Глава XIII. 1. Боевая служба в Тихом океане

        На снимке - атомная подводная лодка США "Джордж Вашингтон" выходит из базы.    (Предыдущее см. http://www.proza.ru/2015/11/09/1513).

         1976 год для нас начался с того, что, возвратившись из отпуска, мы, не принимая свой корабль, по плану дивизии отправились всем экипажем в Обнинск, в Учебный центр, на так называемую «Межпоходовую подготовку».  Такая поездка была очень кстати – из экипажа ушли на повышение некоторые офицеры, уволились в запас старослужащие матросы и старшины, где еще, как не в Учебном центре можно научить и отработать на тренажерах новичков? Освежить знания и навыки бывалых? Ведь на базе у нас условий почти нет, к тому же каждый день половина экипажа в нарядах да на различных хозработах. В общем, я считал, что нам крупно повезло.
         В марте, вернувшись из Обнинска, мы приняли свой корабль, и завертелось всё по новому кругу:  стрельбы, учения, проверки штабом… Но основное началось, когда командование нам поставило задачу подготовиться к Боевой службе.
         А она предстояла не такой простой. Спустя более чем 40 лет, думаю я могу о ней рассказать. Тем более, что для нашего "вероятного противника" никакого секрета в том нет. И мы и они действуем одинаково. На этот раз планировалась целая операция с участием трех наших подводных лодок и других сил флота. Суть её заключалась в том, чтобы совместными усилиями, прежде всего, конечно, наших атомных подводных лодок,  установить контакт с выходящими из базы атомными ракетными подводными лодками, (пларб), вероятного противника и в дальнейшем следить за ними в океане.  Нам с Гонтаревым предстояло действовать на выходе из базы, дальше третья лодка под командованием Каспер-Юста должна была принимать контакт от одного из нас и продолжать следить за пларб дальше. С подключением других сил флота. Наши подводные лодки готовились тщательно, проверялись на готовность штабом ТОФ. Командиров проверял и инструктировал лично заместитель Командующего ТОФ адмирал Э.Спиридонов. Кто такой был Спиридонов, старые подводники вспоминают о том с содроганием. При проверке командиров кораблей на допуск к самостоятельному управлению и командования дивизий, флотилий на соответствие занимаемым должностям по уровню знаний и практических навыков он был очень строг и не прощал ни малейших ошибок.

     И сейчас,например, кроме массы других вопросов по управлению атомной подводной лодкой, (пла), использованию не только своего оружия, технических средств наблюдения, но и противника,(тактико-технических данных, (ТТД), его кораблей, противолодочных самолетов, вертолетов, подводных лодок), Э. Спиридонов потребовал от меня, чтобы я рассчитал дальность обнаружения ракетной подводной лодки противника, (пларб) по Альбому таблиц и графиков, только что выпущенную нашим НИИ.  Я этот Альбом в глаза еще не видел, но сказать о том, значило не только не быть допущенным к выходу на БС самостоятельно, (обязательно подсадили бы начальника штаба дивизии), но и подвести командование дивизии, (они обязаны были мне по этому Альбому обеспечить обучение и устроить проверку). Пришлось на ходу пока листал его, постараться вникнуть в его суть. Когда  представил Спиридонову свои расчеты, он попытался обвинить меня в ошибке, но тут флагманский специалист РТС флота шепнул ему на ухо: "Он прав". Какое облегчение я испытал, когда понял, что не ошибся, трудно передать словами.  Только так удалось выйти из затруднительного положения и позже уйти в плавание самостоятельно.
 В конечном итоге проверку мы прошли, корабли подготовили и в заданное время вышли в море.

               Район у базы, где нам предстояло действовать, был очень сложным  в навигационном отношении. Опасные глубины, отмели, рифовые банки. Штурманам приходилось особенно тяжело, да и я почти не вылезал из штурманской рубки. От штурманов – к акустикам, потом обратно, и так постоянно, с небольшими промежутками отдыха здесь же в ЦП, в командирском кресле. Иначе было нельзя. И вскоре пришлось в том убедиться.
         Как идут дела друг у друга мы узнавали из поступающих нам с берега радиограмм. Вскоре стало известно, что Гонтарев установил с кем-то контакт и ушел из района. У меня «улова» пока не было. Зато получил радиограмму с КП ТОФ о том, что подводная лодка Каспер-Юста, (у него на борту был командир нашей дивизии В.Заморев), налетела в подводном положении на коралловый риф, повредила носовую оконечность, отчего гидроакустический комплекс полностью вышел из строя, и отозвана в базу.  И это с командиром дивизии на борту!  Вот когда штурмана поняли, почему я так строго контролирую их работу.
 
