раньше? Не реагируя на мою гипотезу, «фанаты» кидаются ругать Романова… но не Петра Алексеича, а Григория Васильича, то есть секретаря Ленобкома (или горкома?) КПСС: дочку, мол, выдавал замуж — и попотчевал гостей конной охотой в лесах вблизи Нарвы…
— Почему это «в лесах»?
— Потому что Галич поёт:
                …П`о лесу с шумом гуляет сегодня охота, охота,
                п`о лесу с шумом гуляет охота, трубят егер`я…
— Ошибаешься, Толя. Он поёт:
                …Там по пороше гуляет охота, охота, охота,
                там по пороше гуляет охота, трубят егер`я…
— Да?
— Да.
— Ладно, не буду спорить: «по пороше» — значит, «по пороше»… Значит, не в лесах, а в полях вблизи Нарвы, так?
— Так.
— Пускай будет так… Но, кстати, «по-по-ро-ше» — не очень-то благозвучное сочетание. О недопустимости подобных предупреждал русских поэтов ещё до революции, если не ошибаюсь, Валерий Брюсов: «…Ужо, постой!..» или «…Мы ветераны, мучат нас раны…» — улавливаешь причину?
— Улавливаю, — вздохнул мой слушатель. — А ещё?
— А вот, на, принимай ещё: четвёртая песня — знаменитые «Облак`а», 1962-ой… Выросши за Уралом, где много бывших лагерников, не могу себе представить средь них такого, который «20 лет протрубил по тем лагерям», а теперь сидит на открытой веранде ресторана… пожирает цыплёнка табак`а, «коньячку принял полкило», желает «ещё двести грамм» плюс ананас… и хвастается-кичится: «даже зубы все у меня»… Герой явно выдуман Галичем внаглую, а не увиден в натуре. Умн`о ль нам восхищаться такими сказочками-легендочками?..
— Ну и что?
— Ну и всё, попросили меня забыть и адрес этой группы, и ФИО её участников.
— Ты забыл?
— Разве надо было к критике своей подвязывать ещё и донос в подробностях? Тем паче, что отвернулись от меня не все подряд, кое-кто продолжал общаться… и разделял (вроде бы) мою позицию в квартирно-застольных «диспутах», но вслух не солидаризировался… ибо мудрый еврей Галич учит:
                …Промолчи, промолчи, промолчи!..
Ещё пара моментов в биографии этого поэта не до конца мне понятны…
— Излагай — может, я чего поясню?
— Излагаю… Другой советский поэт — Борис Леонидович Пастернак, тоже обласканный властями, от времён революции 1917-го г`ода спокойно пребывавший в рядах категории «О», — сочинил роман (лирический, я сказал бы, хотя и прозой) под названием «Доктор Жив`аго». Уж и не знаю: был ли он не одобрен нашими чинушами, запрещён или «просто не рекомендован» к печати в СССР, — но попал текст на Запад, опубликовали в Италии в 1957-ом на итальянском языке, через год в Голландии на русском, а осенью 1958-го — ба-бах! — удостоили Нобелевской премии по литературе…
В ответ собираются на объединённое заседание «бонзы» из Президиума Правления СП СССР, из Бюро Оргкомитета СП РСФСР, из Президиума Правления Московской организации СП РСФСР — и принимают решение: исключить Пастернака из рядов Союза «совписов»!
31.10.1958 (смекай-ка, Б`олик: скоро исполнится 19 лет) общее собрание писателей Москвы выдаёт свою резолюцию: поддержать это решение!! Вдобавок обращается к родному Правительству с коллективной просьбой: лишить Пастернака советского гражданства!!!
Присутствовал ли на том собрании Александр Галич — опять не знаю.
В мае 1960-го (30-го числ`а) Пастернак помер.
И лишь 04.12.1966 сочинил Галич стихи про скандальное собрание. В них его участники окрещены и сволочами, и палачами, и мародёрами. Вероятно, так оно и взаправду есть (хотя б наполовину). Но почему прошло 6 с половиной лет? Какой команды ждал Саша? От кого?
