Посреди океана. Глава 52

Однажды бабушка под наседку уложила среди прочих яиц одно, крупнее обычного. Думала,
что большой цыплёнок вылупится, породистый.
А яйцо это потому было необычного размера, что оказалось двухжелтковым. И вылупился
на божий свет урод - цыплёнок с двумя головами. Зрелище оказалось не для
слабонервных - наблюдать как одна голова рвётся в одну сторону, другая в противоположную. И обе головы орут от боли, испытываемой туловищем, которое- то
было одно и разрывалось.
На детскую психику Инги этот необычный цыплёнок произвёл неизгладимое впечатление.
Бабушка потом позаботилась, чтобы этот уродец куда-то исчез.
Но в памяти-то он остался.
Порой иные образы, впечатавшиеся в детскую память, становятся знаковыми символами
всей жизни человека.
Инге казалось, что впечатлением, оставшимся в её сознании на всю жизнь, тот цыплёнок
стал образом предсказательным и определяющим для всей её двойственной и
противоречивой натуры. Когда одна твоя суть рвётся куда-то, желая посвятить себя
любимому делу, а другая часть тебя устремляется в другую сторону, омрачая сознание
тем, что призвание - это всё пустое, всё ошибочно, никому не нужно и только будет
мешать простому человеческому счастью.
А это мучительно больно, подобно той тушке двухголового цыплёнка, разрываться  на
части в сомнениях и понимании невозможности достижения задуманного.
Как можно было заставить обе головы цыплёнка-уродца смотреть и стремиться в одну
сторону, не разрывая на части само существо?
И что же? Где же выход?
А выход наверное в том, чтобы слушать свою душу. Она одна подскажет общее решение
для обеих голов, рвущих жалкую плоть противоречивыми устремлениями и желаниями.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

Режиссёр, оборотившись вдруг ко мне, произнёс, схватив со стола рыбообработчиков
первое, что подвернулось под руку, а именно пустую кружку:

- Отнеси этому болвану! - Увидев в моих глазах непонимание, пояснил: - Там, где
кончается удивление, кончается искусство. - И тут же, подняв руку вверх, призывая
всех к вниманию, вскричал: - Сейчас она принесёт нашему герою чёрную метку. Итак,
дубль второй, кадр второй. Снимаем! Погнали!

Я пошла к столу добытчиков и поставила перед Лёхой кружку, то бишь "чёрную метку".

- Весь мир - кино. А люди в нём актёры. Кто не актёр, тот актриса. Какой талант,
Инга! Он что, зарыт в землю? - разразился ненатуральными восторгами режиссёр.

- Утоплен в море, - сострил Стёпа, пряча усмешку.

Я было хотела талантливо удалиться от стола с " черной меткой", талантливо
выставленной перед Лёхой.

- Нет, постой там! - вскричал Боря, полный творческого азарта. - А ты, герой,
изобрази что-нибудь на своем лице, раздираемом противоречивыми чувствами. Нет. Я
больше так не могу! Он бесчувственный, как унитаз. Со стороны это выглядит тупо.
Меня это раздражает!

Несколько секунд Молдова посидел без всякого выражения перед пустой кружкой, а затем,
взглянул на меня повеселевшими глазами.

- А что это за сияние у тебя на роже?- запытал его недовольный режиссер. - Она же
тебе чёрную метку принесла, а не два пая на блюде! - И, поморщившись, бросил в
сторону: - Похоже, Инга, ты произвела на героя совсем не то впечатление.

Тем временем, вполне освоившись с ярким светом, Славик медленно и вдумчиво жевал
свою порцию винегрета, не особенно отвлекаясь на творящееся вокруг.

- Я не понял. Мы что, разбойников здесь из себя изображаем? Что ещё за чёрная
метка такая? Причем здесь весь этот бред? - возмутился вдруг Стёпа.

- Я т-тоже смотрю, что ф-фильм будет явно не про р-рыбаков, - заметил Вася.

- Не разрушайте творческий замысел, - отозвался Боря. - От вас только и требуется,
что слушать режиссёра. Так, стоп. Ну хватит резвиться! Ты, - он обратился к Лёхе,
указывая на него рукой, как Ленин с постамента. - Главный герой! Ты что улыбаешься?
Тебе чёрную метку принесли. Представь, что ты добряк и злодей в одном лице. Куда
ты?

- Ладно, с меня хватит этой развлекаловки, - сказал Молдова, выходя из-за стола.

- Стой! - взвизгнул Боря.

- Надоел ты мне, - отмахнулся от него Лёха, направляясь к выходу.

- Страшная вещь! Стереотип восприятия! - возмущенно сказал режиссёр кинооператору
и тут же истошно завопил вслед уходящему актёру: - Стой, гад, кому сказал!

