Посреди океана. Глава 51

Если бы ещё год назад Инге кто-нибудь сказал, что в скором времени она окажется
в океане матросом на рыболовном траулере, она бы ни за что в это не поверила.
Мало того, если бы её закрыли в пустой тёмной комнате без еды и питья, сказав при
этом: думай, что с тобой будет через год, где ты окажешься, чем ты будешь
заниматься...Угадаешь, тогда выйдешь на волю. То и тогда бы она никогда и ни за что
не придумала такого поворота событий, какой учинила с нею судьба.
Вот уж воистину, пути Господни неисповедимы.
Какой-то невидимый режиссёр ставит свой фильм, не соизволив посвящать своих
статистов в свои замыслы.

В детстве Инга, глядя, как бабушка кормила кур и цыплят, наблюдала птичью суету,
толкание, драки, спешку наклеваться кормёжки, урвать кусок получше. Они к одному
стремились - насытиться. Зачем? Об этом они своими куриными мозгами и подумать
были не способны. Где им было постичь хозяйские планы, кого определить несушками,
а кого в суп. Где им было осознать свою судьбу? Их мозгов хватало только на то,
чтобы посытнее напитаться, да нагулять себе упитанную тушку.
Бабушка для них была кормилицей, режиссёром и вершителем судеб.
Вот так, подумалось Инге, и мы, суетимся, толкаемся, вырываем друг у друга добычу...
А сами под Богом ходим. У каждого своё предназначение. Суета сует, которой мучается
человек, - цыплячья, куриная мельтешня в погоне за материальным, в поисках зернышек,
червячков и хлебных крошек. Что-то планируем, о чём-то мечтаем, на что-то возлагаем
надежды...
А на самом-то деле, если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Только и остаётся, что верить Ему и делать, что должно, живя по Его заповедям.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

После обеда мы с Анютой взяли книжки и отправились на шлюпочную палубу.
Только уселись на свои ящики и начали читать, как мимо пробежал, мурлыкая что-то
весёлое себе под нос, второй штурман.

- О, вот что значит среднее образование! - воскликнул он, увидев нас. - Все читать
умеют, и не подойди даже.

Не успел он умчатьтся, как появился первый помощник.

- Самая читающая публика у нас на "Лазурите"! - произнёс он отеческим тоном.

- Сели на самом виду и демонстрируем, что читать умеем, - проворчала я, когда он
удалился.

Не дожидаясь, пока ещё кто-нибудь явится, чтобы отметить наличие грамотности у нас
с Анютой, я захлопнула книгу и сидела просто так, смотрела на морской пейзаж,
простершийся вокруг.

Дрожащий воздух, лёгкой туманной дымкой стлавшийся над водой, был торжественно-
загадочен, словно таил в себе мглистый мираж на горизонте.
В этой неверной зыби всё виделось призрачным, обманывающим зрение. В ней и море,
и небо обретали смутность сновидения. Здесь, в этом дрожащем мареве, в этом
неустойчивом мире нужно полагаться только на то, что подсказывает внутренний голос
и воображение, не доверяя несовершенному человеческому зрению, сокращающему даль
и неспособному узреть чёткости контуров.
Линия горизонта таяла в зыбком тумане задумчивого, дымчато-сизого моря.
Во всём, что охватывалось взором, не угадывалось малейшей достоверности; нельзя,
положившись на собственные глаза, знать, действительно ли ты видишь что-нибудь или
перед тобой окутанная манящей дымкой пустота.
И кажется, так всегда и повсюду. И это не выдаётся странным. Всегда и повсюду...

Над водой нависла мглистая дымка, стирающая грань между небом и морем. Пронизанная
солнцем, она мерцала иглами слепящих отсветов. А поверху эта размытая картинка
прошивалась белыми стежками летающих чаек, чьи крылатые силуэты, замутненные и
полурастворившиеся в тумане, метались над волнами.
Но это всё - лишь завеса зримого. А там, за нею что? Мираж?

Так возникнет вдруг из наших мечтаний, грёз и надежд человек, как мреющий мираж.
И всеми своими помыслами стремишься к нему, а он... просто мираж?
Но чтобы это знать, чтобы видение рассеялось, к нему всё-таки надо приблизиться.

Вскоре Анюта тоже захлопнула книжку и пожаловалась, что замерзла.
Действительно, было довольно прохладно, тем более, когда сидишь без движения.
И мы ушли с палубы.

Направились было к своей каюте через салон, но не успели спуститься с трапа, как нам
преградили дорогу Колька Чёрный и Боря Худой.

- Вы откуда и куда? - строго спросил последний.

- Мансарды проветривали. Следуем в направлении своей каюты. Неприятностей не ищем,-
в телеграфном стиле отчиталась я.

- Что-что проветривали? - не понял Колька.

