Глава 15. Бабья доля

 
- Ой, у меня внук родился, Наденька! – забежала в кухню Светлана Михайловна, и, целуя в щеки Веру Ивановну и девушку, все не могла успокоиться, вытирая слезы и расставляя чайный сервиз на столе. – Какое счастье, он здоров, он такой маленький, Машенька говорит, что они все сделают, чтобы он жил. Какое счастье, он здоров, он такой маленький.

- Света, Света, угомонись! - усадила ее на стул Вера Ивановна. – Подробнее расскажи, какой у него вес, рост.

- Ой, - посмотрела на нее заплаканными глазами невестка. – Вроде весом два триста. Да, да, так сказала Галя.

- Маша, или Галя? – трясет за руку Светлану Вера Ивановна.

- Ой, мама, Маша конечно. Галя в реанимации, они борются за ее жизнь.

- Как это понять это, борются, Света?

- Ой, ей плохо стало. Потом, когда ее привезли в родильное отделение, она начала бредить, - и вдруг у Светланы Михайловны голос начал меняться от сильного, радостного, до слабого шепота. - Ой, об Игорьке у нее волнения большие были, чтобы не утонул там  мой сынок.

- Да это все цыганка девчонку напугала, вот и мерещится твоей невестке всякая чушь! – стукнула кулачком по столу Вера Ивановна.

- Да, да, Светлана Михайловна, когда человеку тяжело, он от переживания, волнения, начинает безвольно говорить о своих страхах, - в помощь Вере Ивановне подключилась Надюшка. – Это своеобразная психологическая защита.

Но Светлана Михайловна, опустив глаза, и, упершись на свои локотки, прикрыла ладонями лицо.

Вера Ивановна, поднявшись, достала из средней полки серванта три рюмочки, из холодильника – графин с жидкостью кофейного цвета.

- Давай за наше бабское счастье, - сказала Вера Ивановна, разливая жидкость из графина по рюмкам. – Кедровая, она плохо нам не сделает, здоровье укрепит. Бери рюмку, Светка, и, девочка, давай, давай!

Выпив кедровой настойки, и подтерев губы полотенцем, лежавшим на столе, Вера Ивановна спросила у своей невестки:

- Света, а рост то, каков у моего правнука?

- Ой, мама, и не помню. Галя все так быстро сказала. Вроде, тридцать семь сантиметров.

- Ну, и в наше время таких поднимали, а сегодня тем более, - улыбнулась Вера Ивановна.

- Что-то мне неспокойно на душе, мамочка, - прильнула головой к Вере Ивановне Светлана. – Хоть бы у Игоря все было там, на дне нормально.

- Каком дне? – спохватилась Вера Ивановна. – В каком дне?

- Ой, извини, мама, он же на реке Лене работает, там, на газопроводе трещина какая-то произошла и он ее должен заварить.

- А чего молчала?

- Так зачем тебе лишние переживания. Да и сон у меня сегодня был какой-то волнительный. Он мне приснился, Игорек, и все говорил, а я ни как не могла его расслышать, и эти, пузыри кругом.

- Помолись, Светочка. Иди и помолись.

- И правда, что я так, - спохватилась Светлана Михайловна и, извинившись перед

Наденькой, вышла из кухни.

Надюшка, не зная, как вести себя дальше, встала и, подойдя поближе к бабушке Вере, нагнувшись, сказала:

- Вера Ивановна, можно я еще побуду у вас здесь?

- Ой, да, милочка, посиди. Вишь, какая у нас женская доля-то. Растим детишек, а потом ждем. Страшная доля. Легче, когда занята делами, так тогда и мыслям плохим времени нет нас посещать. А вот как обвалится на тебя все и сразу, и не знашь, с чего начинать. А лучше с молитвы, Дева Мария, Боже, они всегда услышат нас.

- Вот и я за Костю начинаю волноваться.

- Ой-ли, правда, что ль? Любовь, значит. Я тоже, как жила с Матвеем, все про себя о нем волновалась. Вроде и дел то много, и на работе, а дома и подавно. А вот как его нет, все в окно, да в окно смотрю. Как он там мой бедненький. Ведь в болоте, может, работает, а морозы какие. Их начальник знашь, какой был. Ой. Вроде праздник, за стол собираемся, гостей ждем. А он как ввалится в наш дом, голос у него такой, как гром, и говорит: «Все, собирайся, Матвей, снова авария».
Даже в Новый год его забирал на свою газотрассу. А мороз на улице за пятьдесят. Неделю не было Матвеюшки. И по телефону ни кто не говорит, как он там. Приехал Матвеюшка, лицо красное, обжог, руки обмороженные. В больницу его силою повела. Там мазью лицо и руки обмазали, дали мне рецепт, чтобы в аптеке мазь нужную заказала, и уколы ему купила.

А не прошло после того и трех дней, снова его на газотрассу вызвали. Ой, мила, я этого слова - газотрасса боялась, как ведьмы. Это она, газотрасса, у меня Матвея отбирала.

А один раз приходит ко мне тот начальник, шапку снял и говорит, мол, чтобы не беспокоилась, Матвей в больнице у Тюмени. А я спрашиваю, мол, почему. А он махнул рукой, мол, не беспокойся, жив. Там другому больше досталось. Потом, когда пошла в их управу и взяла за грудки этого начальника, узнала, что вспышка там, с трубы была, Матвейку волной и выбросило. А другого сварщика сильно пожгло, руки, лицо. Еле спасли.

А когда Матвей вернулся, я его и не узнала, лицо все в корявинах от ожогов, долго заживало, а все равно на эту газотрассу ездил. У них один закон: стране нужен газ. Не хочешь работать, уходи, другого сварщика возьмем. А Матвей меня даже ругал, один раз даже побил, так была ему газотрасса нужна, - всплакнула Вера Ивановна, вытирая кончиком платка, надетого на голову, мокрые глаза. – Хорошо хоть старший сын с дочкой не пошли на эту газотрассу. А вот Вальку потянуло. То сначала в Афганистан попал. Там чуть не убили его.

Ой, Надюшенька, сколько с его выздоровлением горя натерпелась. А до этого, каждый день письма от него ждала, а их, бывало, и неделями нет, а потом – похоронка, - Вера Ивановна закачала головой. – Все глаза выплакала. Светка у него уже была с ребетенком Коленькой.

Ой, что-то я расслабилась от этой водки Валькиной. Ты, это, мила, иди домой. Пойду Светку успокаивать. Такая у нас бабья доля, за все и за всех отвечай.