Молдова, не дойдя до дверей, неохотно остановился и вопросительно воззрился на
Борю, мол, что ещё?

- Доснимаем только сцену, - предложил Худой почти спокойным голосом.

- Не могу я тут перед камерой выдрючиваться, - тоже почти спокойно пояснил Лёха.

- Что значит, не могу? А ты через не могу. Илья Муромец, понимаешь, тоже тридцать
три года сиднем на печке сидел. А потом вдруг как встал на ноги, да как начал
подвиги совершать!

- Ну тогда я ещё десять лет могу без подвигов посидеть, - успокоил режиссёра
непокорный актёр и снова было повернулся на выход.

- Стой! - предусмотрительно выпалил Боря.

- Ну, что ещё? Надоели мне уже твои поучения, - недовольно поморщился Молдова.

- Между прочим, мое учение всесильно, потому что оно верно, - назидательно
произнёс Худой, всё ещё не теряя надежду удержать на съёмках строптивца.

- Это ты мне говоришь? - уточнил Лёха.

- Да, тебе.

- По-моему, и ты на свою роль не тянешь, режиссёр. Не обижайся, но ты заигрался.
И вообще, достал ты меня уже.

- Главное, не терять самообладания, - сказал Боря то ли ему, то ли себе. - Я же вот
не теряю, не даю в глаз, когда меня раздражают. Хотя руки так и чешутся. - И уже
обращаясь к Кареглазому добавил деловито: - Так. Снимаем, как герой  гордо
покидает салон.
А когда этот эпизод немедленно отсняли, с удовлетворением добавил:

 - Такова будет одна из сюжетных линий нашего детектива.

- Очень талантливо, - с напускной серьёзностью заметил Стёпа.

- Кажется, мы перешли на натуральное хозяйство, - пряча улыбку произнес Стариков. -
Сами написали сценарий, сами сыграли, сами отсняли, сами посмотрели

- Да, хороший сценарий нам бы не помешал, - резонно рассудил режиссёр. - Только
для этого нужен настоящий писатель. А где его взять? Откуда он тут возьмётся?

Услышав такое, меня так и подмывало предложить им себя в соавторы. Но, извините,
сказать вдруг, мол, я - писатель, всё равно что заявить во всеуслышание: "Я -красавица!"

- Хороший сценарий при съёмках фильма необходим как воздух, потому что актеры -
умственно не совсем полноценные люди. Пустить их на самотёк, и черти что получится! -
продолжал свои рассуждения Боря.

В этот момент в поле моего зрения попал Славик, который уже доел свой винегрет, а
также винегрет, отвергнутый Лёхой, и с сожалением посматривал на опустошённые
тарелки, стоявшие перед ним.
Я пошла к раздаточному окошку и принесла проголодавшемуся актёру ещё порцию
винегрета.

- Так. Стоп. Гениально! - неожиданно вскричал Боря. - Инга, я бы мог бросить цветы
к твоим ногам, но, к сожалению, они не долетят. Знает, хитрюга, что путь к сердцу
мужика лежит через желудок. А ты не накидывайся так, ешь покрасивее, - обратился
он к Славику. - Актёр не работает, актёр выступает. Так, Инга, забери у него это и
принеси снова. А мы снимем на плёнку твой гениальный ход.

Вздохнув, я сделала так, как требовал режиссёр. Забрала у Славика из-под носа
тарелку с винегретом и, оттаранив её назад, к амбразуре камбуза, принесла снова под
нос актёру.

- Ну что ты, будто лягушку проглотил? - накинулся с критикой на опешившего добытчика
режиссёр. - Улыбнись. У тебя же зубы красивые, Славик. Зачем же ты их прячешь?

Когда эта сцена была отснята, Худой завопил в камбузное окошко:

- Эй, Валерка, напяливай новый фартук! В кино сниматься будешь!

- Иди ты к чёрту! - закокетничал повар. - Снимай лучше, как Славику добавку дают.
У вас это здорово получается.

- Ладно, ты там гримируйся, а мы пойдём к Анюте в посудомойку. Надо заснять, как
она там "пластинки крутит".

И съёмочная группа, сопровождаемая доверенными лицами и доверчивыми зрителями,
ввалились на камбуз. Затем, распахнув дверь посудомойки, Боря направил осветительный
прибор на Анюту, и поток пронзительно-яркого света залил наш маленький аквариум.
Главная героиня этого эпизода была вынуждена вымыть на заказ несколько грязных
тарелок, а когда грязные кончились, пришлось покрутить под струёй воды и чистые.

Затем режиссёр допёк-таки Валерку-повара, заставив его нарядиться в новый фартук и
что-то изобразить у плиты.

