Верность за чашкой чая. 4

Зайдя домой, я застыл у зеркала, рассматривая свои брюки, пальто, шарф и припорошенные снегом волосы. Я никак не мог понять, мне ответили благосклонностью или всё же отшили. Из зеркала на меня смотрит высокий мужчина, вполне приятной, даже представительской внешности: русые волосы, серые глаза, стройное телосложение. Но внешности Анне точно недостаточно.

Надо было подготовиться к возможной встрече. Даже посетила мысль сбегать за цветами, но я быстро отказался от этой затеи ни к чему излишняя помпезность в беседе за чаем, тем более, мне уже ясно дали понять, что свидания у нас сейчас не будет. И всё же мой внутренний «я» ликовал, раздавленное эго воспрянуло, от простого приглашения на чай. Если я вхож в этот дом, наверное, наши отношения можно всё же назвать близкими.

Спустя полчаса Анна встретила меня в том же свитере и брюках:
- Надеюсь, я не сильно смущу Вас, если останусь в домашнем?

Я вспомнил свой домашний наряд, в котором можно находиться, только когда никто не видит, и Кристину: её любимые, местами уже рваные тапочки-зайцы, постоянные вытянутые на коленях пижамы или безразмерные туники. Те домашние наряды точно смутили бы, любого. Помню, как пытался отучить её, но мои попытки разбились об упрямство привычки. Думаю, Анна бы даже наедине с собой постыдилась такое надевать.

Я снова поймал себя на бесконечной симпатии к Анне. Эта женщина не может не нравиться. Интересно, где она работает? Наверное, у неё какая-нибудь добрая и полезная работа. Медсестра или учитель, может соцработник… или что-то творческое. Почему-то не могу представить её в офисе или продавцом. Такой светлый человек должен заниматься либо творчеством, либо помощью другим.

Начать общение я всё же решил с признания:
- Мне очень приятно наше знакомство. Ваш дом и Вы словно маленький храм, где можно отдыхать душой.

- Благодарю. И всё же Вы хотели увидеться точно не за этим, - подавая мне чай, улыбнулась Анна.

Женщина мягко, и вместе с тем минуя все вступительные слова, и намеченные мной стадии милого флирта, подвела разговор к сути, которая не имеет смысла без этого самого флирта и кокетства с её стороны:
- Да, но… честное слово, я не знаю, как с Вами общаться. Ваша прямота порой ставит меня в тупик, - стараясь выглядеть, как можно более непринуждённо, я попытался оттянуть момент «Х», надеясь всё же свести разговор к более лёгкому тону.

- Вы пейте чай, он очень помогает собраться. Как раз в такое время, когда за окном вьюжно и холодно, и всё вокруг дышит ожиданием скорой зимы с её холодами и праздниками – горячий чай это что нужно.  Он согревает как объятия, только обнимает он нас изнутри, сразу за душу, минуя тело, - улыбнулась Анна.

- Так вот в чём Ваш секрет? – тихо произнёс я.

- Алексей, я предполагаю, о чём Вы хотели бы поговорить со мной, - мягко взглянув на меня, начала девушка. - Но этот разговор будет пустой. Я уже просила Вас оставить флирт, как бесполезное занятие. Вы очень приятный мужчина. Вы мне нравитесь, ваше воспитание и манеры просто покорили меня. В современном обществе – это редкость. А если учесть, что мы живём не в элитном районе, и не культурном центре, а в самом обычном доме простого города – это тоже можно принять за чудо. Я прошу прощения за то, что посмела дать Вам надежду. Так же хочу извиниться за Ирину, которая никак не может смириться с моим образом жизни и бесконечно ищет мне женихов. Моё отношение к людям не позволяет мне грубо выставлять людей за дверь, и отправлять по известному короткому адресу. Я давно привыкла, что в нашем мире вежливость путают со слабостью и флиртом. Но поймите, у нас с Вами ничего не получится. И не потому, что Вы плохой или не привлекательный человек. Дело во мне: я всегда остаюсь верна своим словам, и клятву любви и верности уже произнесла в своей жизни, нарушать которую не собираюсь. Если я не буду верна себе, своим словам и убеждениям, что же от меня останется? - так же тихо и серьёзно произнесла Анна, при этом в её голосе звучало столько тепла и нежности, что обидеться на неё или принять эти слова за оскорбление было невозможно.

- Глупо получилось. Вы не должны извиняться за то, чего хотите или не хотите. Я тоже сделал поспешные неверные выводы, решил, что если мы оба в разводе, и у нас сразу задалось вполне приятное общение, мы можем попробовать завести отношения. Самонадеянно с моей стороны, - растерянно произнёс я, но стоило взглянуть на соседку, как снова огромное желание обнять эту женщину проснулось в душе. – Анна, рядом с Вами невозможно находиться равнодушным, Вас непременно хочется обнять, хочется прикоснуться к этому чуду, - улыбнулся я.

- Я понимаю, что не каждый может разделить моё отношение к верности.

Я помолчал, вдыхая аромат согревающего пряного чая. Мне стало так тепло, и в тоже время грустно, такое ностальгическое сладковато-горькое чувство заполнило душу, прям как этот чай, согревает своей остротой и успокаивает приятной едва ощутимой сладостью.

