Глава 18. Выборы в Надымском ЛПУ

Зал, в котором проходило собрание трудового коллектива линейного Надымского ЛПУ, был небольшим, рассчитан человек на пятьдесят.

Кузнецов опоздал на собрание на десять минут. Начальник ЛПУ его не встречал, видно настроения у человека не было. И Кузнецов, пожимая руку его первому заместителю, главному инженеру ЛПУ Игорю Сергеевичу Чукайкину, о Серпутове Федоре Ивановиче вопросов не стал задавать. Кто знает, когда ему устроят выборы-перевыборы в  предприятии, сможет ли он нормально перенести это испытание. Не каждый может выдержать.

Доехали в автобусе до управления компрессорной станции, поднялся на второй этаж и прошел в Ленинскую комнату, которая уже была заполнена до отказа людьми. Но, никого из руководства ЛПУ в помещении не было, а только председатель профкома, который упершись на стол руками, стал шептать Кузнецову на ухо о том, что еще не приехали на собрание председатели СТК из Светлоярского и Свердловского регионов.

Кузнецов, слушая его, кивнул головой, мол, подождем.

Посмотрев в зал, заметил знакомые лица, которые ему тут же с улыбкой кивнули, и он в ответ также с ними поздоровался. Но на каждом из них своего взгляда Григорий Николаевич больше не задерживал, продолжая осматривать собравшихся.
На лицах многих людей чувствовалась напряженность. Когда с его взглядом встречались, опускали свои глаза.  Что ни говори, а со многими из них он был хоть поверхностно, но знаком. В основном это происходило при встречах, когда приезжал на эту компрессорную станцию, еще, будучи начальником управления магистральных газопроводов. А его приезд сюда был вечно связан с решением каких-то технических проблем. Да, да, именно так всегда было.

Надымское ЛПУ было образовано в одно время с Лонг-Еганской компрессорной станцией, после пуска первого трубопровода из газового месторождения Медвежьего, который через Надым шел в сторону Пунги. Там он был врезан в газопровод Игрим-Серов-Нижний Тагил, транспортирующий тюменский газ на Урал. Но так как это ЛПУ на Севере в тот момент было первым, к нему и приклеилось имя нулевого километра.

Единственное, чем отличалась эта компрессорная станция от других, здесь не было первых цехов. Вместо них стояли многопозиционные краны - регуляторы, с помощью которых газ, приходящий по трубопроводам Медвежье-Надым I и Медвежье-Надым II диаметром 1412 мм с давлением 75 атмосфер поступал в газопроводы давлением 55 атмосфер и диаметром на двести миллиметров меньше предыдущих.
Но в семьдесят пятом году здесь начали строиться цеха, один с импортными турбоагрегатами, остальные четыре - с достаточно еще сырыми десятимегаваттными стационарными агрегатами. 

Специалистов в Надымском ЛПУ не хватало, поэтому Кузнецову, достаточно неплохо знавшего эти турбины, приходилось срываться сюда с шеф-персоналом заводов-изготовителей этих машин. Нужно было дорабатывать проточную часть осевого компрессора 4-ой ступени, производили замену диффузоров на нагнетателях и колес нагнетателя на более высоконапорные, и так далее, и так далее.

Конструкция этого агрегата тоже была не доработанной. Часто выходил из строя компрессор четвертой ступени. На нагнетателях, спроектированных на 75 атмосфер, слабым оказался узел  упорного подшипника. На половине ГТК-10-4 с 370-ми нагнетателями нужно было менять валы по увеличению гребня, а их не было. Поэтому в Краснотурьинском производственно-техническом предприятии «Запсибтрансгаза» была освоена уникальная технология по увеличению диаметра гребня – его стали наплавлять. Это адский труд. Для этого техотделом ПТП, который возглавлял Иван Абрамович Гепнер, была разработана специальная технология, по наплавлению этих гребней...

За это большое спасибо нужно было сказать еще и другим специалистам Карлу Фридриховичу Отту, Анатолию Николаевичу Штро, Владимиру Федоровичу Усенко. Всех разве вспомнишь, кому нужно быть благодарным за эту машину, как и за множество других, начиная с шестерочных агрегатов.

А сколько раз Кузнецову в те дни технических встрясок, если сил хватало, удавалось добираться сюда в Ленинскую комнату, в которой стояли раскладушки для специалистов, восстанавливавших турбины. И он здесь спал всего-лишь по несколько часов, пока по рации снова не вызывали его из-за возникшей новой проблемы… И так было всегда. Так что ребята, извините, что кого-то из вас не узнал и не поздоровался, подумал про себя Кузнецов.

