Уникум и Лисовки 27. Пикник на даче

               
             Лето уже вполне вызрело, стабилизировалось. Ясные солнечные дни зазывали потеющих горожан на природу, на пляжи, на дачи. Городские улицы, дворы, даже скверы, теряя всякую привлекательность, генерировали недвижную не сдуваемую духоту с примесью выхлопных газов, пыли и надоедливого нескончаемого шума. Народ уходил из ставшего не комфортным города в отгулы, в отпуска, на каникулы.
             Косиченко Артём Алексеевич тоже старался каждую пятницу выбираться на родительскую «шестисотую» дачку, участок возле водохранилища, который достался Алексею Косиченко по счастливому жребию пятьдесят лет тому назад. Последний год после инсульта Алексей Владленович проводил большую часть времени в поликлиниках и больницах. И этот месяц ветеран лежал на обследовании в  госпитале МВД под ежедневным заботливым надзором Алевтины Захаровны.
             Дачное хозяйство умело и с любовью вела жена Артёма Светлана Петровна.
             Розыскные действия по «футбольному» делу были практически закончены, дальше должны подключиться следственный комитет, прокуратура, суд. В связи с этим начальство позволило себе поощрить майора за раскрытие столь громкого преступления широким жестом – пообещало не дёргать его в приближающиеся выходные дни.
             И Артём решил отметить завершение дела небольшим праздником для своих неожиданных помощников, благодаря которым он имел столь важный успех.
Обговорив затею с Уколовым старшим и пригласив его в качестве соорганизатора, он персонально пригласил Люсьену Заречную, отдельно Уколова младшего на дачу на шашлыки, охотно сообщив, по какому поводу. Приглашение с радостным смущением было принято.
             В субботу Михаил Иванович, прихватив удочки, приехал в город, забрал детей, мяч, ракетки, звал с собою сестру – но Нина занемогла – и привёз всё это в благодатное место.
             Люсьена вышла из машины этакой курортницей в огромной широкополой шляпе, не допускающей солнца до лица, в майке, шортах и в сандалиях из тонких ремешков, Мишка приехал в своём повседневном «прикиде».
             На даче уже выгорал мангал, и дымил сияющий маленьким солнцем настоящий самовар с чёрной трубой.
             – Света, знакомься, наши герои! – весело представил ребят Артём Алексеевич, – эта красивая барышня – та самая Люсьена Заречная, прошу любить и жаловать, а этот мужественный юноша, как ты, наверно, догадалась, Михал Михалыч, знаменитый сыщик!
             – Очень приятно – Светлана Петровна! Люся, мне очень нравится ваша мама, всегда хожу на её спектакли, я её считаю великой актрисой. Кстати, вы очень на неё похожи. – Потом хозяйка обратилась к покрасневшему от слов Артёма мальчишке, – Михасик, тебя и не узнать, смотри-ка, как вытянулся! Настоящий мужчина!
           – Ага, тебя, оказывается, ещё и Михасиком можно называть? – лукаво шепнула Люка.
           – Это надо заслужить! – важно ответил Мишка и засмеялся.
           Вела пикник Светлана Петровна. После церемонии приветствий и знакомства она нашла всем занятие:
           – Так, мужчины, займитесь шашлыком. Пора нанизывать мясо. Молодёжь, можете сходить на водохранилище, искупаться.
           До воды нужно было пройти метров 50. По дороге Мика не удержался и, довольный, сообщил:
           – Знаешь, папка сказал, что если бы не мы, то вряд ли их поймали, честное слово!
           – Но это в том случае, если б они не продолжали… убивать, и ещё на чём-нибудь не прокололись! А потом, почему мы, это ты догадался, по каким дням девушек убивали, – возразила Люка.
           – Всё равно без тебя я бы ни о чём не догадался! – настаивал он, – ты сколько сидела за компьютером, искала в интернете...
           – Ой, Мика, хватит, не надо об этом, неприятно мне! Я как вспомню всё…. Хватит!
           – Ладно, молчу, молчу… а на каникулы ты куда? – сменил тему Мика, – тут останешься, или?..
           – Или…  Меня отец зовёт в Москву погостить. Я маму дождусь и тогда поеду. А ты?
           – А я в свою Лисовку, – грустно поделился мальчик, – там у нас летом хорошо… Река, лес близко… грибы-ягоды. Да я и ненадолго – с 5-го августа снова игры начнутся. Интересно, кто ж нас теперь тренировать будет? И учить?