- Мансарды. Чердаки, по-французски, - пояснила я.

- Чёрт! - только и воскликнул он.

- Заковыристая, как скрипичный ключ, - с некоторой долей уважения произнёс Боря.

- Не обессудь. Или как это сказать... - начал было выкаблучиваться Чёрный.

- Не обессудю, или как это сказать... - в тон ему ответила я.

- Я тоже могу выражаться научно. И меня тоже не каждый может понять, - заговорил
своим комическим голосом Боря. - Но вот этот, - он небрежным жестом указал на
приятеля. - Нет, я, конечно, не хочу сказать, что он совсем необразованный, Он
владеет нецензурным языком без словаря. И когда надо, денежные переводы читает
в подлиннике.

- Это вам не хухры-мухры, - удовлетворённо заметил Колька.

- Ну хорошо, - миролюбиво проговорила я. - На ваши вопросы даны ответы. Теперь
нам можно пройти?

- Нет. Вы почему в кино не ходите? - запытал Боря тоном строгого учителя, разговаривающего с провинившимися учениками.

- Традиция у нас такая, - ответила я.

- А может, вы нарушите вашу традицию? - поинтересовался Чёрный.

- Сегодня вечером, чтоб пришли в обязательном порядке! - приказал Худой. - Хороший
фильм закрутим.

- Не доставайте вы нас. Дайте лучше пройти, - капризным голосом сказала Анюта.

- Нет, правда, чегой-то вы в кино не ходите? Вам что, на самом деле вера не
позволяет? - спросил Колька.

- Да вот, как-то случайно раз не сходили в кино. А потом нам это так понравилось,-
ответила я.

- Понял. Им не в кайф в кино ходить, - сказал Чёрный с неопределённой улыбочкой.

- Ну долго нам ещё стоять тут прикажете? - снова возмутилась Анюта.

Боря посмотрел на неё взглядом избалованного принца и обронил:

- Проходи, дорогуша. Не смеем тебя задерживать. Зачем же переть, как бык на мурету?

- Как корова, - поправил приятеля Колька.

- Коровы в боях быков не участвуют, - снисходительно пояснил ему Худой.

- А мурета, это что? Тряпка такая красная? - не унимался Чёрный.

- Но-но... - угрожающе произнёс его приятель.

- Сказал проходи, а сам не пускаешь, - упрекнула Анюта Борю.

Они молча пропустили её. Я хотела было проскочить следом, но Колька заступил мне
дорогу.

- А с тобой разговор ещё не закончен, - сказал он. - Ты нам ещё не сказала,
какому Богу молишься.

- Я просто из тупой скромности этого не скажу, - увильнула я от ответа.

- Держу пари, что ты и сегодня не придёшь в кино, - сказал Боря, провокационно
выкатив свои круглые синие глаза.

- Ну и держи своё пари. Не приду.

- Ты приложила все усилия, чтобы ответить неправильно, - произнёс он, разочарованный
тем, что хитрость не удалась. И добавил, обращаясь к Чёрному: - Эту лошадку так
просто не оседлаешь.

- Какая шокирующая откровенность! - возмутилась было я, то ли в шутку, то ли
всерьёз, окончательно ещё не решив, какой тон следует выбрать. - Не понимаю...

- А что тут понимать? - перебил меня Боря. - У народа было намерение приобщить
вас, тёмных, к высокому искусству кино.

- Как трогательно! У меня даже взор затуманился, - усмехнулась я. - А теперь можно
пройти?

- Если ответишь на вопрос, - нахально заявил Колька. - Что раньше было, яйцо или
курица?

- Тоже мне, принц Турандот нашёлся, - насмешливо фыркнула я. - Раньше? Раньше
было всё! - сказала я и повернула оглобли в обход, через нижнюю палубу.

- Самая убойная новость! - высказался за моей спиной Черный.

- Баптистки! - раздался мне вслед истошный Борин вопль.


Полдник был как полдник. И ничто не предвещало чего-либо необычного.
Согласно меню, подавался винегрет, подавался чай, подавались хлеб и масло.
Сначала пришли, как обычно, матросы, заступившие на вахту, потом сменившиеся с
вахты.
Долго никто не засиживался. И вот уже, казалось, полдник подходил к концу, когда...
Ладно, не буду бежать впереди паровоза.

В салоне находились несколько человек. За столом машины заканчивали трапезу трое.
За столом рыбообработчиков двое. И двое, Лёха Молдова и Стёпа-рулевой, за столом
добытчиков.
Я начала было уже потихоньку убирать со столов.

- Луаць лок, тэ рог! (Садись, посиди, пожалуйста.) - попросил Лёха.

- Мулцэмеск, ну пот (Спасибо, не могу), - ответила я.

- Сэ мерджем дэ сарэ ла чинема? (Пойдём вечером в кино?)