— Эх, нет, Толя, мне такой твой вопрос не под силу…
— Второй «странный» момент, вникай. 8-го марта 1968-го в Новосибирском городке СОАН (Сибирского отделения Академии Наук) состоялся грандиозный концерт — «Фестиваль авторской песни». Проходил в Доме учёных (ДУ). В программе выступали Кукин, Дольский, Жуховицкий, Фрумкин… Мне показывали общую фотку — на сцене шеренгой неровной сто`ят человек 20 или даже больше. Третий справа — Александр Галич, этакий дылда, ростом выше всех («шестифутовый малютка», по американскому выражению)… И вот я не знаю: какие из своих творений он там исполнял? Магнитную запись того концерта мне прослушать не пофартило до сих пор. А устные сообщения пестрят разнобоем.
Один говорит про «Эту роту»:
                …Эта рота… Эта рота…
                Кто привёл её сюда, кто уложил на белый снег?
                Эта рота, эта рота,
                эта рота не проснётся по весне.
                . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                Снег растает, снег растает,
                ручейки сквозь эту роту по болоту потекут…
                Нет, не встанет эта рота, нет, не встанет,
                командиры эту роту никуда не поведут.
                . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                И лежит она, забытая, повзводно
                с лейтенантами в строю и с капитаном во главе.
                И лежит она подснежно и подлёдно,
                и подснежники цветут у старшины на рукаве.
                . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                И лежат они — все 200 —
                глазницами в рассвет.
                Ну, а всем им вместе —
                четыре тыщи лет…
— Нет, — сказал Болесл`ав, — такой песни в передачах с Галичем я не слыхал ни разу. Ты уверен, что именно он является автором?
— Не уверен, с чужих же слов говорю… Другой «свидетель» утверждает, что в Новосибирске спел Галич свою «Ошибку»:
                Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой, под Нарвой,
                мы похоронены где-то под Нарвой, были — и нет…
— О да, это известная песня. И мы с тобой её только что «обкашляли»…
— Ага… Озвучиваю третью «подачу»: была, мол, исполнена именно песня «Памяти Пастернака»:
                Разобрали венк`и на веники,
                на полчасика погрустнели.
                Как гордимся мы, современники,
                что он умер в своей пост`ели!
                И терзали Шопена л`абухи,
                и торжественно шло прощанье…
И вслед за её окончанием, дескать, все слушатели поднялись, помолчали минуту или две, затем устроили бурную овацию…
Я не поленился вызнать: в том ДУ есть Большой зал на 1000 мест (и Малый на 200).
Предположу, что билетов продано было, ну, пускай вдвое сверх нормы.
Две тыщи лиц из слоя «У», напрессовавшиеся в Большой зал, проявили столь дружную любовь к Пастернаку спустя почти 8 лет после его смерти? Эх… не шибко верится.
Вариант: публика была в должной мере инфильтрована («пропитана») индивидами из категории «О», и когда они встали — прочие встали «за компанию» (допустим, ты видишь, что встают директор и парторг твоего НИИ)? Либо наскоро сообразив:
        А) что так и надо?
        Б) что так будет безопаснее?
Тогда возникают новые вопросы: для чего поднялись «о-болваниватели»? Желая укрепить авторитет Галича? (А какие вдруг образовались резоны, чтобы его укреплять?) Стремясь продемонстрировать «верхам», что творчество Галича — взрывоопасно? (Особенно после недавнего победоносного окончания Израилем Шестидневной войн`ы?) И тем самым ускоряя принятие на государственном уровне строгого решения о судьбе поэта?
Пока остаются подобные вопросы без ответов — вижу в этом рассказе только легенду. Кем придумана? Зачем? Прокомментируешь, Б`олик?
— Ох, и тут мне сказать тоже нечего…
                * — * — * — * — *
Мы снова переменили рабочие мест`а, и «болтовня в одну калитку» продолжилась:
— Могу добавить информацию из той, которую знаю про Высоцкого Владимира. Для него тоже несчастливым оказался високосный 1968-ой.
