Глава 7. Бездна глаз

Пойдем обратно в кафе: на улице уже холодает.

Я пришел домой только под утро. Город был пустой, как и всегда поздней ночью. Я зашёл в круглосуточный магазин и купил немного еды: две упаковки вяленого мяса и жестяную баночку колы.

Лязганье стремянки, и радио, на этот раз, играло что-то из блюза. Привычные звуки дополняли новые: людской говор...

 Я крался медленно, пытаясь установить источник звука. Он шел из-за стены, за которой не было квартиры: она была границей дома. Я выглянул в окно - никого не увидел. Мне было даже не лень спуститься вниз и обойти дом: ни души. Голоса принадлежали парню и девушке: молодые, звонкие, полные жизни. Я сделал вывод, что они были парой.

В голову лезли мысли о ковчеге. Я - отражение Ноя в водной глади, разбитой камнем, и собираю тварей на борт своего помутневшего рассудка.

 Отопление ещё не включили, и осень дербанила холодом стены. Половицы взвизгнули под моим весом, я накинул пальто на плечи и принял позу поудобней.

-...я не мог так жить. Эти все - болвачики, которые ходят по рельсам. Я не смогу так. Все мне говорят, что это
- Юношеский максимализм. - Её голос был таким сладким. - Сама не знаю, что это на самом деле, но я чувствую себя чужой.

- Я тебя понимаю, мне ты не кажешься чужой.

- Возможно, это будет звучать слишком приторно, но ты стал частью меня.

- Нет, ты просто, как и я, ищешь свой путь. Знаешь, я слышал , что на самом деле, только кажется, что фотоны не имеют траектории. Все во вселенной имеет время и расстояние, но фотон бежит так быстро, что стоит на месте, и секунды застыли. Хаос не имеет границ, во всех их представлениях, но учёные совсем скоро сделают точные расчеты, когда новым звёздами неоткуда будет черпать энергию: весь мир умрет.

 - Зачем ты об этом думаешь? Ты не в силах изменить это. Ты сам себя колечишь своими мыслями.

 - У тебя бывает, что ложишься спать, а тебе на грудь наступает страх смерти? Зачем ты о нем думаешь?

Волокна мяса натягивались. Казалось, что зубы останутся в них. Приходилось часто запивать колой: специи не выветрились и были очень острыми. Каким же надо быть одиноким, чтобы тебе мерещилась парочка за стеной. В одной книге было написано, что человек, как прутик, плывет по течению и просто ждет, куда оно его вынесет. А что делать, если нет реки? Я не знал, где мое место, какова моя роль. Но встретить смерть администратором кафе, я бы не хотел. А что если я могу умереть сегодня во сне? Женщина с косой будет прикрывать своей костлявой кистью челюсти, чтобы не вырвался смех перед ничтожным, безработным, безцельным.

- Давай придумаем, чем будем заниматься? - ее голос двигался к нему.

- Чем? Вот чем? Какой смысл?

- Я буду валяться в кровати до пролежней, ожидая смысл моего существования, но не желая принять во внимание даже мельчайший! Я гангрена этого общества! Прогнивший Ной встретит вас на своём ковчеге! - крик мой отдавал металлом, кола заморозила мои связки.

 - Ты это слышала?

С чего я взял, что они меня не услышат - не знаю.

- Давай уже ложиться спать? Я помою посуду и прийду к тебе.

- Да, уже почти утро.

 Пока я растерзывал мясо из первой упаковки, за стеной послышался звон посуды и журчание воды. Холод немного покусывал мою кожу. В кармане завибрировал телефон. Странно, что интернет не отключили за неоплату. Пришло сообщение от Егора. Он был старым знакомым, наверное, даже другом. По его словам: все обо мне волнуются, и уже давно не видели меня, соскучились. Я договорился встретиться с ними на неделе.

Скрипя половицами и хрустя коленными суставами, я тоже пошел спать. Постельное белье было промерзшее, холод стягивал кожу. Приемник играл тише, и связка черепов переставала качаться в руках карлика. Было темно, тени терялись в бессветной комнате: одеяла отлично выполняли свою работу. Но я чувствовал присутствие великана, он словно стоял ближе к кровати: удары оторванной ногой по ладони были более смачными. Хотя человек ко всему привыкает и адаптируется, ну, хотя бы, к большинству вещей. Блюз был спокойный, умиротворенный. Первая ночь, когда я уснул.

