Нереальная быль

Толи воля, толи неволя…


После полутора годового проживания в Анадыре, Лёлька с родителями вернулась в посёлок Иультин, затерявшийся средь сопок бесконечных прерий тундры. Причину возвращения на прежнее место жительства она, будучи в пятилетнем возрасте, не понимала. В Анадыре ей нравилось больше, потому как это город и рядом аэропорт, из которого улететь к бабушке и дедушке проще и быстрее. А в Иультине месяцами можно ждать лётной погоды – бестолку: туманы, морось, снегопады, вьюги, пурга. На Чукотке лето она пока не видела ввиду своего там отсутствия в летний период чисто физически. Родители не сами, так с кем-то переправляли к дедули и бабулям. Да и что о энтом лете говорить – месяц длится. А на Дальнем востоке у родни целых три месяца и ягоды, и фрукты, и по траве босиком, и цветов видимо невидимо, и на речке купаться да загорать. Сказка! Кто не мечтал в детстве о сказке? О трёх исполнившихся желаниях? О золотой рыбке или цветике - семицветике с семью возможными щастьями?


По возвращению в посёлок папа вернулся на рудник горным инженером, мама - бухгалтером туда же в управление рудника, а старший брат в школу. Лёльку отвели в красивый детский сад с многообещающим названием «Снегурочка», как та сказка о светлом будущем. Солнышко на Чукотке своим присутствием не балует: по полгода прячется за сопки. За полярным кругом, что вы хотели? А они  семьёй вернулись почти сразу после встречи нового года: в феврале в кромешной тьме с утра до ночи. Разве что северное сияние полыхнёт по небу.

Лёльку мама в первый день визита в детский сад принарядила в белоснежный костюм: пиджак и плиссированную юбку отделанные по краям двумя золотыми полосками, белые колготки и лакированные японские туфельки, завязала два огромных белых банта из газовой ленты на два Лёлькиных  пепельных хвостика. Такого одеяния, достойного подиума, ни у кого не то, что во всём садике, а и в посёлке не было. Как мама умудрялась доставать дефицитные вещи, сразив всех наповал – только ей ведомо.


Лёлька, домашняя по своей натуре, в первый день просидела в садике до обеда на стульчике, пока её не забрала мама, почуяв беспокойство за дочь и, вырвавшись по делам в посёлок. Административный корпус рудника располагался высоко на сопке. А туда и оттуда просто так не дойдёшь, только на машине. Не лето.

Привыкала Лёлька к новому садику долго, пока не прониклась любовью к воспитательнице Ольге Филипповне, подарившей ей на день рожденья цветное издание сказки Ханса Кристиана Андерсена «Дюймовочка». Это был сказочный подарок любимой Лёлькой сказки. Полюбила она её благодаря прочтению в группе возлюбленной всей детворой воспитательницей.

У Лёльки дома водилось море книг: и папиных по горному делу, и маминых по домоводству, и толстые тома детской энциклопедии, и большие издания по искусству с множеством цветных репродукций картин художников разных стран, и собрания сочинений русских и зарубежных классиков, и целая полка материалов партсъездов и произведений В.Ленина, К.Маркса и Ф.Энгельса. Но кроме пары десятков тонких детских книжек с цветными иллюстрациями, больших и красочных изданий детской литературы у Лёльки не было. Сборники Сергея Маршака и Агнии Борто, сказки народов мира и сказки народов Чукотки наличествовали в чёрно-белом прикиде.



«Дюймовочка» стала первой Лёлькиной сбывшейся мечтой. Она мечтала и о «Волшебнике Изумрудного города», и о «Карлсоне», увидев вышедший в 1968г мультфильм, но…  Зато у Лёльки имелась цветная книга форматом энциклопедии в цветной съёмной обложке о златокудром мальчике – Володе Ульянове, ставшем в последствии Лениным. В книге были плотные белые листы, цветные иллюстрации и крупный читаемый почерк. Настольная книга юного ленинца… Она им и стала. Другой такой весомой сказки у Лёльки не было. А эту и читать удобно, и рассматривать приятно, и в руках держать. Осознание содержимого красочной книги завидного качества пришло опосля.


И когда Лёлька была удостоена права стоять возле портрета Ленина в почётном карауле двадцать второго апреля в день его рождения, никакой идеологической подложки она не вкладывала в свой пост, просто красовалась пред всеми детишками в нарядном капроновом воздушном платье с рюшечками. Радость росла заодно с живым зелёным ковриком травки, посеянной в горшке к днюхе вождя. Сейчас такую выращивают, дабы смолоть и пить во имя здоровья или для кошаков в целях витаминизации. На Чукотке счастье было возможным за одиннадцать месяцев зимы слепящей белизны одним созерцанием живого зелёненького растения.