- Григорий Николаевич, - обратился к генеральному директору председатель профкома ЛПУ. – Все прибыли.

- Кто? Не понял Кузнецов.

- Ну, Маллер Готлиб…

- А ему то, что здесь нужно делать? Маллеру?

- Так он же председатель совета трудового коллектива Светлоярского региона. Он хорошо разбирается в новых законах, не раз был на семинарах в Москве, где им объясняли, как нужно производить выборы руководителей предприятий.

- Ясно, - вздохнул Кузнецов, и снова посмотрел в зал. - Что еще будете рассматривать на конференции?

-  Предложения в коллективный договор. Маллер привез много вопросов, которые мы должны рассмотреть, и потом…

- Ясно, поторопи своих гостей, - легонько ударил кулаком по столу Кузнецов. - И еще, скажи, сколько кандидатур вы выдвинули на должность начальника ЛПУ?

- Три.

- А почему мне не дали их рассмотреть? – Кузнецов еще раз ударил кулаком по столу, теперь уже сильнее. – Или вы забыли, зачем здесь работаете? А? Кем вы работаете?

- Я Инокентьев Семен Семенович, машинист технологичеких компрессоров, - с трудом глотнув слюну, ответил председатель профкома. - Так мы, Григорий Николаевич…

- Что, Григорий Николаевич, Григорий Николаевич. Небось, заведующего ОРСом или продуктовым складом выдвинули в кандидаты на должность начальника ЛПУ? Торговца?

- Нет, - дрожащим голосом ответил Инокентьев. - Мы предложили кандидатуры главного инженера, но он отказался. Потом Бата Виктора Васильевича, он у вас работал в УМГе, ну, и сейчас там работает. Говорили, что вы его хвалили не раз – принципиальный и хозяйственный мужик.

- Ну, да, толковый инженер и руководитель отдела по компрессорным станциям. Он был на Украине начальником ЛПУ, хваткий, если ухватится за какой вопрос, то пока его не решит, не успокоится. Хорошее качество для руководителя, и еще, ко всему, любит людей. Вот такая она вот, диалектика!  Дальше, какие кандидатуры предлагаете?

- И еще начальников газокомпрессорной службы и службы контрольно-измерительных приборов и автоматизации. Мы же вам отсылали предложения по их кандидатурам и главный инженер «Запсибтрансгаза» их утвердил, - голос Семена Семеновича становился тише и тише, дрожащим.

- А чем вам не понравился нынешний начальник ЛПУ?

- Так, - развел руки председатель профкома. – После той аварии на технологическом газопроводе, которая зимой при пятьдесят семи градусах мороза произошла, он нервным стал. Не только в общении с нами, а вообще. Врачи говорят, что нужно ему поменять работу.

- Ишь, какой! – снова возмутился Кузнецов.

Та авария, произошедшая в ста пятидесяти метрах от компрессорного цеха, тогда много шума принесла. Ее видели издалека. Гриб огня и дыма, поднимавшегося в небо, сравнили с разрывом ядерной бомбы. Но, к счастью, это не так. Успокаивало и то, что рядом с газопроводом не было построек и людей. Компрессорные цеха не пострадали. Причиной разрыва газопровода комиссия, ведущая расследование, посчитала смещение земного грунта. А вот, выходит, у начальника ЛПУ после этого нервы не выдержали, кстати, как и у его главного инженера, который в последнее время начал проситься у Кузнецова перейти в ремонтную организацию.

- А то смотрю, что про своего начальника ЛПУ Серпутова в последнее время вы стали пускать много всяких гадостных сплетней. Так?

- Не сплетни! – возмутился Инокентьев. – Сколько раз мы ему говорили, что нам незачем жить в поселке, а хотим жить в Надыме. До него всего-то сорок два километра.

- А он причем тут, Семен Семенович? – обратился к председателю профкома Кузнецов. – Он, что ли, руководит финансами, организацией работ государственного предприятия «Запсибтрансгаз»? Да, тем более, дорогу до Надыма здесь три года назад построили? Но какую? Насыпную! По ней сюда на работу из Надыма и обратно по шесть часов добираться! Так. Вот и сделали вам вахту по семь-восемь дней, и в этом поселке, пока работаете, проживаете. Так?

- А жилье?