***

Приёмник, лязганье, побрякивание, пение птиц и городской шум, - день начинается весьма приятно. За стеной никто не разговаривал. Наверное ушли по своим делам. Я попытался позавтракать вяленым мясом, не запивая, но это оказалось непосильно для моих вкусовых рецепторов: пришлось набрать кружку той мерзкой воды из-под крана. После довольно скудной трапезы, я залез с книгой в ещё не остывшую постель. Читать плохо получалось: не отпускал ночной диалог. Ведь я не боялся смерти как таковой, но моя жизнь была тождественна забвению. Если что-то не устраивает: надо это менять. В противном случае это просто наматывание соплей на кулак. Смотреть что-нибудь в интернете не было желания. Всё приелось: стоющие фильмы выходят очень редко, так же редко, как и встречается хороший контент на видео-платформенных сайтах.

Сосредоточиться на чтении становилось все сложнее. Хотя, может книга не оправдала моё ожидание: популярность была её большой проблемой. Читатели сделали ей имя, а не автор. Они додумывали все детали, и это они создали Вселенную. Атмосфера и стиль появились только благодаря их рисункам. И именно поклонники создали культ. Но почитается не народное творчество, а один человек. Здесь нет никакой справедливости.

Но я не могу читать новую книгу, пока не покончу со старой. Было не то приятное чувство, когда тяжело воспринимать произведение потому, что оно меняет тебя, ломает всё то окостеневшее внутри за столько лет, комкает и разворачивает лист бумаги с миром, пока не выйдет фигурка оригами. Это был не тот случай.

Мне стало очень грустно без солнечного света. В ящике с гвоздями лежали верёвки, я точно это помнил: память ещё не подводила. Их хватило ровно на четыре петли. Я стоял перед сложным выбором -взять вторую расхлябанную табуретку с кухни или отважиться и взять связанную стремянку. Мне не нужны были лишние траты на кухонную мебель...

Как же она сопротивлялась, дергалась, пыталась соскользнуть со стены. Иногда я бил ногой по алюминиевым ступенькам, возможно, от обиды за прошлый поединок. Каждый сильный, когда противник связан. Одеяла были скатаны в рулоны и помещены в петли. Солнце жгло листву, увядавшую под его лучами. Толстые щели оконной рамы пропускали осенний воздух, наполненный запахами отсыревшей коры деревьев и замёрзшей почвы. Скромным видом пейзажа внутреннего дворика, сплошь обросшего плющём и мхом, пришлось наслаждаться , смотря сквозь карлика. Хотелось схватить пальто и вырваться наружу в потоки свежего ветра.

Неожиданно низкорослый затряс головой, приближая лицо ко мне, (от страха я сомкнул челюсти), и, вместо очередного крика, издал шипение выдохом меж зубных щелей. Но он прав: нужно было дождаться вечера. Второй непревзойденный опыт опустошения желудка среди теней я пережить не хочу. Страх дня был гораздо сильнее страха темноты: я вынужден был вернуться к незаконченной книге. Мысли мешали читать. Я менял позы, не находя удобную, иногда подбрасывал сшитые в обложку листы к потолку, отбрасывал их в сторону и смотрел в стену... Наконец солнце начало прятаться за крышами домов.

Я выходил из двора, убирая связку ключей в карман, когда встретил Олега. Что же за магнит притягивает всех посмотреть на мой цирк?

- Значит парень и девушка за стеной квартиры, которой нет. В смысле: квартиры - нет.

- Именно. Он ей рассказывал, что не может найти себя и сравнивал людей с фотонами.

- В чём-то он прав: люди постоянно летят. В зависимости от того, хорошо им или плохо, моменты равны мгновению или бесконечности, но ни там, ни там нет времени. Мы, как противоположности мотыльков: летим в бездну. Вся наша жизнь - перенос сроков смерти. Сами того не зная, мы только к ней и стремимся.