Отправившись через два года в школу с горшком фиалок (букетов там нема), Лёлька продолжила карьеру служения памяти безвременно покинувшего свой многострадальный народ. Начиная с третьего класса, вступив в доблестные ряды пионерии, она с нескрываемым удовольствием репетировала вынос знамени в качестве адъютанта знаменосца к известному бюсту, пока класс учился. Отсутствие на занятиях не снижало Лёлькиной успеваемости. Она училась почти на отлично. Но ощущения себя избранной добавляло счастья. В белой блузке с отглаженным галстуком, синей короткой до нельзя юбочке, в огромных бантах на хвостах, в пилотке на сцене на виду заполненного пионерами зала. Все на уроках, а ты после нескольких школьных репетиций маршируешь к центру сцены поселкового клуба: и раз, и два, и три. Несёшь «службу». На день пионерии  знаменосцев и барабанщиц забирают в клуб с утра. Лёльке хотелось бы и побарабанить. Не выпало. Рядом со знаменем постоять –  пожалуйста. Оттуда в школу можно не возвращаться. Ты на пионерских съездах, а кто-то в школе парится, учебный процесс постигает.



А то, что сказки из детства трансформируются в мечты о светлом будущем- это и ежу понятно. Не понятно какому. Причём трансформация эта происходит, не смотря ни на что. Вопреки, с руки, в любом случае, у кого как.



Во времена СССР, подсвеченные Ленином (и не только в Мавзолее), светлое будущее маячило перед глазами слащавой приманкой вот-вот прибывающего коммунизм. Этакий массовый утопизм. Равенство, братство, достаток… Заразившись мечтой легче выдержать бой за выживание. Критика мечты неуместна априори. Мы все неосведомлённые участвовали в этом с удовольствием, стараясь приблизить искомое.



Начиная с четвёртого класса на Чукотке День Советской Армии и Военно-морского флота двадцать третьего февраля отмечали в школе смотром песни и строя.  Каждый класс — моряки, пехота, артиллеристы, лётчики и так далее. Лёлькин класс изображал подводников под песню «Прощай любимый город»: чёрные пиджачки (брали у парней из другого класса на время выступления), самошитые жёлтые пояса из атласа с картонной вставкой и картонной пряжкой разрисованной акварелью, пилотки с нарисованными гербами, погоны, ажурные гольфы (а как без изюминки?), огромные белые банты. Промаршировали, показали пилотаж построений, пофотались. Настроение на «Ура»! Не просто школьная жизнь, а настоящая песнь души!

К первому мая каждый класс представлял одну из республик костюмами, историей республики, картой на плакате, повествованием о традициях народа. Лёлькин - Туркмению. До сих пор национальный костюм туркменки перед закрытыми глазами восстаёт. Сейчас спроси, кто про кого что знает?

Большая часть жителей Чукотки была вполне счастлива и спокойна за завтрашний день. Ощущение счастья было возможным включив с утра радио в любой праздничный день с льющейся задорной песней. Улыбался просто, потому что праздник. Это невозможно объяснить детям и невозможно вернуть. Настроение абсолютного счастья предвкушения встречи Нового года начиналось за месяц. И роль Ленина была не последней в этой череде ощущений.



И в коммунизм верили. Ждали. Сбой программы ожидания стопроцентного счастья, ту бишь коммунизма, наступило, когда Лёлька, как и было принято, готовилась к поступлению в ряды комсомола, штудируя «Задачи союза молодёжи». Там чёрным по белому было обещано наступление коммунизма через двадцать лет. Советовали ознакомиться с материалами съездов КПСС. Объёмы и одинаковое из года в год содержание текстов съездов напрягало, как и бесконечная смена характеристик строящегося, никак недостроящегося социализма нужной спелости. Одно и тоже в текстах не внушало доверия, но и не было Лёлькой прочитано. Вообще утопистом быть сподручнее без претензий к действительности. Мечтаешь, да мечтаешь себе втихую, а? Все их ругают, а Лёлька любила. Особенно после краха всех мечт, связанных с обещанным коммунизмом. Прозрение случилось накануне перед вступлением в комсомол. Отец на вопрос, когда наступит коммунизм, ответил кратко:

— Никогда.
— Как никогда? Этого не может быть! Здесь ясно написано! Я не верю! — Орала Лёлька, топая ногами и размахивая книженцией о задачах комсомола. Отец — фронтовик, получивший в девятнадцать орден Славы в боях с японцами это знал и оставался верным коммунистом с семнадцати лет?

- Ни ты, ни твои дети, ни твои внуки, ни правнуки, ни праправнуки не будут жить хорошо. Может прапраправнуки…

Откуль он это знал в семидесятых?

