Павел

Прицениваюсь и рассматриваю ее так, как смотрят в лицо правде. Она мне нравится. Хочу повесить ее на самом видном месте в доме. Как зеркало напротив входной двери. Чтобы изумленные гости могли расшибать об нее голову.

Комочки пуха, облагораживающие ее уши, говорят о том, что внутри ее головы пушистый черный хвост. Вездесущая, как крик младенца, она носит глаза ближе к ушам, чем к носу, а под ним чуть что шепчет, не всем позволено оба глаза таращить на один сон.

Красивая как соболезнования от всего сердца, носом она помешивает сказанное, как стрелка компаса стороны света. От этого один её глаз делается дважды зеленым, а другой белым, насколько белым может быть чай.

Знаю, что на похоронах она с удовольствием произносила тосты. Четыре года в долг изучала международное право. Жульничала. Вне зависимости от того, что требовал преподаватель, курсовые писала о суициде.

Близорукая и неподражаемо огромная, во время переговоров всегда деликатно проводила ту тонкую линию, на которую хирург и все члены операционной команды с трепетом ориентируются и не дают себе ни за что пересечь. Таким образом через окно была вхожа в круг администрации города.

Могла себе позволить в зависимости от времени года думать на одном из четырех никому неизвестных языков, но никогда этого не делала. Примерно в то же время поняла, что губы гораздо больше язык, чем зубы рот. Поэтому незнакомый город, как комнату, изучала по его дверям. Если какая-нибудь ей нравилась, она стучалась в нее, чтобы затем спросить, не видели ли они одну девушку. Из описания становилось ясно, что она говорит о себе. Когда раздавали аплодисменты, подавала знак прислуге, что возьмет оставшиеся с собой домой. По крайней мере так думали окружающие.

Когда должна была влюбиться, заметила, что мужчины безоружны. Стала задавать неудобные вопросы. Например, должен ли нынешний понедельник прошлой неделе что-то. Если нет, то почему зовется тем же именем. Почему понедельник один на всех, но расплачивается каждый.

В Будапеште за завтраком разговорилась с котом. Позже эта беседа была оформлена как материал для публикации в ряд серьезных издательств.

В своих первых работах ни на что не намекая, анализировала события, развивающиеся в мировой истории параллельно с разоружением населения. Статьи привлекли внимание акушеров — получила предупреждение.

В свободное время путалась с ребятами из Стамбула, которые докучали миру вопросами убитых журналистов. Когда речь зашла о мировом наркотрафике, кого-то из них пристрелили.

Если этого требовала ситуация, мастурбировала. Однако к спорам была холодна. Алкоголь употребляла только подогретый или горячий. Я думаю какая-то болезнь с легкими, видимо, пыталась компенсировать. При всем при этом первое письмо написала только в тридцать шесть лет. Королю.

Намеренно утаиваю ее имя, дабы выбросить его за секунду до того, как оно пришлось бы кстати, как приходится кстати последний ломоть хлеба, когда пора слизывать с котелка остатки масла. Кто как, а я люблю выгребать из корки мякиш и черпать так суп, как делает то Павел Беруши. Павел, который если закрыл вору глаза, то в руках всё что нужно. Павел, который во взгляде удерживает стихотворение, что выбил из дуба. Павел, который водой из Самарканда мочился в Осло. Павел, который каждый четверг спит на кладбище под именем Владислава Травы, потому что тот задолжал ему четыре года дружбы. Павел, который злой, как рука с одним пальцем. Павел, который осторожен настолько, что первый вздох сделал на сороковой день после рождения. Павел, который однажды мечтал об отце.

К слову, после рождения сына Павел не стал затягивать, выкопал ему крошечную могилу.

Чем старше становился сын, тем чаще посещал кладбище Павел.
Скажем так, подгонял по размерам.

Когда могила стала Павлу как раз,
он лег в нее как в женщину
и умер.