Интерференция тьмы. Глава 7

Глава VII.
Последнее сражение.

...Кончился священный праздник.
Десятый правитель свободного города Тилкана Флориан, отец главнокомандующего армией Гая Флориана, смертельно болен. Не единственная беда случилась с городом Тилканом в двадцать первый год правления Флориана. Именно в этот год вождь и дважды назначенный царь Санкал Тагр задумал захватить город и сделать провинцией обширного царства, тем самым продлить срок своей власти, подвёл войско к стенам Тилкана.
Правителю шёл шестьдесят седьмой год. Больной глухой старик сделал главнокомандующим своего старшего сына Гая. Молодого, смелого, отчаянного и блещущего знанием военного дела, обученного лучшими из лучших. Надо ли говорить, что Флориан возлагал на него большие надежды в борьбе с завоевателем Тагром. На своё подорванное здоровье он уже давно не надеялся.
В первом же столкновении с врагом Гай доказал свою смелость и отвагу. Сдержал натиск и прекратил штурм стен. Первые победы и успехи на лицо. Всем было понятно, что этим не закончиться. Тагр никуда не ушёл.
Первая стена Тулика была самой надёжной и неприступной. За ней следовали две другие, за которыми находилось сердце города – дворец правителя Флориана и дома знати. Правитель доживал последние дни на земле и хотел быть милосердным.
С самого раннего утра в день праздника произведён обмен наиболее видных из мелких военачальников, попавших в плен после штурма, на рабов родом из Тилкана, по тем или иным причинам находящихся в стане Тагра и в лагере санкалийцев. Возвращены простые пленные. Переданы безвозмездно раненные. Здоровые солдаты врага использовались, как рабочая сила.
В праздник Тилкан цвёл под солнцем, как дозревает лоза спелого винограда, окроплённая обильно вчерашней кровью. Но на войне, как на войне, организованы братские захоронения и переданы родным и близким их убитые сыновья, братья, отцы.
Дан пир в честь праздника и победы над врагом во дворце больного старика, невзирая на его болезнь. Это стало непременным его условием, он очень хотел видеть своего сына в лаврах победителя в кругу друзей и единомышленников. Жены у Гая до сих пор не было. Он пользовался услугами весталок. Все высшие командующие сопротивления агрессии и экспансии царя Тагра присутствовали за богатыми столами в покоях дворца. Приглашённые командиры, окрылённые первыми успехами, без церемоний с гордостью наперебой рассказывали о боях на воротах и без всякого порядка хлестали чаши внутрь себя, переполненные до краёв столетними винами, извлечёнными из заветных погребов.
Простые легионеры и низший командный состав из простых незнатных семей, в то же время пировали, но отдельно. В отдалении от дворца на краю города отделённые двумя внутренними стенами города за заплёванными и заблёванными столами в грязных тавернах и харчевнях. Воинами на полученное вперёд жалованье закупались дешёвые вина в больших количествах. Солдаты хлестали из бочек вместе с подругами, жёнами и старшими детьми, а у кого не было ни тех ни других - с продажными женщинами, всегда оказывающимися под боком у таких одиноких героев.
Вытоптанная тысячами ступней и сандалий в пыльной дороге яма, поглотившая последние ростки причудливых растений вьющихся в жгучей и чёрной грязи, густо смешанной с конским навозом и помётом домашних животных, вела ко дворцу старого больного отца главнокомандующего армией. Сюда шли не только попировать, но и посмотреть.
И только возле самого дворца дорога преображалась. Здесь лежали каменные плиты.
Нет такого горожанина, который не знал бы этого дворца и не видел его хотя бы раз в жизни издалека, а сегодня не пришёл к внутренним воротам помолиться за здоровье престарелого царедворца.
У самых мраморных широких ступенек, ведущих на возвышающуюся над городскими улицами террасу, снизу выложенную крупными довольно заметными глыбами известняка, а также поверх осколками из разноцветных камней, составленных искусно в красивую мозаичную картину со сценами успешной охоты или единоборств с невиданными крылатыми животными, пронзёнными копьями, высились два каменных гиганта. Немые стражи дворца.
Открытая просторная площадка накрыта куполовидным сводом, составленным настоящими зодчими - мастерами своего дела. Потолок держат массивные широкие колонны, как слоновьи ноги и белые, как снег, многочисленные скульптуры божеств и весталок вокруг.
Миновав колоннаду, всякий попадает, если ему открыт туда доступ, через двухстворчатую высокую дверь в большой зал, ибо это место обретается с личной охраной владельца дворца. Незамеченным сюда войти невозможно. Приглашённые находят зал пустым. Здесь нет ни единой скамьи или какого-нибудь малейшего напоминания о признаках мебели, лишь в центре бассейн с водой для купаний. Вдоль стен устроены многочисленные фонтаны и фонтанчики. Возникает замешательство, а где же пировать? Для этого существует проход в следующий зал.
