Бабьи царства

   Когда Петр рассказывал про своё житьё-бытьё, мужики редко встревали в разговор, молча выпивая по чарке водки, закусывая салом и солёными огурцами. Свояк Петра Василий, махнув стопку водки и похрустывая огурцом, улыбнулся и сказал:
  - Я могу продолжить. Хотя у нас здесь и не было в войну бабьего царства, но мужиков поубыло. а мы, кто после шести классов, кто после семи работали в артели, как тогда называли колхоз. К середине войны нам уже было по 15-16 лет и мы уже узнали что такое любовь с вдовами и старыми девами. Любил я дочь беженки из Ленинграда, но у нас были одни поцелуи. Один раз на дальнем покосе под проливным дождём вымокли, а костёр из сухостоя еле разожгли. Поставили крест на крест колья, положили на них жердь и стали раздеваться, чтобы сушить одежду. Девки и бабы сначала стеснялись, а потом последовали нашему примеру. Поскольку косить было нельзя и уже вечерело, пошли купаться и вот во время купания беженка из под Тихвина соблазнила меня на островке за кустами. Та, в которую я был влюблён ещё с двумя девками наблюдали за нами из-за кустиков.
    После этого мы с двумя ребятами шарили под камнями, поймав по несколько налимов, а я ещё, больно правда, уколовшись, поймал ерша и окуня. И вот женщины,
очистив рыбу, сварили ухи. Поев её, мы повеселели, попели песни около костра. Той
порой рубахи и порты наши высохли, а женская и девичья одежда ещё сушилась. Закат
догорал и заметно темнело. Ко мне подошла моя девушка и мы с ней целовались. Она
давалась обниматься и щупать себя везде, но на близость соглашалась при условии. если женюсь. Я обещал жениться года через полтора, когда будет восемнадцать. Она сдалась и хорошо , что после этого мы купались, возможно из-за этого она не забеременела.
   Когда мы возвращались с дальних покосов, разразилась гроза и мы ночевали в глухой лесной деревне. Старуха, у которой мы легли вповалку на полу, сказала. что кто захочет её дочь, она нальёт настойку  на травке-хероставке, лишь бы её дочь не осталась старой девой. Мы с другом согласились и так нас эта травка забрала, что раз по пять за ночь мы лазали на грудастую девку. Потом дорогой до самой деревни клонило в дрёму от недосыпу и от усталости.
  - Да, сказал Пётр, сестра твоя что-то мне рассказывала. А что же на своей дроле тогда не женился?
   - А она тогда обиделась, приревновав к той грудастой девке и больше уже между нами близости не было. А потом я , как и ты, попал в настоящее бабье царство, только я никому об этом не рассказывал, поскольку из-за этого я не попал по призыву, а друзья мои успели в конце войны повоевать, кто с немцем, кто с японцем, а я был с бабами да девками, причём только в постели друг друга и понимали, поскольку они по-руски не больно говорили, вепсы были в глухой деревне.
  - Да у нас вроде бы вепсов близко не жило.
  - Так мы же в Вологодскую область поехали, провожая беженку, с которой у меня любовь была до Тихвина. До Тихвина нам денег не хватило на билеты. Купили до Бабаева. Там нас с другом контролёры и высадили. Есть хочется, а денег нет. Вот мы на реке наткнулись на удочки, накопали червей и стали с плота ловить. Ночью вода поднялась, видимо выше дожди прошли, нас сонных и унесло на плоту. Проснулся я назавтра, прибившись к какому-то острову. Вдруг я услышал, как вскрикнула рядом девушка. Сняв штаны и рубаху, я пошёл через протоку. Оказалось. что девушка полоскала  платья, а доска треснула и она упала в воду. Я увидел как она собирала бельё, а потом сняла с себя мокрое платье, оставшись нагишом. Тут я к ней и подошёл, она не испугалась. Я спросил, где мы, а она меня не поняла, что-то на своём языке сказала. Я подумал, приласкаю её , так хоть накормит. Есть очень хотелось. Я даже забыл про друга, который остался спать на плоту. Стал её обнимать, целовать, она обрадовалась и любили мы друг друга, пока её платье подсыхало. А  потом она что-то на своём языке говорила и мы подошли к деревне. Тут я про друга вспомнил, но думаю, сначала сам поем, а потом на него попрошу.
Меня конечно покормили, но после этого мне пришлось её сестру старшую любить и только после этого, выпросив краюху хлеба, я пошёл к другу. Месяц мы жили в этой деревне, где одно бабьё было, только старик на околице, который научил меня морды делать, чтобы рыбу ловить. Он многим бы ремёслам местным мог бы меня научить при условии, что я женюсь на его дочери, а та вдвое старше меня была. А вот  с внучкой его мы понравились друг другу, любились и почти месяц он учил меня корзины и зобеньки плести. А другу моему, Максиму пришлось с её матерью жить. Через месяц мы пытались уйти, да плот против течения кольями толкать нелегко. Вернулись и ещё месяц жили, перепробовав за хлеб и картошку, реже яйца многих баб и девок, кроме малолеток в этой деревне. А потом на какое-то их празднество поехали в соседнюю деревню и там оказался парень, неплохо говоривший по-русски. Там нас чуть не женили на местных девках, с которыми мы полмесяца жили, но мы этому парню объяснили, что нам в Бабаево надо, втроём на трёх конях мы долго ехали до станции, а там сели на первый попавшийся товарняк, добрались до Вологды. В Вологде разгружали вагоны, заработали на билеты , чтобы до дома добраться.
  - Да вы тоже немало погуляли,- сказал Пётр, - за это выпить надо!
  Но выпивка уже кончилась да и за Василием пришла его баба.
  - Вот это его та самая любовь-беженка,- сказал Пётр.- Когда служил, его портрет в армейской газете дали, а брат её младший гостинцы в неё завернул, когда дембельнули.