- А что жилье? По двадцать-тридцать квартир в год вам в Надыме дают.

- Так в деревянных домах, в общежитиях. А добытчикам в капитальных домах из железобетонных конструкций, квартиры дают.

- Только начали строить и мы такие. И я сейчас пробиваю этот вопрос, но, пока не получается. Территория, которую предлагают, болото. Подземные грунты там ходят, опасно дом в таком месте строить, нужно подключать к делу институты.
- Не получается у вас, Григорий Николаевич, так вот нам и нужен в «Запсибтрансгазе» тот генеральный директор, у которого все будет получаться, - присоединился к разговору Кузнецова с председателем профкома ЛПУ, сидевший напротив них мужчина. – И здесь нам не нужны ваши люди, а нам нужны наши люди.
Кузнецов, не ожидавший такого поворота в разговоре, насупился, и, стукнув по столу кулаком, опустил глаза на столешницу.

- Демократия теперь у нас, Григорий Николаевич, а не ваша командная да гаркающая система! – с издевкой в голосе, произнес ему тот мужчина.

- Наконец-то. Сколько вас ждать! – стали выкрикивать с мест люди, увидев входящих в Ленинскую комнату руководство ЛПУ, за ними – Бата, Маллера...
Кузнецов, желающий встать и, как он привык делать в таких случаях, сделать громкие наставления нахальному мужчине, испортившему ему и так плохое настроение, сдержался

- Григорий Николаевич, извините, - обратился к нему Готлиб Яковлевич Маллер, - если бы не вы, то мы, неизвестно на сколько там бы задержались на дороге.
Зал затих, прислушиваясь к разговору Маллера с генеральным директором. Готлиба Яковлевича многие из них знали понаслышке. Слышали, что этот сварщик умеет требовать и ставить на место зарвавшееся начальство, сплотил вокруг себя председателей профсоюзных коллективов Светлоярского региона и добился ввода в коллективный договор предприятия многих льгот для рабочего класса.

- А что ж ты, сложа руки, там сидел? – удивился Кузнецов.

- Так мало ли, что, могли те строители и шоферы мне и по шее надавать, что и мама родная бы не узнала. А вы, все-таки, крупный руководитель, тем более с министром были, говорят, с Тяхиревым.

- Конечно, я неприкасаемый, - прищурившись, посмотрел на Маллера Кузнецов. – Могли также без разбора и нам не с министром, а с замминистра голову свернуть. Мы даже для них весомее, чем вы. Так?

- Извините, - собрав в кулак свою бороду, сказал Маллер, и занял свободный стул в первом ряду.

- А что там произошло? – сразу же подсел к Маллеру тот мужчина, что минуту назад гневно разговаривал с Кузнецовым. 

- 2 –

Слово, данное на открытии конференции Кузнецову, превратилось в долгий разговор с залом. Людей многое, что волновало, оказывается не только касалось того, что происходит в родном предприятии, а и в стране.
В первую очередь, почему бастуют шахтеры и, второй вопрос, кто им разрешил делать это? Они что, не понимают, как важен для страны добываемый ими уголь? Или все теперь сбрасывают на газовиков, которые должны обогревать всю страну, как будто у них своих проблем мало.

- Это вы так понимаете, - улыбнулся Кузнецов собравшимся в зале людям. – Потому что вы знаете, если мы остановим газотранспортную систему, то ее потом запустить не так легко. Хотя это не как у металлургов, которые если затушат свои мартены, то чтобы запустить свое производство заново в работу, им придется строить новые.

Я думаю, что шахтерами кто-то управляет. Если партия разрешила вводить на предприятиях частное производство, то кому-то выгодно его создать вместо государственного. То есть, этими забастовками они хотят возродить частную собственность, продавая уголь стране по своим ценам.

- Григорий Николаевич, а если мы забастуем?

- Не мы, а ты! – посмотрел на высокого молодого парня Кузнецов. – Тогда скатертью тебе дорога с нашего предприятия. И вообще, дорогие мои люди. Если вы забастуете, то завтра же вас заменят другие люди, а сначала армия. А чему удивляетесь? Так и будет. Машинистов и инженеров газокомпрессорной службы заменит солдатский, сержантский и офицерский  составы технарей из военных аэродромов, морских судов. Так? Киповцев – тоже, те же специалисты, как и энергетиков. Кто же нам даст оставить страну без газа? Тем более не забывайте, что мы греем с вами города, больницы, школы. Газ идет на электростанции, на котельные, на заводы, на которых работают такие же люди как вы…

- А строители? – с язвинкой в голосе задал вопрос генеральному директору, тот же паренек.