Стены зала украшены также разнообразными картинами из быта прежних царедворцев, их бесконечными свадебными процессиями и скорбными похоронными повозками и дарами в загробный мир.
В конце посмертные маски великих тилканцев и героев, с которыми при их жизни дружил престарелый царедворец и не переставал разговаривать, уединяясь в этом зале сейчас. Даже теперь спустя много-много лет.
Далее нога ступает на мягкие ковры, под стать тем, что покрывают землю в шатрах царя Тагра. Чувствуется красота исполнения затейливых сцен и мастерство вышивки. Это следующее помещение. Тут стены утопают во всевозможных рисунках отдыхающих богов. Здесь посетителей встречают ещё более великолепно выполненные фигуры возлежащих божеств. Не всегда симметричными, но сложенными из массивных кусков камня, придающих панораме и картинам незабываемый объёмный вид почти выступающих скульптур с торчащими руками и ногами, куда с лёгкостью можно вложить факел или поставить чашу с вином, запнуться и перепутать в полумраке с живым человеком. И оттого все эти призрачные фигуры справедливо кажутся частью меблировки или неким метафизическим пространством, существующим за гранью мира и границ стен. На полу стоят каменные белые амфоры с землёй. В амфорах растут хризантемы. Тут находятся скамьи и деревянные столы. По углам горят факелы.
Весь дворец состоит из девяти проходных залов, включая открытую террасу и пятидесяти, спрятанных между ними, средних комнат и маленьких подсобных помещений для служебных нужд. В четвёртом подобном первому зале в честь великого священного праздника дан пир. Помещение имеет форму восьмигранника. Устроено десяток столов. Два стоят в центре. Большая трапезная.
Здесь царит веселье с утра.
Из стен выступают тигриные головы, львиные пышные гривы и раскрытые оскаленные пасти. Напротив них на знатных гостей смотрят медные рогатые бычьи и клыкастые кабаньи. Из-за углов выступают лики каменных охотников. Это лучники с натянутыми тетивами и стрелами готовыми поражать цель.
Следует заметить, что по правую сторону стола в самом углу аккурат под бычьей головой сидит мрачный и почему-то не веселящийся со всеми вместе и не принимающий никакого участия в разговорах сосредоточенный молодой человек. То был Кантада.
Кантада явился в точно назначенный час в числе других приглашенных, хотя и был ранен, но легко. В руку. Тем не менее, рука присутствовала, вполне слушалась и действовала по воле хозяина, наводя застолье на невесёлые раздумья. Лишь иногда приходилось менять повязку с помощью слуг. Легат сделал это дважды.
Его печальный взгляд остановился на бронзовом украшенном тонкой изящной чеканкой блюде с финиками и высокой узкой амфоре, но ничто не могло заставить рассеять думы о судьбе легиона, армии и города. Крепко перетянутая окровавленными тряпками рука, подвешенная на кожаном шнурке, плотно завязанном на шее, не давала покоя, будто искала рукоять меча, если бы тот не был сдан в предыдущем зале.
Несмотря на то, что этому молодому командиру было о чём рассказать, ведь на его ворота обрушился основной удар Тагра, он молчал и предпочитал терпеть боль. При этом те, кто хорошо знал его, старались не мешать. Скоро Кантада остался в полном одиночестве. Весельчаки пересели к центру ближе к царю застолья главнокомандующему Гаю Флориану, которого окружали полунагие танцовщицы под звуки флейт и лир. Руки Гая не переставали ласкать высокие молодые груди соблазнительниц.
Другие веселились, считали, сколько ещё можно выпить вина. Им грезилось, что беда миновала.
Кантада, в отличие от других, твёрдо знал, что царь Санкал никуда не ушёл. Враг по-прежнему стоит под стенами. Все высказывания, вроде того, что стены служат самой надёжной защитой, вызывали у него сомнения, а иногда гнев. Ему казалось, что пришло время напасть на Тагра и отбросить его далеко в степи от города.
Беспорядочный гомон только усиливал негатив и недомогание Кантады, внося в разгульное пиршество какую-то свою особую скорбную черту с оттенком неотвратимости нового порядка и необратимых изменений в жизни горожан с падением города. Вот-вот что-то обрушится с небес на их головы.
Кантада был слишком отстранён и безразличен ко всем беседам, которые вели вокруг него, как будто предчувствовал что-то страшное и ужасное впереди, обязательно несущее разрушение, упадок и гибель прежним хозяевам дворца.
Флориан наблюдал за сыном через пасть льва, находясь в соседнем помещении, так и не появившись перед гостями.
Последние полгода правитель не покидал стен дворца и не выходил на улицы города за пределы второй внутренней стены.