           Они некоторое время шли, думая, переживая каждый своё. Потом Мика, глядя в никуда, задумчиво, с какой-то печалью вдруг признался подруге:
           – А знаешь, после всего этого, мне расхотелось в футбол играть. И учиться в академии. Противно! Противно, что за меня будут болеть такие отморозки, которые собирались нас убить, и тренировать такие сволочи, как… Противно, что на трибунах мат-перемат, драки, оскорбления…  махинации всякие…
           – Я тебя понимаю, Мика, – тихо согласилась девушка, – но ты не торопись, может, это временно… Это должно пройти. А если не передумаешь, то переходи учиться к нам в гимназию! Всё-таки лучшая школа в городе! У нас тоже футбольная команда есть, так что, когда захочется – пожалуйста!
           – Вот было бы здорово, – засмеялся. Мика, – да, было бы здорово! А меня примут? В гимназисты?
             – Ну как же тебя можно не принять! – улыбнулась Люка, – Миш, я серьёзно, обязательно примут.
             Пляжа, как такового, они не обнаружили – вдоль берега тянулась неширокая травяная полоса, на которой уже подставляли солнцу обнажённую кожу энтузиасты загара. Народу было мало, в основном владельцы прилегающих участков и их гости.
             Мика первый плюхнулся в воду. Дно водоёма было илистое, затягивало ноги. Люка, узнав об этом, лезть в воду расхотела. И они вернулись обратно.
На даче раздражающе приятно пахло жареным мясом, под навесом уже накрыли стол. И распорядительница звонко объявила:
             – Прошу к столу!
             Стрельнуло шампанское. Мужчины, оставив вино молодым людям и хозяйке, приступили к коньяку, много шутили насчёт дедуктивных способностей Мишки, восхищались красотой и, особенно, мужеством Люси, и не оставляли без комплементов Светлану Петровну. Обед проходил весело, оживлённо.
Дети, раскрепостившись, преодолев стеснительность, вели себя, как дома.
             Затем был чай, и было огромное блюдо черешни.
             – Так вот, – без всякого вступления вдруг начал Артём Алексеевич, – После того, как ты, Миша дал мне ниточку…
             Да, как выразился, Артём Алексеевич, ниточка, которую нащупал мальчик, явилась настоящей бичевой, потянув за которую, следствие в течение считанных дней раскрыло тайну загадочных и, как оказалось, серийных убийств.
             После спасения Люсьены, Михаил Иванович отвёл потрясённых, шокированных детей к сестре, и ласковая забота Нины вывела девушку, которую время от времени била нервная дрожь, из состояния истерики и немного успокоила.
             А на следующий день приехал Артём Алексеевич, подробно расспросил Мишу, а после и Люсю. Было возбуждено уголовное дело против Буянова Геннадия по признаку похищения и принудительного удержания в неволе, и Почкина Анатолия по факту убийства и по признаку похищения и покушения на изнасилование, и на убийство.
             Косиченко сравнил даты поражений московского «Гладиатора» и нападений на девушек – Мишка оказался прав. Артём послал лейтенанта в эту самую Заводь. Туторский нашёл там и Семенчуков и Пулемётовых, родню Альберта и Волохи. Выяснил и происхождение пресловутой «фувони». Жила в этой деревне умалишённая Клавдия Головяшкина, баба Кланя, страдающая параноидальным бредом – ей казалось, что продукты, вещи и люди неприятно пахнут. Ко всему, что она брала в руки, Кланя принюхивалась, фыркала, и, сморщившись, говорила с отвращением: «Фу, вонь»! Пьяненький местный фельдшер определил у бабы Клани «манию воняния». Так несчастную и прозвали: бабка Фувонь. Потом и всё неприятное стали называть фувонь, сначала в шутку, а позже вошло в обиход.
             К этому времени был готов анализ биопробы, взятой у задержанного Владимира Пулемётова, и преступник был изобличён. Результаты экспертизы указали, что именно он изнасиловал Алину Таманскую.
             Волоха долго не отпирался. Он сразу заявил, что напал на Алину по распоряжению двоюродного брата, который указал на неё, когда она пришла на открытую тренировку к Гоше Кривцову.
        Он, то есть, брат, и проинструктировал, так сказать, когда надо выследить её и убить. При обыске Волохиной служебной комнаты в общежитии нашлись и цацки, снятые с некоторых пострадавших. И Пулемётов заговорил по всем эпизодам. Альберт определял, кого и когда надо убить, объясняя, что «эти сучки должны за всё расплатиться». Волоха к тому же показал, где найти останки пропавшей в конце марта девушки.