- Ым паре таре реу. (Очень сожалею).

- Пэкат. (Жаль.)

- Опять на птичьем языке заговорили, - проворчал Стёпа. - Ты ври, да знай меру, -
сказал он сердито Молдове.

Тот только криво усмехнулся в ответ.

- Ты почему так плохо ешь? - спросила я Лёху, увидев, что он почти не притронулся
к своей порции винегрета.

- Влюбился, - многозначительно сказал он и с вызовом поднял на меня свои серые
лучистые глазищи.

Стёпа, услышав это, вскинул белесые, похожие на спелые колосья, брови и произнёс
назидательным тоном:

- На такой случай есть хорошее лекарство: встал пораньше, взял потяжелее и пошёл
подальше.

Леха, не сводя с меня своего испытующего взгляда, даже не взглянул в его сторону.

- Влюбился - это ещё не причина, чтобы не есть, - сказала я, как можно
непринужденнее. - Одно другому не мешает.

- Я талию соблюдаю. Французскую, - сказал он.

- А она тебе на корме, ох, как нужна, - усмехнулась я.

- И правильно. Надо быть в мужской форме, такой недокормленной...

- Сказал толстый Стёпа, - прокомментировала я.

Но ни один, ни другой ничего больше не успели произнести в ответ, потому что в этот
момент всеобщее внимание было привлечено заявившимися в салон Кареглазым и
Славиком-добытчиком.
У первого в руках была кинокамера, а второй нёс длинный шест, увенчанный двумя
фарами, за которым волочился невесть откуда, с кормы, что ли, длинный чёрный
шланг.
Втащив на середину салона источник ослепляюще-яркого света, Славик несказанно
смутился. Вообще-то, он всегда выглядел немножко смущенным и был похож на
мальчишку, который вчера лёг спать маленьким, а сегодня проснулся великаном и, сам
себя теперь не узнавая, ужасно стеснялся своих неожиданный габаритов
К слову сказать, сложен он был как настоящий богатырь; метра два ростом,
широкоплечий, с огромными ножищами, ручищами и кулачищами. Но при всём при этом
лицо имел шестнадцатилетнего пацана, нежное, румяное, в веснушках, рассыпанных по
курносому носу и щекам. А глаза наивные, доверчивые, тёмные.
Не так давно он ходил остриженным налысо, а теперь на его круглой голове топорщился
смешной русоволосый ёжик.

- Кино сейчас снимать будем, - негромко возвестил Славик и залился нежным румянцем.

- Иди! - сказал ему Боря Худой, забирая из рук добытчика кинофонарь. - Я сегодня
буду главным режиссёром, - объявил он всем и поспешно пояснил уволенному: - Ты
всегда будешь моей правой рукой. Но сегодня я её безжалостно отрубаю. На время.

Однако получивший отставку ничуть даже не расстроился. Скорее, наоборот, облегчённо
вздохнул и, взяв с раздаточного камбузного окна тарелку с винегретом, сел за стол.

- Ты, Виталя, я понимаю, родился с кинокамерой в руках, - уважительно обратился
Боря к Кареглазому. - И потому быть тебе при мне кинооператором. Не обижайся,
Стариков, хороший ты парень. Но на удивление порядочный, что совсем не подходит
для профессии кинорежиссёра.

Кареглазый только усмехнулся.

- Спасибо за критику. Учту, - сказал он, но возражать Худому не стал, позволив ему
полноправно войти в роль режиссёра-постановщика.

Боря наставил кинофары на Славика, приступившего было к поглощению винегрета, и
объявил:

- Вячеслав, готовься к своему звёздному часу! Наш фильм будет просто обречён на
популярность. Это будет самый стулозакрепительный фильм! - И вполоборота бросил
кинокамере: - Дубль первый, кадр первый! Славик кушает винегрет. Снимаем!

Но актёр вместо того, чтобы есть, наоборот, положил вилку, не зная, куда провалиться
от смущения.

- Ну что же ты?! - закричал на него возмущенный режиссёр. - Кретин!

- Кто? - Славик в наивном недоумении вскинул брови.

- Дед Пихто. А ну быстро ешь!

- Слишком много света. Я так не могу, - стал оправдываться новоиспечённый актёр,
пуще прежнего заливаясь краской. - Чувствуешь себя, как таракан под микроскопом.

- А ты как думал?! - взвился Боря. - Это ж тебе не радио, а кино!

- Я бы лучше по радио поел, - сказал Славик.

- Ты так уважаешь Попова? - мстительно прищурившись, спросил Худой.

- Какого Попова? - непонимающе нахмурился добытчик.

- Знал бы гражданин Попов, изобретая радио, что тебя будут снимать в кино, он бы
заодно изобрёл и кинокамеру!

