Я-русский офицер. Ч. I. Гл. 14

               
                Гл. 14. Москва. Едем вместе.

                « Всегда принимайте те решения, которые
                тебе нужно принять, даже будучи неуверенным,
                что они правильны. Никто не ошибается, 
                когда действует…»

По возвращении в Москву, Василия Антонова, срочно вызвали к самому Яну Карловичу Берзину для доклада. Оказалось, что Наркома по военным и морским делам СССР, Льва Давидовича Троцкого, очень заинтересовало его сообщение о желании  итальянского генерала Пауло Мончини, оказывать содействие России, в строительстве военных судов и закупке вооружения для флота.
   Троцкий, с первых дней назначения на эту должность, постоянно высказывался за развитие военной промышленности, и в первую очередь, военно-морского флота.
   Именно, поэтому, сотрудник военной разведки Василий Антонов, он же Климентий Горшков, был вызван в Москву, для доклада, и составления плана использования генерала Мончини, для  дальнейшего продвижения планов закупки вооружения для  Вооружённых сил СССР.
  Почти шесть часов, с  получасовым перерывом на обед, Климентий, подробно, со всеми деталями, докладывал начальнику военной разведки о своей работе в Италии.
  Докладывал о встрече с генералом Мончини, о своей поездке в Сорренто, где живёт Алексей Максимович Горький и связи с двумя итальянскими коммунистами,  и про агентов, через которых он получил очень важные сведения о вооружении морских судов и подводных лодок. И ещё об общей обстановке в Италии, и жизни русских эмигрантов.
  В кабинете, кроме Берзина, сидела ещё машинистка, быстро переводившая на листы бумаги, всё, что он говорил.
   Берзин, дотошно интересовался всякими мелочами, такими например: сколько стоит билет из Неаполя в Рим, или какое самое любимое мясное блюдо у итальянцев, или как работает тайная полиция Муссолини, и носит ли она  специальную форму.
   И отвечая на его вопросы, Климентий, с восхищением отмечал для себя, что перед ним сейчас сидит, настоящий разведчик, чем-то удивительно похожий на подполковника Никольского, когда он слушал их с Саввой Кулешовым доклады, по событиям на Путиловском заводе.
  Закончив доклад, Климентий, наконец, перевёл дух и, набравшись смелости спросил:
  - Ян Карлович, я так понял, что мне снова придётся в Италию возвращаться?
 - Да, скорее всего. Хотя, решение примет лично нарком Лев Давидович Троцкий. Он Вас сюда и вызвал. Завтра утром, я иду к нему на доклад, и возможно он захочет лично встретиться с Вами. Поэтому, прошу завтра с восьми утра быть у меня в приёмной, если понадобитесь, Вас вызовут.
  - А Вы поясните ему, что генерал Мончини, опытный разведчик и старый лис, он на контакты, с другими людьми, может и не пойти, тем более что ему от меня тоже кое-какие данные, про которые я говорил, нужны. Но если мне снова нужно будет выехать в наше Торгпредство в Генуе, то я прошу, чтобы моя жена поехала туда со мной. Дело в том, что почти все сотрудники торгпредства находятся там с семьями, а я один, и это вызывает нездоровые вопросы и подозрения.
  - Логично. Но, у Вас, Климентий Алексеевич, как я помню маленький сын. Как с ним будете решать?
  Климентий с удивлением посмотрел на Берзина, его очень удивил тот факт, что он знает такие тонкости его личной жизни, и ответил:
  - Матушка с сестрой, пока за ним приглядят, ну а когда подрастёт, то заберём его с собой в Италию. Я чувствую, что работы там мне на много лет хватит.
   Ян Карлович, в ответ улыбнулся, и сказал:
 - Правильно чувствуете, товарищ Горшков. Вы свободны, до завтра. Да, а деньги  советские у Вас есть?
  - Нет, только лиры.