- Из тебя получилась настоящая фея нашего "лазуритского" очага! - похвалил его Боря.

Когда вся киношная компания снова вкатилась в салон, то одновременно с нею с двух
сторон навстречу друг другу вплыли: с одного входа Юрка-сварщик со слесарем Толиком,
а с другой - пожилой трюмный Фейфиц, который с начала рейса числился сварщиком,
но из-за выявившейся профнепригодности был переведен из машины в трюм.

Из этой троицы новоприбывших актёров двоих режиссёр забраковал сразу.

- Рухлядь нам не нужна! - сказал он про Фейфица и отогнал его в сторону. Затем,
взглянув прищуренно на слесаря, изрёк: - Нет, ты тоже не годишься. Уж очень ты
смахиваешь на деревенского дурачка.

Отвергнутые, хотя и обиделись, но ничего не сказали и отошли в сторону, как велено
было.
Юрка же был с почётом усажен за стол машинного отделения. Добытчикам также было
предложено составить сварщику компанию. Но они гордо отказались сниматься за чужим
столом, потому что были большими патриотами своей родной кормушки.

- Ладно, хоть и винтиков в его голове явно не хватает, но... где орлы, там и падаль,-
произнёс задумчиво режиссёр и с видом усталого врача-психиатра решил: - Пусть
посидит для мебели! - он подозвал Фейфица и позволил ему сесть за один стол с
главным героем очередного эпизода, роль которого исполнял Юрка. Потом к ним
подсадили Стёпу-рулевого. - А тут, пожалуй, потребуется какое-то раздражающее
цветовое пятно, - задумчиво сказал сам себе Боря. И критически взглянув на зелёную
махровую рубашку слесаря Толика, неохотно разрешил и этому типажу присоединиться к
основному актёрскому составу, сгруппировавшемуся по обе руки Юрки-сварщика, перед
которым я должна была выставить сразу несколько тарелок с винегретом.

- Короче, всё делается ненапряжно, легко, весело, - наставлял режиссёр Юрку, хотя
в том не было особой необходимости, так как ведущий актёр не испытывал никаких
неудобств ни от яркого света, ни от вида кинокамеры.

- Ёксель-моксель! А чего я говорить должен? Как ляпну что-нибудь, потом жалеть буду.
Лучше, если никто меня ни о чём не будет спрашивать. Я ведь и наврать могу слеганца,-
вылупив глаза, бросал камере сварщик на уровне крика.

- Да ты не ори, не надрывайся зазря, - успокоил его Боря. - Всё равно озвучка пойдёт
потом отдельно. К тому же, у тебя язык если и развязывается, то только для того,
чтобы ляпнуть что-нибудь о своей тёще.

- А может, я лучше каскадёром каким буду? - засомневавшись в своих актёрских
способностях, предложил Юрка.

- А ты спрыгнуть по слипу на морду акулы сможешь? - въедливо спросил его Худой.

- Могу! - уверенно ответил сварщик. - Но только один раз.

- Тогда делай, что тебе говорит человек, с блеском занимающийся любимым делом! -
распорядился режиссёр и с высокомерной назидательностью добавил: - Это тебе не
мелочь по карманам тырить! Давай, приступай к работе.

- Если это работа, то за неё нужно деньги платить, - рассудительно заметил Юрка.

- Чего?! - возмущённо-угрожающе запытал Худой.

- Я говорю, когда человек развлекается и получает за это деньги, то это, наверное,
и называется любимая работа? - с видом непорочной невинности высказался главный
герой. - И вообще, было бы неплохо к этой сцене основательно загримироваться, - он
многозначительно пощёлкал пальцами по шее. Но, наткнувшись на недовольный взгляд
режиссёра, невнятно пробормотал: - Если уж денег за это не платят!

- Поехали! - скомандовал Кареглазому Боря, с удовольствием глядя, как Юрка, ловко
орудуя вилкой, приналёг на винегрет, опустошая одновременно три тарелки, которые я
поставила в ряд перед ним.

Когда сцена была отснята, ведущий актёр мечтательно произнёс:

- Вот бы сняться в таком кино, которое посмотрел, и вроде как в женской бане
побывал!

- Порнуху, что ли? - деловито уточнил Худой. - Это снимем, когда на берег придём.
Научно-фантастический фильм под названием "Женская верность".

- Ну, до берега далеко! - разочарованно протянул Юрка.

- А здесь у нас с актрисами напряжёнка. Инга с Анютой ни за какие деньги не согласятся...

- За деньги, может, и нет, а вот за очень большие деньги - всё, что угодно! -
заявил сварщик.

- Ну, у тебя таких денег и для себя-то нет, - справедливо заметил режиссёр.

- А прачка? - не унимался расшалившийся актёр.

