Я-русский офицер. Ч. I. Гл. 7

                Гл.7. Революция.

«Действовать, когда сомневаешься в разумности деяния – опасно, лучше воздержись. Благоразумие не допускает неуверенности, оно всегда шефствует при полуденном свете разума…»
          Бальтасар Грасиан-и-Моралес

   В конце января 1917 года, штабс-капитан Антонов, был отозван из Рима,  в Петроград и направлен в Севастополь, со специальным заданием, помочь контрразведывательному отделению Черноморского флота в выявлении турецких шпионов и диверсантов, оставленных турками в Крыму, после отступления их войск с Кавказа.
   О февральской революции им офицерам, сообщили только 4 марта, и в тот же день в Севастополе был образован Военно-исполнительный комитет.
  А уже через несколько дней образовался  «Севастопольский совет депутатов армии, флота и рабочих», избравших Центральный исполнительный комитет (ЦИК), взявший на себя всё руководство Черноморским флотом.
   Учитывая, что Климентий прибыл в штаб служить недавно, под своей родной фамилией, и  почти никто не знал о его подлинном роде занятий, его неожиданно рекомендовали в этот совет.
  В апреле 1917 года он познакомился с одним из членов Севастопольской большевистской организации – Игнатом Назушным, его очень заинтересовали идеи большевиков, и он начал их поддерживать на всех заседаниях Совета.
 Февральская революция внесла смуту в его душу, но он продолжал выполнять задания полковника Раша, порой очень опасные для жизни.
   Война продолжалась, и теперь уже не царь, а Керенский, посылал на фронт приказы и распоряжения, один, нелепее другого.
 Когда ЦК РСДРП, прислал в Севастополь опытных революционеров Островскую и Пожарова, в беседе с ними, Климентий откровенно признался, что служит в военной разведке, и воевал против немцев на фронте, выявляя шпионов и диверсантов. Рассказал, что по заданию командования до войны «работал» инженером на Путиловском заводе, сразу после окончания Михайловского артиллерийского училища в Санкт-Петербурге.
  Рассказал и про отца, по-прежнему служившего на Сормовском заводе в Нижнем Новгороде.
 Получив, в мае 1917 года, через связника, последнее указание от полковника Афанасьева, Климентий какое-то время ждал новых указаний из ГУГШ, но их больше не поступило.
  И он, проанализировав события в России, понял,  что наступают новые времена, которые принесут огромные перемены в его жизни.
  А пока он продолжал службу в штабе Черноморского флота, где власть захватили меньшевики и эсеры, они же имели своих людей и на кораблях флота.
   В Севастополь из центра России, хлынуло большое количество различных чиновников, купцов, бывших военных вместе с семьями, испугавшимися новой власти, и желающими поскорее уплыть из этой страны в Турцию или Болгарию, и там пережить смуту.
   Одновременно с этими людьми, в городе появилось много немецких агентов, нагло «вынюхивающих» в этой суматохе все оставшиеся в тайне секреты Черноморского флота.
   Даже большевики, видя это, начали активно ставить вопрос перед  Советом, об аресте этих людей, открыто собирающих данные о боевой мощи флота.
  Однако меньшевики и эсеры, имеющие численное большинство, всячески тормозили эти  решения, и в результате за три месяца 1917 года, в Севастополе, не был арестован ни один немецкий шпион.
   Поняв это, большевики, решили тайно расправляться с ними сами. Климентий, и группа из пяти матросов-большевиков, подкараулив около дома, уничтожила пятерых немецких агентов, имеющих связи с меньшевиками членами Совета.
   Всего, они ликвидировали 17 немецких и турецких агентов.
Когда в Петрограде произошёл переворот и к власти пришли большевики во главе с В.И. Ульяновым - Лениным, большевистский  Военно-революционный комитет 29 декабря 1917 года провозгласил в Севастополе Советскую власть.
 Однако в самом городе, гражданская власть в это время находилась в руках командующего Черноморским флотом адмирала Колчака, где служил штабс-капитан Антонов.
   Двоевластие, как и в Петрограде, сложилось и в Севастополе.