Приехать на «Фестиваль» в Новосибирск Володя не смог, «отделался» приветственной телеграммкой…
Однако от блюстителей чистоты советской культуры так просто не отделаешься.
По Высоцкому «ударили» ругательной статьёй в «Правде» 14-го апреля (там его фамилия ещё не называлась в открытую, но читалась между строчек).
Затем аж двумя в «Советской России» — 31-го мая и 9-го июня.
Затем на худсовете фирмы «Мелодия» поэт Долматовский Евгений Ароныч провещал: «…Любовь к Высоцкому есть не что иное, как неприятие Советской власти. Мы не вправе заблуждаться: в руках у него — не гитара, а нечто гораздо более страшное. И мини-пластинка с его творениями, выпуск которой мы сейчас обсуждаем и планируем, — это бомба, подложенная под нас с вами. Если мы не станем минёрами, причём немедленно, то через 20 лет НАШИ песни будут валяться на помойке…».
Известный композитор Василий Палыч Соловьёв-Седой 15-го ноября (опять же в «Советской России») заявил: «…о Высоцком сегодня приходится говорить как об авторе грязных и пошлых песенок, воспевающих уголовщину и аполитичность…».
Другой «музыкодел» — Дмитрий Борисыч Кабалевский — с трибуны IV-го съезда Союза композиторов СССР в декабре гневно заклеймил «…так называемых “менестрелей” и “бардов”…» вкупе со Всесоюзным радио, популяризирующим песни из кинофильма «Вертикаль»…
В общем, создаётся впечатление, что 1968-ой был годом, на который назначили «последний и решительный бой» с теми, кто склонен выбиваться из колонны на марше к коммунизму. А?
— Толя, ты что-то сильно разошёлся…
— Да? Ну что ж, возвратимся к магистральной теме нашей сегодняшней беседы. Хочу констатировать: Галич попал «под раздачу» в том же с`амом 1968-ом — и бесповоротно. И он, будучи умным человеком, это почувствовал. И «отвязался» окончательно.
— Что-то у тебя все наперебой «отвязываются» — почему?
— Когда подумаешь сам — поймёшь… Под «отвязкой» теперь разумею: песни его утратили милую насмешливость-развлекательность. Стали злее. Высокомернее. Возьми, к примеру, яростный наскок на известное поучение «Не суд`ите, да не судимы будете»:
                …Нет, презренна по с`амой сути
                эта формула бытия!
                Те, кто выбраны, — те и судьи?!
                Я не выбран, но я — судья!!
Или этот протест без капли гуманизма:
                …Люди мне простят — от равнодушия.
                Я им — равнодушным — не прощу!
А разговор Баха с Богом, где Бог первым (видится: «на цырлах», низко сгибая спину) приветствует Баха по утрам… и опять же первым желает ему доброй н`очи? Под Бахом разуметь надо свободного и одарённого м`астера — читай: такого, как сам Галич. Однако есть ли на Земле второй Галич?..
Стихи его стали более жгучими. И бензинчику в огонь подлили усмирительные акции ОВД в Чехословакии. «Петербургский романс» датирован вторым днём после вторжения в неё — 22-ым августа 1968-го. В романсе речь идёт как будто про декабристов, но финальный вскрик:
                …О, доколе ж, доколе
                (и не здесь, а везде)
                будут Клодтовы кони
                подчиняться узде?! —
это ж прямой призыв к бунту. Нет?
— Не знаю, — грустно откликнулся мой помощник.
                * — * — * — * — *
Я преднамеренно стремился «уболтать» 18-летнего парня, отвратить его от Галича, разрушить этот почти болезненный интерес, ибо без блокнотов помнил (вопреки обратным устным утверждениям) одну печальную встречу из своих доармейских лет.
Состоялась она в мае 1974-го. Отработав небольшую командировку в Москве, возвращался железной дор`огой в Минск — и соседом моим в плацкартном вагоне оказался Кишк`о-Мишк`о (Вадим Кишк`анер), один из тех грамотных парней, с кем я общался в группе слушателей-почитателей Галича и за её пределами.