Молчал. Понятно, партийные учёбы по научному коммунизму он проводил не по доброй воле. Топил  своё несогласие с несправедливостью в себе, как мог: и коньяком, и здоровьем, и нервами. Умер в пятьдесят пять от открывшейся язвы и неуправляемой гипертонии.


Дальше хуже? Merci!

Ленин помучил Лёльку своими произведениями ещё шесть лет в институте. Поначалу пыталась  что-то законспектировать из первоисточников, пока на шестом курсе не освоила метод конспектирования под расчёску. Водишь себе шариковой ручкой вдоль зубьев – и вся твоя печаль о нехватке времени и желания конспектировать сомнительную правду испаряется. И преподавателю приятно, и ты не в накладе. Зачёт обеспечен.

Нервов преподавателю по научному коммунизму Лёлька подпортила немало, но от души. Развлекалась на всю катушку ввиду грянувшей перестройки. Нервное. Две группы, посещающие семинар знали, что её присутствие на занятиях обещает весёлое времяпрепровождение на сюрьёзном предмете и отсутствие «допроса» остальных присутствующих. Перестройка, оголив полки, лишая массу народа работы, распродав за копейки предприятие и оборудование, ничего в ближайшее время не сулило, окромя мытарств и безденежья. Но преподаватель уверял в обратном, предлагая Лёльке вояж по магазинам:

— Всё есть в магазинах. Мы строим новое светлое будущее. Давайте я Вам покажу!

До экскурсии дело не дошло, но остроты сыпались из Лёльки, как из рога изобилия. Пока кто-то не напомнил о зачёте и ГОСах. К весне Лёлька чуть сбавила пыл своих подколов. 

Зачёт преподаватель ей всё-таки поставил, выразив надежду, что таки сдаст научный коммунизм ГОСов на четыре. Сдала Лёлька на «отлично», успев просмотреть работы первого президента и вылив ведро его сладких перестроечных речей на преподавательницу. Этого оказалось достаточно. Липа, а пять.

Умотав в ЕАО на прохождение интернатуры по акушерству и гинекологии, она окончательно отказалась от веры в коммунистическое будущее, сознательно не встав на комсомольский учёт. Любовь к светлому будущему потеряла в ней веру и опору.


В козырях оказался как раз препод научного коммунизма, став директором первой в городе ярмарки спекуляции товаров не свово производства.


Находясь в невесомости со времён перестройки, потеряв пусть и сомнительные, но таки  необходимые каждому ориентиры, взращенные советским временем, мало понятно куда, с кем, зачем и почему.



Откуда знать, как на самом деле было в семнадцатом? Как могло бы быть и случилось бы, кабы? Все предположения историков и сторонних мыслителей — сто раз обличённые, переписанные, пересмотренные, противоречивые — предположения или истина? Как и когда разобраться в этом хаосе? Особенно тем, кому с детства втюхивали скорую коммунизацию: развитой, переразвитой, очень переразвитой социализм и... Хотите на одной работе работайте,  хотите  на двух – всё оплатят и не тридцать процентов, как после, а всё положенное. Отпуск гарантирован, спонсирован добросовестным трудом. Глобальные покупки всегда можно в рассрочку оплатить. Квартиру построить, коль дополнительный заработок позволяет. За кардон? Проблемка. Не всем дозволено было. Так в СССР своих красот видимо невидимо. Санаторное лечение, пионерлагерь – пожалуйста! Профсоюзы оплатят. Медпомощь, учёба - бесплатно. Ошибки? Были. Извечный человеческий фактор. Куда от него денешься? Но как-то больше верилось людям и доверялось. Зависть? Но не такой же безудержной порослью, как сейчас.


Кто перестраивался и куда до селе неизвестно, разрушая созданное, продавая за бесценок станки, машины и другие ценности кому ни попадя. Лёлька только медицинский закончила, только на интернатуру вышла, мамой готовилась стать… Здрасьте! Ни товаров, ни продуктов, ни настроения.



Ваучеры… обещали бешеные прибыли от вложений в определённое место. Злачные места испарились, не оправдав и доли вложений. Одни быстро, другие постепенно. Все озаботились выживанием.  Уходили со своих мест лучшие специалисты в никуда. Хотя, известно куда: в спекуляцию. Свои-то производства издохли. Работа на двух, трёх подработках ничего не обещала. Две-три ставки никто не платил. «Не имели права». Стаж у частника – фиг. Дети с кем? Хорошо, если с родителями родителей, а то с чужими тётками или вообще сами по себе во дворе. Не верить или не помнить «прелесть» перестроечного момента может позволить себе только не переживший это «чудесное» время.