Большевиков возмущало предательство меньшевиков и эсеров, находящихся у руководства Севастопольского Совета, их поддерживали и беспартийные солдаты и матросы.
   Результатом этого стал отзыв 14 декабря 1917 года большевистской фракцией своих представителей из исполни-тельного комитета, а в ночь на 16 декабря 1917 года, в Севастополе, под руководством Ю. П.Гавена, был образован большевистский Военно - революционный комитет, который взял власть в свои руки.
 Клим Горшков, как сочувствующий большевикам вошёл в этот Совет, снял с себя военную форму и стал приходить на службу в цивильной одежде, посчитав себя освобождённым от присяги на верность Государю-Императору, который сам отрёкся от власти.
  18 декабря из Военно-Революционного комитета Севастополя в Петроград пошла те-леграмма:
 «Вся власть перешла в руки организованного Военно-Революционного комитета. Самосуды прекращены. Утверждается революционный порядок. Город находится под охраной революционно настроенных матросов и солдат».
  Одновременно с этим, по указанию Гавена, были произведены аресты лиц, замеченных в сборе военных сведений, двадцать человек немцев и австрийцев были осуждены трибуналом и по закону военного времени расстреляны.
 Чтобы навести революционный порядок, понадобились не недели, а месяцы. Однако Советская власть в Крыму, как и в Севастополе, продержалась недолго.
 Нарушив Брестский договор, Германские войска начали боевые действия. Её войска 16-го апреля 1918 года овладели Перекопом и начали продвигаться вглубь полуострова, а 1-го мая уже захватили весь полуостров, в том числе и Севастополь.
Большевикам и части жителей города, пришлось уйти в подполье, или вообще покинуть город и сам полуостров.
  Рискуя жизнью, Климентий почти месяц добирался из Севастополя в Нижний Новгород, где жили его родители и  невеста, хотя там тоже было неспокойно.
 Ещё осенью 1917 года в городе начался голод. Продолжающаяся война требовала поставок оружия и боеприпасов с Сормовских цехов, и постоянный приток рабочей силы, стал причиной перенаселения города, на что местные власти не обращали внимания, и не заготовили необходимое количество продовольствия.
 Ещё в марте 1918 года сормовские рабочие потребовали перевыборов местного совета, а в начале мая на заводе возникла однодневная забастовка. Климентий прибыл в город, когда это восстание было уже подавлено латышскими стрелками, а члены заводского комитета арестованы.
 Понимая, что Сормовский завод, является почти единственным заводом, обслуживающим железнодорожный и водный транспорт, Всероссийский Совет Народного хозяйства (ВСНХ), для управления заводом учредил тогда, «Чрезвычайный комиссариат», в члены  которого вошёл отец Климентия - Алексей Ильич Горшков, признавший и поддержавший Советскую власть и теперь сутками пропадавший на родном заводе.
    Мариам радостно встретила  «жениха». Они не виделись почти четыре года и за это время, девушка ещё больше похорошела и стала просто писаной красавицей. Она покраснела, когда он войдя в дом и увидев девушку, тут же при матери и младшей сестре, в радостном порыве крепко обнял и поцеловал прямо в губы. Потом, застеснявшись, быстро убежала в свою комнату.
  Пришла очередь сестры Евдокии, сероглазой красавицы, с нежными чертами лица и кудрявыми волосами. Увидев брата живого и здорового, Дуся крепко обняла его, и даже заплакала от радости.
 Агафья Тихоновна, расцеловав сына,   тут же повела его в свою комнату, и со-общила ему, что Маша, как они зовут девушку по русскому обычаю, уже прекрасно умеет читать и писать, и с удовольствием читает стихи Александра Сергеевича Пушкина и Александра Блока.
  - Сынок, я долго думала над тем, правильно ли ты тогда поступил, когда привёз эту девушку другой веры к нам. А потом, общаясь с ней, поняла, Маша будет тебе хорошей верной женой и подругой, потому что очень любит тебя.
Кстати, Алексей Ильич, каким-то образом справил ей новый паспорт, взамен старого, и теперь она – Мария Исмаиловна Юсупова, а не Мариам, понял. Уроженка города Казани, из мещан.