  - Валюту на гостиницу мы Вам тратить не позволим, поэтому сейчас зайдите к нашему кассиру, он там спит, прямо в своём кабинете, и он Вам выдаст денежное содержание за этот месяц, а потом поедете в гостиницу отдыхать. Вас туда доставят на дежурной машине.
  Через час, получив приличную сумму денег, он на машине ехал по ночной Москве, думая о завтрашней возможной встрече с наркомом Львов Давидовичем Троцким, о котором слышал много противоречивых мнений.
 Переночевав в небольшой гостинице недалеко от Казанского вокзала, он рано утром встал и с вещами снова поехал к Берзину, где ему приказали находиться с восьми часов утра.
  Ждать пришлось долго. Берзин, появился в приёмной, когда часы показывали 12.15.
  Стремительным шагом вошёл в приёмную, извинился перед тремя ждущими приёма товарищами, и сразу пригласил Климентия в кабинет.
  Снял куртку и, усадив его в кресло, сказал, что его доклад принят, и он должен снова убыть в Геную, чтобы продолжить контакты с генералом Мончини, основная цель которых закупка торпед и оборудования для флота, а также решение вопроса со строительством торпедных катеров и самолётов для СССР.
- Вам даётся 10 суток отпуска для встречи с родителями, и на подготовку к новой командировке. Ну, раз уж вы работаете там под вымышленной фамилией Антонов, то мы подготовим заграничный паспорт на эту же фамилию и для Вашей жены, потому что нарком разрешил ей ехать с Вами. Пока на год, а дальше видно будет.
   Да, и ещё. За отличное выполнение служебного задания, нарком объявил Вам благодарность товарищ Горшков. Поздравляю. Он у нас, очень скуп на благодарности.
   И ещё, о просьбе генерала Мончини. Перед отъездом в Италию, Вы получите интересующую его  информацию. Она близка к правде, но это дезинформация. Но думаю, он ей поверит.
 Значит, сейчас Вас отвезут на вокзал, езжайте к семье, к жене с сыном, отды-хайте, а потом с новыми силами за работу. Жду Вас здесь ровно через десять дней, отпускные получите у того же кассира Ивана Мефодьевича. До свидания!
 - До свидания Ян Карлович, и спасибо Вам за жену!
  Берзин улыбнулся, махнул рукой, а потом пожал на прощанье руку и углубился в свои дела.
  На другой день в пять часов утра Климентий был уже в Нижнем Новгороде, и почти бегом помчался домой к жене и сыну, по которым очень соскучился.
  Маша ещё спала с сыном, в своей комнате, когда он тихонько, на цыпочках прошёл в её комнату и остановился перед кроваткой Алёши.
  В полумраке он увидел лицо своей любимой, и его сердце просто защемило от боли, и от того, что он очень редко бывает с семьёй и почти не видит родных.
   В то же мгновенье Маша открыла глаза и посмотрела на него.
- Клим, ты, что мне снишься? Или нет?
Он тут же быстро опустился перед ней на колени, поцеловал её и тихо сказал:
  - Нет, милая, это не сон. Это я, к тебе в отпуск приехал.
  Маша обвила его голову своими горячими руками и прошептала, целуя:          - Господи, как же я по тебе соскучилась родной мой. Если бы ты только знал?
 - Знаю, я! Всё знаю, милая, любимая моя! – вытирая слёзы на глазах у Маши ответил Климентий, решив раз и навсегда, никогда больше с ней не разлучаться.
  Потом, когда Маша встала из постели и оделась, они счастливые вышли из её комнаты, где уже хлопотала на кухне мать, готовя завтрак, а в гостиной сидел отец, дожидаясь сына, с которым успел только поздороваться.
  Только они вышли в гостиную, как заплакал проснувшийся маленький Алёша, и Маша, тут же поспешила к сыну, сказав при этом с улыбкой:
 - Клим, ты немного подожди, пусть он к тебе привыкнет, а то ещё испугается чужого дядю. Ладно?
 Клим в ответ рассмеялся, понимая, что жена права, и стал ждать, когда Мария принесёт сына, а пока решил поговорить с отцом.
