Шестая грань бытия - 28. Прорыв

(Предыдущая глава: http://proza.ru/2017/12/04/775 )

28. Прорыв

– Держишься? – Голос Зборовского раздавался словно бы издалека, хотя до барона было не более двух шагов. Но эти два шага надо было сделать вверх по крутому склону, по колено в снегу и навстречу леденящему сухому ветру, который так и норовит столкнуть тебя наземь и вниз. А впридачу – еще и забиться в малейшую щелку твоего овчиного тулупа, чтобы  обжечь своим мертвящим порывом, гася последние искорки чудом сохранившегося тепла...

– Д-д-держ-ж-жусь!

"Значит, так: сначала покрепче упереться в землю бергштоками – заостренными палками, которые сжимаешь в обеих заледенелых руках. Еще желательно при этом вслепую нащупать под снегом подходящую щель между камнями, чтобы палка держалась устойчиво. А потом – рывком! – выдираем левую ногу из снега и посылаем ее хотя бы на локоть вперед. Она, конечно же, падает – но падает уже где-то там, впереди. И теперь на нее можно аккуратненько перенести вес всего тела и приготовиться к следующему рывку, уже другой ногой. Ы-ы-ы-'опа! Кажется, удалось..."

Зима нахлынула на Свейн внезапно. Еще вчера осенний ветер гнал желто-коричневую чешую опавших листьев вдоль укутанной в промозглую туманную дымку дороги, по которой Юрай и Влад резво продвигались в направлении Фрейоллы – главного города Суэйнского графства. Именно вот так: Суэйн, с коротеньким, зажатым между губами "у", но ни в коем случае не принятое в чужих краях "Свейн". Это путешественникам доходчиво, но очень решительно объяснили в первый же вечер в придорожной таверне в Юкколе, куда они благополучно добрались в сгустившейся уже темноте, послушно следуя за двумя путеводными светляками, которыми снабдил их Фейнский леший.

– Если вы хотите, чтобы с вами в этой стране вообще разговаривали, уважаемые, так зарубите себе хорошенечко на носу, как она называется!

"Да за-ради обоих богов! Если уж у вас, у суэйнских, такая вот особенная гордость, то переучить пару букв нам особого труда не составит."

Вот если бы можно было точно таким же манером и погоду умилостивить! Уже на следующее утро – не успели путники и позавтракать, как небеса в считанные минуты потемнели, и на землю обрушилась мокрая снежная круговерть.

– И надолго это у вас? – спросил Зборовский у хозяина постоялого двора, который стоял сейчас за стойкой и внимательно следил, чтобы прислуживавшая гостям за завтраком девчонка чего-нибудь не напутала.

– Белые мухи-то? Да уж дня на три, не менее. А то и на всю пятидневку, ваша милость – озабоченно вздохнул тот. – Первое снеговье, пора уже. Потом на недельку-другую стает, как и не бывало. Ну а после того – сплошной снегостой, до весны. У нас-то еще ничего, а вот  если севернее взять, так там морозы и покрепче будут, и задержатся подоле.

– Севернее – это в Фанхольме, например? – небрежно полюбопытствовал барон.

– Ну да, типа того. Если еще дальше на север забираться, к морю, ваша милость, так там оно уже помягше будет...

Делать нечего, планы приходилось менять на ходу. По такой погоде двигаться далее верхом было невозможно, хотя пока что путь энграмских "искателей приключений на собственную голову" лежал и не на север, а на запад – в столицу графства, достославный город Фрейолла, где, по мнению Влада, им и следовало подготовиться к путешествию в северные края: обзавестись дорожной каретой, теплой и зимней одеждой, а может быть, даже и новыми лошадьми местной породы, более привычными к упряжке и снежным зимам. Но теперь какую-никакую крытую повозку, чтобы добраться до Фрейоллы, пришлось покупать прямо на месте, в маленькой придорожной деревеньке, где застал их первый снегопад и название которой ни барон, ни Юрай даже и не составили себе труда запомнить. Карет здесь, как и следовало ожидать, отродясь не водилось – ни тебе парадных, ни дорожных, ни на продажу, ни для собственных нужд. Что поделаешь, господа – провинция-с!