- Строители? Так мы тогда создадим такие же строительно-монтажные управления у себя на предприятии, в нашем тресте. И тогда их денежки, станут нашими. И тогда не они будут нам диктовать, что будут строить, только газопровод, а жилье, которое копейки стоит для них и не дает им  прибыли, они не будут возводить, как и детские сады, школы. А нам эти объекты также с вами важны, как и газопровод, - Григорий Николаевич на секунду, другую замолчал, кого-то выискивая в зале. – А где, Дегтярев?

- Тут я! – поднялся с последнего ряда крупный мужчина.

- У тебя, Миша, сколько детей? – спросил у него Кузнецов.

- Уже пятеро, - улыбнулся тот. – Спасибо, Григорий Николаевич, что дали квартиру.

- Две, - взвизгнул женский голос.

- Кто это сказал? Поднимитесь! – попросил генеральный директор.
В зале тут же люди зашушукались, заоборачивались, ища нарушительницу диалога генерального директора с рабочим, и моложавая черноволосая женщина поднялась в середине зала.

- У вас семья уже есть, дети? – спросил у нее Кузнецов.

- Один ребенок, в смысле сын, и муж, - стушевалась та, и под одергивание рядом сидевших с ней людей, села.

- Ну, рад. Без ребенка в семье полноценного счастья нет, - под аплодисменты зала, сказал Кузнецов. - А если у вас будет трое-четверо детей, так сможете с ними ютиться в двухкомнатной квартирке? А? – спросил Григорий Николаевич. И сам за нее ответил. – Нет. А моя задача, что бы хорошими специалистами не разбрасываться. Вы, надеюсь, среди них?

- Слесарем КИПиА она работает, - кто-то сказал в зале.

- О, это очень важный для нас человек, - сказал Кузнецов. – Пусть это даже будет уборщица. Мы газовики, своих людей должны беречь. И вот, чтобы наш машинист жил нормально со своей семьей, мы купили ему две двухкомнатные квартиры и объединили их. Ку-пи-ли! – поставил ударение на последнем слоге Григорий Николаевич. И не одному Михаилу, а троим? – Кузнецов посмотрел в сторону председателя профкома.

- Три, то есть, пять квартир у добытчиков, мы с вашей помощью, Григорий Николаевич, купили, - вскочил со своего места и выпалил Инокентьев.

- Семен Семенович? - вопросительно посмотрел на председателя профкома Кузнецов.

- А, извините, Григорий Николаевич, - замахал рукой Инокентьев. - Десять двухкомнатных квартир купили и объединили их в четырехкомнатные. Итого, пять квартир получилось…

- Сеемен Семе-но-вич, - кто-то под общий смех в зале, произнес имя с отчеством председателя профкома, с растяжкой слогов, напоминая эту фразу прозвучавшию в одном из сюжетов кинокомедии «Бриллиантовая рука».

- Ладно, товарищи, расслабились, думаю это в пользу, - подняв правую руку вверх, сказал Кузнецов. – С вашими проблемами хорошо знаком. Но, дорогие мои, пока дорогу из Надыма до вас не сделаем асфальтированной или бетонной, вопрос по вашему жительству в Надыме остается открытым. Мы пытаемся его решить. Но в силе пока еще остается решение Совета Министров строить на Севере деревянное жилье, то есть, временное, а не капитальное.

- Григорий Николаевич, а в Пангодах строите стоквартирный дом?

- Строим, и будем везде строить такие капитальные дома, как и в Надыме. С Тяхиревым вчера мы этот вопрос обсуждали в Лонг-Егане. Он согласен с этим, знает, что такое Север. Он понимает, что выгоднее город Надым сделать стационарным для газовиков. В сегодняшней ситуации это выгоднее для нашего министерства, чем собирать вас на вахту по всему Советскому Союзу самолетами.

- Почему? – раздалось несколько одинаковых вопросов в зале.

- Да потому, что завтра некоторым из вас захочется работать в Москве, или в Волгограде, или в Краснодаре, и так далее. Переведетесь на те южные компрессорные станции, а замену вам найти сюда не успеем, тем более высококвалифицированного рабочего или специалиста. Так?