Вадим ехал из Мордовии, из так называемого Дубравлага. Вид имел настолько кислый, что можно было предположить: сам отбывал там срок. Но в разговоре выяснилось: навещал нашего общего «друга» — хозяина той жилплощади, на которой мы встречались в 1967-ом. Сашк`о-Андрюшк`о (Андрей Л`юбрич) в 1971-ом, закончив МРТИ, «схватил пятилетку» за хранение магнитных записей песен Галича. Если бы доказали, что не только хранил, но и распространял, — получил бы круглую «десятку».
— Значит, информацию в `органы «слил» чужой, посторонний для вашей компании, — глубокомысленно изрёк я.
— Да, похоже, что они следили за курьером из Москвы с очередной бобиной. Андр`юшку взяли минут через 40 после её передачи. Он ещё и обзвонить никого из нас не успел (хотел сам покрутить сначала — так сказать, насладиться в одиночестве). А если б успел — по лагерям загремели бы мы все…
— Откуда взялись эти строгости? Может, Галич запустил какую-то новую песню, особо дерзостную?
Мы шептались в нерабочем тамбуре. Без свидетелей. Попутчики уж`е давили свои п`олки, мало-помалу отходя ко сну. Ресторана в составе не было: рейс ночной, скорый — и никто не шастал мимо туда-сюда.
— Ох, Анат`олько, ты, наверное, ничего не знаешь с тех пор, как «отломился» от нас?
— А и вправду, Вадик, про Галича — ничего. Я тогда «переключился» на Высоцкого — и влип намертво. Окуджава, Визбор, Городницкий, Кукин живут, пишут, поют — но не цепляют моё сознание, проходят мимо…
— Экий ты однолюб оказался!
— Ну, ещё продолжаю надеяться, что с годами поумнею и исправлюсь…
— Я про А.А. могу вкратце рассказать тебе — но «не для прессы».
— Обещаю. Давай.
Вадим поведал следующее (называя Галича исключительно лишь инициалами).
                * — * — * — * — *
Выступил А.А. в Новосибирске не один раз, а четыре. После первых двух концертов, данных в ДУ, объявили певцу запрет на дальнейшие. Но Совет ДУ потребовал провести отдельный концерт (непременно с участием А.А.) для членов ДУ и их семей. А пот`ом этот же Совет организовал «дружеский ужин» в ресторане ДУ, куда пригласил самых интересных «гостей фестиваля». Так и получилось у А.А.: трижды в ДУ перед тысячным з`алом и в ресторане перед 300-гол`овой аудиторией.
Вскоре после Новосибирска «зазвали» поэта на заседание секретариата ССП. Сделали серьёзное предупреждение: мол, к своему репертуару надо относиться повнимательнее.
Жена Ангелина, «кожей» чуя грядущие б`еды, попросила мужа быть благоразумнее, выступления прекратить (хотя бы на некоторое время) или, как минимум, не разрешать делать магзаписи. Он пообещал — то есть отмахнулся. И продолжал «наводнять» огромную страну ими в прежнем режиме, в прежнем темпе, но с удвоенной-утроенной злостью и ехидством.
КНР за нарушения границ своего воздушного пространства объявляла Штатам предупреждения, серьёзные предупреждения и последние самые строгие предупреждения, суммарное число коих возросло до анекдотического уровня — 1000 или даже больше. Наверное, было бы нечто похожее и с А.А. — но за 1968-ым пришёл 1969-ый год. Издательство «Посев», организованное эмигрировавшими из Советской России на заре её существования и невозвращенцами в СССР после Второй мировой войн`ы — принадлежали они к Народно-трудовому Союзу (НТС), — выпустило целую книжку стихов А.А. под названием «Песни». Естественно, утверждало, что выпуск предпринят и состоялся без в`едома автора.