Пальцы ног уже давно ломило от холода, да и руки тоже постепенно становились все менее послушными. Ни подбитые изнутри мехом сапоги, ни толстые носки и варежки деревенской вязки уже не спасали. Барон-то еще держался, а Юрай от рождения был из породы мерзлявых и всегда предпочитал холодной зиме жаркое лето, оттого и пришелся ему в свое время по душе мягкий энгрский климат. А снег тем временем сыпал всё сильнее и сильнее, да так, что и костра не разведешь.

– Ну что, по глотку для сугреву? – понимающе спросил Владисвет. И, даже не дожидаясь одобрительного кивка своего спутника, скинул с плеч рюкзак и достал из него заветную флягу с "гебрантом", крепчайшим фанхольмским самогоном.

– Только один глоток, командир, не больше. Нам еще топать и топать.

Юрай осторожно ухватил флягу обеими руками и единым махом глотнул. Текучая сухость напитка моментально обожгла губы и горло, на мгновение стиснув желудок судорогой. но тут же разлилась по внутренностям пылающей огненной рекой.

– В порядке, Влад.

И, возвратив флягу, сделал свой следующий шаг вперед – и наверх.

Сама Фрейолла не произвела ни на Зборовского, ни на Юрая особенно сильного впечатления. Старый город, придавленный воспоминаниями о своем былом величии. Город, который строился в те времена, когда владычество Севфейена распространялось далеко за пределы нынешнего свейнского графства... "Ах, да, еще раз тысячу извинений, Суэйнского." Обширные территории нынешних Альберна, восточного Вестенланда и Белозерского царства платили тогда дань севфейенским королям, и даже до сегодняшней Малой Роси доходили их боевые отряды. Но теперь от всей этой памяти только и осталось, что горделивые колонны на центральной площади с начертанными на них названиями некогда завоеванных городов. "Обшарпанная" – лучшего слова для описания Фрейоллы, на взгляд барона, было и не сыскать.

Зато Фанхольм, в который они направились сразу же после того, как обзавелись всем тем,  чем ранее и намеревались – дорожной каретой, парой низкорослых крепышей-жеребцов местного розлива и всевозможной теплой одеждой, – Фанхольм как раз Юраю очень глянулся. Город мастеровых и горнодобытчиков оказался небольшим и компактным, с невысокими каменными домами, выкрашенными по преимуществу в белые и светло-коричневые цвета, и мощеными серым булыжником улицами. Широкие мосты через протекавшую здесь речушку, приветливые местные жители, умеренные цены в корчмах – большего и не пожелаешь. И ещё, было в этом Фанхольме что-то гномское... Какой-то особенный дух: мелкий, да крепкий! Хотя самих гномов они с Владом здесь пока ещё ни разу не встретили. Ни на улицах, ни где-нибудь еще.

Но долго разгуливать по Фанхольму и обозревать его достопримечательности у энграмских путешественников не было ни времени, ни желания. Дальнейший путь был уже расписан: в горы. Сначала до Брёмса – последней деревеньки в предгорьях, куда еще можно проехать на колесах. А оттуда, оставив карету и лошадей при тамошней харчевне, на своих двоих мимо Двурога и Сестры Яарви – и на Эльбенборк. Подняться хотя бы до середины горы и вот там уже принюхаться: а не пахнет ли откуда-нибудь из-за угла эльфийским духом?!

Сомнительный план, если признаться честно. Но лучшего у них не было. Ищешь мифрил – ищи эльфов, больше идти не к кому.

"И еще один шаг вперед. А теперь еще один. Постояли, выдохнули, и – у-ух! Вот там, впереди, тропа поворачивает налево, за огромный валун – за ним можно будет чуть укрыться от ветра и оглядеться..."