Как видите, не выгодно нам вас отпускать от себя. Вот Рем Иванович и пообещал мне этот вопрос рассмотреть в ближайшее время. А пока будете работать на региональной вахте по семь-восемь дней. Можем рассмотреть и на пятнадцать-шестнадцать дней, если пожелаете. Но, дорогие мои люди, будем продолжать строительство поселка рядом с вашей компрессорной станцией. Это общежития и для вахтовиков, и для молодых специалистов. Магазин и столовая в поселке есть, здравпункт – тоже. Спортзал, тоже построим с библиотекой. Всему нужно время. Книги для библиотеки закупили, равноценно для всех трассовых поселков, выделим к Новому году в новом доме для библиотеки однокомнатную квартиру. А если хотите, двухкомнатную, для читального зала…

Кроме строительства капитального жилья в Надыме, работников ЛПУ интересовало и множество других вопросов. Это строительство жилья для ветеранов на большой земле, возможности увеличить количество мест в пионерлагерях, выдача молока и жиров работающим на вредных участках, строительство бытовых помещений, гаражей для спецтехники служб, и так далее.

Григорий Николаевич, отвечая на вопросы, начал объяснять людям, что многие из этих вопросов, интересуемых газовиков, раздельно от всего трудового коллектива рассматривать нельзя, так как в «Запсибтрансгазе» тридцать линейных производственных управлений и двадцать два филиала, которые обеспечивают работу и жизнь самого предприятия. Это тридцать две тысячи работающих.

- Понимаете? И у всех есть такие же проблемы, а не только у вас. И если я сегодня вам дам деньги на решение их, то другим это не понравится. Все хотят жить хорошо, иметь места для своих детей в детских садах, в пионерских лагерях на берегу Черного моря. Все хотят иметь благоустроенное жилье, спортивные и культурные учреждения в своих поселках и городах. И поэтому все эти предложения нужно рассматривать в едином коллективном договоре, а не в разрозненном для каждого филиала.

- Ага, в Краснотурьинске люди живут в городе, в хороших благоустроенных квартирах, а мы на Севере в вагончиках да общежитиях ютимся, - загудел зал.

- Товарищи, я вам обещаю, через пять лет вы забудете, что такое вагончики. Их, разве что, будете иметь на своих дачных участках.

- Старая песня, но поем ее по-новому, - кто-то мужским голосом громко пробасил в середине зала. – А я, дорогие друзи, если стану генеральным директором, то за три года уберу вагончики и вселю вас в каменные дома. Кто быстрее, меня это сделает, того и избирайте.

В зале снова раздался смех, выкрики.

Через два часа, председатель профкома предложил задать последний вопрос генеральному директору и объявить двадцатиминутный перерыв, а после, начать запланированную конференцию - обсуждение вопросов по созданию объединенного коллективного договора на предприятии, а не разрозненного в каждом подразделении.

- 3 –

 Зал гудел уже четвертый час. Это отметил Кузнецов, посматривая через какое-то время на циферблат часов. Никто не хотел, чтобы водители, строители, педагогический и медицинский состав коллектива предприятия сравнивался с ними – линейщиками. То есть теми людьми, на чьих плечах – транспортировке газа по магистральным газопроводам, предприятие зарабатывает прибыль.

- Мы здесь вкалываем по двенадцать часов в сутки, а они как интеллигенты, - кричала уже знакомая Кузнецову женщина, выступавшая в начале конференции против выдачи многодетным отцам и матерям многокомнатных квартир.

- А ты, Марья Ивановна, кого интеллигентами называешь, - орал в ответ ей полный мужчина, сидевший на два ряда дальше от нее. – Нас, водителей? Да мы за баранкой…

- Да ладно, Федя, придуриваться, - кричали ему в ответ двое мужчин с прохода, где люди стояли. – Начальника возишь пять минут, а остальное время в своей кабине дрыхнешь.

- Правильно, если начальнику некуда ездить, то пусть Федя наш газопроводы латает, тогда пусть и ему льготы наши дадут…

Иногда возникали такие моменты, что зал просто орал, ругался, забывая основную тему, которую в данный момент обсуждали.

Григорий Николаевич дождался, когда Маллер, стоявший за трибуной, посмотрит на него, и Григорий Николаевич, поманил его рукой к себе.

- Готлиб, мы, о чем с тобою говорили? Не обсуждать предложения, а дать по ним информацию.

- Григорий Николаевич, так люди же, не овцы, бекать и кивать.

- А чего тогда молчишь? Что не имеешь своего мнения? – продолжал наседать Кузнецов на Маллера. – Можешь же людям объяснить все простым и понятным языком?