Не смотря на то, что Кантада почти одного возраста с Гаем Флорианом его жизнь складывалась иначе. Они оба потеряли матерей в раннем детстве. Но Гай рос с отцом и получил прекрасное образование. Он пользовался воинскими привилегиями, пока не стал полководцем, а Кантада был круглым сиротой. В его жизни был только один человек это старый Полукс, заменивший отца. Кантада голодал и попрошайничал на улице, пока его в удручающем состоянии голодного и оборванного не подобрал сначала десятник Клодий, а затем одобрил сотник Детрис и не определил в легион в качестве новобранца в потрёпанный десяток Клодия, нуждавшегося в срочном пополнении. Мальчишка был высоким, но худым. Там благодарный мальчик находился до семнадцати лет, пока в бою со степными кочевниками не доказал, что может претендовать на нечто большее и очень скоро сам стал командиром десятка. Затем Кантаду заметил военачальник Полукс и взял под своё крыло, став одновременно наставником и вторым отцом, впустив в свой дом. Обучил грамоте, военной тактике и приёмам манёвра. Кантада не был из знатного рода. Ему пришлось пройти всю лестницу по ступеньке вверх от простого солдата к главным чинам в армиях Тилкана, вплоть до командующего легионом и помощником главнокомандующего. Три года назад старый Полукс скончался. Его имущество получили прямые наследники, а Кантада наследовал лишь плащ Полукса и его меч, как значилось в завещании.
Мечтой Кантады стала девушка, которую он хотел непременно взять в жены. Ему приглянулась дочь одного степного вождя, как-то случайно посетившего с торговым караваном город. Однако за неё легат ещё не заплатил выкуп отцу, так принято в этом племени. Он не заявлял в открытую о своём желании родителям, что предполагал сделать в самое ближайшее время по окончанию военных действий.

После обильного питья вин и нагих танцовщиц, в храме дворца приносились многочисленные жертвы богам. Били баранов и быков, резали свиней и птиц. Текли реки крови в жертвенные сосуды. Не исключением стали человеческие жизни. Наиболее крепкие молодые мужчины из выбранных рабов правителя сложили головы на алтаре, ради будущей победы над Тагром.
Однако Кантада не пожелал уединиться с весталками, куда последовал Гай и призывали другие.
Поскольку пир ограничен одним днём, то к шести часам вечера дворец совершенно опустел.
Небольшое ночное охранение патрулировало внешние стены города. Далеко от стен в степи в стане Тагра всю ночь горели костры. Там также пировали. Сам Тагр пил немного, на глазах прорицателей принёс в жертву своего любимого коня и двух молодых жеребят. Особенно рьяно пировали наёмники. Пир задался на славу. Не утихали крики, шум и гам до самой ночи.
А утром следующего дня легат Кантада перед центральными воротами деловито отдавал распоряжения по подготовке к бою.
Он мог быть одним из выдающихся стратегов Тилкана за всю историю, мог командовать не одним-двумя легионами, а всей армией не хуже Гая Флориана. Мужество этого человека не знало предела. Не смотря на возраст такого можно с легкостью причислить к состоявшимся ветеранам среди генералов-вояк старшего поколения.
Доблесть, отвага, хладнокровие, боевой пыл - всего в нём имелось в достатке.
Он упивался битвой, как дикий варвар в прежние времена. И если только в ладони его меч, а впереди враг, его выбор всегда атаковать в первых рядах.
Кто мог подумать, что этот молодой командир получит рану, вновь вернётся на боевые позиции и будет продолжать командовать обороной главных ворот с тем же успехом доверенной цитаделью, как прежде и даже лучше прежнего, опираясь на личный опыт победоносных боёв.
Глаза блистали. Он переполнен под завязку неслыханной отвагой. Нет сомнения, что этот человек всецело предан своему любимому и родному городу. Никакой враг не в силах его устрашить.
Он быстр, целеустремлён, решителен и точен. Чрезмерно смел. Сейчас под командованием легата находился целый легион численностью превышающий пять тысяч воинов. Штаб состоял из двухсот центурионов и оптионов, десяти командующих, трёх помощников и двух десятков командиров баллист. Возле каждого боевого расчёта груды камней. Вся эта работа проделана рядами военнопленных солдат во время праздника. Восстановленные ворота с внутренней стороны засыпаны толстым слоем земли и песка. Ров увеличился, как в ширину, так и в глубину, благодаря усилиям жителей, добровольцев и всё тех же пленных солдат. План, разработанный в этот день, предусматривал сильную атаку, нападение тилканцев непосредственно со стен, на которых размещалась малая когорта, состоящая из двух пехотных манипулов, вооружённых луками, самострелами и арбалетами. Враг не мог бы скоро овладеть столь крепко укреплённым пунктом.