- Верность… - задумчиво произнёс я, и какой-то бурной пряной волной поднялось и встало на дыбы всё то, что лежало в душе со дня развода, или даже гораздо раньше, - верность, - повторил я. – Занятное слово, его хочется повторять, пробуя на слух и вкус, хочется понять его и ощутить. Помню, как мы ещё в школьные годы с парнями только начинали пробовать на себе такие понятия как любовь и верность. Оказалось, всё, что мы читали в книгах и чему учили на уроках литературы далеко от реальности. В восьмом классе, Стас пришёл, и вызывающе усевшись на парту объявил: «Пацаны, я со Дашкой встречаюсь!». Естественно, мы все не могли сдержать восторженных возгласов, даже завидовали немного. Дашка была на год старше, и очень красивая. Она многим нравилась, не звезда школы, но точно не серая мышь, в неё была влюблена половина нашей компании, включая меня. И помню, как Димон спросил: «Она тебя любит?», и Стас гордо задрав нос: «Конечно! Мы же встречаемся!». Тогда никто не сомневался, у всех была уверенность: «Вот она – любовь».

Помню, все мы ждали этой любви, как новогоднего чуда, как кусок праздничного торта со свечкой на день рождения, как летних каникул с их отдыхом и свежими приключениями.

Годам к восемнадцати уже у всех любовь была своя, и все были уверены, что она и есть настоящая. Какое это было сладостное счастье, понимать, что у тебя тоже есть любовь, и что тебя тоже могут любить.

И какое же это горькое чувство, когда на вкус уже стали пробовать верность. Здесь опять же первым в нашей компании был Стас, и всё с той же Дашкой. Они встречались больше четырёх лет… Помню мы тогда любили проводить время в гараже у друга. В этом гараже мы пытались реанимировать чью-то машину или очередной раз перебирали один из двух мотоциклов, которые ездили полчаса после двух недель ремонта. Как-то Стас пришёл в гараж, пьяный и злой, но вместе с этим он был настолько подавлен, что всё внутри рвалось на части от одного взгляда на него.

- Мы расстались! – Усевшись прямо на пол, объявил Стас, - Она мне изменила, стерва! Четыре года, и вот, пожалуйста.

Мне врезались в память эти слова. Дашка мне всегда нравилась. И я был уверен в том, что это очень хороший, честный человек, не способный на подлость. И тут – измена. Стас, всегда весёлый жизнерадостный, порой слишком лёгкий, ни одна беда не могла заставить его выйти из себя, никто и никогда не мог его серьёзно опечалить. Его невозможно было узнать в этом безжизненном и потухшем создании.

Позже с непрочностью и недолговечностью этой самой верности столкнулся каждый из нас. Я тогда встречался с девушкой – Настей. И старательно гнал от себя мысль, что со мной такое может случиться, как же я был смешон, в своём нежелании замечать очевидное. Настя не выдержала сама и просто сказала мне: «Прости, но я тебя уже не люблю». Мне было проще пережить эту боль, думая, что всё было хорошо, просто любовь прошла. Парни посмеивались, но не разубеждали. Спустя пару лет я сам всё понял, трезво взглянув на ситуацию, и сопоставив всё, чего старался не видеть и не знать. Я понял, Стаса. Понял что Дашка уничтожила не только их любовь и отношения, но и самолюбие Стаса, уничтожила в нём мужчину. Я испытал ту гамму чувств, что вынес мой друг, но только в сотни раз слабее. Мы уже давно расстались, я уже старался выгнать её образ из души, и моя боль была лишь призраком.

Как легко мы тогда вешали ярлыки на девушек, какими только словами мы их не называли…

Но всё это лёгкое баловство, в сравнении с тем мерзким чувством, которое я испытал, когда мы стали пробовать неверность. Я никогда не мог придумать большей подлости, чем измена. Это горькое предательство, убийство со спины. И до сих пор, при этом слове, мне каждый раз память подбрасывает картины уничтоженного изменой Стаса.

Как же ужасно было, когда изменять начали мы сами. Первым был Димон, он всегда отличался некоторой расчётливостью в отношениях, и испытав раз поражение, перекладывал это на все следующие отношения. Он не видел разницы между женщинами. Он всех делил на женщин и людей. И мерил всех женщин одной мерой: Раз изменила эта – изменят и все. Ему было проще всех перейти эту черту. Я был готов его ударить, когда он только начал хвалебно в красках рассказывать подробности любовного приключения. Тогда я ушёл. Димона я больше не видел, и честно говоря, не хочу. Сложно передать ту горечь, и всю ту боль, которую испытываешь, когда ты понимаешь, что близкие тебе люди способны на низость. Я мало сохранил друзей со школы.

Помню, как мне было больно от того, что я влюбился в Кристину, а у меня уже была девушка, у неё был парень. Может и жених, я попросил не говорить мне этого. Мы встретились на празднике, и мне не захотелось отпускать эту девушку никогда. Нам было очень хорошо, я понимал, что потерять её сейчас для меня будет хуже смерти. Для меня не было альтернативы в выборе, тогда же я узнал, что она занята.

Кристина выбрала меня, но горькое чувство, что я ввязался в хитрую игру неверности, уже завладело мной, и долго не отпускало, вместе с тем, сладко подпитывая самолюбие тем, что я лучше какого-то абстрактного и незнакомого мне парня. Я сделал всё, чтоб как можно быстрее забыть ту, что оставил ради будущего счастья с Кристиной, - всё так же вглядываясь в чашку, закончил я.

Мне показалось, что я выплеснул всю подлость и гадость, своих воспоминаний в этот чай, и пить его мне уже не хотелось.