- Так не слушают они меня. Это нормальное явление, Григорий Николаевич, нужно время.

- Время… - Григорий Николаевич встал, и зал сразу же угомонился, замолчал. – Вот и я такого же мнения, господа газовики. Зачем нам медицинским работникам, врачам давать премии? Зачем нам врачам давать путевки в санатории? Они же доктора, а значит болеть не должны, и жить должны в халупах, в вагончиках. Они же не стоят у турбин, не ремонтируют их вместе с газопроводами.

- Так и конец нам тогда будет, - кто-то тихо сказал в зале.

- Кому конец? – Кузнецов сделал вид, что не понял смысла в этом высказывании.

- Так если увидят, что мы так к ним относимся, то плюнут на нас, и всем будут выписывать «Боржоми» с аспирином, и от инфаркта, и от язвы желудка, и от простуды, - мужчина, говоривший это, встал.

Кузнецов оценивающе посмотрел на пожилого человека, говорившего эти слова.

- Я, Григорий Николаевич, воевал на первом Белорусском. Правда, последние дни войны, три  месяца, пролежал в госпитале…

- Наш вохровец, ветеран Великой Отечественной войны, - громко прошептал Кузнецову председатель профкома.

Григорий Николаевич, поднял руку, прося внимания.

- Виктор Викторович, продолжайте, - сказал Кузнецов, осматривая зал.

- Да я все сказал, - ответил Лапшин. – Я то про фронт это говорю, там без врача, люди бы, кого ранило, помирали в мучениях, другого выхода не было бы. Здесь такого нет, Григорий Николаевич.

- Спасибо, Виктор Викторович, присядьте, - попросил ветерана войны Кузнецов. - У нас здесь тоже война. Война с морозом, с поломками, с браком, с разрывами трубопроводов, с безответственностью, с бытовыми вопросами, которых намного больше, чем решаемых ответов. И все ждем от кого-то, считая виновным во всем этом руководство. Так?

Ну, я не об этом, - проглотил накопившуюся слюну Григорий Николаевич. - Вот недавно решился вопрос об открытии в поселке зубного кабинета. Так это вам не понравилось, мол, если зуб заболит, то разве начальник отпустит вас в поселок, а если работаете в дневную смену, то зубной кабинет ночью будет закрыт. Нет, говорите, пусть лечебный кабинет будет находиться на промплощадке. Это о чем говорит? О том, что вам нужен стоматолог. Так?

- Да, да, да, - согласился зал.

- А тогда скажите. Кто захочет в таких условиях, вахтовых, без нормального быта работать за копейки, а? А вам при этом, зеленого выпускника медицинского института не нужно, вам нужен опытный, лучший специалист, дантист не менее чем с десятилетним стажем. Так? Тогда ответьте мне в таком случае, кто же из этих специалистов медиков захочет из города ехать к вам сюда?

А если взять терапевта, который врач-универсал? Ведь, кто больному тогда поставит точный диагноз, выпишет лекарства, проследит за курсом лечения больного, если необходимо, выпишет другие лекарства. Значит, оставим тогда у вас медсестру. Но и она навряд ли захочет вам делать уколы. Тогда один выход, будем назначать медбрата, например, машиниста Верхова Василия Ивановича. Он имеет шестой разряд, опытный, и пусть делает уколы больному, от боли зуба сам разберется, что нужно колоть. От боли сердца, или спины – тоже.

- Сказали такое, Григорий Николаевич, - встал из первого ряда тот мужчина, который вначале конференции высказал в адрес генерального директора колкие слова. – Понятно, о чем говорите. Но они и не знают, почем пуд соли наш, понимаешь ли. В надетых белых халатиках сидят у себя в чистеньких кабинетиках, а мы там, на трассе вкалываем.

- Ой, Леха, - встал сзади него сидевший мужчина, - запричитал. Ты у нас без году неделя, как работаешь. Пришел из строителей и за права свои взялся, а на трассе с нами еще и лопаты глины не поднял, все бегаешь за мастером нашим, да за председателем профкома Семеном Семеновичем, чтобы тебе дали место тепленькое около себя, да квартиру в Надыме.

- Да чего выдумываешь? – взорвался Леха.
Но его зал тут же осадил, мол, поработай с наше, тогда и слово будешь иметь. И тот сел на свое место.