 И вообще, она большая умница, и ещё добрая, чистоплотная и очень весёлая…
   Климентий поцеловал мать, поблагодарив её за заботу о девушке, и добавил:
- Я знаю мама, что другой такой девушки на свете нет. Поэтому и хочу, чтобы она стала моей женой, только вот не знаю, как это сделать, нас ведь не обвенчают из-за разной веры?
  - Знаешь сынок, я  тут недавно разговаривала об этом с отцом Афанасием, священником из нашей церкви, а потом и с  твоей Машей.  Она сказала мне, что очень любит тебя, и поэтому согласна даже перейти на нашу веру и окреститься.
  Ну, а потом можно будет и обвенчаться, хотя по новому Декрету Советской власти браки теперь скрепляют не в церкви, а регистрируют в городском исполкоме.
  Антонина с Максимом Аксёновым, ты его знаешь, вы вместе учились в гимназии, так и поступили…
  - Тоня вышла замуж?- удивлённо спросил Климентий, обнимая мать. – Она же маленькая ещё!
  - Ну, ты скажешь маленькая! Ей уже 23 года Клим, самоё время замуж идти и детей рожать. Поэтому я её и благословила.
   - А Максима я помню, хороший парень, вечно какой-нибудь техникой занимался, то велосипедом, то мотоциклом…
 - Он сейчас мастером на заводе, вместе с отцом работает. Воевал, был ранен в ноги, долго лечился, но на фронт больше не послали. Вернулся на завод, работает там, и теперь он мой зять.
 - Ну, а Дуся, как? Женихается? Есть у неё, кто-нибудь на примете, ты ведь всё заешь мама?
 - Есть, вернее, был парень из генеральской семьи. Зовут Владимиром, учился в Петрограде, приезжал сюда в гости к своей тётке, тут они с Евдокией и познакомились ещё в январе 17-го года. Писали друг другу письма, он даже звонил ей из столицы. Потом революция, свергли царя, потом другая революция, и где сейчас этот Володя она не знает.
 - Нет, мама, мне регистрация в исполкоме не подходит, я хочу, как и вы с папой в церкви венчаться…
  А теперь, прости, мне нужно с Мариам, вернее с Машей поговорить.
  - Иди уж, к своей зазнобе, она уж нам с Дусей все уши про тебя прожужжала:     « когда вернётся, да когда вернётся». А мы с Дусей пока стол накроем, в городе стало плохо с продуктами, но мы пока на старых запасах держимся.
 Оставшись одни в комнате Антонины, где сейчас жила Мариам, Климентий, уже не сдерживал свои порывы. Он приподнял свою любимую на руки, и начал целовать, шепча на ушко нежные слова, и девушка отвечала ему тем же.
   После скромного ужина, мать с сестрой удалились в свои покои, оставив их одних. Маша, с  лукавой улыбкой глядя на Клима, принялась убирать со стола, их локти соприкоснулись, и тут же между ними словно искра пронеслась, забыв про все правила приличия, он подхватил её на руки, и понёс в свою комнату.
  Там в темноте, они, словно сговорившись, оба начали поспешно раздевать друг друга, а потом с бьющимися от счастья сердцами повалились в постель. И всё, произошло именно так, как все эти годы мечтал Климентий – нежно, страстно и по любви.
 Поздно ночью, когда все в доме уснули, Маша, тихо ускользнула в свою комнату, очень стесняясь, Агафьи Тихоновны, которая могла её осудить за то, что она оказалась с её сыном в одной постели ещё до свадьбы.
 Спряталась там, и полдня не показывала носа, пока Агафья Тихоновна, не догадавшись о причинах такого поведения  будущей невестки, не пошла за ней в  её комнату и буквально за руку не привела к  обеденному столу.
 Алексей Ильич, утром вернувшийся с работы, чтобы переодеться и немного отдохнуть, увидев сына, очень обрадовался, а когда узнал, о его взаимоотношении с большевиками, обрадовался вдвойне.