- Смерть! Это единственное, что нам может помешать задержать врага у ворот. Если тому суждено быть, умрём все вместе! Наши потомки будут чтить память о нас в своих сердцах за этот беспримерный подвиг. Тилканцы навсегда останутся гордыми и смелыми, ни за что на свете не пропустят варваров на свою божественную землю! Наш город вот уже десять веков под охраной самих богов. Да поможет нам Юпитер! Да пробудиться в нас гневная сила Марса! Да дрожат враги! Сложат головы трусливые! Эти головы победители принесут на алтарь свободы!
Здесь перед кровавой бойней перед многотысячной толпой Кантада показал себя не только как генерал, а как прирождённый настоящий оратор.
Жестикулировать руками во время речи, явно не в его манере, он твёрдо стоял на одном месте над толпой, гордо подняв молодое лицо, держал правую руку на рукоятке широкого меча и взывал. Старые и молодые воины понимали его. Дух Кантады жила в них самих. Большинство защитников родились, как и легат, в Тилкане.
Хладнокровный вождь сошёл с пьедестала, который являлся перевёрнутой всего на всего деревянной повозкой, быстрым неуёмным шагом направился к засыпанным воротам, повлёк за собой ординарцев на внешнюю стену Тулика. В этот момент наблюдатели и разведчики сообщили о движении врага.
- Так-так... — рассудил он. - Наш единственный и главный пост мы будем держать насмерть. Рана Тагра должна быть такой же и никак не меньшей, если его солдаты отважатся взобраться на стены. Мы отстоим город даже мёртвыми.
Едва солнце появилось верхним краешком на горизонте, глаза защитников почти ослепли.
Воины Тагра начали беспрепятственно движение к городу. Генералы принялись к осуществлению планов тирана. Все легионы и конница ринулись окружать неприступные стены Тилкана с четырёх направлений. Однако приказа о штурме ещё не поступало, подкатили катки, стенобитные орудия, подвезли в повозках огромное количество лестниц.
- Ну что?— обратился Кантада к сигнальщику, положив на его плечо руку, продолжил: — Труби! Уже пора! Приготовить боевые позиции! Вижу врага!
И сигнальщик затрубил. Рог трубача издал протяжный и резкий звук. Его подхватил второй, затем третий, четвёртый, пятый сигнальщик. Расставленные на равном расстоянии вдоль стен трубачи зашевелились и рьяно принялись.
Враги заслышали рог, вскинули головы. Тилканцы заложили камни на крепкие баллисты. Построение легиона завершилось. Каждый занял своё место.
Когда Кантада спустился. Легион уже стоял в боевом порядке. Вся огромная куча людей превратилась в стройные шеренги, сформировавшись в продолговатые прямоугольники и квадраты в местах усилений. Привлекали внимание широкие фланги позади, которые состояли из пиллумоносцев – последняя надежда сдержать врага.
- Вот она! Вот она, громада! - восхищённо думал Кантада, подходя к строю могучих воинов. Около десятка командующих выскочили из рядов и дружно встали перед Кантадой стеной.
 - Боевые позиции держать накрепко! Первыми вступают в бой баллисты. После двадцати выстрелов менять носильщиков и воинов. Вторыми вступают когорты правого крыла для удержания позиции. Третьими атакуют когорты левого крыла вплоть до самых ворот. Необходимо ошеломить ряды врага. Верхняя когорта уже получила приказы, когда начать бой прямо со стен. Разобрать войско по боевым позициям. В случае общей атаки когорты левого крыла выдвигаются вперёд по очереди. Баллисты молчат. Когорты правого крыла остаются на своих местах, ждут подкрепления и моей команды.
Тем временем стена превратилась в столб каменной крошки и пыли. Командующие принялись в точности исполнять приказания.
Кантада улыбнулся. Сейчас он почувствовал себя на своём привычном месте. Его место здесь, а не среди пьяных весталок, танцев и песен в трапезной дворца.
Где-то далеко-далеко что-то упало. Потом заскрежетали цепи. Натянутые до предела, разрезали утро неприятным звуком. Земля, засыпавшая створки ворот, зашевелилась. Глухой мощный удар пришёлся в самый центр ворот. Ворота протяжно взвыли, приняли ещё удар, за тем ещё. Потом дубовые балки хрустнули, земля осыпалась. Оббитый железом конус вышел с внутренней стороны через дерево и песок, оставляя обломки и древесную пыль.
У баллист засуетились. Там тяжело оттягивали крепкие рычаги.
Грохот не прекращал умолкать. Ворота дробились под ударами сверхмощного орудия.
Кантада замолк. Он напряжённо смотрел на истерзанные ворота, когда предательский стальной конус выскочил на свет уже с другого края дубовых досок, уплотнённых железными пластинами. Наблюдать мучительно, легат извлёк из ножен, блеснувший на солнце, меч, поднял над головой лезвие, ждал момента... Воины на баллистах и катапультах ждали сигнала.
