Я- русский офицер. Ч. II. Гл 25

               
                Гл. 25. Провал
               
                «Чёрные полосы в жизни нужны хотя
                бы для того, чтобы серые будни казались
                серыми…»
   
       Беда пришла оттуда, откуда Василий её вовсе не ждал.
10 февраля 1927 года на судостроительной верфи в Генуе, итальянская политическая полиция – OVRA по доносу арестовала Карлоса Грасса.
  На допросе он сознался, что является членом коммунистической партии Италии и занимался фотографированием секретных изделий и чертежей судов, строящихся на верфи по просьбе торгового представителя СССР в Италии – инженера Василия Антонова, то есть занимался промышленным шпионажем в пользу СССР.
   При обыске у него дома была обнаружена миниатюрная фотокамера фирмы «Минокс», несколько комплектов заснятой и уже проявленной микроплёнки, несколько катушек новой плёнки и фотоматериалы для её обработки.
    При осмотре плёнки, на ней были обнаружены фотокопии чертежей изделий военного назначения, представляющих государственную тайну Италии.
  Главный торговый представитель СССР в Италии – Дмитрий Иванович Голенищев-Кутузов, был немедленно вызван в управление тайной полиции города Генуи, где ему предъявили протоколы допроса Грасса, вещественные доказательства и потребовали объяснений.
   Дмитрий Иванович, спокойно выслушал заместителя начальника полиции, внимательно прочитал протокол допроса, и заверил его, что  им будут приняты срочные меры, по расследованию данного неприятного случая. И добавил, что  сотрудникам  Торгпредства СССР в Италии, нет никакой необходимости, нанимать каких-то людей из местных жителей, для фотографирования изделий производимых итальянской промышленностью, потому что Министерство торговли Италии открыто, по-дружески, предоставляет их специалистам всю информацию. Поэтому, этот Грасса, может быть просто провокатором, пытающимся поссорить две дружественные страны.
   Однако, он не исключает, что инженер Антонов, мог самолично, без его ведома, попросить этого человека заняться фотографированием объектов строящихся на верфи. Если это так, то Антонов, будет строго наказан и отправлен в Москву.
   Когда вернувшийся из управления злой как чёрт Дмитрий Иванович, вызвал к себе в кабинет Василия и рассказал ему о случившемся, у того, от предчувствия беды, замерло сердце и помутилось в глазах.
  Вот тогда, Василий по-настоящему испугался. Испугался не за себя, а за беременную жену, которая должна была на днях родить и за сына.
 Он понял, что это провал, и его могут немедленно выслать из Италии, сделав «персоной нон грата», как было с некоторыми служащими Торгпредства СССР, уличёнными полицией в пропаганде советской власти.
 Перебирая все варианты удачного выхода из этого критического положения, он понял, что помочь ему в этой ситуации, может только один человек - генерал Мончини.
  Выслушав гневную речь главного торгового представителя, Василий с тяжёлым сердцем в смятении покинул его кабинет, быстро вышел из здания, где они работали и отправился на почту, чтобы позвонить или дать в Рим телеграмму генералу.
  Уже по дороге он решил отправить ему телеграмму, где кодированной фразой просил о срочной, неотложной встрече.
 Телеграмма была отправлена, и на другой день к вечеру Мончини уже был в Генуе и назначил ему встречу на конспиративной квартире принадлежавшей военной разведке.
  Весь этот день, до встречи с генералом, Василий провёл сидя как на иголках в своём кабинете, перебирая бумаги и делая вид, что занят, хотя на душе у него скребли кошки, и он ожидал самого худшего. Когда раздался телефонный звонок, от помощника генерала, сообщившего ему кодированной фразой время и место встречи, его напряжение немного спало.
  Идя на встречу с генералом, он вспомнил слова своего наставника по разведывательной школе, который любил цитировать слова Бальтасара Грасиана – и- Моралеса:
«… Уметь просить: для одних нет ничего труднее, для других ничего легче. Есть люди, не умеющие отказывать,- к таким не надобно, и подхода. Есть другие, у кого «нет» - первое слово в любой час дня, с такими нужна сноровка».
А генерал Мончини, относится как раз ко второй категории, поэтому нужно подумать, что ему говорить.
  Поздоровавшись с генералом, Василий сразу пошёл «вабанк», и «откровенно» рассказал о том, что не вербовал Карлоса, а просто попросил его сфотографировать оборудование верфи и всё, что на ней строят.