  - Понимаешь сын, я раньше тоже не понимал, чего хотят большевики, и за что борются. Честно говоря, они и сами порой этого не могут объяснить, прикрываясь разными лозунгами. Но, я понял одно, что они со своего пути не свернут, и будут стоять за него до конца. А это значит, что этот путь, верный.
  Взять власть в свои руки можно, а вот удержать, когда вокруг столько врагов и недоброжелателей, и ладно бы в самой Матушке-России, так ещё и другие страны тоже против нас. Там в Крыму немцы и турки, на севере англичане и американцы, на дальнем Востоке- японцы, а рядом с нами Врангель, Колчак и другие генералы, люто ненавидящие эту новую рабочую власть.
  Ты знаешь, я всегда хорошо относился к рабочим, особенно мастеровым, но близко с ними не сталкивался, и редко когда откровенничал  с ними. А сейчас работая в заводском «Чрезвычайном комиссариате», я много с ними беседую, спорю, и знаешь, они даже смогли убедить меня в том, что та забастовка на заводе, для подавления которой были приглашена рота латышских стрелков из Петрограда, была только во вред стране.
 Дело в том, что Сормовские заводы, по-прежнему изготавливают детали и запасные части для паровозов и вагонов, для гражданских и военных морских и речных судов. И если эти заводы станут, то это будет огромная потеря для молодой советской республики.
  Погибших  и арестованных людей, конечно жалко, но, наверное, иначе поступить было и нельзя…
 Я знаю, что ты ничего о своей службе не расскажешь, меня просто интересует вопрос, что ты дальше собираешься делать?
 - Что делать папа? – улыбнулся в ответ Климентий, внимательно выслушав отца. – Служить Советской власти, если она, конечно, меня, русского офицера, захочет принять. Другого пути я для себя не вижу…
  Женюсь на Маше, спасибо тебе папа, за заботу о ней, и за новый паспорт, и будем жить. Если не получится со службой, то пойду к тебе на завод, возьмёшь?
  - Конечно, возьму. Но, я думаю, что такого специалиста по разведке, да ещё и владеющего двумя иностранными языками, новая власть без внимания не оставит.
 - Ну, вот и хорошо, завтра же и пойду в горисполком и всё узнаю…
 На другой день с раннего утра, Агафья Тихоновна отправилась к отцу Афанасию, по вопросу крещения Маши и последующего венчания с сыном. Отец, с рассветом отправился на завод, а Клим, имея на руках документ о том, что он является членом Военно-революционного комитета Черноморского флота пошёл в городской исполком, чтобы там всё разузнать и решить, как жить дальше.
  В  кабинете председателя исполкома, куда его направил дежурный, внимательно проверивший его документ, он  неожиданно встретился с одним из своих старых знакомых  – мастером Яковом Николаевичем Изволиным, раньше работавшим с отцом.
   Он сразу узнал Климентия, и тут же пригласил его сесть. Потом внимательно изучил его документ и почти два часа расспрашивал о его жизни и службе в армии.
   Потом поднял трубку телефона и когда на другом конце ответили, сказал:    - Петров, это Яков Изволин. Зайди ко мне, тут у меня интересный человек для тебя имеется.
 Положил трубку, а потом, глядя на Климения, спросил:
  - Так ты, как я понял, давно перешёл на сторону Советской власти, раз моряки-черноморцы тебе доверяли? Ну, там, в Севастополе, говорят, там сейчас немцы командуют?
  - Да, немцы Яков Николаевич. И почти все местные члены большевистской организации ушли в подполье, и продолжают борьбу, а многие, в том числе и я уехали оттуда.
  Когда произошла первая революция, я состоял на службе в штабе Черноморского флота, и продолжал служить России, занимаясь выявлением иностранных шпионов и диверсантов. Потом меня избрали в Военно-Революционный совет Черноморского флота. А дальше, новая революция, уже большевистская. Так, что я с ней… И с Россией.
  В это время в дверь постучали, и на пороге появился высокий мужчина, лет сорока, в кожаной куртке и с маузером на боку.