- Это звучало, как призыв к самоубийству, - я слегка усмехнулся. - Но я понял тебя. Смерть есть апогей нашей жизни. Это - последняя черта карандашом на стене, как отметка роста. Истинное своё значение не суждено узнать никому. Только почему на большинстве похорон люди набивают животы и обсуждают свои проблемы? Мне страшно умирать, но ещё страшнее быть на них похожим. Мертвецам не нужны сострадание и скорбь, им уже ни до чего нет дела. Стоящие у гроба полны сочувствия сами к себе, но даже эти слёзы держатся в глазах большинства меньше дня.

 - Какими они бы ни были плохими, ты нуждаешься в них. Ты существуешь только в сознании других людей. Без них тебя как и не было. Твой образ, характер, внешность - просто игра подсознания людей. Без них тебя нет. Если вдруг ты умрёшь, в их головах ты будешь продолжать существовать.

- В любом случае, когда придёт смерть, борьба закончится, и станет ясно, кто в тебе победил: отвага, разум и расчётливость, эгоцентричность, любовь к эстетике, страх, самобичевание и жалость или агрессия и ненависть.

 - А почему не может победить твоё собственное Я?

Из-за разговора я не заметил, что мы уже шли по аллее парка. Она была пустая, за исключением девушки, сидящей на лавочке. Но та была в наушниках и читала под светом фонаря книгу, поэтому я мог спокойно вести беседу со своим компаньоном. Олег предложил не уходить далеко в глубь парка, и мы присели наискосок от девушки.

- На разговоры о смерти лежит табу: люди от страха не могут вымолвить о ней ни слова, пытаясь скрыться от самого факта её существования.- Олег сидел с ровной осанкой и, немного поиграв ногою с листвой, раздвигая золотистое море до лежавшей на дне дорожной плитки, продолжил свою мысль. - Но как далеко ты бы ни прятался, она есть. Моя бабушка сильно боялась её.

- У тебя есть бабушка?

- Как и у любого человека. У тебя есть бабушка?

- Да.

- Почему же её не должно быть у меня? Так вот, я никогда её не понимал. Все мы умрём. Вселенной рано или поздно не станет. Где-то через миллиарды лет, так что, думаю, всё же поздно.

 Я ничего не отвечал Олегу. Не получалось сосредоточиться на разговоре из-за той незнакомки. Локоны её тёмных волос словно поддерживали линию нижней челюсти. Уличный желтоватый свет нежно гладил белоснежную кожу. У девушки был аккуратный носик с забавно вздёрнутым кончиком. Время от времени она помогала своим глазам сфокусироваться на чтении, придавливая их веками. Она что-то беззвучно проговаривала: то ли слова из книги, то ли подпевала песне из наушников. Я чувствовал, как с тяжестью смыкались её губы, и как изредка поджимались уголки рта. Она казалась такой хрупкой, что если бы на неё сорвался с дерева листочек, то разбил бы на сотни частей одно из самого прекрасного в моей жизни.

- Но это касается не только смерти, а, вообще, всех вещей. Люди пытаются отгородиться друг от друга и при этом считают, что они абсолютно точно правы и грандиозны. Строят величественные замки, у которых раствор между каждым камешком пропитан гротеском и самолюбием. Потом эти сооружения превращаются в оборонительные крепости от людей, которые не согласны с их владельцем, становясь, в итоге, тюремными камерами на одного. Тебе будет комфортно в собственном дворце, но дело в том, что комфортно будет только тебе. Какой смысл, если объективно: его стен не существует. И всё, что видят люди, так это короля без платья.

 Капли дождя пробивались сквозь кроны мёртвой листвы. Девушка запрокинула голову назад. Крупица дождя упала прям на ее забавный кончик носа. Она захлопнула книгу и, захватив рюкзак, пошла к выходу из парка, на ходу запихивая рукопись в портфель. Её кеды уносили вслед за собой мой взгляд...

 Я пропустил часть вещей о которых мне говорил Олег.

- Извини, я немного задумался. - Я полез за сигаретами в карман.

- Я заметил, поэтому рассказывал тебе о своей бабуле.

- Ты кажется говорил что-то о человеческой природе. Что ты имел под: "победит твоё Я"? - несмотря на предостережения Риммы, я позаимствовал у Томсона самокрутки.

 - Люди не видят свой потенциал, но их "Я" очень сильное. Просто задумайся: чем люди хуже их Богов? Ну, кроме бессмертия. Они возводят города и поворачивают реки вспять. Им доступно самое возвышенное - даровать и отбирать жизнь. А это самое настоящее величество.