Упрямо подымавшиеся наверх по склонам Эльбенборка путники уже успели смириться с тем, что по мере подъема воздух становиться все морознее, а вьюга – все сильнее. Но тот удар запредельного холода, который ожидал их после очередного поворота, – он превосходил все мыслимые пределы. Внезапно обрушившийся ледяной шквал бил, крутил и корёжил сейчас неугомонных путешественников без малейшей пощады, продирая насквозь, от ушей и до самых пяток, заставляя поминать распоследними словами и пославшего их невесть куда великого князя, и самого Армана-Творца, позволяющего среди бела дня твориться такому непотребству, да и собственные дурные головы тоже не в последнюю очередь. Продлись этот шквал еще хоть на долю мгновения дольше, оба уже лежали бы сейчас на снегу беспомощными ледышками, а знай они о таком ударе заранее – пожалуй, что и развернулись бы назад, так и не дойдя до того самого здоровенного валуна, у которого наметили себе небольшой привал.

Но вдруг этот ледянящий приступ холода... прошел? Прекратился? Нет, скорее отыскал себе новую цель. Уже теряющий было сознание Юрай почувствовал, как холод уходит из его возвращающихся к жизни рук и ног, всё быстрее и увереннее стекаясь к одной-единственной точке, которую и обжигал сейчас мертвящий мороз – к указательному пальцу правой руки.

К кольцу Танненхильд.

И подаренное валькирией загадочное кольцо, над сущностью и предназначением которого энграмский то ли волшебник, то ли жрец мучительно ломал себе голову уже несколько последних недель, вобрало в себя сейчас весь этот холод, поглотив и растворив его без остатка. Дочиста и насухо.

– Юрай, ты как? – озабоченно даже не спросил, а крикнул стоявший рядом Зборовский, недоуменно озираясь по сторонам. Действительно, бушевавший только что ветер мгновенно утих, снег сыпаться с небес тоже перестал, и в ослепительном сиянии выглянувшего из-за облаков солнца перед ними вырисовалась вершина Эльбенборка во всем ее белоснежном великолепии.

– В норме, Влад, в норме. Но...

Юрай запнулся, чтобы прислушаться к своим ощущениям.

– Мне кажется, нас с тобой "приглашают".

– Ты так думаешь или ты это чувствуешь? – попытался было уточнить барон, но отвечать уже не было никакой надобности: обнаружившийся за поворотом огромный плоский скол горы, высотой не менее чем в три человеческих роста и еще вдвое больше же в ширину, постепенно обретал прозрачность, открывая глазам картину просторного дворцового зала. Воздух словно бы затих, прислушиваясь к новым слоям реальности, и на обоих энграмцев явственно пахн;ло весной и теплом, столь неуместными и труднопредставимыми на фоне бушевавшей только что зимней метели.
 
А на пороге стояла она – высокая, тонкая, голубоглазая эльфийская дева.

...

– Что привело вас в мою обитель, смертные?

Голос эльфийки звонко капал в пустоту зала, отдаваясь в высоком своде потолка. Так звенят, наверное, капли воды, упадая в весений ручей с подтаивающей сосульки на ветке близлежащего дерева. Или знаменитые изборские колокольчики, что славятся своим звоном не только по Белозерью, но и по всему Кругу Земель – так звенят они под дугой пролетки, несущейся во весь опор погожим днем в канун летнего солнцеворота. Этот голос завораживал и не позволял соврать ни на иоду, но в то же время как бы устало говорил тебе устами многовековой мудрости: "Я и так уже сама всё знаю, что бы ты мне сейчас не сказал".

– Мифрил! – бухнул Юрай со всей прямотой, не задумываясь ни на мгновение, когда они со Зборовским, повинуясь приглашающему жесту девы, подошли к прозрачной двери, у которой та стояла, и во все глаза разглядывали открывшееся им величественное творение эльфийских зодчих. Как о пень топором рубанул:

– Мифрил, о перворожденная... Вайниэль?

– Вайниэль? – медленно, с улыбкой переспросила эльфийка, словно размышляя о чем-то своем, запредельном и потустороннем. – Да, в здешних краях меня называют именно так, и это еще один камешек на твою чашу весов... Ну что ж, тогда милости прошу!