   - Мы с Карлосом Грасса, знакомы давно, но я и понятия не имел, что он коммунист. Как-то в разговоре со мной, он рассказал о том, что работает на верфи, и там находится много интересных изделий, скрытых от посторонних глаз. Поймите меня, сеньор генерал. Моё руководство в Москве, постоянно требует от меня результатов, и если я их не дам, меня заменят, на другого сотрудника. Им нужны современные военные корабли и подводные лодки, а Ваше правительство зачастую подсовывает нам старое имущество, как например, те старые торпедные катера ещё 1918 года выпуска.
   Вот я и нашёл человека, который работает на этой верфи, снабдил его минифото-камерой и попросил снять на плёнку все новинки, что там строят. Этот Карлос, человек видимо не опытный, начал фотографировать объекты открыто, кто-то это увидел, донёс в  полицию. Его естественно арестовали, начали допрашивать, потом произвели обыск, в квартире  нашли фотокамеру, отснятую уже плёнку и химикаты для её обработки. Потом на него видимо надавили, и он признался, что делал это по моему заданию.
   Моего главного шефа  вчера вызывали в городское управление OVRA в Генуе, он устроил мне разнос и теперь мне грозит высылка из Вашей страны. Ну, а там, в Союзе, возможен и арест. 
   Честно говоря, я сейчас  о себе думаю меньше всего, но здесь находится моя семья: жена, которая должна вот – вот, родить второго ребёнка и мой четырёхлетний сын. Что будет с ними после моего ареста? Куда они денутся? Кто о них позаботится?
   Генерал внимательно выслушал его, потом задал ещё несколько уточняющих вопросов, и сказал:
   -  Успокойтесь, никакого скандала не будет, и никто Вас Василий Николаевич, никуда  не вышлет. Если получится, что Вас будут допрашивать в полиции, назовёте  им моё имя, и скажете, что действовали по моему заданию. И всё. Остальное уже моя забота. Но, впредь, будьте осторожны с нашими коммунистами, которые в трудный мо-мент, могут Вас легко предать.
  Идите к себе на службу, и спокойно работайте.
  - Благодарю, сеньор генерал, я учту этот урок. До свидания.
  Генерал улыбнулся, протянул ему руку на прощанье, которую Василий крепко  и искренне пожал.
   Однако находившийся в Торгпредстве агент ОГПУ, немедленно по своим каналам передал о случившемся в Москву, и об этом деле стало известно Берзину. Его тут же вызвали на «ковёр» к Ворошилову, где присутствовал и его заместитель Михаил Николаевич Тухачевский.
 Не дав, ему сесть, Климент Ефремович  прямо с порога, гневно набросился на Берзина, упрекая его в том, что его люди грубо нарушают « Постановление ЦК ВКП (б) от 8 декабря 1926 года», в котором указано, что разведке ОГПУ и военной разведке, категорически запрещается привлекать к агентурной работе членов иностранных компартий.
  - Поэтому приказываю немедленно отозвать командира батальона Василия Антонова в Москву, и арестовать его.
   Но тут, за Василия, как потом ему рассказывал Берзин, неожиданно вступился замнаркома.
  - Климент Ефремович, а может, не будем торопиться, и сразу рубить шашками, а? - обратился он к Ворошилову.      
 – Вот если его сделают «персоной нон грата» и выдворят из страны, тогда другое дело, мы его здесь в Москве обязательно накажем.
 И скажите, пожалуйста, откуда Антонов мог знать об этом секретном Постановлении ЦК ВКП (б), если оно вышло только 8 декабря прошлого года? Он же был там, в Италии, и выполнял наше задание, причём, смею Вас  заверить, выполнял и выполняет его очень успешно. Иначе, Вы, товарищ нарком, вряд ли подписали бы ему представление на орден Красного знамени летом прошлого года.
    Ну, так уж получилось, что он привлёк к  своему делу нужного ему человека, и мог даже не знать о том, что он член коммунистической партии Италии, которая, кажется, к тому же находится сейчас в подполье. Согласны,  Вы со мной Климент Ефремович?
   - Я то, согласен, - быстро ответил Ворошилов, выслушав убедительные, доводы своего заместителя. – Но, вот ОГПУ, во главе с Менжинским вряд ли со мной согласятся, они требуют строго наказать и Берзина и Антонова.
 Он окинул тяжёлым взглядом Берзина стоявшего с виноватым видом и задумался.