С в`едома или без в`едома — неизвестно… однако книжка эта послужила Кремлю удобнейшим поводом, чтобы развернуть атаку на «антисоветские выступления» А.А. Вопрос специально поднимался на заседании Политбюро ЦК КПСС! Припомнили всё, всё, что раньше «спускалось на тормозах»…
                * — * — * — * — *
А в конце 1970-го кто-то надоумил поэта-певца записаться членом-корреспондентом Комитета прав человека в СССР (Комитет — диссидентский, с печатным органом «Общественные проблемы», типично самиздатовским журналом). Или А.А. решил своей волей: «Подразню-ка ещё я гусей!»?
29.12.1971 б`арда опять вызвали в секретариат ССП. Теперь цель формулировалась без обиняков: ис-клю-чить. Заседание длилось час`а 3. Надо было «замазать кровью жертвы» всех, и каждого «тянули за язык»: ты, мол, тоже должен осудить… Результат первого голосования — четверо не за исключение, а за строгий выговор. Их вытаскивают в соседнюю комнату, и секретарь Правления Московской организации СП РСФСР Ильин (генерал-лейтенант КГБ в отставке) прочищает четвёрке глаз`а, уши и мозги: «…Там (понимаете: Т-А-М) просили: решение должно быть единогласным…». Возвращаются, повторное голосование — «Есть контакт!».
14.01.1972 решение оформлено: А.А. — больше не член ССП.
Малость позже исключают его и из Литфонда (такого даже с Пастернаком не сделали).
Ещё немного позже — и из Союза кинематографистов.
Тут у А.А. случился третий инфаркт. Дали удостоверение инвалида II-ой группы и пенсию — аж 54 рубля в месяц.
Пьесы из театральных репертуаров изъяты. Из библиотек изъяты даже те книги, в которых А.А. лишь мельком упоминается. Публикаций в официальной прессе давно уж нет, кроме негативных, отравляющих настроение и жизнь.
Он добровольно попросился стать «в`ыкрестом», то есть иудеем, принявшим христианство, христианское крещение. Это помогло сохранять оптимизм и держаться подальше от п`етли — ведь в новой вере А.А. самоубийство считается самым отвратительным грехом.
В октябре 1973-го Норвегия организует международный семинар, посвящённый творчеству Станиславского. А.А. — довоенный ученик достославного теарежиссёра — приглашён. Но поездка не состоялась: ты, мол, никогда не уедешь из стран`ы с советским паспортом, нельзя этакого клеветника выпускать за рубеж как представителя СССР, выходи из гражданства — и тогда дуй хоть в Норвегию, хоть в Фингалию… Толян, помнишь Фингалию?
                * — * — * — * — *
— Да, — сказал я, закуривая сигарету, бес знает какую по счёту. — Это из «Баллады о прибавочной стоимости».
— Совершенно верно. 1964-ый год, времена были ещё кукурузные… Ну, дальше уж немного осталось мне «бухтеть»: заявление о выходе из гражданства А.А. подал — и тут «Посев» выпустил под названием «Поколение обречённых» вторую книжку стихов-песен, вроде как желая поддержать автора хотя бы морально (опять якобы без его в`едома, без гонорара и т.п.). Власти взбеленились: теперь ты выедешь из СССР не в Норвегию, не в Фингалию, а только лишь по израильской визе. — Да я, мол, никогда не собирался в Израиль… — Цыц! Будешь сидеть и ждать, как cказано!!
И вот он сидит в Москве и ждёт выезда… Даже не знаю: «квартирниками» продолжает ли тешить себя… и народ вроде нас? Остался месяц… или пара…
Ну, а Андрюха сидит «чут`ок» восточнее Москвы и ждёт окончания ср`ока. УДО никакое не светит, так что ещё почти 2 с половиной г`ода…
                * — * — * — * — *
И вот в последний четверг октября 1977-го пытался я уберечь Б`олика от пагубных последствий юношеского любопытства, практически очень простодушного, неискушённого и незлобивого.
Много ли шансов было у меня на успех? — Не просчитывал. Но они сработали.