– Так ты уверен, что ищешь именно мифрил, а не смысл и предназначение своего собственного кольца? – заново переспросила Вайниэль после того, как они втроем обустроились за небольшим вычурным столиком близ одной из стен. Столик был деревянным, резным, но из какого именно дерева, Юрай так и не смог опознать. На этом столике стояли сейчас три чаши с эльфийским напитком, которые хозяйка предложила своим гостям после того, как они скинули свои тулупы и меховые шапки: в зале было по-весеннему тепло, какие бы морозы и не стояли сейчас снаружи. Зал, кстати, оказался на удивление пуст – при всем том, что он мог бы без малейшего стеснения вместить два десятка танцующих пар. Но мебели в нем практически не было, и свою теплую одежду путешественникам пришлось просто бросить на пол у стены. В дальней стене этого пустого зала, впрочем, виднелись какие-то двери, за которыми угадывались новые помещения: общий размах древних эльфийских строителей, устроивших искусственную пещеру в теле величественной горы Эльбенборк, поражал вображение. И рассчитано это строение было когда-то, со всей очевидностью, не на одного и не на двух жителей. Но сейчас живущая в нем Вайниэль наслаждалась одиночеством – по крайней мере, ни других жителей, ни следов их пребывания не заметили ни Юрай, ни барон Зборовский, скромно устроившийся в сторонке и внимательно изучавший зал, стараясь не мешать беседе своего друга и товарища с хозяйкой эльфийской горы (название "Эльбенборк" переводилось со старо-севфейенского говора именно так).

Юрай задумался, отхлебнув новый глоток странного, со сладковатым и одновременно вяжущим привкусом напитка, от которого слегка пощипывало во рту. "Олиовемойль", небрежно назвала его Вайниэль, не снизойдя до дальнейших разъяснений.

– Я ищу шестой изначальный металл нашего мира, высокочтимая госпожа. Ищу по повелению моего монарха, его владетельного высочества князя Ренне, и в меру своего собственного разумения о природе вещей. А ни о каком другом металле, кроме знаменитого мифрила – прославленного эльфийского серебра, – мне слышать не приходилось.

Здесь он на мгновение запнулся, а потом аккуратно поднял вверх ладонь, выпрямив указательный палец.

– Что же касается кольца, обретённого при труднообъяснимых и вызывающих изумление обстоятельствах... Да, мне предельно интересна его сущность – но прежде всего в надежде, что оно окажется полезным в моих поисках этого шестого металла. Или хотя бы вернет прежнюю способность к магии, без которой эти поиски, боюсь, обречены на неудачу.

– Мифрил как образующий металл вашего мира? – Вайниэль щебечуще рассмеялась, выделив интонацией слово "вашего". – Клянусь заповедными рощами Изначального Леса, никогда не слышала ничего более забавного. Ну, по крайней мере за последние лет сто-двести.

– Видишь ли, любезный мой Юрай, – продолжила она уже более серьезно, пригубив напитка с труднопроизносимым названием из своей чаши, – эльфийская вселенная лишь малым краем своим пересекается со здешним миром, с Кругом Земель. А мифрил вашей системе сил и потоков вообще не принадлежит, да никогда ей и не принадлежал: он вписан в совершенно иную структуру и поддерживает совершенно иное равновесие.

Эльфийская дева снова улыбнулась, но теперь уже одними губами, и ее бесстрастное лицо не выражало при этом никаких эмоций.

– Именно поэтому он и обладает столь немыслимой прочностью при поразительной легкости, но только лишь в вашем мире. А в Эльфийских Пределах наше серебро ничуть не отличается от здешнего – здесь.

На какую-то очень долгую минуту Вайниэль замолчала, напряженно о чем-то размышляя. Ее острые эльфийские уши стремительно трепетали (не ошиблись ведь древние предания – уши у эльфийской девы и вправду оказались заостренными вверх, как бы еще больше удлиняя её странной, труднописуемой формы лицо, более всего похожее на две трапеции, составленные друг с другом широкими основаниями – или же, наоборот, ромб со срезанными поверху и понизу острыми углами).

Наконец, эльфийка отставила чашу и встала из-за стола резким движением, порывистым и невыразимо плавным одновременно.

– Я знаю, о нежданный гость мой, где ты сможешь найти тот металл, который ищешь. И причем, совсем недалеко отсюда. Но прежде мне хотелось бы разобраться с твоим кольцом – именно благодаря ему и только из-за него распахнулись для вас сегодня двери моего дома. Я ведь со здешними смертными практически не общаюсь...