  - Ну, поговорите с Иосифом Виссарионовичем лично, объясните ему, что и как. Он должен понять. Поймите, если мы будем терять  таких, ценных и опытных сотрудников как Антонов, благодаря стараниям которого, мы практически оснастили самолётами весь черноморский военно-морской флот, то грош нам цена.
   Я предлагаю объявить Антонову выговор, а товарищу Берзину – замечание, и рекомендовать ему по возможности довести до всех резидентов военной разведки  о том, что использование членов иностранных компартий для агентурной работы категорически запрещено.
  - Хорошо, я согласен. Думаю, что Иосиф Виссарионович меня поймёт, сейчас же поеду к нему на приём в Кремль. Честно говоря, мне и самому не хочется «наш сор из избы выносить», но Менжинский нервничает и, наверное, уже доложил Сталину, - с сомнением высказался Ворошилов.
   Сталин, который хорошо относился к Ворошилову, внимательно выслушал его. Послушал его доводы и предложения, и утвердил его решение: объявить командиру батальона Климентию Алексеевичу Горшкову (Василию Николаевичу Антонову) за самоуправство –  выговор, а  его начальнику Берзину – замечание.
   Василий ничего этого не знал, и даже не мог себе представить, что его судьба решалась на государственном уровне.
   
 Прошла неделя, потом другая, никаких указаний об отправлении Антонова в Москву, руководству Торгпредства не поступало, в полицию его не вызвали, и Василий, стал понемногу успокаиваться.
  А 25 февраля 1927 года, через две не-дели после того события, Мария родила  второго мальчика, ростом в 52 сантиметра, и весом в 3 килограмма 550 грамм.
 Роды, на дому принимала фельдшер Торгпредства – 50-ти летняя, Клавдия Ивановна Горкина, жена Николая Николаевича Горкина, начальника хлебной секции и они прошли успешно.
  А через пять дней в Геную из Милана срочно прибыл Бьёрк, вызвал его на встречу, и сообщил о решении руководства, добавив от себя:
  - Василий Николаевич, я Вас понимаю, задание  нужно выполнять,  и агенты нужны тоже. Вам для этой цели разрешается использовать всех, включая женщин. Всех, кроме членов братских компартий. Об этом есть специальное секретное постановление ЦК ВКП (б) от 8 декабря 1926 года.
   И ещё, Вам за самоуправство объявлен  от наркома  выговор и потребовано усилить работу по закупке военных кораблей.
   Потом Бьёрк рассмеялся и  продолжил:
  - Дальше в шифровке было сказано следующее:      
«  Грегору. Выражаю благодарность, за информацию, полученную от НСБ, по военно-политической обстановке в Германии. Разрешаю новый контакт. Это направление становится особенно важным. Старик».
  Как я понял, что Вам дают добро на новую встречу с Батюшиным, так?
  - Видимо так. Я же говорил, мы с ним хорошо знакомы, и он великолепный разведчик. Хоть и бывший. Но, ведь кто-то из умных людей сказал когда-то:  что бывших разведчиков не бывает. И я с ним полностью согласен.
  - Короче так, сначала Вы сеньор Антонов получили строгий выговор от наркома, а потом благодарность от непосредственного начальника, так что, сделайте выводы, и продолжайте работать дальше…
   Мальчика назвали Николаем, Коленькой, и старший брат Алексей ежеминутно бегал к его кроватке, где спал малыш, а потом громко и чётко сообщал родителям:
- Наш ребёнок спит!
 А если видел, что малыш открыл глазки и шевелится, тут же бежал к матери и кричал:
  - Мама, мама! Он проснулся и просит кушать.
   Напряжение в душе Василия немного спало, но он всё равно ещё долгое время жил в предчувствии какой-то беды.
   Коленька, оказался первым ребёнком, родившимся у сотрудника Торгпредства в Италии, поэтому все жильцы их дома в Нерви, взяли над ним шефство, и в скором времени, он получил в подарок и ползунки, и кофточки, и пинетки на ножки и коляску для прогулок.
   А когда его по вечерам купали,  в специальной детской ванночке, которую в подарок малышу, привёз Булычёв из Рима, то посмотреть на это таинство приходили по очереди все мужчины и женщины, жившие в доме.
  Маша, видя это,  была им очень признательна, радовалась вместе со всеми и милостливо разрешала  некоторым «особо доверенным женщинам» гулять с малышом по двору в новой немецкой детской коляске.