Разрушенная сказка

«Мороз и солнце. День чудесный», – эта строка Пушкинского стихотворения так и стучала в висках и как бы отражала всю прелесть зимнего леса, сверкающего многочисленными искорками инея на раскидистых лапах елей. Лыжи тонули в глубоком снегу, проваливались прямо чуть ли не до замёрзшей земли. Впереди шёл Сашка, еле переставляя ноги, по колено скрывающиеся в белом море. За ним оставался глубокий, но не очень чёткий припорошенный след. Иногда он останавливался и с загадочным видом подзывал Серёжку. Тот подходил, и тогда Сашка дёргал за лапы ёлку и с хохотом, высоко поднимая лыжи, удирал вперёд. А сверху лавиной скатывались огромные охапки струящегося снега, на мгновенье скрывая Серёжку в белой пелене. Сашка останавливался чуть в стороне, смотрел на это снежное чудо и задорно смеялся. Серёжка, отряхиваясь, фыркая и тоже смеясь, грозился отомстить другу. Но ему этого никогда не удавалось сделать, он был меньше и ростом и слабее своего старшего товарища, и не успевал дотянуться до ветки быстрее Сашки. Хоть и стряхивал ёлку, но тот убегал прочь, а снег снова засыпал Серёжку чуть ли не по самую голову. Так и шли они по лесу, стоявшему в ярком, ослепительном блеске зимнего солнца, спокойного и дремавшего в холодном забытье. Было тихо, только изредка слышался где-то стук добродушного дятла, долбившего сухостоину в поисках какой-нибудь личинки, да редкий шорох снега, скатывающегося с веток елей и сосен, шуршал по сторонам.
За спиной у Сашки за поясом висел топорик, маленький и острый. Они вдвоём шли в лес за ёлкой, чтобы поставить дома ту под Новый год. Ёлок было много, но все они не нравились ребятам. Иной раз подходили к ёлочке, осматривали со всех сторон («Вот пойдёт!»), отгребали снег под корнем и срубали («Хм, однобокая»), бросали тут же и шли дальше вглубь леса.
Вышли на полянку. Глаза зарезало от сверкающего снега, они даже заслезились. Сашка остановился, воткнул палки перед собой и опёрся на них.
– Давай отдохнём, – предложил.
– Давай, – сразу согласился Серёжка, остановился чуть сзади друга и тоже опёрся на палки. – Фу, как жарко! – Снял шапку и стряхнул с неё снег.
– Смотри какая ёлка! – кивнул головой влево Сашка.
Серёжка посмотрел туда и невольно залюбовался лесной красавицей. Ёлка стояла почти посредине полянки, высокая и стройная, распушив свои зелёные, с шапками снега, большие, отходящие равномерно во все стороны лапы, стояла спокойная, искрящаяся, тихая и ласковая. «Вот бы нам в школу такую, – мечтательно подумал Серёжка. – Ох, и красивая…» И он уже начал рисовать в своём воображении украшенную и сверкающую разноцветными огоньками со звездой на верхушке под потолком ёлку, стоявшую в спортивном зале школы.
– Давай её срубим, – вдруг предложил Сашка.
– Давай! – радостно отозвался Серёжка, загоревшись вдруг желанием привезти в школу именно эту лесную прелесть.
Сашка уже снял лыжи и пошёл к ёлке, на ходу вытаскивая из-за пояса спины топорик. Серёжка тоже отвязал крепления лыж и потопал по глубоким Сашкиным следам к ёлке. А тот уже начал с силой рубить ствол дерева на уровне пояса, так легче было. Ель тихо вздрагивала, и с её веток скатывались комья снега. Сашка не обращал на это внимания и рубил, рубил…
– Фу! – выдохнул он, вытирая рукавом фуфайки пот со лба. – Здоровая, чёрт. На, иди поруби, – протянул топорик другу.
Серёжка взял топорик и изо всех сил с выдохом стал бить по мягкому, пахнущему свежей смолой стволу, стараясь отбить при каждом взмахе как можно большую щепу, но у него отлетали в стороны только мелкие стружки. Сашка стоял в стороне и усмехался.
– Эх ты, рубака! – не выдержал наконец. – Каши мало ещё ел. А ну-ка дай мне топор. Я ещё потюкаю.
И тот снова начал рубить ёлку, уже слегка покачивающуюся при каждом ударе и как бы тихо постанывающую. С каждым ударом она всё сильнее и сильнее вздрагивала и качалась. Сашка перестал рубить, бросил топор и, опершись рукой в ствол, качнул дерево. Ёлка слегка отошла в сторону и вернулась назад. Он ещё раз качнул, но уже сильнее, но та опять вернулась назад. Тогда Сашка обеими руками толкнул её так, что ёлка затрещала и медленно пошла вершиной вниз и, упав, подняла большое облако белой пыли.
– Всё, готова, – вздохнул облегчённо Сашка.
– Готова, – повторил, радуясь своим мыслям, Серёжка.
Ёлка лежала такая же тихая и спокойная, как и стояла несколько минут назад, только ветви её всё ещё слегка подрагивали, как бы в предсмертных судорогах. Ребята стояли и смотрели на неё заворожёнными глазами.
– Да, хороша, – проговорил тихо Сашка. – Ладно, пойдём дальше.
– А как мы её потащим? – испуганно спросил Серёжка. – Вон она какая здоровая!
– Хм, ёлку? – удивился Сашка. – Куда её? Здоровая такая.
– Как куда? В школу… – упавшим голосом ответил Серёжка, опуская голову. Ему вдруг стало так стыдно за свои радужные мысли.
– Ну, в школу, – недовольно ответил Сашка. – Да туда уже вчера привезли большую ёлку. Зачем ещё одну?
– А зачем… мы её тогда… срубили? – спросил Серёжка тихо, проглатывая слюну, скопившуюся вдруг в горле и часто моргая ресницами.
– Зачем? А, много их тут в лесу! – махнул рукой Сашка. – Пошли дальше! – и направился к оставленным лыжам, начал пристёгивать крепления к валенкам.
Серёжка готов был расплакаться. Ему было невыносимо жалко ёлку и в то же время стыдно показаться нюней, размазнёй перед старшим товарищем. Он засопел, молча подошёл к лыжам и тоже стал их пристёгивать ремнями.
– Ну, пошли! – скомандовал Сашка, вдевая рукавицы в тесёмки палок и двигая лыжами, счищая прилипший к ним снег.
– Пошли, – глухо отозвался Серёжка.
Он снова шёл за Сашкой, часто оглядываясь на торчащие из снега зелёные лапы ёлки и жалея такую чудесную зимнюю сказку, разрушенную столь безжалостным холодным топором.