«Вот кто ты такой, крикливый!» - посмотрел на этого Лешу Кузнецов с улыбкой, и легче стало на сердце.

- Понятно, Григорий Николаевич, - встал с середины зала мужчина в сером пиджаке, темно зеленой рубашке и сером галстуке. – Можно вопрос?

- Да, Илья Геннадьевич, говорите, - кивнул ему головой Кузнецов.

-  Вот какой вопрос у меня, Григорий Николаевич. Вы говорите, что через пять лет мы забудем о вагончиках. Хочется верить в это. А вот каково тем, кто через год-два уйдет на пенсию, так и не пожив этих благоустроенных квадратных метрах жилья, а? Так и будем до своей смерти ютиться в общежитиях, да в деревянных квартирах, без горячей воды и газа?

- Вопрос правильный, - глубоко вздохнул Кузнецов. – Можно конечно сказать о том, о чем вы думали раньше, если поехали сюда работать в таком возрасте. Тем более, Илья Геннадьевич, насколько знаю, мы вас пригласили сюда из Донецка на должность начальника компрессорного цеха.

- Я не о себе, Григорий Николаевич, у меня к счастью есть, куда уезжать. В город Донецк, где есть благоустроенная двухкомнатная квартира. Я о других людях говорю, о том же Лапшине, ветеране войны, о слесаре технологических установок Иване Ивановиче Федорове, который всю жизнь осваивал новые цеха то в Казахстане, то в Коми ССР, теперь здесь.

- Готлиб Яковлевич, - повернулся Кузнецов к Маллеру, - расскажите об этом вопросе, как мы предлагаем его рассматривать в коллективном договоре предприятия.

Маллер кивнул головой генеральному директору, и, полистав свою тетрадь, поднял руку, требуя к себе внимания.

- Товарищи, вы так и не даете мне прочитать все, а вопросы с вас сыплются, как песок с моей…, ну, понятно, поясницы… Есть предложение такое, ветеранам войны и труда давать квартиры на большой земле без очереди, но не там, где они хотят, а там, где у нас будут договора. Это в Белгороде, в Донецке, в Херсоне, в нескольких станицах и городах Краснодарского края. Так, еще в…, а вот, в Туле. И все. Еще также ведется разговор об этом в Ставрополе и Воронеже. Все, Григорий Николаевич.

- Еще, можем, в крайнем случае, для таких людей, как Лапшин Виктор Викторович, ветеранов войны, а их у нас работает около пятидесяти человек…

- Сорока трех, - поправил генерального директора Власенко, начальник отдела кадров.

- О, Владимир Васильевич, и вы здесь? – увидев его, стоявшего среди людей у двери, удивился Кузнецов.

- Так выборы руководителя ЛПУ сегодня будут здесь проходить, - ответил тот. – А без кадров…

- Да, - вздохнул генеральный директор. – Так вот, товарищи, ветеранам войны будем по возможности покупать квартиры там, где они хотят жить, а лучше там, где живут их дети и внуки. А людям, которые уходят на пенсию? – Кузнецов вопросительно посмотрел на Маллера.

- А, да, да, - и Готлиб Яковлевич продолжил читать. – Те. Кто уходит на пенсию и отработал на предприятии десять лет, предлагать квартиры на большой земле с учетом того, что они передают свое жилье, в котором проживали во время своей работы в «Запсибтрансгазе», назад предприятию. Плюс они еще и получат деньги за перевоз своего багажа.

- Дельное предложение, - поддержали Маллера в зале.

- Нужно идти на перерыв, а то сваримся здесь, очень душно, пусть проветрится помещение, - кто-то воскликнул в зале, и его тут же все поддержали.

- 4 –

Открыв окно настежь, Григорий Николаевич отошел от фрамуги, давая возможность образовавшемуся сквозняку, идущему из открытой двери в приемную, лучше проветрить кабинет начальника ЛПУ от сигаретного дыма. Бат, новоизбранный начальник  Надымского ЛПУ смотрел, то на Федора Ивановича Серпутова, сидевшего, понурив голову, у стола, то на генерального директора. Две переполненные бычками от папирос пепельницы, и три скомканные пачки от папирос, говорили о том, что Серпутов много курил.

- Нервы, Иваныч, говорят, нужно беречь, да знать бы как, - громко вздохнув, Кузнецов присел у края стола. – Виктор Васильевич, поставь чай, там, в приемной, и жди, позову, - сказал генеральный директор Бату. – И закрой плотно эту дверь.

