раз

np: Dave Brubeck - Take Five
np: Coleman Hawkins - Body & Soul

Я прикасаюсь ладонью к массивной деревянной двери, за которой слышатся ненавязчивые, но манящие переливы джаза. Густая музыка с запахом сандала и мирры течет сквозь поцарапанную скважину, плавно проникая под копну моих растрепанных волос. Покрытая потемневшим лаком дверь поддается нежному, однако твердому толчку. Душный полумрак гудящего от потока человеческих ожиданий и разочарований бара разверзает свои объятия, чтобы крепко обнять знакомого. Я смахиваю с плеч твидового пальто редкие капли дождя, растерявшегося от собственной меланхоличности, и вхожу в помещение вместе со свежим порывом ветра, который тут же растворяется в груди нескольких дюжин человек, пропитанных табаком и жаждой забытья. Я погружаюсь в котел, чей дурманящий напиток состоит из понимания сути мироздания и непонимания моего приятеля, что самозабвенно делится идеей для книги, забыв, что я не говорю на валлонском диалекте французского языка.

And I'm feelin' good.

Плотный воздух дрожит от страстных споров, переходящих в дружеские беседы, и от дружеских бесед, плавно переходящих в интимный шепот. Кружевной дым томящихся в пепельницах сигарет оставляет витиеватые шрамы на лице этого вечера. По тонким струйкам, упирающимся в расписанный остроконечными звездами потолок, искушенный человек мог бы предсказать будущее и рассказать прошлое, но я прохожу мимо. Приглушенный свет разнокалиберных ламп колеблется и выхватывает из полумрака отдельные черты будущих великих мира сего: искрящиеся вдохновением глаза пьяного писателя, прильнувшие к стакану обветренные губы влюбленного трубача, пылающие в надежде щеки одинокого художника. И мой подбородок, приветливо кивающий бармену за стойкой, которая испещрена мерцающими каплями алкоголя, словно созвездиями в раскинувшихся только для нас галактиках.

Sodade.

При каждом глотке кубики льда, звеня, целуют мои губы. Блики янтарного напитка скользят по шершавым листам блокнота, исписанным скачущим почерком мечтающего человека, так же, как по моей шее скользит рука неизвестной девушки в платье цвета увядающих ирисов. Я провожаю ее взглядом и не обращаю внимания на то, как затупившийся карандаш падает из пальцев, канув в бездну ног и потрескавшегося паркета эпохи лучшей, чем сейчас. На гладком небосводе барной стойки остается салфетка с чернильным номером телефона, иссушившая собой три звезды и одну галактику. Целый мир за свидание. Я собираю листы с набросками, которые, казалось, разбухли, впитав в себя чьи-то мысли, небрежно оставленные кружиться в воздухе у медного завитка чугунной лестницы. Я обмениваюсь понимающими взглядами с несколькими людьми и направляюсь к той самой двери, беспечно забыв как про существование салфетки, так и про то, попала ли она между страниц рукописи.

И ухожу в дышащую свежестью последних снов предрассветную мглу, умиротворенно напевая "La Vie En Rose".

Луи, ты все понимал.