И стены рухнули, потому что не могли не рухнуть под таким натиском врага.
В освободившемся пространстве выросли стальные щиты. Враги двигались осторожно и неторопливо. Выдвигались вперёд по цепочке по очереди по одному, как будто развязка им давно известна, тем более они уже знали о западне в виде рва и не торопились в атаку.
Кантада опустил лезвие и отвернулся, таким образом, сигнал дан. Сразу лязгнув, треснув и брякнув, зазвенела и засвистела спущенными пружинами первая баллиста. Сработали катапульты. Несколько камней с необыкновенной силой ударили в каменные стены изнутри, отлетели обратно, едва не покалечив самих носильщиков и стрелков. Около десятка обрушились на шлемы и щиты врага, врезались и смяли их небольшой отряд. Запечатали и вдавили в землю, как брошенное семя сеятелем, по пояс и по колени. Послышался сумасшедший крик и вопль атакованного врага. Однако новое шествие продолжало выдвигаться. Врагов становилось больше. Впереди находился ров. Здесь стена щитов замерла, но щиты убитых камнями, стали выстилать дорогу. Произошла перезарядка. Баллисты снова ударили. Враги редели, но стояли в той же куче густо закрытой высокими щитами, прикрывая воинов с ног до головы.
Несколько камней по ошибке попали на стену и убили двух лучников. Лучники сбросили камни на головы нападавших. Другие лучники ударили стрелами.
Волнение охватило Кантаду. Он видел происходящее на достаточном расстоянии и не выходил из укрытия.
- Сколько их?
- Клянусь Венерой и утренним солнцем! Этих собак стеклось не менее пяти манипулов!- охотно отвечал стоя подле один из ближайших оптионов.
- Почему молчат катапульты? Я же сказал, чтоб они никогда не умолкали, - вскрикнул, побагровев Кантада: Враги пользуются этим. Меняйте чаще носильщиков!
 Оптион поклонился, придерживая портупею и маленький щит, скользнул к искусственным буграм из песка и земли, где стояли баллисты. Орудия тут же ударили. Потом снова. Камни быстро убывали из куч, стали накапливаться перед рвом, где пока ещё умирали враги. Наёмники Санкал стояли железно, в этом им надо отдать должное.
Более получаса на одном месте находился враг перед рвом для удержания позиции. Затем баллисты вновь замолчали. Слышался звон мечей. Бой охватывал всё большее количество воинов. Часть врагов смогла подняться по лестницам над воротами. Там на воротах, где отважная когорта, шёл бой.
Враг предпринял отчаянный шаг и, наконец, обманный манёвр сработал. Из стены высоких щитов вынырнули короткие лестницы, начался бойкий переход через препятствие. Заработали баллисты. От града мелких камней пущенных пращниками, враг нёс большие потери, гораздо больше, чем под камнемётами. Переход продолжался.
Кантада пребывал в нервном состоянии, бродил из стороны в сторону. Несколько раз он сам порывался с мечом, но его останавливали помощники.
Перебравшийся манипул наёмников врага встал за семьсот футов от тилканцев. Штурмующие прикрылись щитами. Сзади за спинами вражеских воинов стелились дюймовые доски, по ним перебирались другие.
Дальше ждать нельзя.
- Пусть замолчат баллисты!- взревел Кантада и вырвал свой меч из ножен, затем сорвал зубами мешавшую ненавистную повязку с раненной руки, побежал на врага. Командующие замерли.
Такого резкого поворота не ожидал никто.
- Барра! - разнеслось бешенным рёвом из груди оскалившегося Кантады, который вспомнил о силе и славе былых тилканцев и их победном кличе. Над головой молнией блеснул меч. Никто не заметил, как легат уже оказался впереди бугров.
Тилканцы удивлённо следили за передвижениями командира. И когда вновь услышали призывный крик полководца, рванулись за ним. Центурия, манипул, когорта, две, три, пять вынырнули из столбов пыли и мгновенно очутились рядом с Кантадой бок о бок, сотрясая воздух заразительным: Баррра!
Знамёна Тилкана взвились над головами. Левое крыло легиона ринулось в бой. Враг дрогнул, да только не так, как ожидалось, чтоб наступил долгожданный перелом в битве. Враг оказался расчётлив,  дисциплинирован и не терял рассудок. Манипул дрогнул по-военному. Сначала скрылся за щитами от дротиков и стрел, затем медленно и в боевом порядке попятился назад.
- Барра! - ревел лев Тилкана. Тысячи ушей ухватили этот призыв, чтобы нести на устах отдавая всю мощь своего голоса этому сладкому предвестнику победы.