  - Здравствуй, Яков Николаевич, - улыбаясь, проговорил он, и первым протянул руку сначала хозяину кабинета, а потом  Климентию и представился:
 - Семён Петров.
   Пожал ему руку и при этом внимательно посмотрел в глаза Горшкову.
 - Садись Семён, и на, прочти, - и Яков Николаевич протянул удостоверение Горшкова, Семёну.
  Тот сел, внимательно его прочитал, потом ещё раз, и посмотрел на хозяина кабинета.
 - Климентий Горшков, наш уроженец, сын нашего инженера с Сормовского завода Алексея Ильича Горшкова, которого ты хорошо знаешь.
Окончил нашу гимназию №5, потом учился в Санкт-Петербурге в Михайловском артиллерийском училище. Окончил его и после служил инженером на Путиловском заводе.
  Перед войной был направлен в Главное управление Генерального штаба в военную разведку. Выполнял задания командования в Италии, Турции, находился в действующей армии в штабе генерала Брусилова, награждён Георгиевским крестом 3-й степени, дослужился до звания штабс-капитан. Владеет в совершенстве немецким и французским языками.
  В марте 1917 года, сразу после февральской революции, он познакомился с членами Севастопольского комитета большевиков, примкнул к ним, помогая в организации Военно-Революционного комитета. Лично знаком, с товарищем Гавеном, членом ЦК РСДРП(б).
  - Ну, это мы проверим, - тут же вставил Семён и сказал:
 - Честно сказать, нам специалисты из разведки, тем более из военной очень нужны, потому что есть мнение организовать революционные органы  Советской милиции и военной разведки. Давай, Яков Николаевич, я этого товарища заберу к себе в кабинет, там мы с ним ближе познакомимся, побеседуем и потом, я сообщу тебе результат. Добро?
 - Добро.
 И Климентий, вместе с Семёном Петровым, вышли из кабинета председателя горисполкома, чтобы пройти на второй этаж этого же здания, где располагался его кабинет.
 Уже потом Климентий узнал, что Семён Петров, бывший моряк Балтийского флота, является председателем губернской комиссии ВЧК, созданной Советом народных комиссаров РСФСР – 20 декабря 1917 года.
  Всероссийская чрезвычайная комиссия, так расшифровывались эти три буквы, является органом «диктатуры пролетариата», по защите безопасности РСФСР, «руководящим органом борьбы с контрреволюцией на территории всей страны».
Нижегородская губернская чрезвычайная комиссия (ГЧК), была создана в Нижнем Новгороде лишь 11 марта 1918 года, на базе Военно-Революционного штаба, решением Губернского исполнительного комитета.
  В неё включили четыре отдела:
  - реквизиционный;
  - хозяйственный;
  - военный;
  - политический.
На этот период, в подчинении у Петрова, находилось всего сорок пять сотрудников,  на четыре отдела. И основной костяк губернской ВЧК, составляли латышские рабочие, эвакуированные вместе с заводами из Прибалтики.
  После долгого и продолжительного разговора, Петров, даже испытывая некую неприязнь к «господам офицерам», но понимая его ценность, как специалиста, предложил Климентию службу в ЧК, пока в качестве консультанта в политическом отделе и рекомендовал его, своему заместителю Воронову.
  С этого дня, началась у бывшего штабс-капитана, новая жизнь, полная тревог, волнений. Служба на новую, Советскую власть.
   Официально, по мандату, он значился одним из чиновников горисполкома, а на деле, начал заниматься становлением   органов ГЧК в Нижнем Новгороде.
 Посоветовавшись с Семёном, он решил не венчаться с Машей, а просто зарегистрировал свой брак с ней, в городском отделе ЗАГС.
  Учитывая обстановку в городе, они сыграли скромную свадьбу, где присутствовали самые близкие люди. И Мариам - Маша, теперь уже официально стала Марией Горшковой, женой Климентия.
 Политический отдел, занимался борьбой с контрреволюцией, отслеживал действия политических сил в городе и пристально наблюдал за кадровыми военными и неблагонадёжной с классовой точки зрения публикой.