Но это подавляется. Есть умные люди, которые смогли найти крупицы мироздания. Они - держат власть в руках. А есть те, кто правит, и сам верит и пропагандирует ничтожество человечества. Про третий тип вообще молчу. Раньше возводили храмы в пору для гигантов, чтобы люди чувствовали своё ничтожество среди высоких стен и крыш, словно весь земной небосвод. Сейчас строят небоскрёбы, чтобы ты чувствовал себя мелкой сошкой системы.

 - Твоя бабушка боялась Бога или системы?

Олег проводил меня до дома. По дороге мы говорили о его бабушке: у неё много общего с моей. Тогда меня это удивило. Ты же понимаешь, что Олег это часть меня, и я говорил сам с собой. Я был, как те люди, которые бурчат что-то себе под нос на улице. Но осознаю это только сейчас.

 Придя домой, я узнал, что новые соседи не спят.

- Я не хочу сдохнуть! Я хочу жить, но у меня не получается! - парень продолжал вчерашнюю тему.

 Снимая верхнюю одежду, я зацепил стоящую возле окна стремянку. Жестяной грохот разошёлся по всей квартире.

- Что это было? Ты слышала?

- Наверное трубы, как обычно.

 Я уже говорил, что самая лучшая черта человека это - адаптироваться: меня больше не смущал мой домашний цирк. Разве что великан стоял всё ближе к кровати, и стук ноги о ладонь раздражал барабанные перепонки. Я заснул под видео с интервью какого-то учёного. Смыкая глаза, на одном из век, как из проектора в кинотеатре, промелькнула сегодняшняя незнакомка. Только волосы были рыжими, и укутана она была в банное полотенце.

***

 Я каждый день приходил в тот парк. Она всегда сидела на той самой лавочке и читала книгу. Я тоже брал что-то пригодное к прочтению, чтобы не выглядеть глупо. Пролистав страниц пятнадцать, я позволял себе взглянуть на неё. Иногда я приходил раньше неё: тогда я сидел на скамейке и считал до ста, надеясь, что на этот раз она подсядет ко мне и захочет познакомиться. Когда я доходил до десятого десятка, начинал считать заново. Но она всегда приходила и садилась на свою лавочку. Иногда мне надоедал счёт и я уходил в глубь парка, бродил по протоптанным тропинкам между аллей, пачкая свои изношенные кеды. Странно, но на одной из тропинок на моём пути стоял высокий чёрный силуэт...

 Однажды я попытался заговорить с этой девушкой, но, как только она обратила на меня взгляд, горло сжалось, и язык завис в подвешенном состоянии. У неё были матовые темно-синие глаза, казавшиеся полностью чёрными, но не как угли Томсона, а как кажутся нам бескрайние просторы холодного космоса. И тогда я как будто попал в горизонт событий.

 Больше я не осуществлял попыток познакомиться, но пытался пройти по прегражденной силуэтом тропинке. Я его боялся и сдавался, когда между нами оставалось пару метров. Тогда было не ясно, почему он меня не пускает.

 В ожидании её глаз, я не мог сосредоточиться на книге и про себя считал: один, два, три... И спустя время она приходила. Да, мы сидели далеко друг от друга, и я не мог разглядеть ту космическую бездну, но я представлял, что она сидит со мной на лавочке, и я лечу в вакуумном пространстве её глаз.

 Поздняя осень принесла свои холода, и незнакомка с книгой перестала появляться. А я сидел и считал до ста каждый день, снова и снова. Пусть она не подсядет ко мне, пусть хотя бы, как и прежде, сидит наискосок. Я считал до ста раз за разом, а когда надоедало, бродил по парку, возвращался и считал снова.

 Я был готов молиться Богу или заключить сделку с дьяволом, если они есть. Продать квартиру или работать бесплатно на кого-то пожизненно, лишь бы она пришла.

 Листва потемнела, висела клочьями и была похожа на грозди винограда. Ноги ломали, как замерзшее шоколадное масло, грязь. Тропинка петляя вывела меня к той аллее. Я упал на родную и повседневную, как моя кровать дома, скамью, и запрокинул голову назад. Грозди превратились в чёрных снегирей на ветках.

- Один, два, три...