Возможно, помогла им сработать трагическая гибель Галича, произошедшая ровно через 7 недель — в четверг 15-го декабря. Б`олек был далёк от упадочнической склонности поклоняться мёртвым и кликушествовать над ними, над их славой и наследием, сколь бы ценным оно ни выглядело. Да и литература как таковая, в общем, не шибко занимала парня (хотя его отец, супруг Зинаиды Константиновны, не достигший 40-ка полных лет, безвременно скончавшийся в 1966-ом, преподавал школьникам именно РЯЛ).
                * — * — * — * — *
Важным итогом той полуискренней беседы оказался вывод, созревший в её ходе у меня лично.
Галич в 40 лет резко решил похерить все свои обязанности (вкупе с многолетними «завоеваниями» и официальным реноме) ради вольного дыхания и хл`еба.
А.С.Пушкин и М.Ю.Лермонтов мечтали о том, чтобы приплюсовать к воле покой.
Надеялся ли А.А., что свобода, узурпированная этакой нахрапистой самозабвенной атакой, принесёт ему покой — и, следовательно, гармонию?
Или покой вовсе не входил в планы б`арда?
Или в планы тех, кто им управлял?
Очевидно, без учёта позиции управленцев всё-таки нельзя обойтись.
Даже если ты зачислил сам себя в категорию «С»…
                * — * — * — * — *
Часам к четырём мы с «паном Бол`еславом» закончили свои скрупулёзные труды.
Ещё не стемнело: небо над деревней простиралось широко-широко, поскольку ближайший лес находился километрах в 14-ти, а приусадебные и уличные деревья росли слишком редко, чтобы перегораживать пути лучам щедрого Солнца в ясный день.
Взамен древних керамических электропробок, давно перегоревших и обмотанных «жучк`ами» из серой стальной проволоки, я ввинтил автоматические предохранители и вдавил белые кнопки.
Собрал инструменты, изоленту, индикатор в коробку.
Б`олек расправлялся веником с островками мелкого м`усора.
Тут как раз вернулась тёща.
— Принимайте в эксплуатацию — пройдитесь, проверьте, как оно работает, да и подавайте команду «Мыть р`уки!», — потребовал я.
— Вы обедали?
— Нет, вас дожидаемся. Долгонько у вас с малышами-второклассниками занятия протягиваются…
— То не занятия. Деток я отпустила ещё до двух часов. А после директор позвал решать: что делать с тараканами?
— В новой школе есть такие чуды-юды?
— Ой, Толик, есть. В старой не было, а тут вторую осень сбегаются к теплу неизвестно откуда. Где у них схроны? На завтра вызвали травильщиков из районной СЭС, и понадобилось обойти учеников, предупредить, что завтра им — внеочередной выходной.
— Может, кто-нибудь из ученичков-то и принёс этих тварей в школу из д`ома. Сам того не желая. Ещё в прошлом год`у. В портфеле или в мешке для сменной обуви. А они выпрыгнули, разбежались по укрытиям — и размножаются, не зная бед…
— Может, и так…
— Надо бы следить, чтобы из школы домой к нам не попали.
— Да уж слежу, слежу. У себя не видела ещё. Б`олек, а ты замечал ли?
— Нет, мама. Но давай выпросим у завтрашних санитаров бутылку отравы — на всякий случай…
— Правильно, возьмём. А сейчас даю команду, про которую Толя говорил: мойте р`уки, переодевайтесь в чистое, идите к столу, пообедаем. Или уж ужинать пор`а? Толя, пiцьмешь?

К о н е ц    р а з д е л у    V - му    в    г л а в е    6 - ой    р о м а н а

© Аффтар, 2017.

© Явные и неявные заимствования из текстов произведений А.А.Гинзбурга (Александра Галича) даны здесь с опорой на расшифровки магнитозаписей, датируемых 1960—1974 гг.

© Фрагменты текста песни «Эта рота» даны здесь с опорой на Интернет-публикации, приписывающие его то М.Гулько, то Ю.Михайлику, то В.Серому и снабжающие датировкой до 1971 г.