6. 09. 17
она всегда носит с собой маленькую сумочку, в которой хранит мелки. цвета - это, конечно, хорошо, но белый мел — классика. иногда, выходя отвечать на уроках биологии, она непроизвольно уносила с собой мел. несколько раз даже намерено воровала, когда паника отсутствия мела в её сумке доходила до пика. одноклассники шутили, что она такая костлявая, потому что ест мел на завтрак, обед, полдник и ужин. да, даже если бы она просто пила молоко у них на глазах — они бы и это связали нитями апофении.
"вот бы на многоэтажках рисовать свои дома" — думалось ей. на дорогах она рисовала тропы, на заброшенных больницах рисовала аптеки, на бетонных камнях рисовала кровати или кресла. это было её странностью - оставлять на больших вещах свои кусочки. она хотела рисовать везде, хотела оставлять это по всему миру. иногда она писала новости во дворах, а перед судами и государственными учреждениями ночью писала лозунги. девочка, которая не собиралась вырастать. всё, что узнавала, она стремилась выразить на асфальте, на стенах, в подъездах.
она рисовала всё, что видела, слышала, познавала. рисовала хороших друзей и обманщиков, рисовала стоматологов и укротителей змей, рисовала добрую маму, рисовала гробовщиков, рисовала кроликов и ночное небо летом. но она никогда не рисовала любовь. она никогда не рисовала мальчика, которого могла бы полюбить, она не знала, каким он должен быть. она рисовала силуэт, бесформенный и безликий. как трупы обводят мелом по асфальту. она прикасалась к стене из красного кирпича, как к живому, неизведанному ещё человеку. но ей не хватало. этого всё ещё было мало.
"как насчёт сердечек и имён?" - она добавляла и стирала. снова и снова.
о, бедная девочка, она буквально помешалась на ком-то, кто был прозрачнее тени. она не могла представить его, но чувствовала тепло в животе. её охватывали истерики, когда шли дожди, она наносила сотый слой поверх тысячного каждое утро после ночной сырости. она приходила к трупу на кирпичной кладке каждый день.
и кто бы мог знать, что на тебя идеально сядет меловая фантазия чудачки. она издалека заметила тебя, как ты приближался к её иллюзии счастья. бросив рюкзак, бежала к тебе, судорожно соображала, как прогнать тебя. ты был в её глазах гиеной, готовой поглумиться и растоптать её мир. задыхаясь, она блестела глазами, исследуя каждый твой изгиб, в точности повторяющий её любовь, которую она не могла знать. она решила, что это не совпадение, а что ты — оживший силуэт её фантомных чувств к фантомному человеку. да, ты, реальный из плоти и костей, встал под сомнение этого мира.
твоя галактика поглощала девочку, она не могла от тебя оторваться. хотела больше, дольше тебя. сытость была не знакома девочке.
– вот это моя зона комфорта, – объяснял ты ей, когда она обвела на бетонной плите твоё тело.
девочка ожидающе лежала, она никогда не видела свой труп на земле.
– а это, – ты нарисовал круг вокруг неё, в которой поместилось бы ещё четыре таких девочки, как она, – твоя зона комфорта. и должна быть она вот такой, – ты показал ей снова свою. на твои хмурые брови она лишь улыбалась.
– обоим трупам есть место быть.
мальчик мало говорил, лишь смотрел на девочку, как она рисует, носится из стороны в сторону, фантазирует. сначала его интересовали её странности, но он был неспособен приспособиться к ней.
её мир был в четыре раза шире его.
и так было всегда. девочка была Вселенной, на фоне её друзей-галактик. она встречала людей-звёзд и прохожих-комет, науки-орбиты, и из всего этого пыталась собрать что-то такое же большое, как и внутри её тела. она была пространством внутри чёрной дыры, которое никак не могло ничем заполнится.
поэтому она ходит к любимому трупу на кирпичной кладке. ходит до сих пор. теперь она знает, что всегда найдутся похожие на него, но вакуум на его месте никто никогда не заполнит.
Свидетельство о публикации №217120502227