           Наконец акустики доложили мне о том, что слышат шум предположительно атомной подводной лодки. Объявил Боевую тревогу, начал сближение с целью. Наша беда была в том, что классифицировать цель, как подводную лодку, только по её шумам с нашим гидроакустическим комплексом того времени было очень трудно. Никаких иных классификаторов, кроме уха акустика, не было. А он отличить шум подводной лодки от надводной цели мог не всегда. К тому же «вероятный противник» умел маскироваться под шумы надводных кораблей. Так что, точнее, чем при помощи перископа, как я уже говорил раньше, окончательно классифицировать цель, как подводную лодку в те времена было, практически невозможно.

         Подхожу поближе на минимальном ходу, чтобы себя не обнаружить, всплываю на перископную глубину, смотрю в перископ - по пеленгу на шум, который дают акустики, идет фрегат США типа «Нокс». Вот, пожалуйста, подтверждение тому, что акустик может ошибиться. В условиях, когда на море штиль, вариаций винтов надводного корабля нет, к тому же силовая установка у «Нокса» турбинная, шум его от шума атомной подводной лодки отличить на слух очень трудно, если вообще возможно. Фрегат идет осторожно, понятно, что обследует район на предмет наличия здесь наших атомных подводных лодок. Здесь главное - уклоняться от него так, чтобы он меня не нашел. Противолодочный вертолет у него на кормовой надстройке. Не взлетел, значит, он нас пока не обнаружил. Погружаюсь поглубже, пропускаю его дальше, будучи уверенным, что за ним следом выйдет пларб. Не зря же он обследует маршрут так тщательно.
И точно!  Акустики докладывают о шуме винтов пларб. Снова осторожно выходим под перископ… Вот она, во всей красе, идет на выход из базы в надводном положении. Шум винтов подводной лодки в надводном положении намного больше, чем в подводном, потому мы её легко обнаружили.
 
     Приказываю подготовить радио о выходе пларб из базы, отпускаю её чуть подальше, чтобы не обнаружила наши антенны связи и перископ. Но не успеваем мы поднять выдвижные устройства антенн для передачи радио, как пларб начинает погружаться. Вот тут нельзя терять ни минуты, такой опыт у меня уже есть. Погружаюсь, начинаю сближение, чтобы не потерять контакт. Увы. Как только пларб погрузилась, шум сразу же пропал.  И как  я ни старался восстановить контакт, ничего не получилось. Пришлось давать радио не о слежении, а об установлении и потере контакта.  С КП ТОФ никаких распоряжений не последовало, и я остался в районе, чтобы следить за выходом из базы дальше.


         Буквально на следующие сутки «ЧП» у нас!  Из пятого отсека вахтенный доложил: «Поступление пара в аппаратную выгородку правого борта!». А пар там радиоактивный. Сразу приказываю объявить по кораблю: «Аварийная тревога, радиационная опасность!»  Есть у нас такой специальный сигнал. По нему все остаются в отсеках, кто где оказался на тот момент, отсеки герметизируются. Специальная аварийная партия в защитных костюмах и изолирующих аппаратах во главе с командиром 1 дивизиона по моему приказу идет обследовать реакторный отсек. Спустя пол-часа  он докладывает мне, что по вварышу стержней СУЗ, (система управления и защиты реактора), по сварке образовалась трещина, через неё поступает в выгородку радиоактивный пар. Течь пока небольшая, аппаратная выгородка герметична, система очистки справляется, в пятом, реакторном, отсеке значительного повышения радиации нет. Тем не менее, в таких случаях надо сбрасывать аварийную защиту реактора, выводить его из действия, выходить под перископ, и докладывать об аварии на берег. А там уж как начальство решит, что делать дальше. Я был уверен в том, что начальство  немедленно поднимет нас на поверхность и  вернет в базу. Не зная толком ничего, кроме того, что образовалась течь реактора, рисковать никто не будет.

          Но вот ситуация:  Гонтарев давно ушел из района, и я подозревал, не исключено, что за ложной целью. Каспер-Юст потерпел аварию и возвращен в базу. И теперь вот я… Пусть даже и не по своей вине.  Полный провал операции! Позор всему флоту.  Ладно, сейчас, в наше время, операция закончится тем, что Главком раздолбает командование ТОФ.  А если бы война?