Серпутов, поднял голову, посмотрел на Григория Николаевича:

- Стыдно, - сказал он, - как шавку какую-то оплевали и выкинули. Буд-то я здесь не работал с ними.

- Зря так думаешь, - постучал пальцами по столу Кузнецов. - Много люди хорошего о тебе сегодня на собрании сказали. Но, если уж так говорить, то Федор Иванович, ты попал в демократические жернова. Дали людям возможность говорить, о чем думают, вот и говорят, только не думая, а выплескивая все, что наболело на душе.

А, как видишь, наболело много. И жить люди устали в романтике, теперь всем хочется из вагончиков быстрее перебраться в благоустроенные квартиры. Теперь всем хочется шоссейных дорог вместо зимников, идущих через болота, домов культуры вместо вагончиков с транспарантами всякими… Вот такая вот диалектика! Всем хочется цивилизации. Вот Виктор Васильевич Бат и показал путь к ней. Хочет поставить в ЛПУ теплицы, в которых будут выращивать помидоры с огурцами, в цехах сделает бытовые помещения с саунами. А что? Правильно, его предложение поддержу всеми руками. Он видит перспективу!

- Ну, - развел руками Серпутов, - куда нам до городских.

- А ты, Иваныч, не торопись махать руками на все и в омут кидаться с головой. Здесь останешься?

- Да вы что, Григорий Николаевич. Нет, оплевали, и еще и остаться с ними. Предатели!

- Нужно, Федя, научиться прощать людей. Все взвинчены, всем хочется революций. Ты слышал, как и меня там поносили за плохую дорогу, за то, что мало строю жилья и так далее. Но, когда людям начинаешь объяснять, что не только они у меня единственные, а еще пятьдесят один коллектив, без вашего в придачу, они этого не слышат. Настолько наболело у людей на душе. А против толпы не попрешь, Федор Иванович. Не попрешь! Вот такая вот она диалектика!

- И вас слышал, собираются менять?

- А, значит подходил к залу, Федя?

- Нет, такой гвалт стоял, что в моем кабинете стены трещали. Даже через полузакрытую дверь, почти каждого выступление слышал. Но вы, Григорий Николаевич, столько делаете для нас, а ведь не видят этого люди.

- Потому что, Федор Иванович, у каждого своя рубашка ближе к телу. Всем хочется, чтобы им, в первую очередь, жилось хорошо, а не соседу. Такая уж вот она диалектика. Давай им баррикады, революцию, смену власти.

Серпутов встал из-за стола, прошел к шкафу, и, вытащив из него сверток с бутылкой водки, поставил его напротив Кузнецова.

- Ну, что, Григорий Николаевич, вы правы, нервы нужно беречь. Давайте по последней.

- Давай я переведу тебя на другую компрессорную станцию или в УМГ?

- Нет, Григорий Николаевич, не могу, все перегорело вот тут, - и Федор Иванович начал водить ладонью по своей груди. – Все перегорело! Сердце в уголь превратилось. Не могу, - и резко сорвав с себя галстук, скомкав его в руке, засунул в боковой карман своего серого поношенного пиджака. – Не могу!

- И куда собрался? – убирая руку с кружки, которую наполнял водкой Серпутов, Кузнецов посмотрел на него.

- А, на Кубань вернусь.

- О, а ты еще и мой земляк? – удивился Кузнецов.

- Почти так. Родился я там и вырос в Крымске. Но не туда поеду, а на компрессорную.

- Зовут?

- Да нет. Рабочим пойду, так спокойнее. Отстоял смену, и голова не болит за все цеха, за электростанцию, за пылеуловители, за всю запорную арматуру с охранной зоной, за все, что на компрессорной станции есть. Есть у тебя в подчинении две-три турбины, вот и смотри за ними, как за девками, иль детками. Так спокойнее жить, Григорий Николаевич. И нервы может, и восстановятся.

- Не торопись, Федя. Жалко мне терять такого специалиста как ты. Давай, сходи в отпуск, съезди на Кубань, или еще куда, а я помозгую. Есть идея на компрессорных станциях создать ремонтные мастерские для запорной арматуры, для турбин и всего цехового оборудования. А здесь головы нужны.

- Нет, не уговаривайте, Григорий Николаевич. Мне было достаточно времени подумать. Списался я с товарищем по институту, ждет меня. Пока есть у него вакансия машиниста технологических компрессоров шестого разряда, а как дальше судьба сложится, посмотрим…