Ныряние: «Ты помнишь, как всё начиналось?» щемяще - безысходное.  И отец Лёльки, доживи до этого беспредела, пройдя войну снайпером на Дальневосточном фронте, как бы эти перемены принял? Этого принять добровольно нельзя.  За что воевали? Костры у магазинов, очереди за хозяйственным мылом, туалетной бумагой, колбасой, водкой и зубным порошком. Ах, на складе всего было вдоволь?  Хватило потерянных в омуте наркомании и алкоголизма детей вечно занятыми поисками заработка, родителями. И вытащить этих детей от туда мало кому удалось. Сейчас полно всего, кроме доверия, веры, радости, надежды.  Беспредел семимильными шагами, куда не плюнь: человеческом общении, межгосударственном, в медицине, в образовании, в государственных организациях и просто в однодневках-приманках, даже у священнослужителей. Святую воду продают. Это что себя святыми возомнили? Помахали кадилом и вода из крана в святую превращается? Исключая девятнадцатое января – там природа колдует. А святая вода должна по правилам с семи выбранных проверенных источников собираться при полном безмолвии. Кто соблюдает? Зачем, когда набрал из крана, постоял рядом и она уже святая? Никакого кощунства тут нет. Они такие же люди, как мы, а не святые, дабы взмахом руки святить. Святыми люди опосля нарекаются. Да эти святые на себя такой ноши: при жизни богами себя считать, не берут.



Сколько сейчас учебников истории? Сколько мнений с разных точек мнения? В СССР, может, и разливали в уши враки, но «Зарницу», посиделки у костра с пионервожатым под гитару и печёную картошку, кашку на кострах и обугленные горбушки хлеба, съезды в клубах и пионерлагерях под задорные песенки никого не отпугивали и не разъединяли. Кто там был - не забудет вкус детства в камуфляже, пропахший дымом костра, романтикой аля Фиделя Кастро и Че Гевары. Кого не колошматило от предвкушения вступления в доблестные пионеры? Воспоминанья вызывают только удовольствие и улыбку. Сплачивало. Сдруживало. Кому не нравилось галстук завязывать? Сам процесс завязывания галстука увлекал. Да, кто-то его расписывал, разрисовывал. Но белая блузка, синяя юбка, бант, пилотка и галстук разве не красиво? А красное знамя было настоящим символом победы и пролитой в боях крови. Триколор сейчас о чём? Каждый раз объясняют. А красное знамя не требовало объяснений. Повернули всё с ног на голову – стойте! А опоры убрали за ненадобностью. Ах, триколор от туда? Но Лёлька тогда не жила. Сегодня это модно, а завтра другое? Следуйте. Раз уж триколор, то уж с двуглавым орлом.  Он понятно откуда.


А чем серп и молот плохи? Нас или косят или в мозги всякую чепуху вколачивают. А песня: «Белая армия, чёрный барон снова готовит нам царский трон»? Можно слова и переписать, если охота. Но зато музыка какая? На подвиги зовёт. Хотя бы в личных масштабах. Маршировал бы и маршировал особливо седьмого ноября. Зачем лишать устоявшегося праздника? Историю не изменить. Что было, то было. Семьдесят лет прожили. Закопать? Всем, кто жил тогда? Понятно, больше делать нечего, как до основанья, а затем? Слова-то пророческие. Всё рушим, только с перестройки мало что выстроилось достойное. Производств восстановленных по пальцам перечесть. Сплошная спекуляция цветёт.  А КНР и под красным знаменем процветает. Коммунизм строят. Русских батрачат. Половина населения приграничных районов кирпичами или фонарями челночат: китайский товар перевозят за копеечку.



Ну, где отыскать сейчас такую книгу, приносящую ежедневно поток света, надежды в светлое будущее одним рассказом, например? Смешарики завоевали детей, но Лёлька их не понимает и не принимает. Во что верим? Куда идём? Боремся с коррупцией, как с ветряными мельницами Дон Кихоты непонятые. Бесполезно, вечно, нудно, грустно. Жалко Дон Кихота. А себя?


Тогда в 1977 году в предсказания отца Лёльке не поверилось. И что? Кто оказался прав? Откуда он знал? Жаль, что пока одна правнучка только. Родилась бы раньше, может, что и меняться бы начало, если следовать его прогнозам.


А книга о Ленине с красочными иллюстрациями пылится в коробке.  Жалко расстаться с детской сказкой, знаете ли. Светлая и радостная была. Да-с.


1 июля 2016г.

Не вечно...
Алёку
Не вечно Ленин
молодой.
С ним с детства в сказочку
играли.
Потух запал огнива.
Бой
жжёт душу,
беспредел бодая.

Ничто не вечно под
Луной.
Куда-то шли мятежной
стаей.
Сожрала перестройка
строй.
Надежду с верой.
Прав, кто
правит.

28 ноября 2017г.(рис. из .....нета)


© Copyright: Алёку, 2017
Свидетельство о публикации №117112802462