Враг должен не только дрогнуть, пропустить лавину, которая поглотит всё живое, но должен оглохнуть от этого крика. Наёмники Санкал шли, ровно и не спеша, фут за футом, шаг за шагом, спокойно и гордо. Сбрасывали в ров камни, лестницы, доски, убитых или раненых товарищей. Держали на вытянутых руках укреплённые ремнями большие щиты, чтобы не поддаться соблазну и не сбежать с позиций, раньше времени. Такие щиты не спадали с запястий. С ними падали и умирали.
Буря неслась к ним. Кантада уже опередили. Легат бежал, морщась от пыли, боли и солнца во втором ряду, а рана его открылась и кровоточила.
Первые ряды ударились. Враги крепко сомкнулись и выкинули сотню дротиков. Вторые ряды ударились. Враг отошёл и изрыгнул полсотни лучниками, пустивших по стреле в первые ряды бойких тилканцев. Часть воинов рухнули под ноги атакующих. Задребезжали и загудели щиты. Слетали сандалии. Летели срубленные головы. Смерть лизала горячим остриём кровавого клинка белые лица, плечи, руки, ноги, шеи. Каждый вторил: Барррра!
Только бы устоять! Туники и тоги рвались от натуг и напряжения, липли к потным телам и спадали с атлетических тел сражающихся, рваными и резаными лоскутами.
Ещё бы немного! Ударить из последних сил! Упавших с двух сторон топтали и некому их поднять или помочь встать. Кантада медленно с заметными нечеловеческими усилиями продвигался вперёд в этой гуще народу и яростной схватке. От его руки сражён наёмник. Удар в лицо. Смело. Бойко. Резко.
Ших... Ших... Вжик... Жух... жш...ррржш…быдым- сталкивались и скользили по щитам клинки.
Раз. Острое лезвие отмахнуло ухо у одного неповоротливого врага. Кровь брызнула в разные стороны. Наёмник выпустил маленький щит и схватился в шоке за поражённое место рукой. Открывшаяся спина тут же усеяна пятью кровавыми полосами от мечей. Враг упал замертво. Теперь тело наёмника служит ступенью для наступающих.
Лицо Кантады более, чем свирепо. Щёки забрызганы кровью. Поражённая рука в прошлом бою висит, как кровоточащий обрубок.
- Смелее! Смелее! — подбадривает Кантада, хотя в этот момент он, наверное, больше всех нуждался в поддержке, ведь он потерял много крови. Но легат не подаёт виду, усмехается ужасной улыбкой и ни на секунду не прекращает движения своего меча. Тело слабеет.
- Эти собаки побегут... Они побегут...— шепчут воспалённые губы. Легат не верит глазам и ушам.
Солнце, почему ты багровеешь на закате и алеешь на восходе? Солнце сгорит! Пусть будет смерть и тьма, которые рано или поздно всё равно приберут всю эту красоту и радость бытия к рукам. Только дай отдых и покой! Безвременный отдых людям, уставшим от борьбы за существование, который требуют их грешные тела!
Разбитый манипул, так и не отступил за ворота. Соединение наёмников не обратили в бегство. Не смотря на численное превосходство за воротами, отряд мгновенно превратился в жалкую кучку отчаянно гибнущих. Со стен уничтожили остатки потрёпанного арьергарда. Проход в воротах надёжно закрыт камнями и неподъёмными каменными глыбами. Кантада поднят на древках копий победителей, сложенных крест на крест. Легат смеётся. Он победил. Выигран первый акт чудовищного спектакля смерти. Кто-то слегка торопливо перебинтовал кровоточащую руку.
Над воротами и на стене какое-то время резня ещё продолжается. Длинные штурмовые лестницы низвергнуты и сброшены на землю.
Радостный смех легата прервался, только когда случайно короткий дротик, кинутый сверху с расстояния двадцати шагов, больно кольнул в правый бок и вошёл на четверть.
Вбегающий на стену один из выживших наемников понял, что обречен и ужалил в самое сердце защитников главных ворот - в их легата, которого так неосторожно превознесли легионеры. Со стены вниз кинулись десятки лучников с мечами. Снизу их примеру последовали другие, кто был рядом с Кантадой в минуту трагического триумфа.
Бросивший наёмник мгновенно убит, обезглавлен и скинут со стены вниз на головы отступающих.
Кантаду тут же бережно опустили на землю взволнованные товарищи. Среди них нет лекаря. Полководец выронил меч, захрипел. Склонил гордый шлем победителя с остриём легата под ноги обступивших легионеров.