  Возглавлял политотдел опытный революционер Яков Зиновьевич Воронов. Как профессиональный революционер он был хорошо знаком с оперативными методами работы царской жандармерии и полиции и охотно делился ими со своими подчинёнными.
  Уже потом, тесно общаясь с Вороновым, Климентий узнал, что настоящее его имя Авраам Яков Зусев Воронко, и он уроженец Киевской губернии.
  Воронов, с самого начала возникновения губернской ЧК, начал подражать головному ведомству Феликса Эдмундовича Дзержинского. Он ставил, главной своей и подчинённых задачей - пресечение слухов и раскрытие заговоров.
  Громкое дело о «Разоблачении контрреволюционной организации», будто бы готовившей вооружённое восстание по свержению Советской власти в Нижнем Новгороде, и возглавляемое бывшим поручиком 7-го Финляндского полка -  Громовым, было очень резонансным.   Оно принесло известность Воронову, как руководителю политического отдела и повысило его авторитет.
 Через месяц, после того, как Клим устроился на нештатную должность консультанта ГЧК, Яков Зиновьевич, вызвал его к себе в кабинет  и приказал тут же в кабинете сесть и написать «честно и подробно» всё о  службе в военной разведке, начиная с самого начала, его службы, после окончания артиллерийского училища.
  За этот месяц, Горшков узнал, что на  деле, представляет, из себя ГЧК, и по-дивился тому,  какие люди попадают сюда на службу: это были или фанатики или карьеристы или авантюристы.
 Воронов относился к фанатикам, преданным революции, и её вождю В.И. Ленину, и во всём следовал указаниям из Москвы, куда 9 марта 1918 года, переехало правительство В. И. Ленина.
   У него был нюх на бывших жандармов и членов полиции, и ещё он с большим недоверием относился ко всем бывшим офицерам, считая их главными возмутителями спокойствия в городе.
 Не имея никакого понятия о задачах и целях военной разведки, он счёл Климентия представителем царских фискальных органов, и потому, с самого первого дня, мечтал от него избавиться.
  Зная это, Горшков, в своём докладе, решил написать только то, что можно было проверить: о его командировках в Константинополь, в Рим, потом в действующую армию, где наблюдал за применением химических снарядов. Потом, про командировку в оперативный отдел фронта, которым командовал генерал Брусилов, и про участие в боевой операции, когда ему пришлось командовать ротой, которая одной из первых ворвалась на немецкие позиции, и за что он получил от Брусилова Георгиевский крест 3-й степени.
   Написал он и про  его участие в аресте немецкого шпиона, которого немецкая разведка послала сначала в Турцию, а потом и в Италию, чтобы он нашёл там людей, способных за деньги совершить диверсии, взорвать важные в стратегическом отношении железнодорожные мосты в России и склады с военным имуществом
 Написал, как ему удалось, подсунуть этого немецкого шпиона итальянской контрразведке, и с её помощью обезвредить его.
  Потом написал подробно о службе в штабе Черноморского флота, о знакомстве с большевиками и о том, как стал им помогать устанавливать Советскую власть в Севастополе.
  Его докладную записку, написанную мелким почерком на восьми листах, Воронов, даже не показав Петрову, лично отвёз в Москву и передал Ф.Э. Дзержинскому, с которым был лично знаком по каторге.
   Он думал, что Горшкова, очень быстро уберут из отдела, но ошибся.
    Секретная телеграмма, об откомандировании Климентия Горшкова в распоряжение Московской ВЧК, подписанная лично Дзержинским, поступила в ГЧК, только в январе 1919 года.
  Воронов от удовольствия потирал руки, давно почувствовав в бывшем штабс-капитане конкурента, и даже немного позлорадствовал, надеясь, что в Москве, Горшкова сразу арестуют.
  Конечно, он имел опыт конспиративной работы, знал, как уходить от слежки и запутывать следы, но абсолютно не знал даже азов военной разведки и контрразведки, в чём было преимущество  штабс-капитана Горшкова.
   Убрав конкурента, Воронов даже не представлял себе, что судьба ещё сведёт их при весьма трагических обстоятельствах, когда смекалка и опыт разведчика, спасут им обоим жизнь.