- Не знаю я никакого Попова, - обиделся Славик. - Только мало кому понравится
жрать под фонарем.

- Нет, ну что с ним делать?!- возмущённо вскричал Боря.

- Как что? Дать по балде, и всё, - уверенно заявил Стёпа-рулевой. - Сразу сожрёт,
как миленький, что прикажешь.

В этот момент в салон вошёл ничего не подозревающий Вася-добытчик.

- Так, стоп, садись сюда! - режиссёр, лицо которого осветило неожиданное озарение,
указал новоприбывшему на место рядом со Славиком.

И когда тот послушно сел, куда было велено, Худой приказал мне подать Васе винегрет
А потом заставил Лёху и Стёпу пересесть таким образом, чтобы вся актёрская четвёрка
оказалась рядышком бок о бок за столом дОбычи.

- Неси всем винегрет! - распорядился Боря, обращаясь ко мне.

- Но они уже поели! - попробовала было возразить я.

- Не важно. Почему бы им слегка не пострадать за талант?!

- За чей? - поинтересовалась я.

- За мой, чёрт возьми! - довольно эмоционально уточнил режиссёр. - Я, может быть,
прославиться хочу. Мне, может быть, обидно, что я нуль! Но я всегда чувствовал в
себе искру божью! Талант, другими словами.

Я послушно поставила тарелки с винегретом перед всеми актёрами.

- Итак, входим в образы! - объявил Боря. - Посмотрите, как выглядят эти молодцы!
В какой они прекрасной форме! А всё свежий воздух и здоровая пища, Они настоящие
хозяева морей. Их боятся даже акулы и подводные лодки. Они моряки-богатыри,
которые не требуют власти, богатства, славы.

- Да, мы парни не промах, - подтвердил довольный Стёпа.

- Высшая способность актёра - это способность держать паузу, - строго заметил Боря.

- М-может, хватит п-подготавливать? - спросил Вася, чуть заикаясь. Этот факт
выдавал в нём волнение. - И-иногда легко в образ войти и т-трудно потом выйти.

- Ты примитивно мыслишь, - заметил ему недовольный режиссёр.

- Мы тебе мешаем? - со скрытой насмешкой спросил Лёха.

- Боря, ты сейчас как тот петух, который считает, что солнце встаёт по его кукареку, -
высказался Стёпа-рулевой.

- К чужой славе хочешь примазаться? - шутливо изобразил оскорбленного Худой.

- Только бы этот фильм не оказался фильмом ужасов, - проворчал Молдова.

- Да горите вы все синим пламенем! - неожиданно вскипел режиссёр. И не давая
никому возможность произнести хоть слово, пошёл шпарить сам, как по-писаному: -
Вы, рождённые ползать, а я вас летать учу! Я ввожу вас в мир настоящего искусства,
которое принадлежит народу! Вы должны беспрекословно меня слушаться. И не думайте,
я не отстану от вас, пока не осуществлю задуманное. Я должен осуществить свой
гениальный замысел. Итак, дружно взялись за вилки. Поехали! - воскликнул он,
сделав знак рукой Кареглазому.

Все актёры взялись было за вилки, как им велел режиссер. Однако всё испортил Лёха,
он только вяло поковырялся в тарелке, но в рот ничего не отправил.

- Стоп-стоп-стоп! Так не пойдёт! Это никуда не годится! Ты почему не ешь? -
накинулся Боря на Молдову.

- Не хочу.

- Что значит, не хочешь? А ты попробуй, мобилизуйся. Свобода творчества, чтоб ты
знал, есть осознанная необходимость.

- А я стараюсь быть оригинальным, - не сдавался Лёха. - И есть не буду, потому
что не хочу.

- Не гони порожняк, парень! Почему ты не хочешь есть? Почему?

- Почему акула мойву не ест? Потому что не хочет, - вступилась я за актёра.

- Нет, вы только посмотрите на него! - Боря призывно обвёл всех, собравшихся в
салоне, своими возмущенными синими катушками. - Он бесплатно съесть не может
какой-то там занюханный винегрет! - и вновь обратив свой взгляд на непокорного
Лёху, гневно воскликнул: - Почему, чёрт возьми?!

- Не хочу, - упрямо заявил Молдова.

- Ну ты прямо, как животное какое-то, - с нескрываемым полуизумлением-
полупрезрением произнёс Боря и тут же взвился с полоборота: - Да я семь шкур с тебя
спущу и голым в Африку пущу!

- Но-но... - угрожающе произнёс непокорный актёр.

- Кажется, возникает опасное напряжение, - осторожно заметил Кареглазый. - Ты уж,
режиссёр, давай как-нибудь полегче на поворотах.

- Ладно, выбрось из головы. Без проблем, - неожиданно спокойно отозвался Боря. -
Талант преодолеет всё