  Его очень интересовало, как идут дела на заводах, где работал отец, как настроение у людей, и как вообще проходит их жизнь.
  - Да непросто всё сынок. Станки у нас старые, ещё с царских времён, часто ломаются, отсюда простои, невыполнение плана. Народ живёт бедно, с продуктами сложно, цены постоянно растут. Люди, конечно ворчат, шепчутся, многие даже ругают Советскую власть, но тихо, больше шёпотом, чтобы в ЧК не забрали, за антибольшевистскую пропаганду.
  Но дело потихоньку движется, заводы работают, выполняют заказы и для сельского хозяйства и для военных нужд. Город тоже понемногу преображается после гражданской войны, стало чище, открылись кинотеатры, несколько клубов для пролетариев, артисты из Москвы и Петрограда, то есть теперь Ленинграда приезжают. Коммерческие магазины и рестораны появились. Так и живём.
  В это время, в комнату с сияющими от встречи с мужем глазами, вошла Мария с ребёнком на руках, и Клим сразу заметил, как Алёша, всё больше и больше стал похожим на неё.
  Полуторагодовалый ребёнок, увидев незнакомого человека, тут же протянул руки к деду, и тот его сразу взял и поцеловал в лобик:
  - Доброе утро, дружочек, как ты спал?
  - Холосо, - тут же ответил ему внук, обнимая за шею, и поглядывая на не-знакомого ему дядю.
  Климентий подошёл ближе, погладил его по спинке, и тихо произнёс:
  - Алёша, я твой папа, иди ко мне, - и протянул к нему руки.
  Мальчик внимательно посмотрел на него, потом вдруг заулыбался, и со словами, «папа, папа», пошёл к нему на руки.
  От этого к горлу Климентия мгновенно подступил комок, он прижал к себе малыша и прошептал ему на ушко:
  - Конечно папа, твой папа, малыш!
  От этой картины все на мгновенье замерли, и Алексей Ильич, и Агафья Тихоновна, с подносом в руках, и Маша.
   Она первая, засмеялась, подошла к мужу с сыном, обняла их обоих и громко сказала:
  - Ну, какой же ты у меня молодец, сынок. Не зря я тебя учила и повторяла это слово «папа», как раз вовремя, - и тут же бросилась к Агафье Тихоновне, помогать накрывать на стол.
  После завтрака отец ушёл на работу, Агафья Тихоновна отправилась с Алёшей погулять, и Клим с Машей остались одни.
   Горя от желания и страсти, они бросились в объятья друг друга, совсем забыв, что сейчас утро, а не ночь, когда совершаются все любовные игры между большей частью людей, в общем, забыв обо всё на свете, кроме их самих.
 Вечером пришли обе сестры с мужьями, и за столом, впервые собралась вся семья Горшковых, и Агафья Тихоновна, просто сияла от счастья. У старшей Антонины, было уже двое детей, и они с удовольствием стали играть с маленьким Алёшей.
Родные  расспрашивали  Климентия об Италии, про города, про жизнь простых людей, и с особым волнением и интересом послушали его рассказ о фашистах, захвативших власть в стране.
 Климентий не решился сразу рассказать родителям о новой командировке в Торгпредство в Генуе, об этом знала только Маша,  уже твёрдо решившая ехать вместе с ним.
  Они втроём гуляли по городу, посадив сына в коляску купленную дедом, ходили к Волге и разговаривали.
 Глядя на Машу, Климентий был бесконечно счастлив, что у него такая красавица жена, на которую обращают внимание все шедшие навстречу, или проходящие мимо молодые мужчины. У него не было никакого желания встречаться с Петровым, однако он сам, через неделю приехал к нему домой, и вручил опечатанный сургучом конверт на имя Горшкова, присланный из Москвы в Нижний Новгород, специальной почтой.
 Поздоровался сквозь зубы, вручил конверт, и тут же уехал.
  В конверте оказались два заграничных паспорта, на имя Василия Николаевича Антонова, и Марию Исмаиловну Антонову. И штампы, с открытыми визами в Италию с 25 декабря 1924 года.