Она повернулась к Зборовскому, всё это время старательно разглядывавшему стены и вид на окрестные горы (при том, что его вампирских слух был напряжен сейчас до предела и ловил каждое произнесенное слово, каждый оттенок интонации обоих собеседников).

– Надеюсь, вы извините нас, барон – мне необходимо побеседовать с вашим спутником наедине. Но я уверена, вы не будете здесь скучать без нас. Можете осмотреть зал, например, или просто отдохнуть.

Вайниэль была сама обходительность, но в ее голосе неуловимо звучала тонкая издевка.

– Идём!

И она скользящим шагом устремилось к одной из дверей, ведущей дальше вглубь горы.
Донельзя заинтригованный Юрай послушно отправился следом.

Комната, в которую привела своего спутника Вайниэль, производила впечатление спальни. По крайней мере, у стены стояла широченная деревянная кровать, заваленная сверху ворохом листьев – или же зеленовато-коричневых платков, очень эти листья напоминавших. Были здесь и маленький столик, и прикроватная тумбочка, и еще какой-то короб (для белья, что ли?)

Чего не было, так это окон. Но с потолка и верхней части стен лился мягкий розоватый свет, чем-то напомнивший волшебнику магическое освещение в покоях Всесвята. "А вот интересно, сильно ли магия эльфов отличается от нашей, и известно ли о ней что-нибудь в Хеертонском Университете?"

Тем временем эльфийка подошла к кровати и жестом указала Юраю то место напротив себя, куда ему следовало стать – прямо у стены. Глаза Вайниэль, и без того пронзительно голубые, теперь уже буквально лучились звездносветным сиянием.

– Откуда твое кольцо, Юрай?

Голос эльфийской девы был вкрадчив, но противиться ему было невозможно. К тому же она с самого начала установила в разговоре с ним покровительственное "ты" (в отличие от того "вы", с которым обращалась к барону) и вела себя, как мать или старшая сестра. Юраю не оставалось ничего, кроме правды.

– Мне дала его валькирия. Точнее, создала для меня из своих волос.

– Кто именно из валькирий, где?

– Танненхильд, у Всесвята в его резиденции возле Бела Озера.

– Вот даже как...

На лице у Вайниэль за одно мгновение пробежала целая гамма эмоций, среди которых – насколько человек вообще способен прочитать выражение лица эльфа – были и удивление, и любопытство, и легкое неудовлетворение, немедленно преобразившееся в лукавство.

– Но если я правильно понимаю, – нарушил Юрай затянувшуюся паузу, – оно еще не проявлено. Не восуществлено в полной мере.

– Не проявлено, полагаешь? Что ж, тогда это следует поправить, – медленно произнесла эльфийка. – Ведь твое кольцо уже оказалось способным вобрать в себя полный заряд того Холода, которым я рассчитывала вас остановить.

Она выждала очень долгую паузу, прежде чем закончить свои слова:

– Значит, теперь оно должно принять в себя и мой Жар.

Вайниэль сделала странное движение плечами и бедрами, словно выворачиваясь из одежды. Одета была эльфийская дева до сей поры в какую-то странную накидку, которую можно было бы назвать короткой курткой или пиджаком, если бы та не была сделана из тончайшего струящегося материала, буквально облипающего ее плечи и руки. А под ней – длинное, до пола платье из того же материала, светло-зеленого цвета с бронзоватым отливом, сразу напомнившим Юраю светящихся проводников, которых выдал им со Зборовским давешний Фейнский Леший.

Но после мимолетного движения эти одеяния не то что спали, а буквально стекли с тела Вайниэль, и она предстала перед ошарашенным энграмским гостем совершенно обнаженной. И протянула Юраю руку:

– Дай кольцо мне!

Еще в Вильдоре, готовясь к путешествию в северные края, Юрай старательно перечитал всё то, что было записано об эльфах – древние сказания, легенды, сказки... О перворожденном народе рассказывали многое. О том, насколько эльфы искусны в стрельбе из лука, хотя и с мечом они, по слухам, управлялись более чем умело. Об их пристрастии к лесам и цветам, а также к музыке и танцам. Говорилось, что "дети леса" гибки, быстры и подвижны настолько, насколько и не снилось ни одному из населяющих ныне Круг Земель народов. Считалось также, что эльфы бессмертны в том смысле, что не умирают от старости, хотя любого из них можно было убить – если повезет или же, если очень-очень постараться: эльфов отличала не только воинская доблесть, но и живучесть, намного превосходящая человеческую. Но вот о любострастных утехах эльфийских дев ни в одном из преданий не рассказывалось ровным счетом ничего.