             Альберт Семенчук все обвинения в свой адрес возмущённо отвергал – у следствия против него ничего, кроме слов струсившего братца, не было. Но вскрылась ещё одна любопытная закономерность – все пострадавшие девушки, так или иначе, были знакомы с известными в городе футболистами.
             Артём выехал в Светлоград, где Семенчук работал в детском спортивном центре. И нарыл там много интересного. Семенчук был главным тренером футбольной секции центра, и у него занимался и его внебрачный сын Родион Кожемякин. Сына он очень любил и гордился им. И было за что! Ещё дошкольником тот не расставался с мячом и к восемнадцати годам вырос в талантливого футболиста, играл за «Молот», местный клуб второго дивизиона, был замечен селекционерами Гладиатора и приглашён в Москву на очень хороших условиях: отцу тоже предложили работу в клубе тренером молодёжного состава «Гладиатора».
             Перед счастливым отцом с сыном открывался целый мир во всём его великолепии! Альберт задыхался от счастья. Он уже паковал чемоданы, когда сын был арестован по обвинению в изнасиловании несовершеннолетней.
             Родион с приятелем решили отметить отъезд в Москву в ночном клубе, откуда, прихватив двух девиц, отправились к приятелю веселиться в более интимной обстановке.
             А на следующий день Инна, девчонка с которой был Родион, явилась вместе с разгневанной мамашей в милицию с медицинским заключением и с заявлением об изнасиловании.
             Парень бил себя в грудь, кричал, что он не знал сколько лет Инне – на вид же ей все девятнадцать! – со слезами убеждал, что всё было добровольно, по любви. И его, возможно, отец бы отмазал, но, во-первых, пятнадцатилетняя Инна оказалась дочерью депутата Госдумы, а во-вторых, вторая девчонка и – о, ужас! – приятель Родиона, участники злополучной вечеринки, подтвердили обвинение.
             Хлопоты обезумившего от горя Альберта оказались тщетными.
             А через полгода Родион Кожемякин был найден в камере повешенным на тюремной простыне. Сам ли он убил себя, или помогли ему, осталось тайной. На почерневшего от горя отца лучше было не смотреть.
             Косиченко запросил у светлоградских коллег сведения о нераскрытых убийствах девушек со дня задержания Родиона Кожемякина. И те ознакомили Артёма с несколькими висяками. Два случая заинтересовали майора. В сентябре, после поражения «Гладиатора», была убита первая девчонка. В октябре – вторая. И новь после фиаско того же «Гладиатора» в лиге чемпионов! Причём, в первом случае на кожаном поясе, которым жертву задушили, были обнаружены отпечатки пальцев, возможно, оставленные неопытным ещё убийцей.
             Альберт Семенчук был этапирован в Светлоград, где по дактилоскопическим оттискам и был изобличён, как убийца. Он с каким-то истеричным вызовом сознался, что именно он убил этих развратных сучек, но виноватым себя не считал.
             – Мстил, значит, за сынка… выходит, все девушки у него виноваты… – скорбно промолвила Светлана Петровна, – Боже мой, сколько ж в нём злобы и ненависти!
             После некоторой паузы, когда слегка затихло впечатление от услышанного, Артём Алексеевич разлил по бокалам вино и встал:
             – Так вот, благодаря проницательному уму и находчивости Михаила Михайловича Уколова, уникума из Лисовки, – торжественно весело произнёс он, не подозревая, что однажды, иронизируя, так назвал Мишку его злой гений, Альберт Семенчук! – а также трудолюбию и внимательности очаровательной Люсьены Леонидовны Заречной, их мужеству и смелости, было раскрыто одно из самых громких и загадочных преступлений в нашем городе! 
            Все весело захлопали в ладоши.
            Ясный день, остывая, постепенно превращался в такой же ясный спокойный вечер, и благодарные гости, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, поехали домой. Мишка сидел в машине, молча, чему-то мысленно улыбаясь, а потом неожиданно спросил у отца:
             – Пап, а может мне перевестись в гимназию учиться, а?
             Михаил Иванович удивлённо посмотрел на сына. Сделавшись серьёзным, после некоторого раздумья, сказал:
             – Ты же футбол любишь очень, и у тебя так здорово получается! Но ты уж сам решай, сынок, ты у меня уже вон взрослый какой! Только не гони, подумай хорошенько. Давай приедем домой и всё хорошенько обдумаем.
             А Люка захлопала в ладоши и подхватила:
             – В гимназию, конечно, в гимназию!

                КОНЕЦ