  Вечером, он впервые сказал родителям, что снова едет в Италию работать, и хочет взять с собой Марию. Месяца на три-четыре, так нужно для дела.
  Евдокия, у которой ещё не было детей, тут же согласилась присмотреть за Алёшей на это время. Но. Агафья Тихоновна, тут же перебила её:
  - Ты что придумала Евдокия? Я вполне справлюсь с ним и сама. Трудновато будет ему без мамы, но я всё равно не хотела бы, чтобы мой внук поехал в страну, где к власти пришли какие-то фашисты. А Маша пусть едет, негоже  женатому мужчине долго без жены жить. И, ни о чём не думай доченька, - обратилась она к зардевшей Марии.
 - Мы вместе с Дусей, справимся. И накормим, и напоим Алёшу, и спать уложим. А Вы будете нам письма писать.
 - Агафья Тихоновна, мама, огромное Вам спасибо! - со слезами на глазах бросилась обнимать её Маша, понимая, на какую жертву идёт свекровь ради их с Климентием счастья.
  Они приехали с женой в Москву, точно к назначенному времени, устроились в гостинице, переночевали, а наутро Климентий явился к Берзину на доклад.
Тот, усадив его в отдельный кабинет, снова дал ему для изучения, обновлённое досье на Бенито Муссолини. Из которого Климентий, узнал много интересного для себя.
  Появился он на свет 29 июля 1883 года, так что был старше его всего на пять лет, и получил сразу три имени. Бенито - в честь мексиканского президента и ярого борца против религии Бенито Хуареса; Андреа – в честь одного из основателей социалистической партии Италии – Андреа Косты; Амилькаре – в честь революционера Амелькаре Чикриане.
  Отец его трудился то кузнецом, то плотником, был социалистом, анархистом и атеистом в одном флаконе.
  Матушка – урождённая Роза Мильтоне, учительница и набожная католичка, всё время пыталась перевоспитать мужа, что постоянно приводило к семейным скандалам в семье. Неудивительно, что малыш рос с характером.
  В четыре года Бенито уже умел читать, в пять играть на скрипке, а в девять, учась в церковной школе, пырнул ножом старшеклассника.
  Несмотря на постоянные школьные драки и хулиганские выходки, Муссолини всё-таки получил диплом, и стал учителем младших классов в деревенской школе. Вскоре он возглавил местную ячейку социалистической партии, а свободное от политических баталий время посвящал женщинам.
  Пропустив информацию о том, в каком возрасте Муссолини лишился невинности, и как в 1902 году пытался избежать армейского призыва он уехал в Швейцарию, где прожил два года, бедствуя, и находясь на иждивении женщин, Климентий хотел начать читать дальше, но его вдруг заинтересовал период жизни Бенито именно там.
  Потому что именно в это время Муссолини, под руководством уроженки города Харькова Анжелики Балабановой и его любовницы, занимался самообразованием.
  Балабанова, получив в Швейцарии степень доктора философии, посвящала всё своё свободное время пропаганде социализма. Именно она познакомила Бенито с видными эмигрантами, в числе которых был и Владимир Ульянов.
  В ноябре 1904 года, за организацию забастовки Муссолини выдворили из Швейцарии.
  В 1910 году, у него родилась дочь Эдда, от сожительства с Ракелью Гиди.
  В этом же году Муссолини стал редактором еженедельного журнала «Лотта ди класси» («Классовая борьба») и в этом качестве продемонстрировал яркие дарования.
  Спустя два года, он переместился в кресло редактора главной газеты социалистической партии «Аванти» («Вперёд») и очень быстро увеличил её тираж в четыре раза.
 В 1915 году, его любовница Ида Дальзер, с которой он в 1914 году зарегистрировал брак, родила ему сына Альберто. В том же году, Бенито Муссолини, зарегистрировал свой брак и с Ракелью, и стал двоеженцем.