- Не сдавайте ворота! Если не выкарабкаюсь, дальше без меня! Значит, я там нужнее… - выдавил из себя Кантада, корчась от боли. Легат выгнулся от сковавшей всё тело свинцовой тяжести. Сквозь тогу в том месте, куда угодил проклятый дротик, расползалось чёрное пятно на грубой материи. Скапливалась и просачивалась багровая густая дымящаяся кровь. Кто-то взялся рукой и поспешил извлечь торчавший дротик, но его остановили. Этого делать сразу нельзя. Кантаду переложили вновь на длинные древки, но уже в лежачем положении. Тога намокла не только от крови, но и от пота, потому плотно облегала бока, плечи, спину и грудь воина. Запах собственной крови давно одурманил Кантаду. Легат весь покрасневший лицом с широко раскрытым ртом задыхался разряженным пространством от собственного жара и окружающей духоты. Оптионы приказали толпе расступиться.
Остатки вражеского соединения топтались и пятились перед воротами. Могучая рука ближнего воина с чудовищной силой ударила мечом со всего плеча направо, где всё ещё оборонялись наёмники обречённого манипула, но выйти из ловушки уже не смогли.
Первая атака на главные ворота города успешно отбита, но какой ценой?
Тяжелораненый Кантада правая рука Гая Флориана судорожно вскинулся пару раз с носилок. Десятки рук торопливо возвратили в прежнее положение лежащего на спине полководца.
К ногам Кантады на истоптанный и пыльный пятачок упала обезображенная голова того самого наёмника, нанёсшего роковой удар дротиком. Скинуто на отступающих союзников Санкал по ту сторону ворот только обезглавленное тело. Волос на голове рыжий. Нос с горбинкой. Вылезшие из орбит зрачки в полуоткрытых прищуренных голубых глазах. Некрасиво скривлен на сторону рот. Хотелось крикнуть: « Перестань строить гримасы перед командующим легионом, безумец!» Но это была лишь голова, не имеющая ничего общего с телом убитого солдата. Голова Кантады закружилась. К горлу подступили тошнотворные кровяные сгустки выделений из пронзённого живота.
- Ради всех богов, - последнее просил Кантада и уже видел, как худой легионер с двухнедельной бородкой взмахнул жёсткой в гвоздях дубиной и опустил на переносицу обезображенного лица врага. На лице жертвы что-то хрустнуло. Потом вытекла оставшаяся кровь из обрубленных артерий и вен. Вытек белок и зрачки, освобождая оба провала вместо глазниц. Голова превратилась в кровавое месиво на глазах полководца. Но это зрелище не доставило полководцу никакой радости. Кантада различил лишь черноту ямы вытекшего левого глаза, пока сам не провалился в беспамятство. Это война. Враг умер и отмщён. Голова превращена в мясной блин, а Кантада впал в бессознательное состояние.
Если бы рядом с ним не присутствовала личная охрана, то и сам полководец оказался бы растоптан подошвами сандалий сотен своих людей бегущих на врага.
Враг отступил, но не бежал в беспорядке и массово. Тому служил сигнал отступления.
Перед стенами полегли тысячи наёмников Санкал. Штурм главных ворот захлебнулся. Войска Тагра отхлынули от стены и начали перегруппировку.
Это был только привкус настоящей победы, но не сама победа. Поле битвы внутри стен усеяно не менее трёмястами телами прорвавшихся через ров. Некоторые раненые с отрубленными частями тела ещё кричали и призывали богов, чтобы он пощадил стонущих, заваленных землёй на дне рва.
Несколько воинов заметили Кантаду. Он лежал на своеобразных носилках, так и не донесённый по назначению из-за его же собственных противоречивых приказаний в бреду. То он желал быть оставлен здесь, то ни в коем случае не хотел оставаться и вместе с легионерами должен идти в атаку. Воины из личной охраны слегка укрыли его плащами и подняли над землёй. Затем полководца унесли за бугры к разряженным катапультам.
Усиленная атака вновь вернула первоначальные позиции. Враг организованно отступил за ворота и удалился от стен на приличное расстояние, утаскивая раненных. Но не успели командующие защитников нарадоваться кратковременной победой и восхвалить, как следует старания и безграничную смелость своего легата Кантаду, как воздух разрезали рожки разведчиков и наблюдателей, возвещая о начале нового штурма и приближении большого количества врага.
- Приготовиться катапультам! - кричал первый помощник легата Пётр, встав на его место.
- Как быть с пехотой? – спросил один из оптионов.
- Построить когорты левого крыла! Пусть ждут моего приказа. Правое крыло на передышку. Посчитать потери. Раненных на сборочный пункт к таверне «Калдана», -кричал лысый мужчина с чёрной бородой , почувствовав в назревающей обстановке свою безграничную власть и попытался, как можно скорее, освоиться и привыкнуть. На груди нового полководца висел большой медный медальон, напоминающий щит с выбитыми буквами имени легиона “Отважного”. Знак власти второго человека в легионе.
- Но-о-о! -начал оптион. - Гордый легат Кантада говорил перед боем, что левое крыло, это резерв. И только под конец следует...
- Заткнись, Куррат! Теперь я твой легат! Кантада погиб смертью храбрых!- перебил первый помощник Пётр. - Я не намерен тратить время на пустые объяснения своих приказов подчиненным!