- Тогда это уже будет настоящий фильм ужасов, - авторитетно заявил Боря. И, видимо,
желая предотвратить очередную реплику сварщика, сразу же обратился ко мне: - Инга,
иди отнеси ему пару кружек.

- Да на том столе и без того полно кружек, - попробовала было я возразить.
Но он одарил меня таким взглядом, что ни слова больше не говоря, я потащила Юрке кружки.

Не успела я их поставить на стол, как главный герой вдруг схватил меня за руку.
Я чуть было не упала от неожиданности и инстинктивно начала вырываться, не на шутку
разозлившись.
А режиссёр, наоборот, остался очень доволен.

- Ох, уж эти нежности! Они заставляют трепыхаться моё чувствительное сердце, -
проворковал он. - Финальный аккорд получился, что надо.

Представляю, что за кинокомедия получится из всего этого! Тем более, как сказал
кинооператор, скорость в фильме будет больше обычной, потому что плёнка рассчитана
на любительские съёмки. А чтобы купить плёнку нормальную, на которых профессионалы
снимают, нужно иметь специальное разрешение. Или, может, я что-то не так поняла?
Короче, ясно только одно, скорость фильма будет увеличена, потому что снять всё
по-нормальному невозможно.
А это значит, что должно получиться нечто веселенькое. Я буду бегать по салону, как
заводная кукла; матросы будут рубать винегрет, как сенокосилки; Анюта будет крутить
тарелки под бешеной струёй воды, как стахановец; Юрка будет дёргать меня за руку,
как динамо-машина.
В общем, судя по всему, должен получиться ещё один шедевр мирового кино, второй
"Броненосец Потёмкин", не иначе.
Матросы уже даже название придумали: "Как "Лазурит" жрёт и прогорает"!


На ужин Боря Худой заявился как именинник.

- Ну, как мы поработали над фильмом? - гордо и в то же время заговорщицки спросил
он.

- Класс! Эльдар Рязанов от зависти бы умер! Ты у нас сразу же на весь "Лазурит"
прославился, - позволила я себе мелкий подхалимаж по отношению к новоиспеченной
знаменитости. - Где ты научился снимать кино?

- На меня это свалилось неожиданно, - скромно потупив глаза, ответил он.

- Надеюсь, не придавило? - язвительно спросил Колька Чёрный, умиравший от зависти
и досады из-за того, что пропустил такое событие.

- Людям свойственно через новые впечатления познавать мир. Внешний и свой
внутренний, - с важностью произнёс Боря, не обращая внимания на колкости своего
товарища.

- Ты, Боря, удивляешь меня всё больше и больше, - не смогла я скрыть своего
восхищения.

- Я и сам себя удивляю, - выпятил он свою тощую грудь. - И слава Богу! Я сразу
вырос в собственных глазах. Оказывается, не зря меня отец в детстве смертным боем
бил. Бил, бил, бил, и талант в меня вбил.

- Да, оказывается, ты - настоящий мастер! - продолжала я нахваливать местную
знаменитость.

- Извини, но ты ещё забыла сказать: большой мастер! - охотно подхватил он мою
льстивую песнь.

Поужинав, прославленный режиссёр ушёл, но скоро вернулся с большой коробкой
шоколадных конфет и принялся ими меня закармливать.

- Вот такие они, настоящие звёзды кино, - с уважением отметила я.

- Вообще-то, мы от славы с ума не сходим, - со снисходительностью внезапно
прославившегося человека произнёс он. - Но о поддержании своей популярности
заботимся.

Потом Боря подошёл к амбразуре мойки и стал угощать конфетами Анюту.

- Ешь, ешь, - приговаривал он, глядя, как она уминает шоколад за обе щёки. - У меня
их целый ящик. - А сам мне подмигивает, мол, не выдавай. - Я принесу тебе потом
ещё. Много. Будешь их ложкой наворачивать. Где взял, спрашиваешь? На базаре,
конечно. Там всегда всё есть. И при коммунизме будет.

На самом-то деле конфеты были вовсе не Борины, а рыбмастера Игоря, который
хотел нас с Анютой угостить, но сам постеснялся и попросил исполнить эту миссию
нашего прославленного режиссёра.

Важно ступая, Боря удалялся из салона, но, проходя мимо стола добытчиков, не
выдержал и похвастался перед Корягой:

- Во, видал, какие конфеты?

- Да ну, коробку показывает пустую и радуется, - подколол его недоверчивый лебедчик.

- На, смотри, смотри, какая коробка! Смотри, какая пустая! - он снял крышку и
показал оставшиеся конфеты. - Ну что, съел? - спросил он торжествующе.

- Да уж, наелся будь здоров! - проворчал Коряга.

А Боря высоко задрал голову и с видом триумфатора удалился из салона.