  Пытаясь, как-то выпутаться из этой щекотливой ситуации, Муссолини решил укрыться от личных проблем на фронте.
  В это время Италия как раз вступила в войну.
  На фронте, он в результате несчастного случая, когда мина разорвалась в стволе миномёта, получил серьёзное ранение. За месяц перенёс 27 операций, и практически все без анестезии.
  Демобилизовавшись по ранению, он поселился у Ракели, которая показав себя идеальной женой, быстро отвадила от мужа его вторую жену-Иду, много раз судившуюся за право называться сеньорой Муссолини.
  Порвав с социалистами, Муссолини в 1919 году создал «Итальянский союз борьбы», преобразованный через два года в «Национальную фашистскую партию».
  Широкие массы, привлекались в неё броскими лозунгами, обещавшими решить все экономические проблемы и возродить Римскую империю.
 В отличие от германского национал-социализма, итальянский фашизм, делал ставку на единство общества и необходимость построения великой Италии, а вот расистская и антисемитская составляющие в этой идеологии звучали приглушённо.
  В древнем Риме символом консульской власти были, так называемые «фасции» – связанные в пучок прутья с воткнутыми топориками, Климентий об этом уже знал.
  Так вот по Муссолини все классы итальянского общества должны составлять единое целое, как прутики, в фасциях, от названия которых, собственно, новую идеологию и окрестили фашизмом.
 Ещё раз, перечитав досье на Муссолини, он запомнил, всё, что ему нужно для дела, и в это время в кабинет, пришёл Ян Карлович, и протянул ему новый документ:
- Читайте и запоминайте. Это для «вашего» генерала.
  Климентий взял лист бумаги, где каллиграфическим  почерком было написано следующее:
 «Авиашколу для немцев в России, возглавит майор Вальтер Штар, командовавший в годы войны отрядом истребителей на германо-французском фронте. Нацист, имеет крутой нрав, требователен и беспощаден к подчинённым.
   В январе 1923 года компания Юнкерса открыла филиал в Филях, под Москвой.
  В начале июня 1924 года подполковник в отставке Герман фон дер Лит-Томсен, прибыл в Москву, в качестве постоянного представителя рейхсвера, и уже начиная с середины 1924 года, семь немецких советников и инструкторов работали с лётчиками из советских воинских частей.
  Уже ведутся переговоры Лит-Томсена о создании немецкой школы в Филях, или где-то в другом месте.
  Немецкие специалисты ведут переговоры о создании танковой школы на территории СССР, но конкретное место и город, пока не определены.
 Но в первую очередь немцы собираются готовить офицеров-танкистов».
  Климентий прочитал эту информацию два раза, запомнил, и вернул её Берзину вместе с досье на Муссолини.
  - Я всё запомнил Ян Карлович. Особенно последнюю информацию для генерала Мончини. Думаю, она ему понравится.
  - Ну и прекрасно. Значит, Ваша задача в Торгпредстве остаётся прежней: торпеды, оборудование для военных судов и подводных лодок,  самолёты для ВМФ и запасные части к ним. Денег у нас мало, Вы это знаете, так что все сделки, только по бартеру, за хлеб и нефть. И главное, все сделки, по вооружению, должны сохраняться в  тайне.
  - Я это знаю, Ян Карлович. Ещё тогда, в 1920 году, тайно операцию с летающими лодками провернул, помните?
 - Помню. А сейчас, нужно особо хранить тайну. Мы официально у Италии вооружение не закупаем, только сельскохозяйственные изделия и изделия машиностроения. А то, наши соседи такую шумиху поднимут. Связь, будете держать через нашего военного агента в Италии, он получит указание и пароль для связи. Ну, а второй, запасной канал связи в Сорренто. Пароль тот же.
 - Ясно. Когда убывать?
-  Уже завтра. Время не ждёт. Сегодня получите валюту: марки, франки и лиры на дорогу. Всего понемногу. Основное жалование будете получать там в Торгпредстве. Удачи Вам, товарищ Горшков. Вернее, теперь Василий Антонов. До встречи.