Растерянный оптион Куррат исчез.
В воротах показались свирепые враги. Глыбы и камни сдвинуты дружным усилием. Маршируя чётким шагом, заслоняясь щитами, направились в сторону разрытого и очищенного на половину от трупов перед ними рва, с намерением в скорости оставить позади все преграды.
Заскрипели механизмы натягиваемых до предела катапульт. Плюнули лёгкие баллисты. Большие камни обрушились на головы врагов один за другим. В строю образовывались заметные бреши и дыры. Однако каждый десяток воинов врага снабжён лестницей и вспомогательными средствами. За ними теперь невозможно усмотреть, так стремительны и беспорядочны атаки с разных направлений многочисленными группками.
Верхняя когорта на стенах забыла про приказ Кантады и вступила в бой. Помимо камней на головы врагов сыпались дротики, копья и стрелы. Около пятидесяти атакующих в один миг сразили насмерть.
Враги вскинули головы и прежде чем атаковать и начать переход рва, наёмники устремились на внешние стены Тилкана. Сотни лестниц легли на обогретый солнцем известняк. Когорта тилканцев дрогнула, умирая...
Через два часа городская стена взята. Три оборонительные башни в руках врагов. Всё потеряно. Огромное количество наёмников начали движение по стенам, чтобы окружить город, хотя бы таким образом.
Уже вечер. Ворота атакованы ещё дважды, но неся огромные потери, враги ограничились стенами, не решаясь всё ещё спускаться вниз к домам горожан. Первый помощник легата Пётр ранен в голову. Рана оказалась не значительной. Помощник умело руководит отступлением двух тысяч солдат, оставшихся от всего легиона на центральных воротах. Больше половины сложили головы за город. Пятьсот ранены и не могут больше оказывать никакого сопротивления, но всё ещё живы.
Всюду вспыхивают смоляные факелы. Четыре когорты рассредоточились на малые отряды и по приказу командующих должны собраться на площади Сатурна или первого повелителя Тилкана великого Тайракка у внутренних ворот спустя несколько часов. Это последние приказания.
Легионеры, пряча оружие под плащами, мгновенно рассеивались в узких улочках, переулках, теряясь в глухих дворах и городских тупиках и колодцах, чтобы на короткое время, в своей нетронутой пока грабителями хижине, повидаться с семьей, в последний раз обнять своих жён, а утром встать в один ряд со своими товарищами на площади.
Катапульты, баллисты, камнемёты, лошади, телеги с продовольствием, запасы воды, раненные - всё было оставлено оставшимся в своих домах горожанам.
Ночь наступила именно в тот момент, когда центральные ворота опустели и уже нигде поблизости не доносились ни вопли стонущих, ни крики, ни удары катапульт, ни звон мечей, ни тяжёлые и усталые шаркающие шаги воинов. Всё казалось, ушло на покой. Покой полное отключение от действительности. Покой полное успокоение души и тела. Спокойствие и тишина. Покой, как смерть. Неподвижность. Инерция. Покой, как сон. Формулировка покою никогда не может быть чёткой и окончательной. Каждый понимает покой по-своему.
Стой! Там уже наступает утро. Нужно торопиться, дорогой читатель. Иначе опоздаешь, иначе проворонишь, иначе не найдёшь... Ну-у, смелее же! Нам нужно в дорогу! Солнце встаёт и всё пробуждается от сна. Даже свирепый Тагр встрепенулся на мягком ложе и скинул с себя дорогие покрывала и одеяла, встал. Пришёл час. Встал и вышел из шатра обозревать неприступный город Тилкан, куда устремил непобедимую армию Санкал.
Никто не знал тогда, что это настал последний день в истории города Тилкана, ибо ровно через сутки он падёт. Расстелится ковром перед грабителями. Ровной вытоптанной тропинкой выведет ко дворцу мёртвого отца главнокомандующего Гая Флориану.
Флориан умер, как только стена Тулика пала. Генерал принес весть уже скончавшемуся правителю в окружении плакальщиц. Тотчас Гай Флориан стал законным наследником отцовской власти, а по сути правителем без города.
Позднее под ноги победителей лягут знамёна и штандарты всех девяти побеждённых легионов тилканцев. Тагр станет пировать у жертвенников в святилищах. Усядется хозяином на скамье Великих в храме Великих. Как не жаль, но я склоняю голову, история больше не вспомнит о Тилкане, о некогда прекрасном городе на Земле, подобном божественному Вавилону. Тилкан уже никогда не будет тем Тилканом, каким его запомнили великий Тайракк и другие правители, включая Флориана Последнего. Теперь это великий стан завоевателя и царя Санкал Тагра.
Но это ещё далеко не конец всей истории.











Продолжение следует