Эльфы-мужчины – о да, вне всякого сомнения. Бытовала масса историй об их пристрастии к женщинам и девушкам людского народа, о способности соблазнить едва ли не любую сладкими речами и игрой на своих лютнях и флейтах. И еще больше, пожалуй – о детях-полукровках, рожденных смертными женами от эльфов, и об их подвигах. Но вот о том, чтобы эльфийка влюбилась в какого-нибудь человеческого юношу, Юраю не довелось ни прочитать, ни услышать ни разу. Исключительно о том, как загадочные девы, наоборот, заставляли смертных мужей влюбиться в себя, а потом сводили с ума или ввергали в пучину бедствий. И уж менее всего было известно о том, как эльфы творят любострастие друг с другом – только то, что дети у них рождаются крайне редко, оттого-то и ставят перворожденные столь высоко  жизнь любого или любой из своего народа.

И сейчас Юрай во все глаза смотрел на совершенно голую Вайниэль, безропотно протянув ей свое, без малейшего затруднения снявшееся с руки, кольцо. А ведь не сыщется в Круге Земель, поди, еще хоть одного мужика, видавшего эльфийку в чем мать родила! Сама же Вайниэль тем временем аккуратно взяла юраево кольцо двумя тонкими пальцами и, не предпринимая никаких попыток надеть (чего, надо признаться, ожидал сам владелец означенного кольца), начала осторожно водить им по своему телу. Без одежды эльфийская дева оказалась еще более тонкой и гораздо более угловатой, чем это представлялось под платьем и накидкой. Практически безгрудая, тонконогая и тонкорукая, она не производила тем не менее впечатления тощей или исхудавшей, а скорее походила на гибкую и упругую лозу – изо всех народов, населявших земли Круга, напоминая пожалуй, что древесного духа, дриаду... Но когда Юрай снова перевел взгляд на лицо эльфийки, он был просто поражен. До сей поры хозяйка Эльбенборка казалась бесстрастной и абсолютно отрешенной от этого мира, пребывающей за какими-то иными горизонтами бытия и лишь мелкой частью своего "Я" снисходящей до Круга Земель с его мелкими проблемами – полностью совпадая с тем, о чем рассказывали древние предания и легенды. Сейчас же ее лицо пылало плотским желанием столь немыслимой силы, что мужицкое достоинство Юрая в одно мгновение взлетело до небес. А Вайниэль медленно и осторожно, едва касаясь, по очереди поглаживала кольцом вспухшие коричневатые соски своих практически несуществующих грудей, отчего они росли и твердели, отступая от ее палевой кожи теперь уже пальца на три, если не более. Лицо девы залило розоватой краской, дыхание участилось, и волшебник почувствовал, как деревенеет его восставший детородный орган, глубоко упрятанный под штанами и исподним.

Смутная догадка озарила Юрая в тот момент, когда Вайниэль начала натирать этим кольцом точку в центре своего лба. Потом, когда она спустилась к маленькой впадинке на горле, догадка стала перерастать в уверенность, а к моменту, когда сжимаемое двумя тонкими пальцами кольцо спустилось к упругому и аккуратному эльфийскому пупку, он уже знал наверняка:

– Она движется вниз по шаккарам, от вышего к низшему!

И еще через несколько мгновений подаренное валькирией кольцо было уже там, между нижних губ эльфийской девы, осторожно касаясь средоточия женской страсти. "Никогда бы не подумал, что эльфы тоже потеют", промелькнула дурацкая мысль где-то на самой обочине сознания: разгоряченное тело Вайниэль покрылось испариной, да при этом еще и пахнущей не так, как у людей, а ароматами цветущего фруктового сада – яблони, груши, вишни... Сам же Юрай тоже пылал сейчас от вожделения, хотя он оставался полностью одет, а эльфийка не коснулась его и кончиком пальца, не говоря уже о чём прочем. Член буквально ломило от желания, сердце колотилось как одурелое, а в висках уже давно стучал нетерпеливый пульс...