        Командиром БЧ-5 у нас был Руслан Ткачук. Строптивый, самолюбивый до крайности, страшно не любил, если кто-то, старпом или даже командир пытались вмешиваться в его дела. И не помалкивал. Зато дело своё он знал лучше любого другого механика на дивизии.  Предлагаю ему  подумать – нельзя ли продержаться еще несколько суток, пока у нас не выйдет время пребывания в районе?  Без лишнего риска для людей, разумеется. 
 
        Руслан задумался. И я приободрился, это хороший знак, иначе он отказался бы сразу и категорически. Чуть позже собрали офицеров БЧ-5 , химика, врача на совет. Каждого, кто хотел высказаться, послушали. Суммируя мнения, Ткачук сказал, что продержаться несколько суток можно, если не сбрасывать защиту реактора, чтобы не создавать перепада температур в реакторе и на его крышке, а медленно снизить мощность до минимально-контролируемой.  Запретить проход через пятый отсек, у становить вахту у его переборок, обстановку там контролировать дистанционно, с периодическим осмотром аварийной партией. Включить на полную мощность средства очистки воздуха в пятом и смежных отсеках, постоянно следить за уровнем радиации и т.д.  Офицеры его поддержали. И я объявил решение: остаемся на своей позиции до истечения назначенного времени. Проход через отсек ограничим до минимума. Второй реактор обеспечивает нам выполнение поставленной задачи, хотя и с ограничением в скорости хода. При малейшем ухудшении обстановки, всплываем немедленно, вентилируем отсеки в атмосферу и даем радио на берег.
 
           Разумеется, всю ответственность я брал на себя. Риск?!  Да, риск, но главное, что не только лично  для себя. Оправдан ли он?  Ведь не война, главное сейчас людей не потерять.  Лишь бы отличиться?  Так на берегу за подобное могут и с должности снять, это кто как посмотрит. Нет. Я просто знал, что риск минимален, что в случае чего я со своими подчиненными смогу справиться с ухудшением ситуации, не допущу, чтобы люди пострадали. К тому же был уже опыт продолжения БС с течью в прочном корпусе еще на СФ. Ну а если сумеем всё сделать, как решили, то постоим за честь флота. Не говоря уж о том, что именно так бы сделали в военное время.
          И остались в районе. Вели разведку на входе в базу «вероятного противника», кто входит, кто выходит, какие там средства наблюдения за обстановкой, как ведется поиск наших пла и т.д. Накапливали разведданные и опыт. Установили еще раз контакт с пларб,  которая  входила в базу, сообщили о том по радио на берег. Аварийный реактор вёл себя спокойно, течь пара не увеличивалась, радиационная обстановка в отсеках оставалась в пределах нормы. В установленное время получили радиограмму с приказом закончить патрулирование в районе и возвратиться в базу.

         Самое интересное разыгралось на пирсе, где нас встречало всё начальство во главе с Командующим флотилией Б.Громовым. Сойдя на пирс, я доложил ему о выполнении поставленной задачи. Дальше полагалось доложить об обстановке на борту подводной лодки, не было ли аварий, происшествий. И вот когда я сообщил, что у меня на правом борту течь в крышке реактора, у  штабных, стоявших поблизости, вытянулись лица:
-  Как?!   И вы не доложили об этом на берег?
         Некоторые постарались незаметно слинять с пирса подальше. А вот Громов повел себя иначе.  Отвел меня в сторонку и спокойно расспросил подробно, что и как. Потом приказал убрать от того пирса все другие подводные лодки, выставить оцепление у входа на пирс, дополнительную вахту по контролю за радиационной обстановкой на пирсе. И только потом пошел в штаб, докладывать на флот.

          Комиссия штаба флота не заставила себя ждать. Работали на лодке двое суток, проверяя не только технику и действия личного состава при аварии, но и все принятые меры, всю документацию с записями о событии, решение командира и т.д. Заключение:  действия экипажа при аварии признаны безукоризненными.  Решение командира правильным и обоснованным. И точка!
         Мне были вручен, так называемый "ценный подарок" - именные часы от Главкома ВМФ, личный состав, офицеры получили благодарности в приказе. А кораблю нашему и нам предстоял переход в Большой  Камень для замены крышки реактора. История с ремонтом снова повторялась.

             Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/12/05/606