– Палец! – хриплый и чувственный, но в то же время властный голос Вайниэль вырвал его из сладостного полуобморочного состояния. И, ни мгновения не сомневаясь, о каком именно пальце идет речь, он послушно протянул эльфийской деве указательный правой руки.

За всю свою жизнь Юрай никогда, за исключением одного-единственного случая, не имел дела с нетронутыми девками. Тогда, в Хеертоне, самого его лишала невинности многопытная Мэйджи, причем на глазах и при участии Торвальда, и это был самый что ни на есть высокий ритуал. Позже, в Медвежьем углу, он всегда предпочитал иметь дело с непривередливыми вдовушками или с разбитными девицами типа той же Настёны. А вот то, что в народе по-простому называется "ломать целку", Юраю довелость лишь однажды. Но Марша была той еще шалавой, несмотря на формальную "нетронутость", и трясла своей морковкой перед носом едва ли не у всех козлов в округе, не разбирая возраста и не обращая внимания ни на ругань жён, ни на вопли матерей своих потенциальных жертв. Так что,  когда однажды она заявилась к нему в избу и предложила сделать наконец "то самое", отказываться он не стал. "Не сегодня так завтра, не я так другой, тем более что я-то хотя бы обойдусь с ней бережно." Впрочем, ни особенных угрызений совести, ни страха перед требованием немедленно жениться ему испытать не довелось: не прошло и недели, как его Маршенька благополучно сбежала с молодым приставом, заезжавшим из столицы к ним в захолустье по какой-то казенной надобности.

И сейчас, когда обнаженная, но от этого еще более прекрасная эльфийская дева надевала обратно ему на палец кольцо Танненхильд, еще горячее от жара эльфийского лона и "благоухающее лотосом и жасмином", как выразились бы, наверное, сладкоголосые певцы при чжэнгойском дворе – сейчас он испытал точно такое же ощущение, как в памятную ночь с Маршей. Кольцо противилось и никак не хотело пускать вовнутрь себя его палец, и точно так же было кольцу больно, но в то же время Юрай каким-то внутренним слухом словно расслышал немую просьбу: "Возьми же меня!"

Тогда он рванулся навстречу, буквально продавливая не пускавшее его вовнутрь препятствие. И невидимая преграда, наконец, прорвалась.

Немыслимой силы взрыв ощущений сотряс все тело Юрая и всю его душу, буквально выворачивая наизнанку и одновременно открывая врата в иные миры. Это было так же, как когда-то давным-давно на иодайских встречах с Торвальдом и Мэйджи, только неизмеримо сильнее: на мгновение он увидел весь сущий мир в полноте пяти слоев – обоих верхних и обоих нижних, не считая Круга Земель. Там были и занебесные сады Армана, и пылающие поля Тинктара, и Валгалла, и эльфийский Заокраинный Предел, и еще многое другое, чему он не знал названия и чего даже не мог воспринять и осознать...

Потом опьянение прошло, и Юрай ощутил в штанах противную влажную липкость. Вот так дела – он умудрился кончить, еще даже и не начиная!

Открыв оказавшиеся почему-то закрытыми глаза, он увидел, что Вайниэль... тоже кончает, наверное. По-своему, по-эльфийски – без стонов и вздохов, без судорожных конвульсий. Но ее тело сейчас буквально светилось искрящимся голубоватым сиянием, которое пульсировало во всё убыстряющемся темпе... Наконец, это мельтешение света завершилось ярчайшей беззвучной  вспышкой, после чего исходящее от эльфийской девы сияние стало постепенно угасать.

Она тоже открыла глаза, а потом всё теми же двумя пальцами прикоснулась к кольцу, возвращённому на свое законное место на пальце владельца. Но теперь это кольцо блестело однородным тускло-серебристым цветом с вошедшими в легенду радужными переливами.

– Получи свой мифрил, Юрай. Не для вашего мира, но для тебя лично.

(Следующая глава: http://proza.ru/2017/12/05/44 )